– Я вообще ничего не понимаю! – Вальсар вдруг заходил по комнате, словно тигр. – Тюрьма, равновесие, стражи…Разьве можно так сразу на нас вываливать столько информации? А отец? Почему он ничего нам не рассказывал? – у Вальсара голова шла кругом. И Давир его хорошо понимал. Он сразу же вспомнил себя, когда несколько лет назад на его плечи разом обрушились все эти знания, навсегда изменившие его жизнь.
– Пожалуй, мне стоит начать с самого начала. Присядь, сынок. Я расскажу вам свою историю. Это поможет вам лучше узнать меня, а так же прольёт свет на некоторые важные вещи, – Давир вдруг подошёл к Вальсару и обнял его за плечи. Усадив молодого охотника на мягкий диван, он жестом пригласил Цельдару сесть рядом. Сам же удобно устроился в стареньком велюровом кресле и закрыл глаза.
– Родился я в семье священнослужителя Давира Гриффа в Ханкор-чаге в местечке под названием Лисий стан. Там же и вырос. Да, меня назвали в честь отца, потому что я был единственным сыном в семье. До моего рождения у Гриффов рождались лишь девочки. Но к несчастью через несколько дней после моего появления на свет, моя матушка скончалась от лихорадки. В то время с лекарями было туго. Да и какой уважающий себя лекарь отправиться ночью в такую глушь, как Лисий стан, к тому же бесплатно. Как не странно, в нашей семье постоянно не было денег. Все пожертвования отец бесщадно проигрывал в карты.
Когда мне исполнилось семнадцать лет, то я познакомился с Альзором. Он был славным человеком, наверняка таким же и остался. Именно Альзор открыл передо мной завесу, что мир делится на два цвета: белый и чёрный. Белый цвет – это символ добра. Чёрный – зло. К сожалению, в отличие от зла, добро всегда хрупкое и его легко уничтожить. Зло же напротив, быстро распространяется и трудно искореняется. После той ночи, когда я спас Альзора, мы с ним очень крепко подружились. В ту ночь мы дали себе клятву, что будум ходить по свету и истреблять чудищ, которые встретятся нам на пути и тем самым очищать наш мир от скверны. В то время нам казалось, что именно так следует бороться со злом. Прошли годы. И сколько бы мы ни старались, зла меньше не становилось.
Неожиданно в одном портовом городе недалеко от Рыбачьего отрога с нами произошла история, которая в корне заставила нас изменить свои взгляды на жизнь.
Как-то раз мы с Альзором в поисках чудища забрели в такую глушь, что малость заплутали. Было темно. Лунный свет практически не освещал местности. Мы решили не продолжать поиски людского жилья и разбить лагерь прямо рядом с дорогой. Но не успели мы развести костёр, как услышали детский плач. Сначала думали, что нам померещилось, но плач раздался снова. Как потом оказалось, это была худенькая девчушка лет шести.
Мы нашли её ночью в заброшенной хижине рыбака. Она была до смерти напугана, когда увидела нас. «Наверное, она просто убежала из дома и заблудилась» – тогда подумал я. Искренне думая, что делаем добро и спасаем девочку от чудовища, которое по нашим сведениям было неподалёку, мы забрали её собой, чтобы отвезти в безопасное место. Нас не насторожило, что девочка не разговаривала. Мало ли немых детей на свете?
Но не успели мы отъехать и пары километров, как на нас напали. Это был гигантский скорпион. Альзор в бою, как в прочем и всегда, действовал быстро и ловко. Пока он отражал атаки тёмной твари, я должен был забрать ребёнка и отвезти в город. Но девочка вдруг спрыгнула с лошади и со всех ног бросилась прямо в гущу событий. На минуту я растерялся. А когда ребёнок без труда вскарабкался на спину чудовища, то сразу всё понял. Но было уже поздно. Альзор хорошо знал своё дело, поэтому у нападавшего не было ни единого шанса.
С трудом передвигая огромными щупальцами, вся в глубоких ранах, самка скорпиона билась из последних сил, защищая самое дорогое в своей чудовищной жизни – дитя. Не раздумывая, Альзор нанес сокрушающий удар и чудище рухнуло, подняв в воздух клубы песочной пыли.
