Весна резко набирала обороты, заметно потеплело, даже почки лопнули, и по-настоящему запахло новым годом, не то что в январе: кроме календаря, никто ничего очевидного не замечает. С утра на съёмках артистка Саморина закатила скандал: гримёрша накручивала ей волосы и нечаянно сожгла прядь. Конечно, обидно, но ведь нечаянно. Все обрадовались: добавилось двадцать минут на кофе.

Кукурузин был более рассеян, чем обычно. Когда явится новый знакомый, и явится ли? Накопились вопросы…

– Кукурузин, у вас сегодня сцена будет в подвале, там вода, вот сапоги, – помощница режиссёра – молодец: всегда спокойна. И не подозревая, что Галактика её видит.

Дрон не появился и на следующей неделе. Кукурузин в выходной от съёмок день решил поработать, подшлифовать финальную главу своей законченной книжки «Полночный обед», но почему-то открыл файл с «Божественной комедией – два» и вдруг чётко осознал, что надо писать про себя, про это всё, что с ним произошло, да! Пусть будет фантастика, не важно.

Он решительно удалил старый файл с тремя главами. В них содержалась переделанная правда про жизнь Данте Алигьери. А новая информация? Её нет теперь! Вергилий испарился, наверное, с концами…

В другой выходной Кукурузин с утра поехал к маме. Бывший врач Наталья Васильевна Кукурузина жила в дачном посёлке Сосновка, среди сосен и относительной тишины. Летом бывает шумно – колобродят соседи-дачники, а зимой хорошо, тихо. Весной опять: уборки на участках, мангальный дух и вездесущий дым костров.

Мама живёт здесь одна, но сыновья навещают её регулярно. Да, у артиста Кукурузина есть младший брат Антон, шестнадцати лет, живёт со своим отцом в Москве. Мама не раз поднимала вопрос: сыну лучше жить с матерью. Но Отец Антона аргументировал отсутствием школы в дебрях Сосновки. Зато снега тут пока полно, не то что в городе.

– Мама!

Ботинки Кукурузин поставил на коврик, чтобы стекала грязь, всё, как мама любит – больничная чистота.

– Коленька, сынок! А я как раз блинчиков напекла, Масленница же. Проходи. Хоть бы почаще с Милиной приезжал, а то всё один… У вас всё хорошо? Антошу видел?

– Видел, мам, и фингал его видел.

Антон подрался с одноклассником, но мама быстро залечила младшенького.

– Его отец нормальный человек, всё понимает, и они хорошо живут… Антоша приезжает чаще, чем ты.

– Мам… скучать успеваешь?

– Нет, что ты! Вы у меня хорошие дети, просто чудо!

По скатерти разливался теплый свет от абажура, золотилась стопка блинов, сияла белизной сметана, рубинами – вишнёвое варенье, и янтарём крепкий чай в чашке.

– Мне здесь хорошо, – говорила Наталья, глядя в окно на заснеженный двор, – тут тихо, тепло и вы молодцы, мои мужчины, что понимаете меня и помогаете мне… С Антошей мне стало сложно, хоть я и обожаю его. Как и тебя, родной мой.

– Мам, не переживай, – говорил Кукурузин с набитым ртом. – До пятнадцати лет ты его нянчила. На совесть. Теперь пусть его папаша доращивает. Оба же рады.

– Да-да, Коленька, – кивала докторша, – теперь вот так живём… Антоша всё подробно рассказывает, и про свою комнату, и одежда у него вся хорошая, и они вдвоём с отцом ездили на его работу, отец ему там всё показывал, все эти дорогие машины, и как их продавать.

– Я знаю. Он Антохе и велик купил классный.

– Только скажи ему еще раз, пусть мотоцикл не думают покупать! – встрепетнулась Наталья, слегка хлопнув ладошкой по столу.

– Ладно, мамуль, я проконтролирую, – чмокнул мать Кукурузин. – Маля велела тебе передать, чтобы я тебя в гости привёз.

– Ой, спасибо, я приеду! Она такая приятная, твоя Милина, прямо меня к ней тянет, как к подружке, – засмеялась Наталья, обнимая сына.

