Америка глазами эмигранта. Том 1

Гнев возмущения и проклятия обрушились на голову Малхолланда. Его обвинили в технических просчетах. 73-летний старик безропотно признал свою вину. Прорыв дамбы Сент-Френсис стал самой большой трагедией, связанной с гражданским строительством, за всю историю США и превратил остаток дней Малхолланда в непрекращающийся кошмар. На судебном процессе он, рыдая, сказал: «Я завидую мертвым». И, думается, он был абсолютно искренен.

Суд признал Уильяма Малхолланда ответственным за бедствие, но невиновным в профессиональной небрежности и гибели людей. Сломленный, покрытый позором, проклинаемый тысячами обездоленных людей, съедаемый угрызениями совести, он ушел в отставку и обрек себя на самоизоляцию до конца своих дней. Таким он и умер – одиноким и несчастным, в 1935 году.

Объективности ради следует сказать, что если и есть в случившейся трагедии вина строителя, то лишь опосредованная, поскольку вся Калифорния расположена в сейсмически активной, крайне нестабильной зоне, на стыке двух тектонических плит.

В настоящее время в Южную Калифорнию поставляется вода уже не одним, а тремя акведуками из северных районов, и все они проходят над самым неспокойным и опасным разломом Сан-Андреас. Над ним же проложено большинство водопроводов, газопроводов и линий электропередачи. Чем это чревато, если эпицентр очередного землетрясения придется на Сан-Андреас, нетрудно представить.

Со временем Уильям Малхолланд был полностью реабилитирован. Его именем, как упоминалось вначале, названа прекрасная улица. Ему воздвигнут памятник. Правда, смотреть на этот памятник страшновато – постаментом ему служат фигуры гибнущих в водной стихии людей. На том месте, где стояла деревянная лачуга, в которой по приезде в Лос-Анджелес он впервые обосновался, в 1940 году открыли мемориальный фонтан. Высеченная на его основании надпись гласит:

«Уильяму Малхолланду (1855–1935): Бедный ирландский мальчик-иммигрант, который добился всего благодаря собственным усилиям, уму, целеустремленности и отваге, чтобы стать настоящим гражданином Америки. Технический гений-самоучка, истинный гуманист, отец Водной системы этого города и создатель Лос-анджелесского акведука. Этот Мемориал – это знак благодарности тех, кому посвящена его бескорыстная щедрость, и кто воспользовался плодами его предвидений».

Второй «Фонтан Малхолланда» как культурно-исторический монумент был открыт в память о его заслугах перед городом совсем недавно – в 1996 году, в Глендейле, перед центральным входом в Гриффитс Парк.

В свете тех трагических, слишком тяжелых, чтобы их просто забыть, событий, имя Уильяма Малхолланда упоминается не часто, а потому, как историческая личность, он остается в тени. Хотя роль его в судьбе Лос-Анджелеса трудно переоценить. Более того, в официальной литературе именно ему однозначно приписывается единоличная заслуга в небывалом по быстроте и размаху развитии города Ангелов.

6
Опальный благотворитель Лос-Анджелеса

А вот нелегкая и противоречивая судьба другого благотворителя. Прочитала я как-то в Los Angeles Times елейные строки об «отце-благодетеле» Лос-Анджелеса, подарившем его гражданам – на поколения вперед возможность бесплатно лицезреть космические дали, и захотелось – вместе с читателями – узнать об этом человеке побольше. Но сначала, вкратце, о том, что писала газета.

Однажды ночью, в 1908-м, человек, известный как полковник Гриффит Джи. Гриффит, заглянул в самый большой, по тем временам, телескоп и воскликнул: «Если бы все человечество могло посмотреть в этот телескоп, мир изменился бы!» День этот стал знаменательным не только для него, но и для Лос-Анджелеса. Далекие миры и планеты так его вдохновили, перевернув все его представления о жизни в целом, что он принял решение приложить все усилия к тому, чтобы астрономия стала доступна всем жителям его города. Чтобы каждый имел возможность созерцать через телескоп это чудо. И Гриффит построил (не задумал построить, а именно «построил», было написано в газете) на своей земле обсерваторию – не для ученых, а для простых смертных.