Когда мы подошли ближе, то увидели душераздирающую картину. На жёлтом песке вместо чудовища лежала мёртвая женщина. Её тело было изрублено, словно кусок мяса. Над ней плакала маленькая девочка. Ребенок хватал маленькими ручонками лицо убитой матери и прижимался к ней, словно бы ища защиту. Увидев нас, девочка вдруг вскочила, выгнула спину и зашипела. А затем на наших глазах превратилась в такого же скорпиона, которым совсем недавно оборачивалась её мать. У нас не было выбора и нам пришлось сражаться за свою жизнь. Потому что рассвирепевший от горя детёныш набросился на нас как обезумевший. У меня до сих пор перед глазами стоит эта ужасающая сцена.
В тот страшный вечер мы искренне верили, что совершаем добро: спасаем ребенка и избавляем мир от опасного мерзкого чудовища. А на деле оказалось, что мы обыкновенные убийцы. Мы просто ошиблись. Понимаете ли, в чём дело… Мы столкнулись лицом к лицу с двуличником. Вы уже имели возможность видеться с одним из таких – это сын Фенхеля по имени Себастьян. Или как его называют чаще всего, когда он находится во второй личине – Остроух.
Двуличники сами по себе не опасны, если их не разозлить. Это те же самые люди, только со способностями. Превращаясь в животных, они не теряют способность разумно мыслить. Разумеется, если они не из тех, что живут изгоями. В этом случае личность животного будет главной и возьмёт верх над недоразвитой личностью человека. Извините, я немного отвлёкся…, – Давир вздохнул и налил себе из графина клюквенный сок. Сделав глоток, он поставил стакан и встал.
– Мы были молодыми и горячими. Порой, нам было трудно отличить добро от зла и наоборот. Но это ни в коей мере не могло нас оправдать. А после этого случая нам вдруг открылась истина: добро и зло – это единое целое. Это неделимая субстанция. Представьте себе любого человека. В нём есть и хорошее и плохое. Зависть, сострадание, любовь, ревность, жадность, тщеславие не чужды каждому из нас. А возьмите животных. Как красивы дикие кошки и как они жестоки к своей жертве. Скажите это зло? А что если они убивают ради того, чтобы прокормить себя и своё потомство. Это значит добро. Понимаете, как всё сложно?
После этой истории мы растерялись. Альзор переживал так сильно, что решил всё бросить и жить отшельником. Через несколько месяцев он встретил Сирею и влюбился. Она была его спасением.
Я же дал слабину и запил. У меня ещё долго стояли перед глазами невинно убитые мать и дитя. Так продолжалось несколько месяцев, пока не случилось событие, которое предопределило мою жизнь.
– Нам отец никогда об этом не рассказывал…, – сказала Цельдара. Она грациозно вытянула длинные стройные ноги. Её глаза были чуть прищурены, а пальцы рук время от времени отбивали беззвучный ритм по бархатному подлокотнику. Вальсар сидел рядом и старался не пропустить ни единого слова. Что-то в душе его беспокоило. Вот только что?
– Как же ты стал стражем? – вдруг спросила Цельдара.
– Всё случилось как в анекдоте. Если честно, то я порой задаю себе тот же вопрос, – Давир грустно усмехнулся. – Однажды, возвращаясь домой из очередного кабака, я брел по тёмному переулку. Как вдруг мгла сгустилась и дорогу мне преградила тёмная фигура. Я ни на минуту не растерялся и уж темболее не испугался. Скажу вам, что даже наоборот, в какой-то степени был рад ночному приключению. Я уж было собрался задать хорошую трёпку смельчаку-воришке, как вдруг понял, что не могу пошевелиться. Меня словно парализовало. Признаюсь, что поначалу я подумал, что это от выпивки. А когда понял, что протрезвел, то и вовсе испугался. Фигура медленно двигалась в моём направлении, а затем вдруг остановилась. Из темноты послышался женский голос:
– Смотрю я на тебя, Давир и диву даюсь. Что с тобой стало? За каких-то четыре месяца ты из бравого война с тьмой превратился в беспробудного пьяницу. Знаешь ли, мне лично всё равно. Можешь пить, сколько тебе влезет, вот только отныне у меня на тебя другие планы, – старуха стукнула своим посохом о землю и я снова обрел способность двигаться. По началу, я испугался. Всё-таки, будучи изрядно выпившим, я не до конца осознавал реальность происходящего. Мало ли что привидиться с пьяных глаз. Мрачный хохот окончательно привёл меня в чувство и я, наконец, отважился спросить.