– Ну и едем сейчас, я поел, поехали к нам, собирайся! – встал из-за стола Кукурузин.

– Как, прямо так? Сейчас?

Маля встретила их как всегда, с искренней озорной радостью, усадила сначала за свой фирменный картофельный суп, подала пироги с зеленью, салат с домашним майонезом, – всё по первому классу. А после, когда накормленная и восхищённая докторша была усажена на синий диван под огромной картиной, Маля взялась за дело:

– Наталья Васильевна, надо вас приодеть, а? Ведь вам всего-то ничего лет, а одеваетесь… не думаете.

Докторша зарделась.

– Ой, как приятно… Я всего год на пенсии… не старая же, правда! Я с удовольствием, но боюсь, ничего не понимаю в современных взглядах на моду. Отстала!

Мале только того и надо. Она подлетела к сундуку, украшенному декупажем, выдернула оттуда кусок ткани и стала наматывать и закалывать его на пустовавшем манекене.

– Вот такая расцветка вам как? Наталья Васильевна, давно хотела вам сказать, – Маля согнала с дивана кошку Песенку, которая уже нежно запустила когти-кинжалы в гостью, – зачем вы коленки показываете?

– А что?

– Ведь они состоят из пятнадцати шишек. Кто-то верно подметил! Некрасиво. Длина будет вот здесь.

И три с половиной (манекен) женщины занялись творчеством под надзором двух женщин-кошек, а Кукурузин, дочерпав ложкой салат, подошёл к окну.

Последние слова Дрона были: «Я тебя найду.» Когда ты меня найдёшь? Я уже набросал примерный план книжки, по-новому… Вот ведь какие разные бывают люди! Одним интересно по-новому выглядеть в новом платье, другим до жути интересна новая информация. Есть и те, которым интересно и то, и другое, и те, кому оба пункта до фени.

И ведь прав этот Дрон! На жизнь людей можно посмотреть и с другой точки зрения: бегание муравьёв по прогрызанным дорожкам! Дорожки разделены на престижные и лузерные. Ни на тех, ни на других мало чего есть надёжного. Рушится и там, и там. Суета и там, и там. Счастье? Богатые тоже плачут. Вернее так: бедные плачут, а богатые рыдают. И действительно, для чего это колесо? На тренажёр похоже.

А дорожки кто протоптал, сами человеки, ведомые своими страстями? Но ведь жанр фантастики может допустить, что эти дорожки, к примеру, созданы внеземным зловещим разумом, и все остальные направления им же заблокированы. Где-то такое уже мелькало в голливудском кино.

Для чего был Леонардо? Зачем Достоевский маялся? Пётр строил, Коперник рисковал, великомученники страдали? Для эволюции общества в целом? Честно, кому она нужна? Да и происходит ли эволюция? Или только технический прогресс… Ясно одно и всем: любому человеку нужно счастье в его коротенькой одноразовой жизни или хотя бы временами периоды радости.

Что-то тут… не всё так просто, нет. И не таков он, Кукурузин, чтобы не заподозрить совершенно другого мироустройства, в котором будет хоть наполовину ясен смысл существования! Ведь для этого он написал «Полночный обед» и начал «Божественную комедию – два». Потому-то и парнишка с того света к нему пришёл.

А что странного в том, что всё устроено иначе, чем кажется? Изнанка вышивки выглядит хаосом, но это же та самая работа, что с другой стороны являет миру вышитые узоры!.. Надо записать. Кукурузин рванулся к ноутбуку и наткнулся на Дрона. Тот стоял около холодильника, как тут и был.

– Ну, брат… Неожиданно. Ты что, и через стенки можешь ходить?.. – только и сказал очень обрадованный Кукурузин.

Дрон лукаво ухмыльнулся:

– Говоришь, как бабка старая. Пойдём, погуляем.

Двое неслись ветром по вечерней Москве, которая прихорашивалась после зимнего сна. По пути неизвестно куда Кукурузин успел узнать, что, конечно, жизни свои люди живут не зря и не зря мучаются. Эволюция всё-таки происходит и оказывается, можно заметить результаты пока живёшь.