С тех пор двери Обсерватории Гриффита открыты для всех желающий, причем бесплатно. Обрела она популярность и в Голливуде, прославившем ее в своих фильмах и превратившем в этакую икону Лос-Анджелеса, в его «интернациональную эмблему», отраженную как минимум в дюжине фильмов, не считая телесериалов, комиксов, видеоигр и пр.

Но загвоздка в том, что Гриффит умер в 1919-м, а Обсерватория была построена в 1935-м, то есть через 16 лет после его смерти. Налицо явное смещение во времени. Хотя идея и деньги, на которые ее создали, принадлежат именно ему, в самой подаче фактов прослеживается… несоответствие, что ли.

Об обсерватории для народа Гриффит действительно мечтал, и очень хотел ее построить, но ему не позволили, как человеку, дискредитировавшему себя в глазах общества, как «одному из самых невообразимых персонажей в истории Л-А». Его имя город предпочел бы, наверное, напрочь забыть, но вынужден был назвать им сначала (ныне) Голливудские горы, затем – городской парк и обсерваторию-планетарий. С ним напрямую связан и первый летний театр под открытым небом. Причина тому – его щедрая благотворительность. Не правда ли, вклад в культурную жизнь города более чем солидный, чтобы увековечить себя для потомков. Но… Но!

Так, кто же он, Colonel Griffith J. (Jenkins) Griffith? Кстати, полковником он никогда не был, не дослужившись выше «майора калифорнийской Национальной гвардии», но во все энциклопедии вошел как «полковник Гриффит».

Будучи уроженцем Уэльса, Дженкинс иммигрировал в США в 1866 году 14-летним подростком, без денег, образования и стабильной семьи. Он осел в Эшленде, в Пенсильвании, где его приютила пожилая пара, предоставив жилье, питание и возможность посещать соседнюю общественную школу в обмен на его труд. Гриффит был очень энергичным и смекалистым молодым человеком. В 23 года он подался на «Дикий Запад», где устроился на работу репортером газеты «Сан-Франциско», найдя свою собственную золотоносную нишу.

Хорошо поднаторев в горнодобывающей промышленности, особенно по части серебряных рудников тихоокеанского побережья, и не только Америки, но и Мексики, он стал востребованным экспертом в этой области, богатея день ото дня. Умело выискивал и выуживал конфиденциальные сведения о разработке крупных месторождений и о тех, кто этим занимался, а затем манипулировал ими, попутно вкладывая в наиболее перспективные прииски и свои собственные сбережения.

В 1882 году Гриффит переехал в Лос-Анджелес, уже не безродным иммигрантом, а осанистым буржуа, «полковником Гриффит», купив гигантский кусок земли, размерами более 4 тысяч акров (16 кв км) – покрытые лесами холмы (включая Голливудские), плавно переходящие в равнину, и часть реки Лос-Анджелес. То была не просто земля, а знаменитое Ранчо Los Feliz, более ста лет принадлежавшее семье капрала Винсенте Фелиса, получившего права на него от испанского губернатора Калифорнии в 1770-х годах. Продав (частично) городу свои права на воду, Гриффит тем самым за два года окупил затраты на приобретенное ранчо.

А потом его вдруг обуяла страсть стать общественным благотворителем, осчастливить горожан своими щедротами. «Большому городу нужен большой парк» – провозгласил Гриффит, и в 1896 году подарил практически все свои земли (кроме имения, в котором жил) Лос-Анджелесу – под городской парк, с единственным условием: парк должен оставаться бесплатным и носить его имя. Оформляя в мэрии дарственную, он сказал: «Это должно быть место для отдыха масс, курорт для рядовых, простых людей. Хочу вернуть свой долг обществу, в котором я процветал». Похвально и гуманно, ничего не скажешь.