– Кто ты? И что тебе надобно от меня?
– Вот таким ты мне нравишься больше, – старуха усмехнулась и огляделась вокруг. – Меня называют Смерть, – женщина мрачно усмехнулась, осмотрелась по сторонам и недовольно поморщилась. – Не самое удачное место для разговора, – с этими словами она снова стукнула посохом и мы тут же оказались в небольшой таверне за уютным столиком.
Вокруг было много людей, которые веселились и пели, даже не подозревая, что совсем рядом сидит Смерть и неспеша потягивает из глиняной кружки горячий травяной чай.
– У меня, знаешь ли, мало времени. Поэтому обойдёмся без прилюдий. Буду говорить быстро. Ты слушай внимательно и запоминай каждое моё слово. Тебе понятно? – увидив, что я кивнул, она удовлетворённо потёрла руками и продолжила. – Всё это время я наблюдала за тобой, Давир. И не просто из праздного любопытства. Твой отец, да пусть горит его душа в адском пламени, был идиотом и глупцом. Он нарушил условия договора, который столетиями соблюдали твои предки по материнской линии. Но, к сожалению, твоя матушка умерла при родах. Тебе, конечно же, никто ничего не рассказал. Я боялась, что ты вырастишь точной копией своего безнадёжного папаши, поэтому и приглядывала за тобой. Но мне несказанно повезло и ты пошёл в мать. А точнее в своего деда. Хорший был страж, хоть и человек.
– Страж? Кто это? Нет, вы что-то путаете. Мой дед пропал без вести, когда мама была совсем маленькой, – я смутно помнил рассказы отца. Он редко говорил про мать, а уж тем более про её родителей. Но как-то напившись и проиграв все деньги заезжим торговцам, старый Грифф заявился домой под утро. Когда маленький Давир подошёл к нему, чтобы помочь добраться до спального места, он вдруг больно схватил его за плечи и сказал: – Весь в мать! Такой же услужливый мямля. Вся родня у неё мямли! Не надо на меня так смотреть. Тоже мне, святоша выискался. Осуждаешь? По крайней мере, я вырастил тебя и твоих бездарных сестёр. Не то, что твой дед… Ушёл и не вернулся. Только и разговоров было, что пропал без вести. А по мне, так сбежал! Уж мне-то точно известно, – мерзко ухмыльнувшись, отец громко икнул и покачнулся. – Мужики поговаривают, что пять лет спустя видели его в деревушке под Симгуром. Вот так-то!
– Пропал? Нет, что ты. Он, так же как и твой прадет, а до него твой прапрадет и так далее, был стражем Омута теней. А так как ты единственный живой мужчина из рода Киперов, то тебе и продолжать семейное дело.
– Почему Киперов? Я из рода Гриффов…, – я пытался слабо сопротивляться, но Смерть в раздражении стукнула ладонью по столу. Глянянная кружка разбилась и остатки чая неровным желтоватым пятном расплылись по светлой скатерти. К нам тут же подбежала милая пухлая женщина, чтобы убрать осколки посуды. Но Смерть щелкнула пальцами и в одно мгновение всё вокруг застыло в неподвижности. Вдруг стало тихо.
– Так мне нравиться больше. Надеюсь, не возражаешь? У меня от шума мигрень началась, – старуха некоторое время с наслаждением массировала себе виски, а потом вдруг впилась в меня острым холодным взглядом.
Мне стало не по себе. Я в который раз пытался пробудиться от кошмара, усиленно щипая себя за руку. Но тщётно. Кожа на руке ныла от боли. Оглушающая тишина звенела у меня в ушах. Замершие люди застыли, словно тряпичные куклы.