– Стой, Дрон, – они остановились возле стены какого-то дома. – Ещё раз про бессмертие. Можешь коротко? Ты же поэт.

Последние пара слов произнесены с широчайшей улыбкой. Почему так получилось, что ни один режиссёр не заметил, ни один не знает, что артист Кукурузин обладает ТАКОЙ улыбкой?! И это не снято??

– Коротко… – замялся Дрон, – Ладно, только надо же как-то так объяснять, чтобы лишнюю информацию не выложить…

– Лишнюю? Не понял…

– Лишней является инфа, которая преждевременна, – отчеканил юнец. – Я должен учитывать ваши нелепые представления: вот папа, вот мама, а там за шкафом бабай, инопланетян нет, после смерти ничего нет, а Бог на облаке сидит. На таком уровне. С такими-то представлениями хотите перед своими детьми умными выглядеть? Смех. Однако, самое время взрослеть и получить новый пакет информации. И не забывай, что я не с тобой с одним вожусь, план у меня, я говорил. Да, да. Что, не слыхал закон Вселенной? Она расширяется? Всё расширяется! И тогда был один Данте, а теперь несколько. По всей планете. Шок?

Проехавший мимо троллейбус вернул Кукурузина в реальность улицы в городе Москва.

– Я переварю… Можешь ещё разок про бессмертие?

Дрон вышел из секундной задумчивости.

– Давай… ладно, коротко, – согласился Дрон. – Это измерение ваше. По номеру Четвёртое: длина, ширина, высота и время. Но ты же должен понимать, что есть Первое, Второе и Третье? Так и Пятое есть! И дальше! С добавляющимися параметрами? Чего вы ограничиваете божественную гениальность мира, а? И Нулевое есть, представь! Это Исток Всего или лучше сказать – Сердцевина… Бога, как вы тут говорите.

– Спокойно, не вскипай опять, я тебя слушаю, и, – артист, оглянувшись, значительно снизил голос, – значит, после смерти народ не помирает? Так? Но про это тут ничего неизвестно, да?

Дрон вздохнул, спрятал руки в обширном набрюшном кармане худи.

– Известно, но двум процентам землян. Это не обитатели психушек. Один процент – просто знают, а другой – знают и молча пользуются.

– Оба. Интересно, пользуются как? – Кукурузин твёрдо решил всё выяснить. «Либо всё-таки шиза, либо… правда? Тогда каким образом он на кухне появился?» – В Москве есть хоть один такой… пользователь знаниями?

– Несколько есть, – у Дрона промелькнуло подобие улыбки.

– Познакомишь?

Тут руки римского поэта выскочили из кармана худи, начали двигаться, и он затараторил:

– Давай всё по порядку. Могу опять за пару минут, принимай информацию! Как любое тело состоит из молекул, так Вселенная – из существ. Разных. Из людей тоже. И это всё, эти существа, и Вселенная не умирают. Не ясно? Это у вас болезнь какая-то… – Дрон оглядел редких прохожих на другой стороне улицы и вдруг вскинул руку-указку к знаку пешеходного перехода. – Вот, переход!.. Ну, представь же, наконец, и запомни: ПЕ-РЕ-ХО-ДЫ! Существуют только переходы в разные измерения Вселенной, в разные миры, которых нет числа! Пойми, нет числа!

– Ты говорил, что в каждом таком мире у меня есть я, – без вопроса произнёс Кукурузин.

– Ну да, в разных мирах разная частота колебаний частиц, из которых всё сделано. То есть, виды материи бывают разные и их столько, сколько миров, а?! Чудо. Ты же в доме сапоги с улицы снимаешь? Пальто? Дома в пижаму влезаешь? Перемена внешнего, а Суть не меняется! У вас есть все аналоги общей системы, старик, только надо думать, шевелить мозгом… Но вас же в школе сразу упаковывают в ячейки…

– В ячейки? – Кукурузин был похож на взъерошенного воробья, – а кто это меня упаковывает?

