Гражина. Серия «Закованные в броню»

Глава 3

Осень 1417 г, Краков,

Королевство Польша

По настоянию Эльжбеты, Эвелина, Андрей и маленький Даниэль Острожский, прибыв в Краков поздней ночью в конце октября 1417 г., остановились на несколько дней в доме Радзивиллов. Эвелину так утомил долгий переезд, что она, несмотря на протесты сопровождавшей ее Аделины и Марженки, взяла с собой на ночь в постель малыша Даниэля, и они вдвоем благополучно проспали почти до полудня следующего дня.

Во второй половине дня, чувствуя себя виноватой за то, что пропустила завтрак, Эвелина поручила малыша заботам Аделины, быстро привела себя в порядок, и, облачившись с помощью Марженки в кремового цвета дневное платье, сшитое по последней польской моде, спустилась в гостиную. Справедливо рассудив, что Эльжбета вряд ли будет принимать у себя гостей в такое время суток, она не стала закалывать свои длинные светлые волосы, оставив их свободно виться по плечам и спине.

Эльжбета встретила ее откровенно насмешливым взглядом.

– Я вижу, воздух Литвы сотворил с тобой чудеса. Прежде ты никогда так сладко не спала!

– Это все Данька! – с улыбкой сказала Эвелина. – Он так сладко сопел, что я была не в силах устоять.

Эльжбета рассмеялась, подошла к ней взяла ее за руку и провела вглубь гостиной. Только после этого Эвелина заметила, что они в зале не одни. Одновременно с Эльжбетой, из кресла возле окна поднялась высокая стройная женщина со светлыми волосами, собранными в традиционную польскую прическу. На вид ей казалось не больше тридцати-тридцати пяти, но когда Эвелина внимательней вгляделась в ее лицо, она поняла, что та была старше, и моложавый вид ей придавало задорное выражение светло-карих живых глаз и гладкая, как у девушки, кожа красивого, с четкими чертами лица.

– Эвелина, я хочу представить тебе давнюю приятельницу моей матери, пани Валевскую.

Лицо Эльжбеты было серьезно и, пожалуй, как-то даже торжественно вдохновенно.

Эвелина еще раз взглянула на поднявшуюся из кресла женщину, которая с улыбкой шагнула ей навстречу, в свою очередь, пристально вглядываясь ей в лицо.

– Прекрасная Гражина! – мягко сказала пани Валевская, называя Эвелину именем, которое использовал, обращаясь к ней князь Витовт после ее участия в сражении при Грюнвальде, – Я очень много слышала о вас в Литве. Кроме того, – она слегка улыбнулась, и на щеках ее заиграли ямочки. – Я помню вас с Эльжбетой девчонками.

– Правда? – Эвелина вежливо улыбнулась в ответ. – А вот я вас совсем не помню, пани Валевская.

– Жаль.

По знаку Эльжбеты слуги принесли им по бокалу холодной воды и проворно сервировали для легкого ланча низкий столик, находившийся ближе к окну.

Когда пани Валевская брала с подноса бокал с водой, Эвелина непроизвольно отметила, какие у нее длинные аристократические пальцы. На безымянном пальце правой руки блеснуло в полуденном свете кольцо с голубым сапфиром.

– Я хорошо знала вашу мать и вашего отца, – сказала пани Валевская, делая глоток из своего бокала и не сводя глаз с Эвелины. – Вы очень похожи на свою мать, она была редкостная красавица.

В эту минуту в гостиную с воплями влетели взъерошенный Зига Радзивилл и Андрей Острожский. Увидев уже сидевших за столиком и мирно беседующих матерей, а также совершенно незнакомую женщину, мальчишки мигом притихли, и на лицах обоих появилось одновременно смущенное и плутовское выражение.

– Мама, извини, мы не хотели! – проговорил Андрей по-итальянски, как он всегда предпочитал поступать в тех случаях, когда чувствовал необходимым извиниться, но не желал делать это открыто в присутствии остальных.

Эвелина уже открыла рот, чтобы, по обыкновению, призвать его к порядку и просить не говорить по-итальянски в Польше, чтобы не смущать друзей, как пани Валевская, все с той сердечной улыбкой на устах, взглянув на мальчика, с невинным видом заметила, так же по-итальянски:

– Вы прощены, молодой человек. Приятно видеть такого воспитанного молодого сеньора.