– У тебя нет выбора, – голос Смерти был тихим и твёрдым.
– Что я должен делать? – беспомощно спросил я.
– Ничего особенного. Ты будешь добросовестно продолжать дело своих предков. Твоя работа очень ответственная и важная. Расскажу в двух словах. Тебе суждено следить за равновестием добра и зла в мире.
– Как это следить за равновесием? Разьве его можно измерить? – я недоверчиво смотрел на Смерть. Та в ответ лишь закатила глаза и поставила передо мной маленькие весы.
– Это весы Справедливости, сказала Смерть. – На одной чаше фиксируется всё зло, существующее в мире. А на другой, соответственно, добро.
Я недоверчиво осмотрел весы. Они были похожи на безделушку, купленную в лавке на городской площади.
– И как же по-вашему я всё это смогу взвесить? Это невозможно!
– Что за ерунда! Конечно, возможно. Зло и добро – понятия относительные. Другими словами – это не материальная сущность, а духовная. Всё живое имеет свою энергию – отрицательную или положительную. Она окружает нас всегда и везде. Люди в большинстве своём её не чувствуют. Лишь иногда, когда негативная энергия превышает норму, они могут жаловаться на головную боль или плохое настроение. Так вот, энергетические поля есть у каждого человека, растения и животного. Как правило, у животных, даже у хищников, энергетическое поле светлое. А вот с людьми всё намного сложнее. В отличае от других живых существ, люди склонны к порокам. И чем порочнее человек, тем темнее его энергия. А что касается колдунов и ведьм, то их энергетические поля куда мощнее, чем у обычных людей. Их трудно не заметить. В тех местах, где зло преобладает над добром, всегда видны сгустки чёрной энергии. А там, где царит добро, всегда светло и ясно. Так вот, чтобы узнать баланс добра и зла в мире, тебе необходимо просто брать пробу из мирового энергетического поля и взвешивать её. Весы Справедливости никогда не обманут. Если белая чаша окажется выше черной, то это означает лишь то, что на данном этапе зло преобладает. Твоя задача заключается в обнаружении источника тёмной энергии и его обезвреживании.
– А если преобладает добро?
– На моей памяти подобного ещё не случалось. Зла всегда больше. Разумеется, кроме весов для работы у тебя будут и другие необходимые инструменты. Ах, да, так как тебе придётся работать с непростым контингентом, владеющим тёмной магией, то я дарую тебе некоторые магические способности. А боевого опыта у тебя предостаточно, – Смерть усмехнулась и с интересом посмотрела на меня. Я сидел как громом повержанный.
– Ничего, справишься. Гены дадут о себе знать, – старуха подняла вверх палец. – Подробности расскажу после, а сейчас иди домой и приведи себя в порядок. Смотреть противно! – сказав последнее, Смерть брезгливо осмотрела меня с головы до пят, словно бы только что увидела и исчезла в воздухе.
Тут же вокруг снова раздался гомон и хохот подвыпивших людей. Миловидная пампушка заботливо поставила передо мной кружку пива. Но всё было уже не так, как раньше. Моя жизнь стала другой, – Давир замолчал. Встал и неспеша подошёл к окну. Россыпь звёзд украшала сумеречное небо. Тусклый свет луны пробивался сквозь заросли плакучей ивы. Лягушачьи песни бесцеремонно нарушали тишину.
Вальсар слушал внимательно. Изредка он взъерошивал ладонью свои короткие светлые волосы. Что-то снова не давало ему покоя. И пока он не нашёл эту невидимую колючку, цепляющую его за душу, он не мог чувствовать себя спокойно. – Про вас, стражей, ходят легенды. Якобы, в бою с тёмными силами вам равных нет. А тут вдруг ты посылаешь за помощью. Странно всё это. Что-то не вяжется в твоей истории, страж!