Увы, далеко не все восприняли такой поступок, как щедрость филантропа. То ли люди злы и неблагодарны, то ли он действительно давал своим современникам повод для сарказма. Миниатюрный ростом, но с большими амбициями, он хотел объявить всему миру о своем новом статусе богатого, всесильного американца. Он хотел, чтобы весь Лос-Анджелес, в котором он поселился, узнал о нем. По крайней мере так это было воспринято. Его непомерная чванливость раздражала людей, вызывая негативные реакции. Как только беднягу не называли – «напыщенным индюком», «эгоистичным карликом», «напыжившимся коротышкой»…

В 37 лет Гриффит женился на 23-летней дочери владельца отеля, Мэри Агнес Кристине Месмер (Близкие ее звали Тина). Их брак продлился 16 лет, окончившись трагедией для обоих.

Удачливый журналист-бизнесмен, пристрастившись к алкоголю, постепенно превратился в параноика. Говорили, что он выпивал по 2 литра виски в день. И по видимому на почве алкоголизма у него случались «глюки», когда ему начинало казаться, например, что его жена в тайном сговоре с самим Папой Римским и что они задумали отравить его, чтобы завладеть его деньгами.

Беспокоясь за состояние мужа и пугаясь его неадекватности, Тина уговорила Дженкинса взять отпуск и пожить с месяц на берегу океана. Они сняли президентский люкс в фешенебельном отеле Аркадия, в Санта-Монике, проведя там, как и планировали, почти месяц.

Отдых подошел к концу. Собираясь к отъезду, Тина складывала в чемодан вещи, когда в комнату вошел супруг с молитвенником в одной руке и револьвером в другой. (Оба они были набожными, но он – протестант, она – католичка. Пререкания на религиозной почве между ними часто заканчивались скандалами.) Протянув ей молитвенник – видимо вместо слов: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» – он без лишних слов прицелился и выстрелил ей в голову.

В последний момент она дернула головой, и это спасло ей жизнь. Пуля прошла сквозь бровь и засела во лбу. Раненая, истекающая кровью, она выбросилась из окна. Ей снова повезло – падая, Тина приземлилась на тент нижнего этажа и успела вползти в открытое окно другого номера, прежде чем потеряла сознание… Ее долго лечили. Совсем еще молодая женщина лишилась одного глаза и навсегда осталась больной и изуродованной.

Весь Лос-Анджелес всколыхнула эта ужасная и нелепая история. Одни ненави-дели Гриффита, другие презирали, третьи считали сумасшедшим. Современники говорили: полковнику повезло, что его не линчевали. На многочисленных слушаниях в суде поднимался вопрос о его смертной казни. Гриффит нанял лучших адвокатов, и они его практически отстояли. Один из них задал вопрос пострадавшей супруге: «Вы ведь знаете, госпожа Гриффит, что Ваш муж никогда бы не выстрелил в Вас, если бы не был алкоголиком, параноиком или сумасшедшим?» И госпожа Гриффит не могла не согласиться.

Ему поставили диагноз алкогольный психоз с параноидальным бредом. Таким образом за попытку убить собственную жену, которую спасла от верной смерти лишь случайность и которая по его милости навсегда осталась калекой, Гриффит получил минимальное наказание, по статье «нападение с применением огнестрельного оружия» – два года тюремного заключения, с условием, что он будет лечиться от алкогольной зависимости.

Сразу же после суда, по требованию Тины, был оформлен развод. Заботы о ней взял на себя их единственный сын, Ванделл (Ван), которому в ту пору было всего 15 лет.

Избавившись в тюрьме Сан-Квентин от своего пагубного пристрастия, Гриффит видимо глубоко страдал от содеянного. Он имел возможность работать в тюремной библиотеке, но предпочел тяжелый труд на джутовой фабрике вместе с остальными заключенными. А когда, год спустя, за примерное поведение, ему предложили условно-досрочное освобождение, он отказался, заявив, что должен получить свое наказание сполна.

