Он съел только половину своей оплаты, а оставшееся предусмотрительно спрятал за пазуху. И… не пытался у меня мою сумку отобрать! Неужели, мне повезло? И хотя бы несколько часов спокойствия с защитником рядом будет?
Мы прошли час или два, не обронив ни единого слова. Мой нежданный спутник внимательно прислушивался и посматривал по сторонам. На мне взгляд незнакомца не останавливался, равнодушно скользил дальше. Отсутствие интереса ко мне немного успокаивало. Надеюсь, таким же равнодушным он будет всё время, пока мы не дойдём до Среднего города.
– Ого, ту землянику ещё не оборвали! – внезапно заметил мужчина и повернул в противоположную от дороги сторону.
Когда увидела много маленьких светло-красных и тёмных перезрелых ягод, не удержалась от радостного вскрика.
– У тебя, подозреваю, еды ещё много есть, а у меня только остатки от твоего хлеба, – пробурчал мой защитник.
– Так что, мне и горсть не нарвать?
Он сначала мрачно-мрачно посмотрел на меня – я напряглась – потом задорно мне подмигнул:
– Охота началась. Кто успел – тот и съел! – он присел, достал из кармана штанов большой и грязный платок, хотя и без соплей, а только в пыли дорожной. – Кстати, поторопись, курица. Я своей добычей делиться с тобой не буду.
Застигнутая внезапно этим новым оскорблением, да ещё и когда горсть аппетитных душистых ягод почти уже поднесла ко рту, горсть первую, сорвалась:
– Как хочешь, вредный свин.
Его пальцы разжались – и уже собранные ягоды провалились в грязь под листьями.
– Что… что ты сказала?!
– Н-ничего, – поспешно отодвигаюсь.
Он, мрачно брови сдвинув, проворчал:
– Ты смотри, сопля, я оскорблений больше не прощу!
– Л-ладно, – отодвигаюсь ещё дальше.
Запуталась за ветку подолом, вскрикнула, упала. Запоздало поняла, что подол платьев задрался, обнажая мои колени. Покраснев, села, оправила юбку. Он, как назло, на мои ноги посмотрел. Прикусил губу. Мрачно сжала в руках ветку.
– Какая ты воинственная, сопля! – ухмыльнулся он. – Да хватит зыркать-то! Я уже понял, что живой не дашься, а я потом шрамами от твоих когтей и зубов по всей шкуре буду щеголять! И хорошо, если глаза целыми будут. Короче, жри давай или собирай впрок.
Какое-то время собирала землянику в узелок из маленького полотенца, оставленного магом мне вместе с едой и кувшином молока. Сначала незаметно наблюдала за мужчиной, потом начала посматривать на него всё реже и реже, торопливо разыскивая душистые ягоды.
Как-то незаметно он оказался на расстоянии одного локтя от меня, утащив земляничку, которую не успела сорвать я. Наши взгляды встретились. В карих глазах мелькнуло недовольство.
– Чего пялишься? Не эльф ведь! На мне цветов нет, и трава не растёт! – проворчал мой спутник и начал обрывать ягоды у моей ладони.
Теперь внимательно рассмотрела незнакомца. Его грязные волосы, густые брови, подбородок, нос с горбинкой, щёки, плечи, руки. Он чем-то напоминал мне моего единственного друга. Прошло около десяти лет с того пожара. Да и вряд ли тот выбрался из пламени. Но… почему же я прислушалась к словам той женщины?
Заметив, что я его разглядываю, мой спутник собирался чего-то сказать, но я его опередила:
– На твоей левой руке есть шрам?
– Когда ты успела заметить? – недоумённо спросил мужчина.
Надо же, и у него на левой руке шрам!
– Всего лишь предположила.
Мой спутник собрался прямо по обобранным кустикам земляники отползти к другим ягодам, но я схватила его за рубашку.
– Покажи шрам!
– Чего ты ко мне прицепилась? – насмешливо сощурился. – Или мы уже где-то встречались? Но чем руки просить показывать, ты уж говори сразу, чтоб разделся совсем. Я – мужчина простой, намёки плохо понимаю.
– Я только спросила про шрам, – щёки мои запылали от стыда.
Он посмотрел на меня ещё более внимательно. Испытующе. Я не знала, куда деваться от стыда. Зачем вообще спросила?!