– Матрица, чувак. – Дрон сунул обе руки в карманы джинсов. – Я же не кофе с тобой пить явился.

– Матрица… фильм есть такой… – бормотал Кукурузин, но его мозг судорожно «вращал шары» в каком-то экстазе первооткрывателя и дежавю в одном флаконе.

– В этом фильме ноль инфы. Очередная тупая качественная техническая поделка. Вот так реальная Матрица и работает. Пошли, покажу. Чего встал? Пошли ко мне. Вон тот дом.

И двое почти побежали.

– Умный ты, – артист дышал как на беговой дорожке. – А вот можешь сказать, почему меня в кино редко снимают?

– Могу. Это одна из причин моего появления, – ответы на вопросы.

– Ух ты, колись, – прыгал через лужи Кукурузин.

– Я пришёл тебя освободить, потому что ты раб.

– Раб? Смешно! Чей раб?

Дрон остановился.

– Ты раб Матрицы.

– Слушай, какой ещё на хрен матрицы?

– Скоро узнаешь. Уже пришли, вон моё окошко.

– Эй, поэт с неба, у тебя хата в Москве есть?

– Мне хата не нужна,– на лету к подъезду сообщил Дрон, – у меня комната в коммуналке. Потому что мне нужны образцы разных аур людей вокруг меня.

«Образцы» коммуналки не помедлили с появлением, потому что Дрон хлопнул дверью изо всех сил, специально, и три раза.

– Вот они, – по-деловому констатировал поэт, бесцеремонно указывая пальцем по порядку на каждого из жильцов. – Учительша, алкаш, кассирша, библиотекарь и спортсмен.

Последнему Дрон постучал в дверь, но кассирша констатировала:

– Он на соревнованиях.

– Политика не хватает, – сообразил Кукурузин.

– Политик мне не нужен. У них всё проще, чем у других.

Алкаш зашёлся довольным прокуренным сиплым гоготом.

– А… какой-нибудь технарь?

– Вот, Виктор Евгеньевич, алкаш, бывший старший технолог завода.

Алкаш молчал. Учительница и библиотекарь закрыли за собой свою дверь.

– Еврея не хватает, – с улыбкой предположил Кукурузин.

Алкаш ожил.

–Так детдомовка!.. Королева Марго!.. – и начал плясать перед закрытой дверью, грубо закрашенной зелёной краской с приклеенной картонной короной из кафе «Бургер кинг».

– Пошли, – и Дрон увлёк артиста вглубь коридора.

Дрон похрустел ключом, и они вошли в кромешную тьму.

– Захлопни дверь, артист, и стой там. Сейчас.

Но зажглась не люстра под потолком, как ожидал Кукурузин и ожидал бы любой из людей. Во тьме комнаты, во всю её высоту три двадцать и ширину четыре метра, вспыхнул ослепительно синий экран, немного наклонённый, словно крышка гигантского ноутбука!.. От потолка до пола!

Перед экраном торчал единственный стул – вращающееся сиденье на шесте.

– Садись, – указал на этот стул Дрон, – я обычно стою.

– Это… чего такое? – только и смог пролепетать артист Кукурузин.

Эпизод

Не верите в Бога? А в себя? Значит, верите в «Почту России».

Дрон захихикал. Впервые за время знакомства.

– Это мой комп, круто? – Он хвалился по-мальчишески. – Ладно, поехали.

И поэт взмахнул руками. На экране поплыли великолепные виды Земли – горы, моря, реки, водопады…

Кукурузин вдруг подумал: как же красива планета… без людей!

Дрон продолжал самодовольно улыбаться.

– Видишь, без «мышки» вашей допотопной работает, без чёрных макарон ваших проводов, пылесборников. Эх, вы ещё такие допотопные! – и он опять слегка взмахнул рукой, – Экран тут плоский, конечно, хотя по Вселенной никто с плоскими экранами не работает. Если надо, – просто делается голограмма в воздухе. Любого масштаба. От спичечного коробка до города. Или голограмма в голове собеседника. Но голограммы тоже есть разные: когда техническими средствами делается и когда естественными человеческими способностями…

Экран стал показывать какие-то геометрические фигуры, крутящиеся в воздухе, разноцветные волны, исходящие от них, расцветающие шары из звёзд, как первомайский салют. Фигуры словно обменивались своими цветными «облаками» друг с другом. Иногда мелькали целые картины из символов, напоминающие рисунки знаменитых кругов на полях. И ещё много такого, чего Кукурузин, земной житель, не смог бы описать.

