Глава 55
– Ему была нужна не я, а вы, человек, который может быть любым врачом, который потребуется.
Рассматриваю знакомое лицо, убеждаясь, что за время разлуки он не изменился, но в глаза бросается усилившийся тремор, хотя даже он не помешал доктору Разумовскому спасти мужчину, ради которого, на всякий случай, предусмотрительно построили больницу, напичканную оборудованием последнего поколения, лучшими медикаментами, абсолютно всем необходимым, чтобы оказать любую помощь, но почему-то не позаботились о наличии врачей. Умело руководя моими руками и глазами, этот человек в очередной раз преподал мне бесценный урок, напомнив, что сомневаться нельзя, что каждое действие должно быть продуманным и взвешенным. Благодаря исключительно ему, а не мне, мужчина в палате вернётся к полноценной жизни, если конечно ему не повредили психику. Не представляю, где его искромсали, задавать вопросы об этом мне запретили, как и брать с собой телефон и Шмеля, который психанул, когда понял, что меня увезут без сопровождения. Да и не было времени на вопросы, как только Виктор пересадил меня в машину Гордеева, сказав, что так надо, началась подготовка к операции. Мне сунули в руки планшет, на который передавали данные о состоянии и показателях пострадавшего, характере его травм, а я выстраивая ход своих действий натыкалась на медицинский тупик. Окончательно я осознала, что не справлюсь, когда увидела его взгляд, в котором читалось, что он хочет, чтобы его мучения прекратились, а по вискам медленно скатывались кровавые слёзы. Человека, который не хочет бороться за жизнь, мне спасти было не по силам, на такое способен только тот, кому всё равно на подобное нежелание бороться, который будет делать то, что должен, несмотря ни на что, который одержим жаждой победы.
– Как Макар Гордеев узнал, что я выведу его на вас?
Как я догадалась, что это правильный вопрос? Всё до абсурда просто. Когда я назвала место куда нужно лететь, Макар при мне сделал всего один звонок, и отдал распоряжение отправить за Разумовским ближайший из подготовленных вертолётов. Мне же даже не позволили позвонить доктору, чтобы объяснить зачем его потревожат. Судя по времени полёта, подготовленный вертолёт был совсем рядом с деревней, где осел мой учитель.
– Не хочешь отдохнуть? Ты почти трое суток на ногах. – Похоже не готов к моим расспросам, как и я к его. Время для них не подходящее, но я хочу получить часть ответов именно сейчас, пока для меня не подготовили красивую, а самое главное щадящую историю. Правду хочу, а ещё, чтобы доктор понял, что не нужно меня больше беречь.
– Вы тоже.
Уголки губ доктора Разумовского слегка дёрнулись в подобии ухмылки, и он наконец посмотрел на меня внимательно, как это принято после долгой разлуки. На улице темно и зябко, мы оба до сих пор в медицинской одежде в которой оперировали, и которая дополнительно холодит своей влажностью, но всё это привычно, до неприятной радости, что всё снова повторилось, потому что всё снова останется в тайне.
– Теперь ты больше похожа на врача, тон соответствующий, взгляд твёрдый, ход мыслей правильный.
– Спасибо за похвалы, но это у вас не пройдёт. Мне ваши пряники попробовать не довелось когда их так сильно хотелось, а теперь поздно предлагать мне зачерствевший продукт. Вы прекрасно понимаете, что сама я бы его не вытянула.
– Ты хорошо справилась.
Отвернулся, снова не смотрит на меня, что-то обдумывает, куря не затягиваясь, хорошо, если не то, как я во всё это вляпалась.
– Без вас бы не справилась. – Признала своё поражение, когда-нибудь это перестанет быть для меня нормой рядом с гениальностью Виктора Разумовского.
– Ты и так, без меня не справилась, если работаешь на Гордеева. – Затянулся, не спеша выпустить из себя дым, всматриваясь в высоченный каменный забор, которым огорожена вся территория. Сначала мне показалось, что доктору не нравится это место, но теперь до меня дошло, что ещё больше ему не нравится факт моего нахождения здесь. Лучше отложу признание о том, у кого я на самом деле живу и за кого собираюсь замуж. Я не готова услышать его откровенное мнение и увидеть взгляд, наполненный осуждением. Принятому мной решению нет ни одного адекватного объяснения, а Разумовский, как человек который меня выходил, имеет право на то, чтобы вразумить меня.
– Я первая задала вопрос, меня прессовать будете, когда я получу на него ответ. Я вам помогу – Макар знает моё настоящее имя, и я не понимаю откуда во мне эта невероятная уверенность, что узнал он его от вас.
Пока мы сюда ехали, Гордеев несколько раз назвал меня Моникой. Сначала я решила, что мне послышалось, но повторы развеяли мои сомнения.
– Дело не в уверенности, а твоей обленившейся способности напрягать мозги. Я тебе помогу – ты не в первый раз видишь этого человека. – Наконец повернулся ко мне, требовательно посмотрев.
– Я точно с ним не знакома.
– Разве я сказал, что ты с ним знакома?