Андрей удивился, но не смутился, и тут же, быстро взглянув на мать, с лукавой усмешкой поклонился женщине и сказал уже по-французски:

– Благодарю вас, мадам. Это заслуга моей матери, вовсе не моя.

– Вы еще и льстец, молодой человек? – так же по-французски, приподняв бровь, живо отозвалась пани Валевская, откровенно посмеиваясь при виде удивления, отразившегося у него на лице.

– Не имел чести быть представленным вам, сударыня, – перешел на немецкий Андрей, склоняясь перед пани Валевской в вежливом полупоклоне. – Молодой князь Андрей Острожский, к вашим услугам.

Пани Валевская отставила на столик свой бокал с водой, поднялась со своего места и с важностью матроны наклонила голову в снисходительном приветствии, подражая принятому при европейских дворах этикету:

– Это большая честь познакомиться с вами, ваша светлость, – сказала она по-немецки. – Пани Валевская, к вашим услугам.

Она милостиво протянула Андрею руку для поцелуя, Андрей тут же принял ее, вежливо склонился к ее руке и, разгибаясь, взглянул ей в лицо своими темно-синими смеющимися глазами:

– Если бы я не знал, что у меня нет бабушек, я бы принял вас за одну из них, милостивая госпожа! – снова по-итальянски сказал он. – Вы так же красивы, как моя мать, и так же любите розыгрыши, как я!

– Вы забыли упомянуть о своем отце, молодой человек? – подняла бровь пани Валевская.

– Мой отец – особый случай! – тут же отозвался Андрей по-русски. – Он вне конкуренции!

Пани Валевская рассмеялась.

– Вы очень похожи на своего отца в том же возрасте, Андрей, – сказала она, переходя на русский.

– Вы знали моего отца, когда он был мальчиком? – удивленно спросил Андрей. – Сколько же вам лет, сударыня?

– Андрей! – одновременно с укором воскликнули Эвелина и Эльжбета.

– Пустяки, – пани Валевская улыбнулась и вновь повернулась к Андрею. – Я знала вашего отца и вашу мать, Андрей, когда они были детьми, я знала даже их семьи. Когда вы приедете с матерью в Вильну, молодой князь Андрей Острожский, я буду счастлива видеть вас и вашего друга, юного Радзивилла, в моем доме.

– Благодарю вас, пани Валевская! – весело поблагодарил ее Андрей, а потом, переглянувшись с Зигой Радзивиллом, спросил: – А у вас есть лошади?

Эвелина не смогла скрыть улыбки.

– Мой муж разводит в Литве лошадей, – сказала между тем пани Валевская. – Если вы умелый наездник, он представит вас татарским царевичам и вы сможете познакомиться со всеми их трюками из их собственных рук.

– Татары Витовта! – воскликнул Андрей, радостно сверкнув глазами. – Это было бы чудесно! Берегитесь, мадам, я запомню ваше обещание!

Пани Валевская ласково коснулась рукой его плеча.

– Я не собираюсь от него отказываться, молодой человек!

Она в последний раз кивнула Андрею и вновь присела на свое прежнее место за низким столиком с ланчем, расправила в кресле подол своего платья и взяла в руки бокал с водой.

– Вы были знакомы и с родителями моего мужа? – осторожно спросила Эвелина, взглянув на нее.

Пани Валевская утвердительно наклонила голову.

– Да, Эвелина. Мы были хорошими друзьями с князем Наримантом Новгородским.

– И с Алицией Острожской?

Рука пани Валевской дрогнула, но она, тем не менее, все так же жизнерадостно улыбнулась.

– Конечно. Почему вы спрашиваете, Эвелина?

– Я долго жила в Остроленке, где, кажется, каждый цветок в ее великолепном розарии помнит эту удивительную женщину, – сказала Эвелина, глядя на пани Валевскую, глаза которой подернулись мечтательной дымкой. – Кроме того, мой муж был очень привязан к своей матери, хотя, кажется, не очень хорошо знал ее.

