Преданные

– Давайте пробовать, – сказала Анна, улыбнувшись, когда хрустальные бокалы были наполнены вином.

Мишель покрутил свой изысканный бокал, держа его за тоненькую ножку, затем вдохнул аромат, подержал во рту глоток напитка.

– Бесподобно. Пикантное и танинное вино. Мощный вкус.

– Ароматы чернослива. И вкус… М-м-м… Неплохо, да.

– Неплохо? Я бы сказал – отлично!

– Я рада, что вам нравится. Хотите послушать, что было дальше?

– Я за этим и пришел. Вино – это приятный бонус. Кстати, цветы больше не приносили? После смерти мужа?

– Пока я жила в доме, еще дважды. Вернее, трижды.

– Со стрекозой?

– Да. Во второй букет был вложен небольшой конверт, а в нем кусочек картона, наподобие визитной карточки. На нем было написано: «Кто следующий?» Я не понимала, что это означает. – Она снова сделала глоток, задержала вино во рту, поставила бокал. – Но потом все объяснилось.

– Объяснилось?

– Это была угроза. Я так поняла. Со смерти Ноэля прошло сорок дней. Ко мне приехали Филипп с женой и дочерью. Я говорила им, что в православии есть традиция поминать усопшего на сороковой день. Мы ходили на кладбище, а потом ужинали. Взрослые уехали не очень поздно, Лея осталась у меня.

В общем, на повороте их автомобиль ушел в занос, Филипп с трудом затормозил. Слава Богу, с ними ничего серьезного не случилось. У них отвалилось заднее колесо, которое выкатилось на встречную полосу и задело еще один автомобиль. Так что пришлось оформлять протокол аварии с водителем второй машины. Страховая компания начала расследование, по чьей вине произошла авария, и обнаружила, что на заднем левом колесе, которое отвалилось, были не затянуты болты. То есть болты были сознательно кем-то ослаблены, понимаете!

– Откуда такой вывод, что м-м-м… сознательно?

– А как еще может быть? С чего вдруг такое случилось?

– То есть кто-то пробрался на территорию вашего дома, пока гости находились у вас, и раскрутили болты, так?

– Наверное, так. С кладбища мы ехали на машине Филиппа, все было нормально. Значит, пока мы ужинали. Я не знаю… Но самое ужасное… – Анна вдруг снова заплакала: то ли алкоголь, то ли воспоминания вызвали слезы. – Простите. Самое ужасное – Филипп… Он тоже подумал, что это я. Я, понимаете?

– Не понимаю.

– Ну как же! Полиция вновь обвинила меня!

– В чем вас обвинили? – не понял Мишель.

– В том, что я захотела избавиться от пасынка и его жены. То есть я сама эти болты раскрутила или наняла кого-то! Я даже не знаю, что это за болты такие и как их затягивать. А нанять кого-то? Полный бред!

– И какой мотив?

– Ну как же! Снова то же самое. Якобы я хочу единолично владеть всем состоянием Ноэля. Я спрашивала у них: зачем мне это? Что мне делать с этим состоянием?

Она снова пригубила вино. Мишель дал ей выговориться, не перебивал.

– Я отказалась от своего права «узуфрукта» и оставила дом Филиппу. Мне казалось, этот жест избавит меня в дальнейшем от подобных гнусных предположений. Я отказалась от доли дома в Бретани и переехала в эту квартиру, купленную для меня Ноэлем еще до свадьбы. Квартиру я никогда не сдавала в аренду, иногда здесь жили родственники или знакомые, приезжающие в Париж.

– Вы могли не отказываться! Никому не могут предъявить обвинение без доказательства вины.

– Знаете, отношения с Филиппом и возможность видеться с Леей для меня важнее, чем проживание в роскошном доме.

– Понимаю. А что случилось три дня назад? Почему вы решили… извините, Анна, но этот ваш поступок сегодня…

– Да, глупо. Очень глупо. Простите меня. Сама не знаю, что на меня нашло. Я устала бороться, устала доказывать, что ни в чем не виновата. И мне никто не верит! Вот что самое главное. Даже Заки! Я считала, что он понимает мою ситуацию, но и он сомневается, что я говорю правду. И потом – эти цветы! Здесь он меня тоже нашел! Это угрозы, никак иначе.