– Вот, посмотри и отстань! – сказал вдруг спутник мой, но голос не сердитым был, а будто растерянным.
Взгляд подняла на него. Он поднял рукав левый верхней светлой рубахи на плечо. И рукав нижней, светло-серой, стал закатывать. Но плотно прилег тот к телу. Тогда мужчина быстро распоясался – я торопливо поднялась, разбрызгивая ягоды, и отступила торопливо, отчаянно нащупывая свою сумку. А он рубашку скинул верхнюю. И нижнюю, рукав раскатав обратно. Тело крепкое, мускулистое. И шрамов много. И… и светлая полоска, отчётливо проступавшая на загорелой коже. Полоска шрама тонкого, начинавшегося на пол ладони выше кисти и заканчивавшегося у середины локтя. Рядом с длинным шрамом был и другой, короткий.
Моя рука, державшая лямку сумки, задрожала. И та выпала из разжавшихся пальцев.
Тот шрам… когда мой друг меня от воинов выпивших выхватил. И лезвие кинжала одного прошлось по его руке. Мы едва убежали в тот день. И он лежал, истекая кровью, а я страшно волновалась, что он совсем перейдёт Грань. И, плача, отрывала ткань от подола моего, но подола бы не хватило, чтобы руку всю ему обмотать. Да и он сердито за запястье меня схватил, остановил. «Не надо, – сказал, – Береги свою честь, сопля». Тогда я оторвала рукава от моего платья, чтобы раны ему перевязать. И два ужасных дня сидела подле него, покуда он боролся со слабостью за свою жизнь. Как я могла забыть тот шрам? Я не могла!
И эта встреча… внезапная эта встреча… это… это случалось только в моих снах! В сладких-сладких снах. Редких. Но передо мной сейчас был не худой угловатый парнишка, а крепкий, широкоплечий мужчина, а шрам у обоих был одинаковый, как цвет глаз и, кажется, цвет волос. Цвет его волос из-за грязи было сложно определить точно. Робко, боясь поверить в случившееся чудо, тихо спросила его:
– Ромка?..
– Ты… – растерялся начал было мой спутник, потом вдруг улыбнулся невольно: – Алинка?! Неужели, это ты?!
По моим щекам потекли слёзы. Метнулась к другу моему единственному, последнему близкому из оставшихся в моей жизни, обхватила его шею руками, уткнулась лицом в его грудь и зарыдала. Между всхлипами то и дело повторяла драгоценное имя:
– Ромка… Ромка…
Роман дал мне нареветься вволю, потом легонько щёлкнул меня по носу:
– И как в тебе столько воды уместилось, а, сопля моя ненаглядная?
Тут до меня с опозданием дошло, что он уже не прыщавый юноша, а зрелый мужчина, а я – смазливая фигуристая девица. И мои объятия друг может неправильно истолковать. Потому я его отпустила и отступила на шаг назад.
– И не мечтал, что снова встречу тебя по эту сторону Грани… – выдохнул он счастливо, потом смущённо прибавил, – Когда тебя разглядел, подумал вдруг, что моя козявка, если б выжила и выросла, могла бы стать такой же красивой как ты.
Теперь понятно, с чего он пытался ко мне навязаться. Хотя бы из памяти. Или ради еды только. Да, впрочем, это всё уже не важно. Он рядом! Живой он!!!
А он продолжил, в свойственной ему манере:
– Не ожидал, что попавшаяся на моём пути курица – это ты! Столько лет считал тебя погибшей! – ухмыльнулся. – Слушай, козявка, а я и не предполагал, что из тебя такая красавица получится.
Собиралась всерьёз на него обидится, но почему-то совершенно беззлобно и счастливо проворчала:
– Да пошёл бы ты в Снежные горы… вредный свин!
– Не, я от тебя теперь никуда не уйду! – заявил он с жаром. – Разве что ты выйдешь замуж или сам попаду за Грань.
И у меня сорвалось с губ, что думала, как и прежде, ещё в детстве, когда мы свободно говорили обо всём:
– Подлец, только оказался живым – и уже засматривается на Грань!
Он серьёзно посмотрел на меня и тихо сказал:
– Постараюсь пожить, пока не найду тебе другого защитника.
Чуть помолчав, робко спросила:
– А сам?..
– До того буду с тобой, сопля.
Эх, давненько мы с ним не ругались.