– Да, я тоже бывала в Остроленке, когда Алиция еще была жива, – с оттенком грусти сказала пани Валевская. – Как и ваша мать, Эвелина, а также княгиня Радзивилл.

– Моя мать бывала в Остроленке? – удивленно переспросила Эвелина. – Вы хотите сказать, пани Валевская, что моя мать и Алиция Острожская были знакомы?

– Ну конечно же! – сказала пани Валевская, переглянувшись с Эльжбетой Радзивилл. – Разве вы не помните, Эвелина, что несколько лет после смерти матери вы прожили в Остроленке, вместе с Эли и Каролем Радзивилл и мальчиками Острожских?

– Нет, не помню, – растерянно сказала Эвелина. – Впрочем, после пребывания в Мальборке…

Пани Валевская предостерегающе подняла вверх раскрытую ладонь своей руки, словно умоляя Эвелину остановиться.

– Не стоит вспоминать замок, деточка, – мягко сказала она. – Все позади. У вас семья, дети, вы счастливы. Вы ведь счастливы, Эвелина?

– Ну да, в некотором роде, – пробормотала Эвелина, думая о своем.

– В некотором роде? – удивилась пани Валевская. – Что вы имеете в виду?

Эвелина вопросительно посмотрела на Эльжбету, словно спрашивая ее совета, стоит ли ей говорить или промолчать. Эльжбета неприметно кивнула, но пани Валевская успела заметить их быстрый обмен взглядами и, отставив бокал на стол, внимательно посмотрела сначала на одну, а потом на другую.

– Что-то не так, девочки? – озабоченно спросила она.

– Скажи ей, Эва, – негромко произнесла Эльжбета.

– В следующем месяце я еду в Вильну, чтобы присоединиться там к мужу, – наконец, тщательно подбирая слова, сказала Эвелина, все еще сомневаясь, стоит ли говорить об этом чрезвычайно деликатном семейном деле с почти незнакомой ей женщиной. – Меня очень беспокоит та женщина, которая приехала с князем Острожским из Испании, герцогиня де Монсада. Мой тесть рассказывал мне много неприятных вещей о ней и о ее дружбе с покойной матерью Луи.

– Луи? – по губам пани Валевской скользнула улыбка. – Вы называете вашего мужа Луи? Литовского и польского князя? Впрочем, вы правы, дитя мое. Я тоже не слышала ничего хорошего о Лусии де Монсада. Берегитесь ее! Она очень решительная и опасная женщина.

– Дело в том, что князь Федор открыто называет ее ведьмой, – усмехнувшись, сказала Эвелина. – И моя подруга, Эли Радзивилл, похоже, разделяет ее мнение.

– Она не ведьма.

Лицо пани Валевской стало серьезным. Она внезапно встала и взволнованно прошлась по гостиной.

– Она просто очень несчастная и оттого очень озлобленная женщина, – остановившись возле дверей, ведущих на патио, наконец, сказала пани Валевская, оборачиваясь к Эльжбете и Эвелине. – Но ваш тесть прав, герцогиня де Монсада не совсем подходящая для вас компания.

– Но что я могу сделать? Она живет в нашем доме в Вильне.

– Просто держитесь от нее подальше, Эвелина, умоляю вас! – пани Валевская приблизилась к Эвелине, порывисто взяла ее за руку и с тревогой заглянула ей в лицо. Было видно, что она очень взволнована. – Я молю бога о том, чтобы мой муж прибыл в Краков как можно скорее. Тогда мы сможем рассказать вам о том, что знаем сами…. Если нет, мы найдем вас в Вильне. Вы не останетесь с ней один на один! Это я вам обещаю!

– Что вы имеете в виду? – теперь уже Эвелина с тревогой смотрела в лицо пани Валевской. – Вы говорите загадками, я не понимаю вас! Вы словно хотите сказать мне что-то важное, но как будто опасаетесь меня! Говорите же, подумайте сами, какой вред могу я вам принести? Да я и не собираюсь ничего вам делать! Зачем, с какой стати?

– Я опасаюсь не вас, – с непонятным выражением в голосе ответила пани Валевская после некоторого колебания.

– Тогда кого же? – воскликнула Эвелина. – Этой женщины?! Герцогини де Монсада?!