Давир продолжал стоять у окна. Надвигалась гроза. Ветер раскачивал ветки деревьев. Тучи затянули небо и взяли вплен луну и звезды. «Вот и настал тот час. Что ж, как говорится: от Судьбы не уйдёшь?» Задержав на мгновение дыхание, Давир сделал глубокий вдох и посмотрел в глаза Вальсару. Серые и хмурые, как грозовое небо, они неотступно смотрели на него. Как он был похож на него самого в молодости. Давир стряхнул с себя оцепенение. «В конце концов, давно было пора рассказать ему правду», – подумал он, а вслух произнес следующее:
– Давным-давно, нас, стражей, было гораздо больше, нежели теперь. Работёнка у нас не сахарная, сами понимаете. Такие как мы долго не живут. Да и уйти в отставку невозможно. Не всякий способен дожить до моих лет, а уж о том, чтобы семьёй обзавестись и разговора не было. Но мне повезло. Я один из немногих, кто сумел построить своё счастье вопреки всему. Пройдёмте за мной, – Давир снова подошёл к стеллажу и открыл потайную дверцу.
Внутри оказалась небольшая комната. В ней не было ничего примечательного, кроме того, что все стены в ней были увешаны множеством картин. Они были такими реалистичными, что казалось, если шагнуть в одну из них, то переместишься в другую реальность. Перед глазами Вальсара и Цельдары открылись неведомые миры. На всех полотнах, без исключения, были изображены пейзажи немыслимой красоты. Иногда можно было разглядеть знакомую местность, как, например, на картине с изображением белых покатых скал, о которые свирепо разбивались морские волны, разлетаясь вдребезги на мелкие брызги. Вальсар сразу узнал мыс Свободы на землях Ябзигора. Цельдаре же особенно понравилась картина, на которой был изображён хрустальный водопад и искрящееся лазурно-розовое небо.
– Чьи это картины? Никогда подобного не видела! – Цельдара восхищенно рассматривала полотно, на котором был изображён иссиня-чёрный песок и странные витиеватые растения с растопыренными ветвями. Ей на мгновение показалось, что одно из них захотело схватить её за руку. Девушка на всякий случай отошла подальше. Картина пробуждала не самые приятные мысли и производила довольно мрачное впечатление.
– Их писала Марильса. Моя жена, – тихо ответил Давир. Он стоял чуть встороне и задумчиво смотрел на мрачную картину.
– Она без сомненья была талантливой художницей, – на Вальсара картины тоже произвели большое впечатление.
– Отчасти, – Давир как-то странно посмотрел на Вальсара и печально улыбнулся. – Марильса была мироходец.
– Она была…кто?
– Мироходец, – повторил Давир. – Марильса обладала редчайшим даром, позволявшим ей перемещаться между другими мирами. Таких, как она практически не существует. В приданиях сказано, что мироходцы рождаются раз в две сотни лет. Этот дар передаётся по наследству.
– Как же вы с ней встретились? Наверняка спасали от какого-нибудь чудовища, – Цельдара как обычно была чрезмерно любопытна. А что касается романтических историй, то тут уж её интерес был просто до неприличия высоким. Впрочем, как и у большинства особ женского пола.
При воспоминании о любимой, желто-зелёные глаза Давира вдруг потеплели. В них читалась безграничная нежность и глубокая тоска о прежних временах, когда она была рядом.
– Когда я встретил Марильсу, то она была совсем юной девушкой. Каштановые вьющиеся волосы она никогда не закалывала, поэтому завитушки густой копной обрамляли точёное личико. Родинки на виске и шее придавали её внешности неповторимый шарм. Марильса была красавицей. Если бы её жизнь сложилась по-другому, то она вполне могла бы выбрать себе в мужья любого, кого только пожелала. Её характер для меня всегда был загадкой. Скромность и робость непостижимым образом сочитались с упорством и трудолюбием.