Притворяюсь сердитой:
– А у меня имя есть! Другое!
Он поймал меня за конец косы:
– Знаю, козявка моя прекрасная!
Безуспешно пыталась отобрать косу, а негодяй громко хохотал и лишь крепче сжимал пальцы. Показавшиеся путники растерянно посмотрели на нас и молча прошли мимо. Вообще, жизнь, в которой есть хотя бы один человек, которому небезразлично твоё состояние – очень ценный дар.
– Но таки ты меня теперь накормишь? – ухмыльнулся он опять. – По-честному?
Друга дорогого, который столько сделал для меня, я не могла не накормить!
И уже с радостью сидела рядом и смотрела, как он уничтожает мои припасы. Век бы сидела и смотрела, как он ест.
Впрочем, мужчина практичный всё поедать не стал. Со вздохом сумку отложил. Смахнул крошки с бороды. Опять взглянул на меня серьёзно. Сказал грустно:
– Но… я думал, что ты тогда сгорела. Я ещё долго не мог спать по ночам: мне снился твой крик или то, как ты падаешь, задохнувшись от дыма. Снилось, как тяжёлые горящие балки падают на тебя… – он вдруг сдвинулся ко мне, сжал меня в объятиях, крепко-крепко, но я уже не сопротивлялась – ему я верила. – Значит, ты выбралась. Ты смогла тогда выбраться! Как же я рад!
Шмыгнула носом. Накрыла его ладони своими.
– Тогда, осенью, я вылезла через окно, едва до моей каморки долетел запах дыма.
– Выходит, ты не осталась в загоревшемся доме? Какое счастье!
Ещё недавно думала, будто наша встреча невозможна, но мой единственный друг теперь сидит рядом со мной! Прижалась к нему лицом. Как когда-то в детстве, когда мы рядом сидели, усталые или счастливые, что раздобыли себе еду.
– Ромка, я так рада, что ты живой!
О, только бы наша встреча не оказалось сном! Так много снов радовали меня, а с рассветом исчезали, оставляя только горечь.
– Куда же ты ушла, Алинка? – спросил Роман хрипло, крепко прижимая меня к себе. – Я спрашивал у людей, прибежавших с водой, у хозяина дома, куда ты могла пойти, но никто ничего не знал о тебе. Это было так страшно!
– Я искала тебя среди людей, столпившихся у дома. Они не обращали на меня внимания, отмахивались. Не найдя, побежала в лавку, куда тебя посылали. Лавочник сказал, что ты уже был у него.
– Мне велели зайти к портному и ещё отнести дюжину писем, поэтому я поздно вернулся. Как же ненавидел те письма, графа!
– А я так счастлива, что тебе дали столько поручений! Ты из-за них задержался!
– Какое счастье, если мы на десять с половиной лет разошлись?! – проворчал мой друг. – Могли и вовсе никогда не встретиться. Меня могли убить в какой-то в битве.
– Теперь мне уже наплевать и на пожар, и на битвы, и на все года, когда мы бродили по Светополью! Если мы встретились не во сне, а наяву, то ничто во всей Мирионе не способно меня огорчить, отобрать у меня мою радость!
Роман неожиданно отстранился, виновато взглянул на меня.
– Признаюсь, что есть кое-что, о чём я умолчал. Очень важное.
– Так скажи! Или… не хочешь? Тогда молчи, ни о чём не буду спрашивать.
– Скажу, – он куснул губу, – не было ни дня после пожара, когда бы я не жалел о своём молчании! Ты меня не простишь, но ты должна об этом знать.
– Не прощу? Ромка, как ты можешь так говорить? Я прощу тебе всё!
Собиралась взять его за руку, но мужчина отодвинулся от меня.
– Ты думаешь так, потому что понятия не имеешь, чего я от тебя скрывал.
– Мне всё равно, что ты от меня скрывал! Главное, что ты живой, и я снова вижу тебя, снова могу сидеть рядом с тобой!
Друг перебил меня:
– Из-за ненависти к твоему отцу утаил от тебя самое главное.
Он… был знаком с моим отцом? Значит, ему хоть что-то известно о моей семье? И я смогу услышать что-то о моих родных?.. О, снова чудо мне преподнес этот день!
И молча, с надеждой ждала, чего он скажет.
Вздохнув, мужчина добавил:
– Да и мама отругала бы меня, если бы узнала.