– Это – текст… Ну у вас буквы. А это – межгалактический язык, Язык Света, Изначальный, – улыбка Дрона напоминала улыбку Джоконды, – вообще, эта штука – экран и эти изображения – это я для тебя делаю… Мне это ни к чему. Я нужную информацию по-другому добываю.

Кукурузин чувствовал себя на стуле-грибе, как аист в гнезде на шесте. Ворох вопросов – как кляп во рту.

– Ты вдохни поглубже, – понял его Дрон, – и выдохни… Ещё раз. Теперь спрашивай всё. Подряд. Не обдумывая. Давай!

И понеслось.

– Э-э… Вселенная… это…

– То, что вы, четырёхмерные существа, видите в телескопы, это Четырёхмерная Вселенная: длина, ширина, высота и время. Заметь: линейное время. Но во Вселенной тринадцать измерений, то есть, как минимум, тринадцать Вселенных в одной. И это не предел. Она же расширяется.

– А что, время нелинейно?

– Чувак, оно сферично, по крайней мере. Хотя бы это уясни. Но в вашем сознании – линейно. Поэтому у вас есть прошлое, настоящее и будущее. Линия. Но эта линия на самом деле – отрезок спирали, которая скручивается в тор… у которого нет начала и конца. Тор – это и есть форма Вселенной…Ну и это тоже не всё. Ладно, прости. Дальше давай.

– Ты говоришь измерения…

– Измерения СОЗНАНИЯ, ну, как бы уровни восприятия. В этой Вселенной тринадцать измерений и заметь, ВСЕ они обитаемы. Жизнь кипит повсюду! Если бы вы только её увидели, повысив свои вибрации по шкале Шумана!

Дрон захохотал так, что, наверное, учительша и библиотекарь за стеной недовольно переглянулись. Но юнец веселился, размахивая руками:

– Луна, Марс, Венера, Юпитер, Нептун, Сатурн – кипят жизнью!.. Да что они? Солнце обитаемо в высших измерениях! А как же иначе, старик!.. Да что Солнце? Звёзды, созвездия! Орион! Великий Сириус!.. И ваши предки это знали, потому что тогда Матрица не была так сильна, и у людей не спала половина головы! Они были почти все – левши, то есть тогда цивилизации строили люди, у которых было главным правое полушарие, а не левое, как сейчас у вас – машинами жизнь задушили… Человек не пальцем создан! Физический человек – это биокомпьютер для Четвёртого измерения, поймёшь ты или нет, наконец!..

Кукурузин ошалело смотрел на огромный экран, который являл такие картины, что фантазии землян казались плоскими детскими книжками-раскрасками. Картины мелькали, сменяли одна другую, а волосы на голове артиста медленно поднимались, как примятая трава. Дрон продолжал:

– Многие миры разных измерений населяют люди, и другие существа, есть и такие, что очень хорошо известны вам, потому что в несколько упрощённом варианте живут рядом с вами веками… А вы ищете контакта, глядя куда-то в железные трубы!..

– А… как? – только и выдавил Кукурузин, но Дрон считал весь вопрос и взмахом руки вызвал на экране иллюстрации своих слов.

– Я же тебе уже сказал как: люди в четвёртом измерении – как бы плотнее, переходите в пятое – вы более лёгкие, хотя… видите там друг друга такими же, как ты меня сейчас! Вспомни, во сне ты же себе не кажешься прозрачным и другие тоже? Так во сне люди одной ногой в более «тонком» измерении, тело-то их физическое четырёхмерное на кровати спит…

– Ну, – Кукурузин и сейчас своё тело не чувствовал, только мысли.