К сожалению, Марильса не знала кто её родители. Девочку воспитывали монахини при храме ферийцев в Ханкор-чаге. Я всегда считал ферийцев странным народцем. Никогда не ожидаешь что от них ждать. Но чего у них не отнять, так это милосердия. Когда служители храма поздно вечером обнаружили на пороге подкидыша, то нераздумывая приняли дитя. Марильсу назвали в честь монахини, которая её воспитывала. Девочка росла послушной и доброй. Марильса старшая очень привязалась к своей воспитаннице и растила её как родную. Каждый день начинался с молитвы. Развлечений в храме практически не было, но Марильса была очень любознательным и общительным ребёнком. Она активно учавствовала в жизни храма. Пела в церковном хоре, лепила из воска свечи, помогала следить за чистотой и порядком. Могла часами пропадать на кухне. Там она особенно любила бывать. Ей нравился запах свежей зелени, румяной выпечки и парного молока.
Однажды к ним в храм пришёл бродяга. Тогда десятилетней Марильсе сорокалетний мужчина казался глубоким стариком. Высокий и худой с окладистой серой бородой и густыми бровями мужчина создавал мрачное впечатление. Голову человека покрывала четырёхугольная красная шапка. А за плечами у бродяги была потрёпанная кожаная сума. Прерывистый голос человека напоминал собачий лай. Бродяга пришёл просить милостыню, а взамен предложил расписать стены храма. Получив одобрение от старшей монахини, он с радостью принялся за работу. Вот тогда-то Марильса и увидела что такое искусство живописи. Она с благоговением наблюдала за мастерством художника, когда тот разрисовывал стены храма. Так как ей запретили подходить к незнакомцу, то она всеми силами старалась не выдать своего присутствие и подглядывала за работником издалека.
Так как Марильса была очень любопытным ребёнком, то неудивительно, что её всегда привлекало всё новое. И уж конечно она не смогла сдержаться и однажды вечером, когда все легли спать, она тихонько пробралась в главный зал, где работал художник. Убедившись, что никого нет, она с замиранием в груди подошла поближе. Сердце колотилось от страха так громко, что девочка боялась, что его стук мог ненароком кого-нибудь разбудить. Справившись с волнением, Марильса подошла ещё ближе и перед ней вдруг открылся целый мир.
На стене, словно живые были изображены пасущиеся на лугу лошади. За ними, немного позади, упираясь острой крышей в голубое безоблачное небо, стояла старенькая деревянная церквушка с перекошанными ставнями. Марильса на мгновение замерла. Страх вдруг прошёл. А от увиденной красоты у неё внутри вдруг словно что-то прорвалось и теперь растекалось теплом и светом по всему телу. Она так засмотрелась на картину, что не заметила стоявшее позади неё ведро с белой краской. Неловко отступив, она нечаянно задела ведро ногой и то с грохотом отлетело к стене, окатив брызгами работу художника. В ужасе девочка забегала по комнате. От содеянного она буквально обезумела, но потом, взяв себя в руки, Марильса приняла не простое для себя решение. «Раз я всё это натворила, то мне и исправлять» – подумала девочка и нераздумывая взяла в руки толстую кисть. Марильса работала всю ночь. А рано утром аккуратно положив инструменты на место, она поспешила скрыться с места преступления, пока её никто не заметил.
Утром за завтраком к ней подошла одна из монахинь и недоумённо глядя на девочку сообщила, что её ожидает наставница. Марильсу пробрал холодный пот. Руки и ноги вдруг разом стали деревянные. Не помня себя от страха, она добрела до комнаты старшей монахини и робко постучала в дверь. Переступив порог, она увидела за столом матушку Видзитту, а рядом с ней сидел тот самый бродяга, который расписывал стены храма. Они о чём-то увлечённо разговаривали. Как только Марильса вошла в комнату, то сразу стало тихо. Это ещё больше заставило девочку нервничать.
– Не хочешь ли ты нам рассказать что-нибудь, Марильса? – матушка Видзитта вопреки всему была настроена дружелюбно и жестом пригласила девочку занять кресло возле себя. Марильса покорно села и опустила глаза в пол.
– Я так и думала, – монахиня разочарованно пожала плечами и хитро посмотрела на Марильсу. – Понимаешь ли, милая, в главном зале в эту ночь кто-то разрисовал стену. Картина нас настолько впечатлила, что мы решили выдать художнику поощерение в виде корзины сладких булочек со сливовым джемом. Вот только какая досада, мы не знаем имя этого прекрасного человека. Мистер…э -э –э…, – матушка Видзитта замешкалась и беспомощно бросила взгляд в сторону бродяги.