Расскажи хоть что-нибудь о моей семье, Ромка! Верю, твой рассказ не причинит мне боли. Ты никогда не обижал меня, всегда заботился обо мне. Но… что такого страшного ты мог утаить от меня?..
Мужчина опустил глаза и сказал то, чего никогда не ожидала от него услышать:
– У нас одна мать.
– То есть, ты – мой родной брат?
– Да.
– И… из-за моего отца ты ничего мне не сказал? Почему? Отчего ты его ненавидел?
– Твой отец не из Светополья.
– Что?!
Роман тяжело вздохнул и продолжил:
– Твой отец – новодалец. Мне-то было видно, как он порой посматривал на всех наших людей – такой ненависти, такого презренья в глазах своих быть не могло.
Оказалось, может быть ещё больнее, чем раньше, намного больнее! Я… я ещё и дочка врага. И… и Ромка…
Отодвинувшись, с горечью спросила:
– Так… ты ненавидел меня, да?
Брат ответил, не смотря на меня:
– Вначале, когда только узнал о тебе, ненавидел и тебя, и его.
Вцепилась в его руку:
– Вначале? А что же потом? Ведь я его дочь, дочь твоего врага!
Он смотрел на меня так долго, молча. Мне стало страшно, невыносимо страшно услышать от него слова презрения. От него, от единственного дорогого мне человека! И я поспешно отвернулась, хотя уже было поздно, и он уже увидел мои слёзы.
Ромка… Роман… он был для меня самым дорогим, самым любимым. И… он ненавидел меня в душе?! Он ведь не мог любить девчонку, связанную с ворогами! И… уж лучше бы бросил, оставил где-то, когда была младенцем, чем теперь рассказывал мне о своих чувствах!
Мужчина вдруг схватил меня за косу – я испуганно сжалась – подтянул к себе и… осторожно обнял. Погладил по голове. Замерла в его объятиях. Бить вроде не будет.
А он грустно стал рассказывать, не выпуская меня из объятий:
– Мой отец не вернулся с битвы. Мать очень страдала. Я молчал. Единственный мужчина в семье, даже если он мальчишка, не должен плакать, должен стать опорой для матери. Потом появился твой отец. Так и не понял, отчего он остался в нашей стране, в нашем городе. Впрочем, нет, вру самому себе: он остался из-за нашей матери. На неё единственную смотрел не так, как на остальных. Да и… он появился у нашего колодца на второй день, как вороги взяли осаждённый город. Наверное, хотел напиться воды… – Роман вздохнул, взъерошил мои выбившиеся на лоб пряди. – Меня мучила жажда, ещё с утра. И мать решилась выбраться из подвала, где мы прятались – и пойти за водой. Всё, что было в нашей кладовой, мы уже выпили. Домой они пришли вдвоём. Он нёс её ведро. Она стала стучать, готовя обед. Я тогда удивился, что кто-то пришёл, и что она так просто ходит по дому в захваченном городе. Наверное, он предложил ей временную защиту от своих в обмен на еду. На меня он мрачно посмотрел, когда я вошёл на кухню. А мать – испуганно. Но уже было поздно меня прятать. Я тогда не понял, почему она так долго и с такой мольбой смотрела на него. Понял потом. А тогда он просто велел мне сесть на лавку у противоположной стороны стола. И мать с облегчением вздохнула. И в первый раз улыбнулась ему.
Роман долго молчал. Впрочем, я, кажется, поняла, что он хотел умолчать. Может, мама не только едой пыталась расплатиться, чтоб новодалец не тронул её сына. Тем более, что подросток уже мог быть опасным для вражеского мужчины.
– В общем, он кормился у нас несколько дней… – хрипло сказал брат. – И их воины на нашу улицу не ходили, хотя соседи потом говорили, что на других улицах много кого ограбили и избили, из решившихся вылезти из подполья. Потом их войско ушло, опасаясь приближения нашего приграничного отряда – основное войско тогда караулило этих… их в другом месте.
– И… и совсем не ждали их? И… и… и это была та осада, закончившаяся через три дня? Её везением считали.
– Так то было войско Вадимира!
– Ах, да, – вздыхаю, – Вадимир бы мог…
– В общем, подмоги было немного, но с ними пришли эльфийские маги. Это меняло дело.
– Да?! – растерянно посмотрела на него.
