От злости, накопившейся в душе, я резко захлопнул дверцу шкафа так, что она, сорвавшись с петель, на которых прежде едва держалась, с грохотом хлопнулась вниз. Спящий на диване отец аж подскочил от такого грохота, растерянно озираясь по сторонам:
– Что такое?! – вскрикнул он, спросонок выпучив глаза.
Глянув на меня и убедившись, что со мной всё в порядке, он завалился на подушку и захрапел как ни в чём не бывало, оставляя меня наедине с моими недобрыми мыслями.
– Я точно достоин лучшего, – думал я, – Это не моя жизнь. Я не должен так существовать. Я непременно верну своё состояние!
Правда, пока ещё не очень представлял каким образом.
***
Итак, мне стукнуло четыре.
С утра до вечера я ютился на широком подоконнике, любуясь одним единственным деревом, растущим на детской площадке. В руках я держал листок бумаги и карандаш. Но вместо того, чтобы рисовать дерево, писал какие – то замысловатые цифры. Почему? Сам не знаю. Почему именно в одной и той же последовательности? Исписав весь листок, я непременно брался за другой, выводя ту же самую комбинацию чисел. Вернувшаяся как-то раз с работы мать, заметила это и воссияла так, как никогда прежде.
– Математик! – на радостях воскликнула она, потрепав при этом мои волосы, – Видимо какими – то талантами мой ребёнок всё же обладает.
– Ёжик, – рявкнула она, поглядывая на вошедшего в комнату отца, – Может отдадим сынулю в математическую школу? Смотри, какие числа выводит. Считать ещё толком не умеет, а уже рисует.
– Рисует это хорошо. Может тогда в художественную отдадим?
– Что? В художественную, да вы в своём уме?! Я никогда не умел рисовать! Да из меня художник, как из слона спецназовец! – возмущению моему не было предела. Мать, словно считав мою ненависть к изобразительному искусству вовремя вмешалась в ситуацию.
– Нет, будет математиком! – решительно заявила она, проявляя стальную мужскую волю, ведь единственным мужиком в нашей семье, не считая меня, конечно, всё же была именно она.
Предчувствуя безрадостные перспективы, я и тут поморщился, припоминая свои никудышные познания в точных науках. Впрочем, не отрицаю, это решение было куда лучше предыдущего, ведь деньги прежде я всё же неплохо умел считать, тем более их зарабатывать. На том и порешили.
***
В один из дней мать вернулась с работы необычайно поникшая. Она зашла в комнату, села на диван, и обхватив руками голову зарыдала. Для меня это было подобно началу ядерной войны, так как я и представить себе не мог, что эта волевая во всех отношениях женщина может когда-либо проявить подобную слабость.
– Сто случилёсь? – поинтересовался я, испытывая дикий страх в сложившейся ситуации.
Она сквозь слёзы взглянула на меня и протянула ко мне свои толстые ручищи, резко притягивая к себе.
– У нас больше нет папы, – воскликнула она и снова заголосила.
Спустя пару дней на похоронах, я узнал, что пьяного отца сбила машина. Так мы с матерью остались одни. Она, конечно, пыталась в последствии устроить свою личную жизнь, но благодаря моим упорным стараниям, это у нее плохо получалось. А я тем временем, намеренно, продолжал пить кровь у её ухажёров, чтобы те надолго не задерживались на нашей скудной жилплощади. Так я мстил матери за своё убогое существование. Ох уж мне этот процесс перерождения душ! Было бы проще жить, если бы не помнить прошлого. А я помнил, и ещё как! Но, несмотря на это, в моей голове всё ещё существовали незначительные информационные пробелы. Например, эти цифры, которые я вновь и вновь выводил на сотом листке бумаги, никак не давали мне покоя. Почему именно эти цифры? Почему в такой последовательности?
***
Так пришёл мой пятый День рождения. Впервые в своей жизни я не получил в подарок ни куклы, ни очередного розового платьица, чему был несказанно рад. Положительные эмоции и стали дорогим подарком в этот знаменательный день.
Как-то раз в гости к матери заглянул незнакомый мне мужик.
– Здорово, Женёк! – бесцеремонно буркнул он.
– Здоово! – в свои пять лет я не выговаривал пол алфавита отчего жутко страдал.
– Ну, иди сюда, – он протянул ко мне руки. Мать улыбнулась и пошла на кухню заваривать чай.
– Виктор усадил меня к себе на колени. Недолго думая, я описался.
– Боже мой! – заорал он и тотчас смахнул меня с колен, как котёнка.
В этот момент в комнату влетела мать и словно кудахтающая наседка бросилась к нему.
– Что он опять натворил? – восклицала она, старательно вытирая мокрые штаны «пассажира». Да именно так я величал приходящих в жизнь матери мужчин, зная, что ни один из них не задержится в нашей лачуге надолго. Дабы не получить очередной подзатыльник, я наигранно завыл, делая вид, что произошедшее – случайность.
Мать нервно переодела меня и выпроводила из комнаты, решив остаться со своим любовником наедине. На радостях, воспользовавшись случаем, я побежал на улицу, чтобы в очередной раз увидеть Катю. Катя – девочка из нашего двора. Вначале она не обращала на меня никакого внимания, как и остальные ребята, но я настойчиво сверлил её взглядом, и на этот раз она всё-таки сдалась.