– Нет, Эвелина, – по губам пани Валевской скользнула грустная улыбка. – Я опасаюсь гнева вашего мужа.

– Луи?! – с недоверием переспросила Эвелина, вглядываясь в печальное лицо женщины. – Да бог с вами, пани Валевская, Луи никогда не причинит вреда моим друзьям!

– Да-да, – живо поддержала ее Эльжбета, усмехаясь. – В руках своей прекрасной жены князь Острожский совсем ручной! При условии, что его тетушка не подаст ему на ужин белладонны!

– Не обращайте внимания, – быстро сказала Эвелина. – Эльжбета шутит!

– Конечно же, шучу, – мрачно подтвердила литвинка. – Герцогиня де Монсада никогда не делает ничего сама. Она предпочитает вкладывать свои снадобья в руки простодушных и доверчивых дурачков из близких родственников.

– Эльжбета! – не выдержала Эвелина.

– Мне пора идти.

Пани Валевская вновь взяла за руку Эвелину и еще раз внимательно посмотрела ей в лицо, словно ища в нем нечто такое, что ответило бы на ее невысказанные вслух вопросы. Затем она неожиданно слегка улыбнулась, напряжение, появившееся в ее голосе с того времени, как было упомянуто имя Алиции Острожской и герцогини де Монсада, спало так же внезапно, как и появилось.

– Я была очень счастлива познакомиться с вами, дорогая Эвелина, – сердечно сказала она. – Надеюсь, наше знакомство окажется долгим и приятным для обеих наших семей. Прошу вас о любезности еще раз встретиться со мной и моим мужем, когда он прибудет в Краков.

– Кто ваш муж, пани Валевская? – не удержалась от вопроса Эвелина, которой, несмотря на всю свою загадочность, по-прежнему нравилась пани Валевская.

– Один из известных литовских князей, родственников Витовта, – уклончиво ответила полячка.

– Надеюсь, не Скирвойло? – улыбнулась Эвелина.

– О нет! – пани Валевская рассмеялась, ее темные, орехового цвета глаза заискрились смехом.

Эвелине уже в который раз за время встречи с пани Валевской показалось, что ее черты напомнили ей кого-то, кого она хорошо знала, но она никак не могла вспомнить, кого именно. По непонятной причине она медлила, не желая отпускать от себя эту обаятельную женщину, годившуюся ей в матери.

– Вы будете завтра на коронации Эльжбеты Грановской? – спросила она пани Валевскую.

– Может быть, – уклончиво сказала полячка. – Я не люблю появляться на больших мероприятиях.

– Почему?

– Слишком много шума. Я уже совсем не такая молодая женщина, как вы и Эли Радзивилл.

– О! – снова подала голос Эльжбета, – ну что вы такое говорите, княгиня? Мы уже тоже почтенные матроны, обремененные парой-тройкой детей. Правда, Эвелине придется отправиться на коронацию, у бедняжки просто нет выбора. Дело в том, что, во-первых, наш дорогой король весьма неровно к ней дышит и никогда не простит Эвелине ее отсутствия при дворе в Кракове. Во-вторых, пани Грановская – ее близкая подруга, и она не захочет огорчать ее. В добавлении к этому, юный Андрей принят ко двору, но он такой проказа, что за ним нужен глаз да глаз. Оставь его одного, без присмотра, и он устроит всем такой фейерверк на королевскую свадьбу, что ее запомнят надолго. Кстати, я думаю, что почтенный пан Олесницкий рассчитывал именно на это, принимая Андрея ко двору. Словом, куда ни кинь, везде клин.

Глава 4

Ноябрь 1417 г, Краков,

Королевство Польша

Острожский и Эвелина встретились на торжественном приеме после церемонии коронации пани Эльжбеты Грановской королевой Польши, устроенной королем Владиславом Ягайло с величайшей помпой в Вавельском соборе Кракова. На собственно церемонию, состоявшуюся в начале ноября 1417 года, князь Острожский не успел, появившись, когда королевский прием был уже в самом разгаре.