– Что-то Вадимир в тот год с остроухими не поделил. В общем, подмоги было немного, но маги обещали всех прикопать в земле, живьём. Пришлось ворогам убираться.
– Но странно… что-то я раньше не слышала про тех эльфов!
– Да ту историю замяли. Мол, то были изгнанники остроухих, имевшие личные счёты с Вадимиром, а Хэл им ничего не приказал.
– Вот и прибили бы Вадимира!
– Увы… – брат вздохнул. – Не прибили. Видимо, велика фигура для эльфийского нищеброда. Или таки Хэл замял дело, опасаясь крупного скандала. В общем, новодальцы свалили, приграничные наши воины остались, а эльфы под шумок куда-то делись. Через пару дней и войско прошлого нашего короля подошло. Перебежчики из ближайших сёл и другого города. Так что твой отец сказал, что он из селян. Вон тех, беглецов. А кинжал, мол, он с кого-то из врагов снял, с трупа. А оружие для самообороны пригодится. В общем, он остался в нашем доме.
Мы какое-то время молчали, не глядя друг на друга. Но из объятий брат меня не выпускал – и это вселяло надежду, что он всё-таки считает меня своей семьёй. Хотя и дочерью врага.
– А… – замолкла, правда, позже всё-таки уточнила: – А почему ты его не выдал?
– Да я хотел! – Роман смял подвернувшийся под руку земляничный лист, ещё в пальцах перетёр, размазывая кашей. – Но сначала боялся привлекать внимание к нашему дому. Не хотел, чтоб мать забили за шашни с ворогом. Да и… там пара соседей пропали. Их тел не нашли. И другие молчали. И я молчал. Я надеялся, что он наиграется с моей матерью и уйдёт. Но… он остался.
– А… мама?
Задумчивый взгляд на меня.
– Наверное, он ей понравился. Он её не бил никогда. Вежливый. Помогал охотно. Да и… отца давно уже не было. И меня он не бил. Ни разу… – он разжал пальцы, выбрасывая раздавленный лист. – Хотя однажды, когда матери не было дома, я пытался подойти со спины и зарезать его.
– И… и он тебя избил?
– Нет… – молодой мужчина вздохнул, устало иль сердито. – Говорю же, он меня не бил. Он только выкрутил мою руку, так, что я не мог до него дотянуться, и проворчал: «Настоящий воин никогда не бьёт врага в спину. Ты, что ли, трус? Боишься, что в честном бою тебе меня не одолеть?». Я ненавидел его, но в тот миг мне стало стыдно. Он ещё добавил спустя какое-то время: «Твоя мать говорила, что твой отец был достойным воином. Тебе не стыдно быть таким сыном?». Он мог убить меня в любой день и час. Я полагаю, что те пропавшие – его рук дело. Он мог меня избить, сказать, что это я виноват, дерзил или допустил оплошность. Но он никогда этого не делал. И… и мне было стыдно проиграть ему. Мне было стыдно бить его из-за спины. Тут ещё мать вошла. Побелела, выронила корзину с покупками. Те по полу рассыпались. Яблоко подкатилось к его ноге. Мать упала на колени, заплакала, просила не трогать меня. Он отпустил и оттолкнул меня, подхватил её, обнял. Сказал, мол, я просто учу сражаться твоего сына, не пугайся. Он о том дне мне ничего потом не сказал.
Роман долго молчал, потом продолжил:
– Может быть, он не был обычным воином. Он ещё хорошо делал разные вещи из дерева. Очень хорошо. Может, он просто был ремесленником. Может, он поэтому меня пощадил. Или чтобы не огорчать мою мать. Кажется, она ему по душе пришлась. Не знаю, ждал ли его кто-то там. Потом родилась ты. К тебе они оба относились с нежностью, про меня как будто забыли. Я мечтал немного подрасти и навсегда уйти из места, которое перестало быть моим домом. Опасности и лишения не пугали меня. А потом болезнь, которой они оба заболели, разрушила все мои планы. Несколько жутких недель. И на свете остались только я и ты. Тебе было около двух лет, – он легонько дёрнул меня за косу. – Но моё отношение к тебе тогда уже было совсем иным. Я по-своему любил тебя.
Ты… любил дочь врага? Неужели такое возможно?!