– Кто – он?

– Этот человек. Который убил Ноэля, хотел убить моих близких, угрожает мне.

– А почему вы думаете, что это он. Может, она?

– Женщина? Нет, невозможно. Женщина не могла три дня назад похитить девочек!

– Каких девочек?

– Жанет и Лею. Из-за этого меня сняли с рейса. Опять заподозрили, что это я во всем виновата. Что я их спрятала. Представляете?! Но этот тип их отпустил! Он отпустил их в семь часов утра. Как раз, когда мой самолет улетел. Без меня.

– Какая-то непонятная история. А зачем ему это нужно было?

– Ну как же! Он не хотел, чтобы я уезжала из Франции. В России он бы меня не нашел.

– А девочки при чем? Он… Если это все же Он… мог бы вас задержать другим способом. Зачем все так сложно? Он похитил девочек, а утром отпустил?

– Да!

– Бред какой-то. И что говорит Жанет? Полиция ее допрашивала?

– Конечно. Как только мы узнали, что девочки вернулись, прямо из аэропорта поехали с капитаном Заки к Филиппу. Вы не поверите! Он держал их у нас в доме!

– В каком доме, Анна? Я не понимаю.

– В нашем. То есть это уже дом Филиппа. Тот, от которого я отказалась. Он остановил машину Жанет, дал ей подышать какую-то гадость и отвез в наш дом! Там они оставались до утра. Телефон он забрал, выходить из комнаты не разрешал. В то время, когда Филипп от волнения чуть не поседел, а полиция поехала за мной в аэропорт, Жанет с Леей всю ночь находились у нас, то есть у себя дома! Под присмотром этого сумасшедшего!

Мишель понял, что за разъяснениями лучше обратиться к капитану Заки. Анна рассказывала какие-то небылицы. Что-то странное происходит, ей-Богу.

– Анна, а цветы вам продолжали приносить?

– Да. Несколько раз. Розы. Разного цвета. Со стрекозой.

– А письма какие-нибудь, записки?

– Кроме «кто следующий», были еще две. Одна перед моим переездом сюда, а вторая совсем недавно.

– Что в них?

– «У тебя был выбор» и «Разве можно предать ребенка?»

– Вы можете объяснить, что это значит?

Она покачала головой.

– Но какие-то же мысли на этот счет у вас есть?

– Никаких. – Она подняла бокал и выпила все вино. – Я пыталась найти объяснение. Я не знаю, чего Он от меня хочет.

– О каком ребенке идет речь, вы не знаете?

– Есть только Лея. Я люблю эту девочку. Еще Филипп… Но он уже давно не ребенок. – она задумалась. – Знаете, я воспитывала Филиппа с пяти лет, у нас с ним прекрасные отношения.

– Простите, Анна, за вопрос. У вас нет совместных детей с Ноэлем. Почему?

– Не получилось. – Она вздохнула. – Мы пытались, знаете. Даже искусственное оплодотворение пробовали несколько раз. Но беременность не наступала. Я очень хотела детей. Но…

– А у Ноэля только один сын?

– Один.

– А где его первая жена? Они в разводе?

– Она умерла. Насколько я знаю, во время родов. Или сразу после. Мне казалось, это болезненная тема для Ноэля, поэтому я не расспрашивала.

– А Филипп общается с родственниками своей матери?

– Нечасто. Родители Ноэля Филиппа любили. Их больше нет. Моя свекровь умерла пять лет назад, а свёкор еще в начале двухтысячных. А родители его первой жены, насколько я знаю, живы-здоровы. Живут на юге Франции. Филипп во время школьных каникул бывал у них: летом в течение двух-трех недель, осенью и весной по несколько дней. Но с возрастом их общение стало не таким частым. Не знаю почему. У них он не единственный внук, есть другие дети, внуки и правнуки.

– Ну хорошо. Я вас замучил своими расспросами. Давайте лучше поговорим о творчестве. Наверняка вот эти работы, – он кивнул на стену с картинами, выдержанными в одной стилистике, – ваши. Я прав?

Анна кивнула.