Он вошел в Большую залу Вавеля, до отказа наполненную разряженными в лучшую одежду придворными, и остановившись на пороге, с грустной усмешкой подумал о том, сколько раз он уже находился в этой зале, наблюдая за сменявшимися на польском троне королевами Польши – сначала юной несчастной Ядвиги, затем высокомерной Анны Цельской, а теперь – живой и непосредственной Эльжбеты Грановской. Все могло быть и хуже, мельком подумал он про себя, стараясь не холодеть от одной только мысли о том, что сейчас в королевской зале Вавеля рукой об руку с королем Владиславом Ягайло могла бы стоять, в качестве новой королевы, его жена, Эвелина Острожская. В ту же минуту он увидел ее рядом с новой королевой. Чуть выше пани Грановской ростом, но стройнее и тоньше ее в кости, в жемчужно-сером платье, украшенном темными узкими лентами, отделанными сверкающей жемчужной пылью, с тщательно уложенными белокурыми волосами, неправдоподобно красивая, невозмутимая и улыбающаяся отрешенной придворной улыбкой, она вдруг напомнила ему прежнюю Эвелину Валленрод, какой она была десять лет назад, на приемах в замке Мальборк. Она даже не посмотрела в его сторону, хотя он мог слышать, как королю доложили о его появлении, и по рядам придворных рябью пробежал обычный шепот зависти и восхищения.

На этот раз, изменив своим привычкам, Острожский появился на приеме не в белом с золотом цветах, которые обычно требовались от принцев крови, а в черном с серебром. Рукава его черного бархатного камзола были отделаны серебристой сеткой вышивки; волны белоснежных валансьенских кружев, украшавших его рубашку, выпущенные поверх ворота камзола, ниспадали ему на грудь; темные узкие, по испанской моде, штаны были заправлены в высокие темные сапоги со шпорами. Подчиняясь польский моде, он распустил по плечам свои длинные золотисто-каштановые волосы, отросшие за прошедший год в Испании, и сейчас они пышными волнами обрамляли его красивое, с четкими, словно выбитыми на римских монетах, чертами, лицо. Темные искристые глаза его сверкнули насмешкой, когда он увидел, как пани Грановская что-то сказала Эвелине, и та обернулась и посмотрела на него.

– Он все такой же красавец-мужчина, – тихо прошептала Эвелине новая королева. – Просто поразительно, годы совсем не изменили его! Вы счастливица, Эвелина. Он смотрит только на вас! Представьте его мне.

– Я думаю, король должен сам сделать это, – пробормотала Эвелина, стараясь не смотреть на князя, чтобы скрыть свое волнение.

Перед ней, в Большой зале Вавеля, вновь стоял прежний князь Острожский, в котором по невероятным, необъяснимым причинам вдруг не осталось ничего от того итальянского герцога, каким он был еще в прошлом году. Это был снова он, насмешливый и невыносимый королевский посол в замке Мальборк, небрежно элегантный, высокомерно красивый и вызывающе дерзкий.

– Моя дорогая Эльжбета! – тем временем произнес король, беря жену за руку и подводя ее к приблизившемуся к королевской чете чтобы засвидетельствовать свое почтение, князю Острожскому. – Позволь представить тебе моего любимого племянника, невыносимого князя Острожского, мужа твоей лучшей подруги и нашей прекрасной княгини Эвелины Острожской!

– Очень много слышала о вас, дорогой князь, – с улыбкой сказала пани Грановская, протягивая Острожскому руку для поцелуя.

– Надеюсь, хорошего, моя королева?

Блеснув своей неподражаемой белозубой улыбкой, Острожский склонился над рукой королевы, а когда он, разогнув спину, вновь взглянул ей в лицо своими темными искристыми глазами, опушенными длинными густыми ресницами, королева была поражена его изысканной красотой принца крови и очарована исходящим от него обаянием. Он был не просто красив, он казался живым воплощением всех женских грез – в глазах его светилось неподдельное восхищение ей как женщиной, на губах играла чарующая улыбка, голос был мягок, движения отточено-изящны, внешность выше всяких похвал. Высокий, с широкими плечами и узким поясом, длинноногий, элегантный, хорошо одетый, он был олицетворением настоящего придворного, в котором, однако, чувствовалась сила и грация хищника, готового к отражению удара с любой стороны.