– Ты кто? – спросила она.
– Я – Зэня, а ты? – гордо произнес я с ломанным «иностранным» акцентом.
– Катя, – ответила она. – А у тебя редкое имя. Никогда не слышала такого.
– Посему? – удивился я. – Осень дасе.
– Что, что? – она с издёвкой улыбнулась.
– Осень дасе не едкое.
– Не поняла? – она снова улыбнулась.
– Я говолю меня зовут Зэня.
– Наверное, Женя? – на этот раз она понимающе взглянула на меня.
Я утвердительно кивнул.
– Ты откуда? – опять поинтересовалась она.
– Отсюда, – я указал пальцем на своё окно.
– А я здесь живу, – она махнула рукой в сторону соседнего дома. – А сколько тебе лет? – Катя умело поддерживала беседу.
– Пять, – уверенно отвечал я.
– А мне уже шесть с половиной, – гордо объявила она, давая мне тем самым понять, что я слишком мал для неё. – В этом году пойду в первый класс. А ты, наверное, ещё в детский садик ходишь?
Я отрицательно покачал головой.
– Нет, дома с бабой сизу. – грустно произнёс я, почёсывая за ухом. Почему-то именно в этот момент оно зачесалось настолько сильно, что я по-собачьи продолжал его теребить, до тех пор, пока зуд не стих.
– С кем? – она удивлённо глядела на меня, словно не расслышала моих слов.
– С бабой, – снова повторил я, осознавая прямой смысл сказанного.
– А что так? – не унималась моя новая подружка.
Я пожал плечами.
В окне соседнего дома показалась женщина.
– Катя, домой! – закричала она.
– Ну что, мне пора, – произнесла девочка, послушно слезая с качелей.
– Я пловозу, – вдруг догнав её, по-джентельменски произнёс я.
– Хорошо, проводи.
Мы поднялись на второй этаж. На пороге нас встретила молодая женщина на вид лет двадцати семи.
– А это кто, Катюш? – она, улыбаясь глядела на меня.
– Это мой друг – Женя, – произнесла уверенно Катя, отчего я её даже зауважал, ведь это был первый человек, который назвал меня своим другом. Прежде во дворе никто из ребят не хотел дружить со мной, считая меня дефектным из-за моей речи.
– Здластвуйте! – отчеканил я приветствие.
– Ну, проходи, Женя, – женщина отошла в сторону, давая нам пройти, – Разувайтесь, мойте руки и за стол, – произнесла она тем же приятным голосом и пошла на кухню.
Катя сняла обувь, посматривая на меня немного свысока.
– Ну, что ты? Давай, разувайся.
На пороге стояли женские туфли, по всей видимости, принадлежащие Катиной маме.
Пока я раздумывал снимать мне свои башмаки или нет, понимая, что под ними рваные носки, Катя влезла в мамины башмаки и стала красоваться перед зеркалом, разглядывая своё отражение.
– Что ты делаешь? – удивился я, – а мама не заугает?
– Нет, – она у меня добрая. Да и к тому же, когда я была большая, тоже носила такие туфли.
– Не понял? – удивился я.
– Ну, я же сказала, когда я была большая, то носила такую обувь, – повторила она. Хотя нет, не такую. У меня были ещё более красивые туфли! А платья! – она восхищённо покачала головой. – У меня был муж и трое детей. А ещё, у нас был роскошный экипаж и своя прислуга, – совсем тихо произнесла она почти полушёпотом, настороженно поглядывая по сторонам, будто боясь, что нас могут подслушать.
– Ты хочешь скасать, ты помнис сто с тобой было, когда ты была больсой? – произнёс я на ломанном русском, ощущая себя полным фуфлом с такой обалденной дикцией.
– Не всё, конечно, ну кое-что помню.
– К столу! – снова послышался голос женщины из кухни.
– Ладно, давай быстрее, а то мама не любит ждать, – как-то совсем по-взрослому произнесла она.
Разувшись и помыв руки, вслед за Катей я устремился к столу. Несомненно, было стыдно за свои порванные носки, но желудок взял верх над разумом.
– Вот это да! – подумал я, глядя на стол, – Вот это я понимаю! Здесь всё по серьёзному! На столе было столько всякой всячины, что глаза разбегались.
– Вот, если бы мне так! – подумывал я, припоминая, как когда-то поглощал деликатесы с устойчивым постоянством, не испытывая при этом никаких эмоций, воспринимая все блага жизни как должное. Зажрался! Да, определённо зажрался! – думал я, – Если бы всё вернуть сначала. Я бы, наверное, по-другому смотрел на многие вещи, которые ранее просто не замечал и откровенно не ценил. Я бы … хотя, что это я?! Вряд ли всё сначала может быть! Мне уже никогда не быть тем, кем я был прежде. И никогда я не смогу никому доказать, что я – Андрей Борисов с Рублёвки, а не обычный Женя из Мухосранска. Впрочем, не стоит о плохом. Ладно, довольно воспоминаний, жуй и радуйся! – подумал я про себя и стал уплетать обед за обе щеки. Я ел, а сам посматривал на Катю. Это была довольно интеллигентная девочка, с длинной косой. У неё были красивые серые глаза и нежная улыбка.