– Здесь не все, конечно. В спальне, – она указала на дверь, расположенную в углу гостиной, – мои холсты, этюды и эскизы – все неоконченные. Многие картины остались в доме. Как-нибудь, если вам будет интересно, мы можем поехать туда. Это десять километров от Парижа. Филипп не будет против.

Она оживилась и раскраснелась: ей было приятно, что Мишель интересуется ее творчеством.

– Вы что, никогда не продавали свои работы?

– Нет, только дарила. Рисовала для себя, для друзей. Когда накатывало. Я рисую, когда хорошее настроение или, наоборот, грустно.

Мишель подумал, что мог бы продать многие ее картины за приличную сумму.

– М-м… Анна, вы могли бы зарабатывать своим творчеством! А не только радовать друзей и близких.

– Я никогда не думала об этом. С Ноэлем… Знаете, я ведь ни в чем не нуждалась. Он хорошо зарабатывал. Год назад он оформил специальную страховку, и мне выплачивают каждый месяц определенную сумму. Плюс сбережения. Этого вполне хватает для жизни.

– И все же! Разве вам не будет приятно, если ваши картины купят и развесят на своих стенах ценители живописи?

– Да, наверное, мне будет приятно. – Она произнесла эту фразу с сомнением: а так ли это на самом деле?

– Вот эти, – он указал на три картины, – я бы взял прямо сегодня. Как вы к этому отнесетесь?

Она пожала плечами:

– Вы хотите мне польстить? Или вам, правда, они нравятся? – спросила она, а глаза загорелись.

– Зачем мне льстить? Мне действительно понравились ваши работы. Но вот эта… – он подошел поближе: льняной квадратный холст восемьдесят на восемьдесят, акрил, сухая кисть… удивительный портрет. – Это просто шедевр. Сколько вы за нее хотите?

Мишель смотрел на картину без рамы (она не нуждалась в раме!): портрет юноши на фоне бушующего моря. Портрет в пейзаже.

– Это единственная вещь, которую я никому не отдам.

– Почему? Вам дорог этот человек?

– Э-э… Я его не знаю. То есть этот юноша… он существует в моем воображении. Я увидела его во сне. Это было около года назад. Иначе я не понимаю, откуда он взялся. Из сна. Он стоял у могилы Шатобриана, вокруг бушевали волны. За ним крепость Сен-Мало. Такая, знаете, зримая картина. И я как будто наблюдаю со стороны моря: остров, могила Шатобриана… три стены, а четвертая – океан. Сен-Мало там вдали, лишь очертания. И этот юноша. Овеваемый ветром. Я подумала во сне, что ему одиноко, раз он остался во время прилива на острове. Кто он? Проснулась и тут же набросала несколько эскизов. Они у меня все сохранились. Маслом, карандашом… А картина родилась… я искала технику… акриловые краски и сухой подмалевок. Такие мазки, знаете… Море, ветер, волны, одинокий юноша, лицо… необычное, да. Но невероятно красивое.

– Я вас понимаю. В этой картине есть нечто нематериальное.

– Странно.

– Что именно?

– Что вы оценили.

– Странно, если бы не оценил!

– А Ноэлю картина почему-то не нравилась. Не то чтобы не нравилась, но как-то он не выделял ее.

– Он просто не разбирался в живописи, не мог разглядеть сути.

– Наверное.

– Кстати, во Франции мало используют сухую кисть.

– В России это очень распространено. Я рисовала портреты в этой технике еще в юности, в Санкт-Петербурге, будучи студенткой. Мы, студенты, так подрабатывали. И, между прочим, с Ноэлем я познакомилась в Екатерининском саду, когда он подсел ко мне и заказал свой портрет. – Она улыбнулась, глаза осветились радостью. – Воспоминания у меня никто не отнимет.

– Конечно, Анна, никто не отнимет.

Какое-то время они молчали.

– Ну, если не эту, – Мишель развел руками, – то вот эти три я возьму, не возражаете?

– С удовольствием вам их отдам.

– А цена, Анна?

– Понятия не имею. Придумайте цену сами.

С большим свертком Мишель вышел от Анны Карель. Положив картины в багажник припаркованной неподалеку машины, он набрал номер Андрея. Оставил голосовое сообщение и попросил перезвонить. Очевидно, придется заняться делом Мадам.