– Деризуб! – с гордостью сказал работник, а его щёки вдруг зарделись и сравнялись по цвету с его шапкой.
– Да, мистер Деризуб утверждает, что это не он. Вот мы и подумали, может быть тебе что-нибудь известно? – монахиня снова обменялась взглядом с бродягой и тот едва улыбнулся.
– Это я…– тихо сказала Марильса.
– Что, простите, я не расслышала? – матушка Видзитта подвинулась поближе и наклонила голову на бок.
– Это я разрисовала стену, – голос Марильсы дрожал. Но любовь к сладким булочкам поборола страх перед наказанием и она решила во всём признаться. Слова вырывались из Марильсы сами собой. Она говорила быстро и тихо. Рассказав своё ночное приключение до конца, она вдруг замолчала и опустила глаза.
– Что ж, любопытство это не грех. А особенно у детей твоего возраста. Но ты ослушалась старших и вместо того, чтобы спать в своей постели, ты вопреки режиму, ночью разгуливала по храму, – монахиня нахмурилась и посмотрела в окно. Помолчав несколько минут, она продолжила:
– Однако, твой талант к рисованию, который для нас всех был приятным открытием и то, что ты не сбежала после того, как испортила работу мистера Деризуба, достойно похвалы. Ты проявила себя не только талантливой, но и смелой честной девочкой, – матушка Видзитта вдруг улыбнулась своей скупой улыбкой. Она была из тех людей, кто практически никогда не улыбался. Монахиня погладила Марильсу по голове и сказала:
– Ступай на кухню, дитя. Твоё поощрение ждёт тебя там, – матушка Видзитта мгновение посмотрела на Марильсу так, словно бы удивилась, что она всё это время находилась рядом, а затем кивнула в сторону выхода.
Марильса не стала дожидаться подробных инструкций и со всех ног кинулась на кухню. За спиной она услышала хриплый смех Деризуба.
Вот так в Марильсе и открылся талант художника. Девочка росла и развивалась. Когда ей исполнилось семнадцать, то в её жизни произошло странное событие, которое, как позже все и думали, повлияло на её здоровье.
Однажды утром в сопровождении двух монахинь из храма, Марильса отправилась на прогулку. День выдался солнечным и безветренным, поэтому было решено сходить в соседнюю деревню, чтобы предложить помощь нуждающимся. Накормить голодных, оказать медицинскую помощь больным и предоставить кров обездоленным. Деревушка называлась Медвежья лапа. До неё было пару часов пути пешком. Собрав всё необходимое, группа отправилась в путь. Не без труда преодолев Гадюкин овраг, они взобрались на небольшой холм и посмотрели вниз. Извилистая дорога вела прямо в Медвежью лапу. С возвышенности можно было разглядеть только лишь небольшие земляные холмики и пару загонов с лошадьми.
Жители деревни жили в землянках. За неимением другого строительного материала, они были вынуждены сооружать жилище из того, что было под рукой. В Ханкор-чаге практически не было леса, а так же вовсе не было гор, откуда можно было добывать камень для строительства домов. Земля была сухая и неплодородная. Она годилась лишь на строительство землянок. Вероятно, из-за соседства с Красной пустыней. Несмотря на то, что в Ханкор-чаге большую часть года шли дожди, это странным образом не влияло на бурный рост растительности. Наоборот, из-за частых долго непрекращающихся ливней, деревянные постройки начинали быстро гнить, а ещё подобная погода благоприятствовала появлению огромного количества змей. Здесь часто можно было услышать названия населенных пунктов или выделяющихся ландшафтов, в которых фигурировало бы слово «змея» или «гадюка». Что касается строительства жилища, то вопреки ожиданию, землянки, которые строили жители Ханкор-чага – ферийцы – были весьма прочными и устойчивыми к затоплениям. Особенности строительства передавался из поколения в поколения. У ферийцев был свой секрет, котый заключался лишь в том, что они умели грамотно размещать сливы, спасающие постройки от затопления. Они очень точно чувствовали все перепады ландшафта и прогнозировали движение сточных вод, фиксируя данные на чертежах и планах. Только после того, как местность была детально изучена, ферийцы приступали к строительству. На создание одной землянки уходило несколько месяцев. Зато по окончанию строительства, счастливый хозяин чувствовал себя в полной безопасности и не боялся неожиданного размытия крыши или обрушения стен.