– Как-то раз мама собралась на рынок и велела мне проследить за тобой. А он тоже по каким-то делам ушёл, чуть раньше. Ты, такая крохотная и беспомощная, доверчиво спала у меня на руках. Я чувствовал, как бьётся твое сердце, разглядывал твоё лицо…
В голосе брата послышалась нежность. Он осторожно отстранился, посмотрел на меня и тепло мне улыбнулся:
– Отчего-то меня растрогала твоя доверчивость. Проснувшись вдруг, ты улыбнулась мне. От моей ненависти не осталось и следа. Ни ты, ни я не в ответе за наших родителей. Прости меня, сестрёнка, за то, что слишком поздно это понял! Не буду говорить, как винил себя, как ругал. Мои страдания не стоят твоей жалости. Прости, если всё же захочешь меня прощать.
Мне повезло: у меня был он. Хотя и не знала, кем мне приходится мой друг, жила как за каменной стеной за его плечами и заботой. Стена, конечно, не всегда бывала надежной, ибо кто прислушается к словам какого-то безродного бедного безоружного парнишки? Однако не будь его, непременно бы пропала, рано или поздно. Можно ли забыть всё его добро, навеки перечеркнув из-за какой-то укрытой тайны, пусть даже такой важной?
Роман ласково погладил меня по щеке:
– Ты была моим утешением, моей радостью, единственной родной кровинкой. Моей силой. Ради тебя ещё больше хотелось жить. И я обнаружил, что могу справиться и с взрослыми, когда они пытались избить тебя. Из-за этой проклятой ненависти тогда не сказал тебе этого. Наверное, уже поздно это говорить, но мне очень хочется, чтобы ты наконец-то это услышала.
Обнимаю его. Крепко-крепко. Без слов.
– Прощаешь? Ох, милая сестрёнка! – он всё понял, нежно обнял меня.
Вдруг поднялся, подхватил и закружил меня. Я радостно взвизгнула, как когда-то в детстве.
– У-у, какая ты тяжёлая выросла, сопля! – прокричал брат, потом вдруг остановился и серьёзно добавил: – И, кстати, очень красивая.
– У-у, вредный свин! – радостно проворчала я.
На этот раз он не менее радостно улыбнулся на мою старинную обзывалку.
– Слушай, а тебе так важно идти в Средний город? – спросил брат, выпуская меня на землю.
Вздохнув, призналась:
– Вообще-то, меня нигде никто не ждёт.
– Тогда, может, пойдём в столицу? Тамошним стражникам, говорят, платят больше.
С любопытством уточнила:
– А ты правда воин?
– А что, не похож? – он притворился очень сердитым.
– А где твой меч, вредный свин?
Брат страшно смутился. И кинулся собирать ещё не раздавленные ягоды. Потом смущённо посмотрел на меня, вздохнул и признался:
– Знаешь, сопля, я его и в правду пропил. Случайно получилось. Но я с тех пор с этим делом решил завязать. Тем более, пока я тебе мужа приличного не найду, я должен быть бодрым и трезвым.
Упёрла руки в бока:
– Едва нашёл – и уже хочешь в чужие руки спихнуть?!
– Ну, извини, – усмешка, – люди не вечны. Тем более, мужчины. Да и я не хочу крысой отсиживаться за стенами во время боёв. Да и… – внимательный взгляд на меня. – Да и тебе уже пора. Кстати… тебе уже кто-то люб?
– Н-нет…
– Отлично! – брат радостно потёр руки. – Я тебе сам жениха найду. Я никому не дам моей сопле голову задурить!
Уж он найдёт. Хотя… с таким братом не все мужчины посмеют мне хамить и дурно обращаться. Если что – Ромка кого-нибудь побьёт. Заступится. Так как-то оно… спокойнее. Даже не верится, что наконец-то защитник есть и у меня, тем более, он воин! Хотя и умудрился пропить свой меч. Впрочем, у мужчин это иногда бывает. Главное, чтоб только иногда.
Когда мы вновь двинулись по направлению к столице, то и дело доставала и давала ему чего-нибудь вкусненькое. Вначале брат с аппетитом ел, потом попросил перестать его кормить.
– Сейчас съем, и тебе не достанется. Кто знает, когда сумеем опять добыть себе еду?
Лёгкая обида на него появилась и почти сразу исчезла. Роман прав, надо подумать и о ближайшем будущем.