Бретань. За полгода до описываемых событий

Начало ноября. Море штормит; волны, клубясь и пенясь, ударяют о скалы. Весь день идет дождь и, кажется, дождь заладил надолго. Капли монотонно стучат по крыше и сбегают причудливыми узорами по оконным стеклам.

Серж Дювалье любил дождь. А наблюдать за бушующим морем – какое удовольствие! Надеть нейлоновый дождевик (в Бретани без этой одежды никак!), обуть резиновые сапоги – и к морю. Смотреть, как волны взлетают высокими валами по береговым скалам, рвутся в небо, а оттуда им навстречу падают дождевые капли, разносимые ветром.

Но сегодня, в субботний дождливый день, Серж решил остаться дома, хотя теплый свитер, дождевик и сапоги были приготовлены в прихожей для морской прогулки. Ему нужны время и спокойная обстановка, чтобы хорошо обдумать свой план. Да и сосед, Пьер Ле Гофф собирался прийти вечером – сыграть партию в «руммикуб»¹¹. Настольными играми, благодаря маме, Серж интересовался с детства, и это занятие ему нравилось. Он также любил шахматы и всяческие головоломки. Отличное проведение досуга!

Соседу логические игры давались нелегко, но он по этому поводу не переживал. Наоборот, признавался со смехом, что его обыгрывает даже шестилетний внук, по словам которого дедушка – игрок никудышний. Серж догадывался, что Ле Гофф приходит к нему не столько поиграть, сколько пообщаться: его взрослые дети, сын и дочь, приезжают редко; с супругой, довольно угрюмой дамой, за столько лет совместной жизни обо всем переговорено. Поэтому, когда Серж возвращался в бретонский дом, сосед обязательно находил какой-нибудь предлог для встречи с ним.

Вчера Пьер позвонил по телефону и пригласил юношу на обед. Серж отказался, ссылаясь на необходимость поработать дома, но предложил соседу зайти вечерком и сыграть партию в «скрэббл» или «руммикуб». Довольный Пьер обещал заглянуть…

В маленьком доме тепло и уютно: Серж разжег камин. Еще летом он и Ле Гофф заготовили дрова на зиму. Пьер каждый год договаривается с лесничим, тот организовывает рубку и доставку дров в деревенские дома. Недешево, но при нынешних ценах на газ и электричество дрова – самое то!

Серж устроился в широком и удобном кресле, взял книгу. Не читалось. Отложил роман, купленный недавно, и открыл свои записи…

Он привыкал жить без мамы. Скучал. Ему не хватало общения с ней. Особенно хотелось поделиться своими успехами. Как ни странно, жизненные трудности и неурядицы обходили его стороной. Более того, ему многое удавалось. После получения диплома он без труда нашел перспективную работу: два месяца, как Серж занимался научными исследованиями в институте биологии насекомых. Когда он предложил администрации свою кандидатуру на вакантную должность инженера-биолога, он был уверен, что его примут. Иначе быть не могло. Потому что символом ИРБИ¹² является стрекоза! Именно стрекоза красуется на всех баннерах, интернет-сайтах, плакатах и буклетах Турского университета. Либелюль… Не случайно он с такой нежностью относится к этому восхитительному созданию.

Разрабатываемый проект, научная атмосфера в группе соискателей его устраивали. Тема, над которой ему предложили работать, увлекла его с самого начала. Это так заманчиво – понимать всю сложность функционирования биологических систем! Здесь нужен научный подход на стыке биологии организма, экологии и эволюционной биологии. Через пару лет он защитит диссертацию и станет доктором наук. Мама бы гордилась им! Хотя мама гордилась им и без докторской степени…

Да, жить без мамы было нелегко. Эмоционально. Психологически. Но он справлялся.

А еще ему удалось кое-что узнать о своем рождении. Пока он не выяснил, кто его родители, но он на верном пути. Остался последний рубеж… Серж предпринял собственное расследование, потому что никто другой не поможет ему докопаться до истины. И вскоре он узнает тайну своего рождения. Что делать потом с этим знанием, Серж пока не решил.