– А если оно валяется на кровати, то кто тогда во сне ходит, ездит, летает вместо твоего тела? Другое твоё тело, пойми ты! И все тела, и физическое, это типа голограммы из энергии – сплетены из полей разной плотности и разных видов энергии… Пейзажи, предметы и существа любого измерения – вроде голограмм… просто смена голограмм при переходах, а не смерть насовсем. Человек многомерен, животные, птицы!

– И рыбы?

– Даже вирусы, друг! У них – своё сознание, коллективное, и весьма разумное. Разные типы сознаний…

– Я понял, понял… Значит, все существа развиваются, переходя из измерения в измерение?

– Именно, друг!.. Только не обязательно развитие происходит из нижних в верхние, понимаешь? Иногда надо пройти тяжёлые миры, СПУСТИВШИСЬ В НИХ, чтобы подняться выше!

В глазах юноши вдруг встала … слеза? Но Дрон улыбался. Кукурузин заподозрил, что Дрон говорит о себе, таких, как он. Писатель неожиданно почувствовал глубину и тайну своего нового знакомца.

– Ага, – произнёс Кукурузин, пытаясь осмыслить то, что пока не осмысливалось, – по-моему, всё познать очень трудно, невозможно…

В это время в стенку постучали со стороны алкаша Виктора Евгеньевича. Стучали, видимо, ногой. Дрон и ухом не повёл.

– Не надо получать информацию, она в тебе уже есть, просто активировать её и всё. Всё очень просто. Каждое существо – сгусток информации или лучше сказать – информационная структура, биополе ваше. Причём, информация у каждого – не только о себе. В каждой вашей молекуле ДНК – инфа всей Вселенной, – тараторил пришелец.

– Это очень просто, – словно во сне произнёс Кукурузин, – а планета? Тоже живая?

Дрон обратил свой взор к экрану. По нему плыли воды океанских течений, летели орлы, курили вулканы, спали снега, бархатом зеленели горы, гуляли бегемоты и волки, козы и фламинго, миллиарды алмазов в секунду выдавали водопады, и качались сосны…

– Она живее вас. Она не спит наполовину, как вы. Это такое существо… седьмого измерения сознания, в вашем мире имеющее вид планеты, как вы тут – в виде гуманоида…

– Господи, мы же бурим её кору, – произнёс Кукурузин, глядя, как на экране в мангровых зарослях плавают чёрные рыбы.

– Согласен, очень мало цивилизаций в Космосе, которые не знают, что существо, на котором они имеют честь селиться – живое, – заметил Дрон не без упрёка. – Но вернёмся к Матрице? А то сейчас Агата вернётся.

– Кто? – как спросонья спросил Кукурузин, но в дверь уже постучали.

– Сиди, – бросил Дрон, – я свет включу.

Как только зажёгся свет, Кукурузин обнаружил себя в обычной комнате с ковром и диваном, зашторенным окном и обычным ноутбуком на обычном письменном столе. Сам он продолжал восседать на стуле – гнезде. А живая Вселенная продолжала гудеть и обитать у Кукурузина в голове.

В дверь просунулась стриженная девичья головка и покрутилась в разные стороны.

– Всем привет! Дрон, я за журналом, помнишь? Можно?

Дрон, как заметил Кукурузин, обрадовался рыжей головке и втащил в комнату совсем небольшого роста девчонку – подростка в таких же драных джинсах, как и у Дрона и в мужской рубахе на три размера больше, чем нужно хозяйке.

– Это Агата, а это … Кук.

Артиста Кукурузина так низко ещё никогда не роняли.

– Кук? – развеселилась девчонка, как показалось артисту не глупая, – Потомок мореплавателя? Я за кипятком сбегаю?

И она выскочила в коридор, а Дрон уже доставал с полки книжного шкафа чашки. На журнальный столик быстро поставлена хлебница с печеньем и яблоками. Он снизил громкость голоса:

– Короче… без подробностей при ней, ясно? Попьём чай и всё.

Чтобы выяснить, что Кукурузин артист кино, Агате понадобилась четверть минуты. Она также сообщила о своих пристрастиях: миры фантазии. Она их фантазирует и рисует в компьютере. В ноутбуке Дрона оказались несколько папок с её мирами. Артист догадался, что это она «детдомовка» из соседней комнаты, и, как выразился алкаш-технолог, почему-то «Королева Марго».