Во взгляде короля светилась признательность – князь Острожский вел себя безукоризненно, он был вежлив и внимателен к его новой жене, несмотря на то, что уже наверное слышал как грубо и непочтительно вела себя с новой королевой своевольная польская шляхта. Дружба с Эвелиной Острожской и расположение самого князя Острожского могли неизмеримо укрепить положение пани Грановской в глазах многих поляков и литвинов.

– Прошу прошения, что опоздал на коронацию, ваше величество, – услышал король голос князя, – но переговоры в Мальборке снова потребовали моего присутствия. Я также должен извиниться перед дамами, – он склонил голову, – но в течение ближайших нескольких часов, по поручению великого князя, я хотел бы просить вас об аудиенции.

Король встрепенулся.

– Я приму вас немедленно!

– Боже мой, Владислав, дайте ему хотя бы поздороваться с женой! – мягко сказала, улыбаясь Острожскому, пани Грановская.

– Благодарю вас, моя королева.

Пани Грановская тут же подхватила короля под руку и отвела его в сторону.

Острожский повернулся к Эвелине и холодно улыбнулся. Предложив ей руку, он вывел ее из толпы придворных, окружавшей короля и королеву, и остановившись в более тихом месте, у колонны возле стены, не выпуская из своих рук руки Эвелины, мягко развернул ее к себе лицом.

Некоторое время они молча изучающее смотрели друг на друга, пока Острожский, стараясь говорить как можно небрежнее, заметил:

– Вот уж никак не ожидал увидеть вас в Кракове, дорогая. Я, кажется, приглашал вас в Вильну?

– Вы приказали мне быть в Вильне, – любезно улыбаясь, поправила его Эвелина. – Через два месяца.

Несмотря на его кажущийся холодным тон, в темных глазах Острожского светилось откровенное желание, такое очевидное, что Эвелина почувствовала, как мурашки страха или предвкушения удовольствия, побежали по ее коже.

– Что вы имеете в виду, дорогая? – голос Острожского стал чарующе мягок.

– Я имею в виду, что назначенный срок еще не истек, так что я могу делать то, что пожелаю.

– Вы всегда делаете то, что пожелаете, Эвелина, – по губам князя на секунду скользнула невеселая усмешка, однако он остался серьезным, когда, чуть помедлив, коротко спросил: – Стало быть, вы приедете в Вильну?

– Несомненно, – с некоторой долей высокомерия уверила его Эвелина. – У меня нет выбора, не правда ли? Ведь в противном случае вы пригрозили разнести дом деда по бревнышку, чтобы вытащить меня оттуда?

– Я очень рад, что догадался сделать эту угрозу, – из глаз Острожского исчезла улыбка, выражение его лица вновь стало официальным. – Судя по всему, только после этого мне, кажется, удастся получить назад свою жену!

Слегка поклонившись Эвелине, соблюдая официальные церемонии польского дворцового этикета, он уже повернулся, собираясь отойти, как снова услышал ее мелодичный голос:

– А что вы делаете при польском дворе, Луи? Вы же должны быть на переговорах в Мальборке?

– О, моя дорогая княгиня! – Острожский медленно обернулся к ней, его глаза блеснули насмешкой. – Вы не только помните мое имя, вы также, оказывается, в курсе всех моих дел и передвижений?

– Конечно же, Луи, – Эвелина умышленно повторила его имя, заметив, как от звука его имени что-то дрогнуло и изменилось в выражении его лица. Продолжая неотрывно смотреть ему в лицо, пытаясь определить, почему он кажется таким напряженным, она мягко добавила, словно как бы между прочим провоцируя его на откровенность: – Ведь вы же еще пока мой муж, не правда ли?

– Пока? – Острожский вскинул бровь. – Именно из-за этого вы старательно избегаете встреч со мной?

– Я же обещала вам, что приеду в Вильну.

Не обращая внимания на присутствующих, Острожский приблизился к Эвелине почти вплотную, так что она была вынуждена поднять голову, чтобы смотреть ему в лицо.

– Что вы делаете, Луи? – тихо спросила она.

– Дайте мне слово, дорогая, что если вы приедете в Вильну, вы сделаете это от чистого сердца, – так же тихо сказал он, глядя ей в глаза.