Он надеялся на маминого друга Ле Глюадека. И надо сказать, Шарль с энтузиазмом взялся за поиски отца Сержа. Да, речь шла только об отце. Как объяснить Шарлю, что Серж усыновленный ребенок? Каким-то внутренним чутьем Серж понимал, что пока не пришло время раскрывать кому-либо, даже другу, мамину тайну. А тайна эта состояла в том, что у него где-то есть не только отец, но и мать. Родители по крови.

Поначалу активный, Шарль по прошествии двух месяцев как-то сник и перестал проявлять инициативу. Серж решил, что ему не хочется этим заниматься из-за неких обязательств перед мамой. Наверное, он любил ее. Странною любовью, без нежностей и намеков на близость, но любил. А мама? Мама любила его?

Однажды он спросил ее, почему она не хочет связать свою судьбу с Шарлем? Серж ничего не имел против месье Ле Глюадека.

– Почему ты спрашиваешь об этом? – удивилась она тогда его вопросу.

– Шарль часто приезжает к нам… Он же не просто так приезжает. Когда я был маленький, он говорил мне, что очень хорошо к тебе относится, что знает тебя еще с детских лет.

– Да, он хорошо относится к нам с тобой. И мы давно знаем друг друга.

– Мне кажется, он надеется на большее. Он говорил с тобой об этом?

– У него своя жизнь, у нас своя.

– У нас?

– Да, у нас.

– А у тебя, мама? Я закончу школу и уеду учиться. Ты будешь часто оставаться одна. Еще мне кажется, он любит тебя. Ты из-за меня не хочешь быть с ним?

– Знаешь… – она задумалась. – Дело не в тебе. Дело во мне. Я не люблю Шарля. Он хороший друг. Я могу сказать так, да. Но не больше.

Потом они долго стояли на скале, обнявшись, и смотрели на море. Сержу тогда показалось, что она хотела еще что-то сказать, но не решилась.

Да, с Шарлем он стал реже видеться, хотя звонил тот достаточно часто и расспрашивал о работе. Они говорили также о том, какую надгробную плиту установить на маминой могиле, потом вместе заказали надгробие. Поиск отца Сержа они не обсуждали. Казалось, Шарль сознательно избегал разговоров на эту тему. Но и Серж решил не рассказывать ему о своем расследовании.

Он начал поиски с самого очевидного: со дня третьего октября две тысячи первого года. Для этого он отправил запрос в мэрию Сен-Жермен-ан-Ле, где было засвидетельствовано его рождение. Естественно, у Сержа есть так называемая неполная выписка из официальных документов. Однако в ней не содержится вся информация, а ему нужна была полная копия акта о рождении¹³. Ответ из мэрии пришел быстро. Не совсем такой, на который он рассчитывал, но в нем содержалась отправная точка дальнейшего поиска. В полной копии свидетельства о рождении указывалось, что ребенок мужского пола Серж Мишель Анри Дювалье родился третьего октября две тысячи первого года в двадцать три часа три минуты. Место рождения соответствовало адресу больницы Сен-Жермен-ан-Ле. В графе «отец» стоял прочерк. Мать: Элоиз Мари Дювалье, рожденная 24 июля 1974 года в Сен-Мало, по профессии санитарка. Необычным являлось то, что шестого октября заявление о рождении ребенка сделал врач Дидье Ришар.

Серж очертил для себя три исходных пункта будущего поиска.

1. Архивные записи клиники. В них должна содержаться более подробная информация о рождении каждого ребенка. К тому же Серж родился с пороком развития лица, а подобные аномалии требуют особого контроля, тщательного описания и рекомендаций по дальнейшему лечению.

2. Дидье Ришар. Почему именно врач Ришар заявил в мэрии о рождении Сержа? Какое отношение он имел к родам и роженице?

Серж провел много времени в интернете, чтобы разобраться в официальных процедурах оформления актов гражданского состояния. Оказывается, о рождении ребенка свидетельствует не мать, а другие лица: отец ребенка, врач, акушерка или некие люди, присутствовавшие при родах. Хм, некие люди… Интересно, разве посторонние могут присутствовать при родах? Может, родственники?

Мэрия выдает свидетельство о рождении ребенка на основании выписки из родильного отделения больницы. Это необходимый документ для регистрации новорожденного.