Выйдя на свободу, опозоривший себя магнат не пожелал уехать из Лос-Анджелеса, оставшись верным ему до конца своих дней… и даже после смерти. Он стал другим человеком. Забыл про алкоголь. Будучи в разводе, он заботился о бывшей супруге, поддерживая ее во всех ее благотворительных мероприятиях, помогал сыну ухаживать за ней, следил за тем, чтобы сын получил образование (правда, последнее – по решению суда). Тина дожила до седой старости, на 30 лет пережив мужа-злодея.

Несмотря на все житейские перипетии Гриффит не отказался от своих масштабных задумок. Более того, он словно пытался любой ценой искупить свою вину, свой позор не только перед женой и сыном, но и перед обществом. Читал лекции по реформе пенитенциарной системы, благо обрел в этой области личный опыт, и много времени, сил и средств уделял основанному им парку. Его капиталы и земли в Мексике по-прежнему принадлежали ему.

В 1912 году он предложил городу $100 000 на строительство обсерватории на вершине Голливудских гор. (Горы Гриффита переименовали, когда он попал в тюрьму.) Вот тогда-то, в письме в мэрию Лос-Анджелеса, полковник и написал о своей мечте подарить простым людям города возможность смотреть через телескоп на просторы Вселенной.

В любом другом случае городские власти с радостью приняли бы такой дар. Но от подношения человека с репутацией «женоубийцы» наотрез отказались. Никто не забыл и не простил ему того, что он натворил. На первой странице лос-анджелесской газеты появилась статья неизвестного горожанина: «От имени подрастающего поколения мальчиков и девочек мы протестуем против принятия этого подкупа… Наше сообщество не настолько бедное, и не настолько потеряло чувство общественного приличия, чтобы позволить себе принять эти деньги.»

Гриффит продолжал вынашивать свою идею, консультировался с астрономами, с изобретателями телескопов, с архитекторами. Сам делал чертежи будущего здания. На следующий год он предложил еще $ 50 000 – на создание в его парке Греческого театра. «Греческий» потому, что он задумал его в форме амфитеатра.

В конце концов мэрия приняла дары Гриффита, и даже назначила его главой Попечительского совета по надзору за строительством обсерватории и театра, но тем дело и кончилось. Увидеть воплощенными в жизнь свои идеи ему было не суждено. В один момент комиссия, направленная в парк, собралась даже подать на него в суд, дабы заблокировать его пожертвования. Тогда он пошел другим путем – открыл целевой фонд для обеспечения средствами будущих строительных работ на обоих объектах – после того, как его не станет. А не стало его, как упоминалось, в 1919-м.

The Greek Theatre, первый, а следовательно самый старый зеленый театр Лос-Анджелеса, рассчитанный на 5700 зрителей, был открыт в 1929 году – на деньги, завещанные Гриффитом, и сразу же стал одним из исторических мест города. Уютно устроившийся на просторной поляне в глубине парка, под необъятным звездным небом, в окружении дико растущего леса, он неизменно собирает зрителей на концерты как классической, так и самой современной музыки.

Что же касается обсерватории, то даже после его смерти до 1930 года ничего не предпринималось. А когда несколько городов США начали вводить, как новшество, в обиход планетарии, зашевелился и Лос-Анджелес, вспомнив о фонде Гриффита. В отличие от тех, других, этот театр-планетарий стал, как задумывал лос-анджелесский опальный благодетель, дополнением к обсерватории.

Первых посетителей Обсерватория Гриффита приняла в 1935 году – свыше 13 тысяч за 5 дней. Они увидели маятник Фуко, который был сконструирован для показа вращения Земли; цейссовский 305-миллиметровый телескоп-рефрактор; трёхпучковый гелиостат (солнечный телескоп) в западном куполе; и 11-метровую рельефную модель северного полюса Луны. Под большим центральным куполом – оригинального дизайна планетарий, который в годы Второй Мировой Войны использовался для тренировок пилотов в небесной навигации. А в 1960-х здесь тренировали астронавтов программы «Аполлон».