Мы разговаривали о том, чего случалось с нами за годы разлуки. Брат внимательно наблюдал за мной, затем неожиданно спросил:
– О чём ты умалчиваешь, Алина?
– Как ты узнал? – едва не споткнулась, услышав его вопрос.
– Догадался. Ты иногда подозрительно замолкаешь, задумываясь о чём-то.
Рассказала ему о словах невидимой женщины и о маге, отдавшем мне сумку с едой. Кое о чём промолчала.
Брат остановился, положил тяжёлую ладонь на моё плечо:
– Наверное, это какие-то маги развлекаются, внушая тебе какую-то чепуху. Не верь им.
– Но ведь она не соврала: мы встретились на дороге к Дубовому городу! Если бы не она, я могла бы никогда и не встретиться с тобой!
Мужчина тяжело вздохнул:
– Вот это-то меня и напрягает. Что она предсказала, на какой дороге ты сумеешь меня найти. Значит, осведомлённая, пакость. Да и кто знает, чего могут эти маги? Тот странный тип тебе даже своего имени не назвал!
– Нет, он назвал! – собиралась умолчать об имени незнакомца, но отчего-то не удержалась.
– Почему ты так уверена? Он с лёгкостью мог тебе соврать.
– Почему-то я уверена: это его имя. Правда, таких имён в нашей стране не дают. И в соседних тоже не дают. Возможно, он родился в другом краю Мирионы.
Брат схватил меня за плечи:
– Алина, одумайся, прошу! Ну, разве можно примирить страны, враждующие около шестидесяти лет?! Нас уже Враждующими странами все соседи кличут! Нет такой силы, которая бы примирила нас! А появление того мага либо счастливое совпадение, либо очередной ход чьей-то пакостной игры. Не желаю, чтобы моя сестра была игрушкой в чьих-то руках. И, удайся мне, сброшу с башни любого, кто посмеет с тобой играть!
– Кто же тогда примирит Враждующие страны?
Он сжал мои плечи, до боли:
– Никто. Запомни, сестра! Никому не нужно ничего менять!
Грустно потупилась:
– Выходит, если не я, то никто и не будет.
Он сжал мой подбородок, заставляя посмотреть на меня:
– А тебе-то зачем?
От резкого тона брата сразу не нашлась, чего сказать. Даже о моей детской мечте смолчала, потому что у девушки, родившейся в одной из Враждующих стран, не должно было быть такой наивной и нелепой мечты. Однако не мечтать у меня не получалось.
– Тебе меня не переубедить. Даже не пытайся. Не думай об этих интриганах, умоляю тебя! Радуйся, что ты чудом меня нашла: теперь у тебя будет защитник. А о тех магах не думай. Да и… может, того, кто оставил тебе еду, те же интриганы подослали?
– Думаешь?..
– Ну, ты сама посуди, курица: с тобой заговорила магичка невидимая. Вскоре появился другой маг. Я не знаю, на кой ты им сдалась, но они вполне могут быть заодно. Неясно, что за злые игры у них и почему они выбрали именно тебя. Но тебе лучше забыть об этом. Нам повезёт, если они оставят нас в покое – и найдут себе новую игрушку, которая купится на обещание какой-то особой силы и могущества.
Лучше забыть. И ты туда же! Да, конечно, лучше всего забыть или сделать вид, будто ничего не случилось. Все здесь, похоже, только это и делают, а мне не хочется ничего забывать. Хочется доказать ему, но вот как? Но… но если он прав? Если действительно какие-то маги вздумали подшутить надо мной или впутать в какую-то интригу? Тогда… тогда лучше притворяться, что я всё забыла. Может, тогда они оставят меня в покое – и я смогу просто жить?
До самой темноты каждый из нас думал о чём-то своём.
– До деревни мы, похоже, не дойдём, – мрачно сказал Роман.
Невдалеке взлетел к тёмному небу волчий вой.
– Опять эти твари!!! Их только не хватало! – брат внимательно огляделся, после чего подтолкнул меня к высокому дереву. – Первая ты. Забирайся повыше.
– Ромка…
– Лезь, пока они нас не нашли!
Из-за ёлки медленно вышел большой волк.
– Лезь на ближайшее дерево! – он толкнул меня в плечо.
Отчего-то мне не было страшно.