В её мире в одной из папок обитали прекрасные королевы в дружбе с драконами и полуптицами-полуконями, а также разумные змеи, говорящие стены, и парящие в воздухе книги. Кукурузин заметил на щеке Агаты широкий шрам. И она заметила, что он заметил.

– Это… не диплом из детдома, – сказала она, хрустя печенькой с деланным равнодушием, – Я вообще не оттуда. Я – сама по себе. Родители просто далеко живут. А я захотела жить здесь.

– Агата работает в зоопарке, – не без восхищения сообщил Дрон, а она одарила его влюблённым, как показалось Кукурузину, взглядом. – За рептилиями приглядываешь?

– Сейчас – да, в прошлом году за водоплавающими, класс! Обожаю. Они только и умеют, что любить тебя, а во время кормёжки – обожать. Что, разве плохо? Всем надо в институты, чтобы потом в таксисты? Нет уж! Слава Богу, есть такие, как я, – хочу любимым делом заниматься, и занимаюсь. И плевать, кто там что думает. А шрам мне мой любимый горилл сделал, я горжусь.

– Обезьянище? – с ужасом спросил Кукурузин.

– Ага, – с наслаждением, как показалось артисту, рассказывала Агата. – Я как пришла в зоо работать, меня сразу поставили помощницей в обезьянник. А я возьми да и войди в контакт с гориллой, через решётку. Он такой классный, Рома!.. Ну царапнул, ну и что? Это круче тату.

В это время Дрон опять «включил» нечто, и Кукурузин увидел, что вокруг этой рыжей девочки переливается огоньками и сияет розово-голубая сфера, а девчонка продолжает болтать про зверюшек и хрустеть печеньем.

Когда она ушла, прихватив яблоко, Дрон сказал:

– Единственная из всей квартиры, с кем я общаюсь, и только она сюда может заглядывать. Нет… ты подумал, это моя девушка?

Вдруг Кукурузин в секунду почувствовал своего знакомца, как ангела, который выше земных страстей. А Дрон сказал, глядя сквозь стол, пол, кору планеты, встречные астероиды и хвосты комет:

– Моя любовь далеко отсюда.

Тема больше не поднималась. Но Дрон сообщил:

– Агате восемнадцать уже. Её комната, а также эта – принадлежат её дедушке, который живёт на даче.

– То есть ты снимаешь у неё комнату? Платишь?

– В два раза дороже. Я ей условие поставил.

– Прости… а деньги где берёшь? – спросил Кукурузин и не подозревал, какой взрыв хохота вызовет у Дрона его вопрос. Алкаш опять постучал ногой в стену. Дрон убрал вазу с остатками печенья.

– Такую дурь как бумажка и не материализовать?..

– Друг… – Кукурузин тоже развеселился, – серьёзно? Печатаешь из воздуха? А ещё что можешь?

– Хочешь, – Дрон плюхнулся на диван рядом с Кукурузиным, – могу слона.

Реальность прыгала от радости, колыхалась и танцевала.

– А … куда его здесь…

– А мы на пять минуток его телепортируем из Индии и всё!..

– Агату позовём?

– Нет!

И следующий взрыв хохота ударил в бок слона, невесть откуда взявшегося в тесной комнатке. Слон упёрся хоботом в дверь, а боками в стены и затрубил от страха. Виктор Евгеньевич алкаш заорал что-то за стеной, и через тройку секунд приоткрыл дверь… Спившийся технолог почти сразу захлопнул обратно, потому что он увидел всего зверя, и хобот слона стал «пробовать» его лицо.

Хохоту на диване не предвиделось конца. Слон тем же волшебным образом отправился домой, видимо, сочтя всё виденное эпизодом сна.

– Всё бы здорово… но он обмочился, – заметил писатель, а поэт неожиданно сказал:

– Про слона молчи. Агата не простит, что мы мучали животное.

– А лужа?

– Я за тряпкой.