– Да, – она почти шептала, так как он едва слышал ее слова, – Но имейте в виду, Луи, у меня есть определенные условия.

– Условия?

Он взял руку Эвелины и прижал ее пальцы к своим губам. Эвелина чувствовала согревающее тепло его дыхания от прикосновения его губ к ее коже, а когда он медленно провел полураскрытыми губами вдоль ее указательного пальца, она вздрогнула от вспыхнувшего в ней желания его близости и отняла у него свою руку.

– Все, что вы пожелаете, дорогая! – тихим, низким от возбуждения голосом, сказал он.

– Не зарекайтесь, Луи! Может быть, то, что я попрошу, невозможно?

– Скажите мне, что это, Эвелина, и я немедленно соглашусь!

Острожский снова овладел рукой Эвелины и снова поднес ее пальцы к своим губам.

– Прекратите немедленно, Луи! – Эвелина попыталась вырвать у него руку. – Вы что, не видите, как это действует на меня! На нас уже смотрят!

– Стало быть, я все-таки небезразличен вам?

– Когда это вы были мне безразличны! – Эвелина сердито смотрела в его искрящиеся глаза. – Вы всегда умудрялись выводить меня из себя!

– Это не тот ответ, которого я ожидал, – с улыбкой сказал Острожский.

– Надеюсь, вы не ожидали признания в любви?

– Почему бы и нет?

– Потому, что вы – неверный муж! – тихо и любезно произнесла она прямо ему в лицо и тут же с почти болезненным удовлетворением увидела, как сжались его челюсти, а в глазах вспыхнул мрачный огонь.

– Мы поговорим об этом позже, в Вильне, – наконец, отстраненно сказал он, отступая от нее на шаг.

– Почему же не сейчас? – подражая его интонации, спросила Эвелина.

– Потому что это неподходящее место для подобного разговора, – сухо сказал Острожский.

Неожиданно для него, Эвелина сделала шаг ему навстречу, демонстративно протянула ему руку для поцелуя, а когда он склонился к ее руке, произнесла негромко, но отчетливо, глядя на его темноволосую голову:

– Я не требую от вас объяснений и оправданий, Луи. Что сделано, то сделано. Я приеду к вам в Вильну и останусь с вами на одном простом условии.

– Условии? – Острожский выпрямился и внимательно смотрел на Эвелину, щеки которой порозовели от внезапно прилившей к ним крови. – О чем вы говорите, Эвелина? Что вы от меня хотите?

– Вы узнаете об этом через два месяца в Вильне.

– Через два месяца?! Вы что же, хотите, чтобы я окончательно лишился сна?

– Вы жалуетесь? – едва удерживаясь от улыбки, удивилась Эвелина.

– Конечно! – с внезапным всплеском возмущения вскричал герцог. – Я не видел вас целый год! Я скучал по вам, Эвелина, каждый день этого чертова длинного года! Я тысячи раз воображал, что теряю вас, вы просите короля о разводе и он дарует его вам! Я не могу больше притворяться спокойным и выдержанным человеком. Я согласен на любые ваши условия, если вы останетесь со мной! Вы должны мне обещать это, Эвелина!

– Я ничего не могу обещать, – помолчав, сказала Эвелина, поднимая на него глаза. – Кроме того, что я приеду в Вильну. А теперь идите, Луи, король ждет вас.

Через два часа, переговорив с королем, Острожский вернулся в Большую залу в тайной надежде вновь встретиться с женой. Король вошел в приемную залу вместе с ним. Вертя головой в поисках пани Грановской, он рассеянно говорил, обращаясь к Острожскому:

– Я весьма благодарен твоей жене, анжуец! Она взяла под свое покровительство мою Эльжбету, и хотя у той достаточно сильный характер, без поддержки прекрасной Эвелины ей пришлось бы совсем туго. В обществе твоей жены затыкают свои грязные рты даже самые дерзкие из шляхты.

– Вы никогда не жалели о том, что стали польским королем, Ягайло? – внезапно спросил Острожский.

Король перестал говорить и внимательно посмотрел на него.

– Я жалею об этом каждую минуту, – наконец, тихо сказал он. – Каждый Божий день! Но Господь наградил меня такой долей, и я должен без нареканий нести предназначенную мне ношу… Если бы только Эльжбета родила мне сына!