Сначала захотелось разглядеть волка. И, разглядев, я восхитилась серым сильным зверем, захотела его приласкать. Кажется, брат сказал обо мне что-то невежливое. А волк медленно и изящно скользнул ближе: ему хотелось, чтобы кто-нибудь не боялся его, погладил его…
Стоило протянуть руки, как волк лизнул мою левую ладонь. От него веяло спокойствием, силой… почему брат застыл? Зверь оказался совсем не страшным. Лохматым… Ему нравилось, когда я его гладила по носу, когда почёсывала ему бок.
Незаметно для себя оказалась окружена волчьей стаей. Все норовили пробраться к моим рукам, лизнуть мои ладони. И мне так нравилось их гладить, почёсывать.
Вдоволь насладившись моей лаской, стая перешла дорогу и растворилась в другой части леса. Я глубоко вдохнула чистый прохладный воздух. Такой вкусный! А лесной шум вдруг показался мне дивной музыкой… от прохладного ветра не было холодно… было очень приятно дышать свежим лесным воздухом… бездонное звёздное небо завораживало… казался волшебным тусклый свет луны… какая удивительная ночь! Как здорово жить!
Чуть успокоившись и зевнув, обернулась к Роману. Мужчина стоял на том же месте, в той же позе, с открытым ртом и вытаращенными глазами. Неужели, он вдруг превратился в статую?
– Ромка… Ромка!
Брат шевельнулся.
– Что… что это было?! – едва слышно прошептал он.
– Обычная ночь, но она так прекрасна!
– А волки?
– Они милые, правда?
– Волки милые?!
Брат спрятал в сапог вытащенный нож, который от потрясения забыл использовать. Мрачно прошёл ко мне. Схватил меня за плечи и встряхнул. Встряхнул второй раз. Третий.
– Перестань!
– Чего ты сделала?! – он схватил меня за косу.
– Ничего.
– А откуда был тот свет? – он натянул мои волосы.
– Какой свет?
– Тьфу на свет! – мужчина отбросил мои волосы. – Лезь на дерево! Живо!
Неохотно забралась на дерево. Роман залез за мной. Устроился на толстых ветвях, как на кресле.
– Садись рядом.
Послушно устраиваюсь рядом.
– Прислонись ко мне. И закрой глаза.
– Упаду.
– Нет, удержу. Вот, молодец. Теперь спи.
Рядом с ним я чувствовала себя спокойно и защищёно. Вскоре начала проваливаться в сон.
Меня пробудили неприятные ощущения в затёкшем теле. Солнечные лучи меня не касались, так как всё небо затягивали светло-серые плотные тучи. Оказалось, брат не сомкнул глаз: он всю ночь поддерживал меня, чтобы не упала вниз.
– Спускаемся? – с наслаждением распрямляю правую руку.
– Только осторожно.
Оказавшись на земле, потягиваюсь, затем подбираю сумку. Когда же успела снять её?
Смутно вспоминаются события прежнего дня: ночь, одинокий волк, нос под моей рукой, соскальзывающую лямку сумки. Замираю. Отчего стая меня не тронула?! Отчего мне так сильно хотелось всех волков погладить?
– Проснулась? – мрачно уточнил Роман.
Киваю.
– Теперь припоминай, чего ты натворила вчера ночью! Или не помнишь?
– Вроде бы помню.
– И… как тебе это удалось?
Пожимаю плечами.
– Почему ты не послушала меня, а протянула руки к тому волку?
Снова пожимаю плечами.
– До этого что-нибудь похожее происходило?
Качаю головой. Он садится на землю.
– Выходит, кто-то из них тебе не соврал. Какая-то сила у тебя есть. Или, быть может, никакой силы у тебя нет, и то на самом деле было магией. Чьей-то чужой магией. И чего этим пням припёрло устроить такой спектакль с нашей с тобой встречей и с волками?!
– Почему бы тебе просто не поверить?
Он проворчал:
– Я разучился верить кому-либо за свои двадцать с чем-то лет. Магам же ничего не стоит заморочить кому-то голову.
Пока его не переубедить. Придётся подождать. Вдруг случится чего-нибудь ещё? Что же до той женщины… не то, чтобы я стала полностью ей доверять, но сомневаться в её силах стала меньше.
Поев, мы двинулись дальше. Натолкнувшись на деревню, продали в ближайших домах около половины собранных ягод. По пути опять обнаружили полянку с земляникой, снова собирали приятные ягодки. Заодно позавтракали.