В противовес дифирамбам в сегодняшней прессе, приведу выдержку из романа Рэндела Фрейкса «Терминатор» (легшего в основу одноименного блокбастера). Главу, обозначенную «День первый. Лос-Анджелес, Калифорния, обсерватория Гриффит-парк, 9 марта 1984 года», он начинает так:

«В свое время обсерватория служила ученым подлинным окном в космос. Однако научный центр, открывавший специалистам уникальную возможность наблюдать с высоты горных вершин за ходом космических часов, просуществовал здесь недолго. Работу телескопов затрудняла густая паутина огней над раскинувшимся в долине городом, а ставшее непроницаемым с годами тяжелое облако смога и выхлопных газов сделало наблюдение за небесными светилами невозможным.

Обсерватория бездействовала, пока ее не превратили в обычный планетарий. Для развлечения посетителей под сводами куполов изобразили картину звездного неба, за точность которой давно уже никто не ручался. С появлением лазерных шоу – ужасающая смесь рок-музыки, световых эффектов и всевозможных оптических трюков на космические темы – бывший храм науки стал приманкой для туристов, своего рода Диснейлендом.» Не случайно местные жители его так и называют: «популярный туристический аттракцион».

С 2002 по 2006 год Обсерватория была закрыта на капремонт, обошедшийся в $63 млн. А после торжественного открытия переживает новое рождение. Паломничест-во на ее высоты не иссякает. В выходные и праздники невозможно найти место для парковки не только на просторной площадке перед «небесным зданием», но и на подступах к нему – на обочинах вьющегося по склону холма шоссе. Помпезное, трехкупольное сооружение доминирует над окрестностями этаким «капюшоном Лос-Анджелеса», как его окрестили, возвышаясь на южном склоне горы Голливуд. И туристы стремятся подняться сюда в первую очередь для того, чтобы с высоты птичьего полета полюбоваться даунтауном, Голливудом и Тихим океаном – зрелище действительно умопомрачительное.

Вот так и получилось, что память об этом непростом человеке уже 100 лет хранит в себе огромный кусок Лос-Анджелеса – задуманный им и подаренный городу парк, с обсерваторией и театром.

Griffith Park – одно из самых посещаемых мест отдыха для горожан. Живописно раскинувшийся на восточных склонах покрытых лесами гор Санта-Моника, это крупнейший городской парк в США. (В 5 раз больше Центрального парка в Нью-Йорке.) Знаменитая надпись «Голливуд» непосредственно примыкает к нему.

На его территории, помимо Греческого амфитеатра и Обсерватории, помимо многокилометровых пешеходных и конных троп по склонам гор и вдоль долины, просторных лужаек для барбикью и массовых пикников, находится городской зоопарк, карусель, детская железная дорога, ботанический сад, аттракционы, несколько музеев, четыре поля для гольфа. По северному его краю пролегает русло реки Лос-Анджелес и основной межштатный фривей (№ 5).

Сюда приходят люди всех возрастов – от новорожденных в колясках до стариков из «детских садиков» и домов престарелых. Школьники проводят здесь уроки ботаники, молодежь совершает утренние пробежки, состоятельные американцы гарцуют на лошадях или играют в гольф. Одним словом, парк живет своей полной парковой жизнью. От себя могу сказать, что это самое любимое место прогулок для нас с мужем. Когда в сердце огромного мегаполиса, всего за 10 минут езды от дома попадаешь вдруг в девственный лес – хоженую, но все равно дикую природу, где можно избавиться на время от месива машин и рутинных забот, это дорогого стоит. И невольно испытываешь к человеку, чье имя парк носит, огромное чувство благодарности за такой подарок.

Перед центральным входом в Гриффит парк сравнительно недавно был установлен 14-метровый бронзовый монумент полковнику, изобразивший его щеголем в длинном макентоше, опирающимся на трость. Быть может калифорнийцы решили реабилитировать своего опального благодетеля – за сроком давности, так сказать, и сделать из него национального героя? Он это однозначно заслужил.