– Немного терпения, мой король, – дипломатично заметил Острожский. – Вы женились лишь несколько месяцев тому назад. Не требуйте от нее невозможного.

– Твоей жене хватило нескольких недель, чтобы подарить тебе сына! – несколько непоследовательно, на взгляд Острожского, припомнил король.

– Что вы имеете в виду, ваше величество?

Король Владислав открыл было рот, чтобы ответить, но в тот момент, наконец, увидел свою жену, королеву Эльжбету, в обществе Эвелины Острожской и представителя Тевтонского Ордена при польском дворе, барона Альберта фон Лихтенштейна, давнего знакомого Острожского и Эвелины по замку Мальборк. Вся троица весело смеялась над рассказом крестоносца, на лицах окружавших их представителей польской шляхты читались все оттенки чувств, начиная от зависти и пренебрежения, кончая неприкрытым восхищением.

– Эвелина Острожская! – снова мечтательно сказал Ягайло, глядя на молодую женщину с гордой осанкой и взглядом королевы. – Эта непревзойденная Эвелина Острожская! Посмотрите, князь, крестоносец просто очарован ею, она вертит им, как пожелает. Благодаря ей, этот молодой человек уже оказал мне ряд мелких, но ценных услуг.

– Альберт – давний знакомый Эвелины по Мальборку, – сухо согласился Острожский.

– В прекрасной княгине, под стать тебе, заложены задатки великого дипломата, – вздохнул король, все также не сводя с молодой женщины взгляда. – Я был счастлив, когда она пожелала вернуться ко двору. Мне не хватало ее улыбки, ее божественной красоты и ее женской мудрости.

Острожский в некотором удивлении смотрел на короля.

– Вы ведь женились по любви, Ягайло? – спросил он, помедлив.

– Разумеется.

Король Владислав Ягайло сморгнул и словно пришел в себя.

«Лусия права, она ведьма!» – с веселой насмешкой успел подумать Острожский, прежде чем король, подхватив его под локоть, начал прокладывать себе путь по направлению к оживленно болтающей троице.

– А, князь! – без вдохновения приветствовал Острожского Альберт фон Лихтенштейн. – Не проходит и дня, чтобы великий магистр фон Платтен не упомянул вас в своих молитвах!

– Даже так? – скептически поднял бровь Острожский.

– Наверное, он просит Господа снова услать Луи в Италию, – сказала Эвелина, улыбаясь и глядя на Острожского. – Не думаю, что вмешательство князя в переговоры сильно обрадовало магистра.

– Вы как всегда правы, дорогая Эвелина! – расцвел в улыбке крестоносец. – Магистр действительно просит Господа, чтобы он убрал куда-нибудь подальше слишком уж влиятельного и искушенного в переговорах князя Острожского.

– Какая честь! – поддержала разговор королева Эльжбета. – Впрочем, переговоры ведь близятся к концу, не правда ли, мой король?

Владислав II пробормотал что-то нечленораздельное, в то время, как Острожский сделал вид, что ничего не слышал. Альберт фон Лихтенштейн тонко усмехнулся и посмотрел на Эвелину.

– Говорят, в Польше любят танцевать? – перевел разговор на нейтральную тему он.

– Танцевать? – рассеянно переспросил король. – Да, разумеется. С тех пор как нашими придворными занялась моя сестра Александра, мы, кажется, стали танцевать столько же, сколько при мазовецком дворе!

В этот момент в зале действительно раздались звуки полонеза. Король тут же предложил руку Эвелине Острожской, она улыбнулась ему и вложила в его руку свою тонкую ладонь. Они стали первой парой, открывающей полонез, встреченные бешеным шквалом аплодисментов шляхты.

– Вы танцуете, моя королева? – Острожский взглянул на опечаленное лицо пани Грановской.

– Я, право, несколько неуклюжа, – застенчиво пролепетала молодая женщина, тем не менее чрезвычайно польщенная его вниманием.

– Не стоит беспокоиться, ваше величество, – Острожский ободряюще улыбнулся ей и почтительно протянул ей руку. – Я хороший танцор, и даже если вы ошибетесь, никто этого не заметит.