Являлся ли Дидье Ришар врачом, присутствовавшим при родах? Может, он был дежурным врачом? Тогда его заявление в мэрии лишь формальность, которую он исполнял по поручению администрации больницы. Эту информацию тоже можно найти в архиве.

3. Акушерка, принимавшая роды.

Хорошо бы встретиться с акушеркой. Женщины более разговорчивы, от них можно узнать много полезной информации.

Свой план Серж осуществил в августе. Из Тура пришел положительный ответ о зачислении его на должность инженера-биолога с первого сентября (август – период отпусков, и Турский университет не исключение). Сержа это устраивало как нельзя кстати: у него появилось свободное время для поисков. Прежде чем отправиться в парижский регион, он заказал визитные карточки: имя, должность, адрес, телефон. Этот маленький кусочек бумаги может сгодиться: с клерками из администрации – а без них никуда! – легче общаться «человеку с положением». Биологу и магистру энтомологии труднее отказать, чем рядовому гражданину, который ищет архивную информацию. Сотрудники не обязаны исполнять подобную просьбу и вполне могут отказать, сославшись на занятость, закон о нераспространении сведений или чего-нибудь еще, поэтому запастись нужно не только обаянием, но и максимумом полезных бумаг.

В больнице Сен-Жермен-ан-Ле большинство административно-технического персонала также разъехались на каникулы, но это не помешало поиску, а, наоборот, помогло. Достаточно было познакомиться с милой девушкой – социальным работником Соней…

Стук в дверь прервал его размышления. Серж бросил взгляд на часы и ухмыльнулся: Пьер Ле Гофф не преминул воспользоваться приглашением сыграть партию в «руммикуб». Хотя, как он подозревал, не игра интересовала Пьера, а дружеское общение.

Пьер довольно улыбался, извлекая из холщовой сумки две бутылки сидра собственного приготовления и кусок пирога от мадам Ле Гофф.

Серж готовил стол к игре: раскладывал игровые мольберты и плитки с цифрами, протирал салфеткой фужеры для сидра, а Пьер с восхищением и некоторым удивлением рассматривал своего молодого соседа.

Он знал Сержа с детства, помнил его маленьким, запуганным, странным, с дефектами речи и, честно сказать, некрасивым ребенком. Он наблюдал также, как на протяжении многих лет Элоиз заботилась о своем дорогом мальчике. Серж, окруженный материнской заботой, был ее главной радостью в жизни. Она водила его по врачам, договаривалась о необходимых операциях, которые помогли исправить врожденную лицевую патологию, нанимала для него учителей, психологов, логопеда. Элоиз, казалось, не замечала его некрасивости и легко относилась к трудностям, потому что знала – это исправимо. Случись у Пьера в семье такая беда, смог бы он так самоотверженно заниматься своим сыном? Он не уверен в этом. А его вечно ворчащая жена уж точно не стала бы посвящать себя ребенку с таким самоотречением.

Пока Серж подрастал, Элоиз трудилась простой санитаркой в местной больнице, и умудрялась как-то выкраивать время и деньги для воспитания и лечения своего сына. Святая женщина…

Любовь матери сотворила чудо. Сегодня перед Пьером стоял красивый молодой человек, с невероятно привлекательной улыбкой (от заячьей губы не осталось и следа), живыми зелеными глазами, длинными русыми вьющимися волосами, которые он иногда стягивал лентой в хвост. Серж не только красивый, но и умный парень: поступил в университет, получил образование и стал ученым. Ученым!

В их небольшой деревеньке живут добрые люди, работяги и крестьяне. Но мало кто из них стремится получить хорошее образование. Дети Пьера, например, даже школу не закончили. А Серж… он сумел! Уродливый ребенок мадам Элоиз Дювалье благодаря ее беззаветной любви подрос и превратился в красивого, рассудительного и, что удивительно, совсем не заносчивого молодого человека. Хотя мог бы поглядывать на соседей свысока: все-таки университет закончил.

Единственное, чего ему не хватало, – росточка. Он был невысок, как и Пьер. А Пьер не дотягивал до метра семидесяти…

– Ну что, дорогой сосед, – обратился Серж к Пьеру, потирая руки в предчувствии игры, – приступим?