В истории Лос-Анджелеса есть только два таких человека – внесших в благосостояние города колоссальный вклад, но опозоривших себя при жизни – Гриффит Джи. Гриффит и Уильям Малхолланд, и потому в общем и целом очень благодарные американцы, свято чтящие своих героев, об этих двоих предпочитают хранить деликатное молчание. По иронии судьбы монументы обоим – Гриффиту и Маллхолланду, воздвигнутые уже в наши дни, стоят друг против друга, по обе стороны улицы Лос-Фелис.

7
Хотите верьте, хотите нет!

На углу знаменитого бульвара Голливуд и Хайленд авеню есть странного вида здание с забавным объемным динозавром на крыше, грызущим – выбивая искру – часы, стрелки которых идут в обратном направлении. Так выглядит вывеска-реклама музея под названием Ripley's Believe it or Not! – Музей Рипли «Хотите верьте, хотите нет!».

Жил в Штатах такой неординарный, своеобразный человек Роберт Рипли – художник-карикатурист, репортер, антрополог-любитель, заядлый путешественник и коллекционер. Он броско одевался, носил только широкие, двухцветные галстуки и, если верить молве, предпочитал рисовать свои карикатуры вверх ногами – в перевернутом виде. Его как магнитом влекло к любым проявлениям аномалии, порой уродливым, патологическим, главное, чтоб не обыденным.

Даже в личной жизни у него все складывалось «не как у людей». В 29 лет Рипли женился на красивой девочке, Беатрис Робертс, которой было всего… 14-лет. Через несколько месяцев брак их распался, но официально они развелись 7 лет спустя. Позднее Беатрис стала киноактрисой, а Роберт объявил себя убежденным холостяком и больше не пытался создать семью, целиком отдавшись своим многочисленным хобби и страстно желая, чтобы его увлечения и находки разделило с ним как можно большее количество людей.

Robert LeRoy Ripley родился в Калифорнии, в 1890 году. Карьеру свою начинал с газетных и журнальных комиксов, которые вскоре уже перепечатывались и переводились в разных странах мира почти на два десятка языков, благодаря чему с ними познакомилось более 80 миллионов человек.

Темы и тексты своих карикатур он акцентировал на малоизвестных фактах и явлениях, на необычных и экзотических местах и уникальных способностях людей. Популярность ему, как художнику, обеспечивали в основном рисунки, сделанные по предложениям читателей, присылавших фотографии из разных уголков Америки, а потом и со всего мира, на которых могли быть запечатлены, скажем, необычной формы овощи, анатомические уродцы, человек-магнит, притягивающий к себе металлические предметы… Он документировал все эти фотографии, имена людей их приславших, и место отправки, а затем публиковал, снабжая карикатурами и разъяснениями. Под рубрикой «Хотите верьте, хотите нет!» Рипли делал рисунки, писал эссе, статьи, книги, выпускал журнал путешествий.

В 1929 г. он опубликовал рисунок, подписав его: «Хотите верьте, хотите нет, Америка не имеет национального гимна». На тот период считалось, что «Звездное знамя» – песня на слова Фрэнсиса Скотта Ки, под мелодию популярной английской застольной «Анакреон в раю», и есть национальный гимн Соединенных Штатов. Но Конгресс ее официально «на должность гимна» не утверждал. Выпад Рипли не прошел впустую – вопрос был поднят, «застольную» обсудили, и в 1931 г. президент Герберт Гувер принял «Звездное знамя» как национальный гимн США.

Свое первое кругосветное путешествие Рипли совершил в 32 года. За оставшу-юся жизнь (а скончался он в 1949-м, от сердечного приступа, в возрасте 58 лет) этот неутомимый охотник за чудесами объездил две сотни стран, в общей сложности обогнув земной шар раз 18 – на самолете, параходе, поездом, в лодке, пешком, верхом на лошади, слоне, верблюде и т. д. Выискивая все самое диковинное, парадоксальное, он добирался до джунглей Центральной и Южной Америки, до островов Японии, в Малайзию, на Филиппины, в Таиланд, Китай, Африку, на Кавказ… Наверное проще было бы сказать, где он не был.