Благополучно преодолев крутой спуск, монахини отправились обходить местных жителей. Марильсе не дозволялась ходить одной, поэтому рядом с ней была одна из монахинь, веселая и болтливая Кепна. Она была приятная на внешность. Её даже можно было бы назвать красавицей, если бы не уродливое родимое пятно на подбородке. Оно некрасиво расплывалось по лицу девушки, визуально создавая иллюзию, что оно как бы неровно срезано снизу. По этой причине, монахиня в дополнении к длиннополым одеждам и головному убору, напоминающему круглый капюшон, удлинённый на шее и скрывающий волосы, всегда носила сетчатую повязку, прикрывающую часть изуродованного лица.
– Ну, что? Откуда начнём? Может быть, сначала зайдём к старикам Рихсам, живущим в конце деревни? В прошлый раз они нам так обрадовались, что угостили чаем и ореховым печьньем. Обожаю ореховое печенье! – Кепна, не дождавшись ответа Марильсы, схватила её за рукав и потянула в сторону дома Рихсов.
Кепна шла так быстро, что Марильса пару раз чуть не подвернула ногу. Но спорить с монахиней ей не хотелось, поэтому она терпеливо шла следом. Обогнув пару землянок, они уже практически добрались до места, как из-за угла с глухим рёвом им под ноги выкатилось что-то большое и мохнатое. В нос тут же ударил запах гнилого мяса. Существо, почуяв людей, развернулось и встало на задние лапы. Марильса в ужасе отпрянула назад. Кепна же, парализованная ужасом, осталась стоять на месте. Это был острорылый щипач. Острорылый щипач по праву считался одним из крупных и опасных хищников, обитающих на землях Ханкор-чага. По большей части щипачи предпочитали питаться змеями и мелкими рептилиями. Однако, если острорылый щипач был голоден и на пути ему встретиться человек, то хищник будет только рад и сожрёт несчастного не моргнув и глазом.
– А почему щипач? – вдруг спросила Цельдара.
– Потому что у этой твари, в отличае от льва или медведя, нет клыков. Щипачи разрывают свою жертву на части с помощью острых немного приплюснутых когтей, а затем медленно пожирают её, отщипывая мясо маленькими кусочками. Дело в том, что рот у щипача похож на трубку. Щипач помещает в рот отщипанный кусок мяса и проглатывает его целиком. Отвратительное зрелище! – сказал Вальсар и брезгливо передернул плечами. – Что же было дальше? – ему было интересно, как же Марильса сумела выжить после встречи с острорылым щипачом. Ведь в том, что она выжила он ни на минуту не сомневался.
– А дальше случилось неожиданное. Щипач напал. И первой его жертвой оказалась монахиня по имени Кепна. Марильсе, которая не сразу сообразила, что происходит, против воли пришлось наблюдать страшную и мучительную гибель подруги. Она хотела закричать, но крик застрял в горле. Ноги приросли к земле, а руки не слушались. Её мозг отчаянно подавал сигналы: «Беги! Беги!». Когда щипач расправился с Кепной, то обратил своё внимание на несчастную Марильсу, стоявшую неподалёку. Вот тут-то и произошло странное. Девушка зажмурилась и приготовилась к неминуемой гибели. Но время шло, а она до сих пор была жива. Собравшись с духом, Марильса наконец решилась открыть глаза. То, что она увидела вокруг, не поддавалось никакому объяснению, – Давир на несколько секунд прервал свой рассказ и задумчиво посмотрел на одну из картин, висевших перед ним. Картина была необычная и отличалась неповторимой яркостью красок. Красная река, грозовые тучи на ясном небе и полураздетая девушка, прикрывшая голову руками.