За страсть к путешествиям и неуемную любознательность его называли современным Марко Поло. Поговаривали, что именно Роберт Рипли стал прототипом вымышленного персонажа Индиана Джонс, что сценарии к серии приключенческих одноименных фильмов частично были основаны на его путевых записях. Утверждать не берусь, поскольку все, что связано с именем этого человека, не выходит за рамки выдвинутого им самим постулата: хотите верьте, хотите нет.

«Я побывал в 201 стране мира, включая Ад (Норвегию), и самой странной вещью, которую я когда-либо видел, был Человек», – писал Рипли. («Ад» – норвежская деревушка Hell.) А его современники считали, что «самой странной вещью» в коллекции Рипли был сам мистер Рипли.

Личность Рипли привлекла внимание издателя-магната Уильяма Рэндольфа Херста, возглавлявшего синдикат King Features. Именно Херст финансировал через свою компанию все знаменитые путешествия Рипли, включая кругосветные, организуя прямые радио-шоу с разных концов света – из подводного мира, с неба, из пещеры, змеиного логова… Сотрудничал Ридли и с киностудией Warner Brothers, за один только год сделав для нее более двух десятков короткометражных фильмов под рубрикой «Хотите верьте, хотите нет!».

О мистере Рипли и его деяниях говорили и писали без конца, «больше, чем о президенте Соединенных Штатов», как отмечала New York Times, объявившая его самым популярным человеком в Америке. Необычное хобби сделало его не только популярным, но и богатым. В Нью-Йорке и Флориде он имел просторные особняки, доверху забитые собранными им экспонатами. Но самым близким сердцу для него всегда оставался его родной город Санта-Роза, в Калифорнии, с Церковью Одного Дерева в центре. Эта церковь, целиком построенная из одного ствола красного дерева 90-метровой высоты, была им занесена в список необычностей.

В 1929 году Херст взялся за воплощение в жизнь идеи Рипли открыть музей-кунсткамеру, в рамках своего синдиката, разослав проект в 17 стран. В 1933-м Рипли впервые продемонстрировал собранную им коллекцию всевозможных странностей и необычностей на Всемирной ярмарке в Чикаго. Свой первый музей – Odditorium, он открыл там же, в Чикаго. Американцам это понравилось, и одноименные музеи начали появляться в Сан-Диего, Далласе, Кливленде, Сан-Франциско, Нью-Йорке, Орландо (во Флориде).

Понятно, что пионером в этом деле Роберт Рипли не стал. Кунсткамеры (что на немецком означает кабинет или музей редкостей) были в ходу уже давно, где-то с XVI–XVII вв, при княжеских и королевских дворах Европы, в частности. Первый российский естественно-научный музей в Санкт-Петербурге, например, ныне Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого, возник на основе Петровской Кунсткамеры («государева Кабинета») в 1714 году. Но инициатива Рипли привлека-тельна еще и тем, что она обрела вдруг неожиданный и беспрецедентный размах.

Вслед за Америкой Odditoriums Рипли начали открываться и в других странах. Самый большой из всех находится в Лондоне, на Пиккадилли Сиркус. В красивом 6-этажном здании (безо всяких бутафорских наворотов снаружи) разместилось более 700 экспонатов и артефактов, собранных со всего света Рипли и его последователями.

В настоящее время 30 филиалов музея «Ripley's Believe it or Not!» функциониру-ют в 26 странах мира. Подавляющее большинство из них открылось уже после смерти самого Рипли. Почти все здания музеев, построенные по его эскизам, такие же странные и необычные, как и их содержимое. Одни выглядят так, будто чудом уцелели после катастрофического землетрясения – с зияющими трещинами и проломами на фасаде; в другие врезался либо самолет, либо акула. В Панама Сити сам музей – в виде круизного корабля, врезался в берег или был выброшен цунами. Музей в Онтарио, в Канаде, иммитирует упавший небоскреб с ликующим Кинг Конгом на крыше. На голливудском – самом молодом, сидит, как я упоминала, динозавр с часами. Думается, и сеть знаменитых магазинов Fry’s Electronic, с их фантастически-космическим дизайном внутри и снаружи, возникла под влиянием музеев Рипли.

Так что же собирал Роберт Рипли и что демонстрируется в музеях его имени? Аномалии, за которыми он охотился, бывают не только врожденные, но и приобретенные – как результат национальных или племенных традиций. Вспомним несколько примеров, как правило, связанных с понятиями «женской красоты».

Высоко ценимые в Древнем Китае на протяжении 10 веков 20-сантиметровые «лотосовые ножки» и семенящая, неустойчивая походка китаянок достигались бинтованием стоп девочек, причинявшим им физические страдания и лишавшим их подвижности. Ножка, умещавшаяся в крошечный башмачок, была для невесты путевкой в жизнь, как признак хорошего тона, родовитости и благосостояния семьи, а по сути – уродливым «копытом» с согнутым под прямым углом подъемом и полностью свернутыми под стопу четырьмя пальцами.

«Женщины-жирафы» племени Мьянауна, в Бирме, и красных каренов, на границе между Бирмой и Таиландом, обладают самыми длинными шеями в мире – до 50 см! Начиная с 5 лет девочкам надевают на шею по одному медному или латунному кольцу раз в 3 года. Если у взрослой девушки снять 6–8 килограмм колец, ее вытянутая и ослабленная таким путем шея не сможет держать голову, и она либо умрет, либо вынуждена будет провести остаток жизни в постели.

Женщины некоторых африканских племен, в частности – сурма и музи на юге Эфиопии, украшают себя растягиванием нижней губы и двумя выбитыми зубами. С этой целью под губой делают дыру и используют глиняный губной диск или блюдце, с каждым годом все большего диаметра, пока он не достигнет 30 см. То же самое они делают с мочками ушей – дырявят их, вставляют кольца, палки, клинья.

На острове Борнео мочки ушей оттягивают до плеч с помощью подвешенных к ним бронзовых гирь, вес которых постепенно достигает 3 кг. Оттягивать уши и одевать на ноги девочек деревянные колодки считалось верхом элегантности и в Японии.

В горах Южного Тибета женщины племени апатани разукрашивали лица татуировкой, а дырки проделывали в ноздрях, используя в виде распорки деревянные пробки, диаметром с пятак. Ну и так далее.

И во все эти места Рипли сумел добраться, соприкоснувшись с «местной эстетикой», описал ее, сфотографировал, зарисовал, а если получалось, то и захватывал с собой артифакты – в виде керамических дисков для губ или уродливых остроносых дамских башмачков с изящной вышивкой.

Китаю он вообще отдавал особое предпочтение. Рипли четырежды посетил эту древнюю страну, раздобыв там сотни трофеев, в числе которых и однозначно художес-твенные. Вне конкуренции среди них макет колесницы китайского императора, стоимостью в миллионы долларов. Колесница, вырезанная из цельного куска яшмы, стала одним из самых дорогих его приобретений.

К категории эстетичных артефактов можно отнести и такие, как, скажем, копию «Тайной вечери» Леонардо да Винчи на рисовом зернышке, модель Тауэрского моста или Храма Василия Блаженного из спичек.

К достоверности всех экспонатов своей коллекции Рипли относился с большой ответственностью и гордился тем, что может «доказать каждое сделанное им заявление», так как держал нескольких профессиональных экспертов, проверявших все присылаемые ему диковины на подлинность. Кроме того с ним, а потом и без него, на протяжении 52 лет (с 1923 по 1975) работал известный специалист-исследователь и полиглот Норберт Пирлот, занимавшийся отбором фактов и артифактов.