Когда Виктор представлял меня Макару Гордееву на торжестве Верещагиных, я не рассматривала его, к тому моменту уже вымоталась от бесконечного мелькания лиц, запомнила только, что жена у него очень красивая, роскошная, но всё равно в голове промелькнула мысль, что я его уже где-то видела. Значит мне не показалось, и смотрел он на меня действительно странно, это тоже не ушло от моего внимания. Ну и где я могла увидеть человека из списка сильных мира сего? Он точно не пациент, их всех я помню по именам и группам крови. Может в газете или по телевизору? Вероятно, но это событие как-то должно быть связано с доктором Разумовским, а с ним у меня связано не так уж и много: учёба, работа, больница, время пока я жила у него дома…
– Фото у вас дома, где вы то ли на охоте, то ли на рыбалке. Макар Гордеев на нём совсем молодой, а вы уже такой… доктор Разумовский. Вы друзья? – По лицу доктора я сразу поняла, что нет, хотя на снимке их компания выглядела вполне подходящей под определение дружеская.
– У нас был свой кружок по интересам.
– Я думала, что у вас только один интерес – резать людей. – Пошутила, использовав фирменную цитату Шмеля, надеясь, что доктор Разумовский оценит, но он как-то помрачнел, и догадка шибанула меня со всей дури пониманием, что в моей шутке доля правды в несколько раз превышает допустимую норму, а именно раз в сто.
В воздухе повисла неловкая пауза. Доктор Разумовский рассказывал мне каким образом нажил свой опыт, на ком практиковался и оттачивал свои навыки, но судя по всему только этим не ограничивалось.
– Когда я говорил, что ты продолжишь моё дело, и подумать не мог, что и эта часть моей жизни перекинется на тебя. – Разочарование в голосе доктору скрыть не удалось. Внутри возникло ощущение, что я провалила экзамен, а пересдачи не будет, и это всё – конец.
– Я не работаю на Макара. Я познакомилась с ним вечером, накануне нашей с вами встречи у операционного стола. – Поспешила реабилитироваться в глазах своего кумира, разочарований во мне у него ещё будет предостаточно. – Я прохожу ординатуру в одной из больниц города.
– Ординатуру?
– У меня есть диплом и все необходимые документы, а ещё новые имя и фамилия.
– Значит, ты больше не прячешься, а это означает… – Подтверждение своей догадки доктор прочитал в моих глазах – да, я встретилась со своим страхом, только Разумовский ещё не знает, что я зашла очень далеко и покорилась ему.
– Моника, – голос Макара раздался у меня за спиной, и я выдохнула с облегчением, давно не чувствовала такого напряжения, находясь рядом с доктором Разумовским, – вернись пожалуйста внутрь, с тобой хочет поговорить один человек. – Непонимающе посмотрела на Гордеева, кроме нас здесь больше никого нет, он сам меня в этом заверил. – Он обещал разнести весь город, для начала, если не услышит твой голос.
Мог просто сказать, что это Кирилл, но даже хорошо, что он завуалировал его личность. Я перевела взгляд на доктора Разумовского, который наблюдал за мной, будто выискивая что-то в моей реакции на слова Макара.
– Иди, а потом ложись спать, я подежурю. – Произнёс спокойно, отложив свои подозрения на потом, когда я снова буду полна сил.
– Нет, вы идите. Я помню, что больше пяти часов сна вам не нужно, а я провалюсь на сутки, не меньше.
– Хорошо, но через пять часов ты ляжешь спать без пререканий.
– Даже не сомневайтесь. – Собралась уйти, но не сделав и шага обратилась к доктору с очень важной просьбой. – Не спрашивайте пожалуйста ничего обо мне, я хочу сама вам всё рассказать.
Доктор лишь кивнул, но мне этого было достаточно. Я поспешила внутрь здания, не представляя как Кириллу удалось прорваться сюда. Стоило переступить порог, как я натолкнулась на незнакомую девушку. Правда, что передо мной именно девушка я поняла не сразу, её пацанский стиль сбил меня с толку: короткая стрижка, чёрная бейсболка, белая футболка с каким-то диким рисунком, напоминающим граффити, разодранные джинсы и грубые ботинки, если бы не тонкий голос приняла бы за парня.
– Иди за мной.
Она сразу отвернулась и направилась куда-то. На разговор она явно не была настроена, зато у меня появилась возможность осмотреться получше и снова поразиться тому, что всё это построено и привезено ради всего одного человека.
Мои мысли плавно вернулись к Кириллу, когда в отражении одного из окон я заметила как ужасно выгляжу и это беспокойство оказалось непривычным, но приятным. Мне хочется ему нравиться, хорошо выглядеть именно для него. Страшно представить какой бы диагноз поставил мне доктор Разумовский, узнав о моих желаниях.
– Телефон на столе. – Произнесла пацанка, когда мы вошли в небольшое помещение, обставленное какой-то непонятной техникой, а я поняла, что Кирилла здесь нет. – Выносить его за пределы этой комнаты нельзя. Не растягивай свои нежности, разговор продлится не больше двух минут, когда время истечёт он отключится автоматически, что ещё нельзя повторять не буду. Можете начинать.
После этих слов пацанка вышла, а я подошла к столу, на котором лежал телефон. На экране уже был набран номер и я нажала на вызов. Гудок не успел прозвучать, его опередил обеспокоенный голос Кирилла.
– Ника, ты в порядке? – Так себе вопрос, когда он адресован мне. – Не молчи, иначе…
– Разнесёшь весь город.
В трубке послышался тяжёлый выдох, пропитанный напряжением.
– Ты не ответила. – Добавил в голос напористости, и я мысленно порадовалась, что это телефонный разговор. Как там сказала пацанка, «нежности»? Ну-ну.
– В порядке, не переживай и оставь свои грандиозные, разрушительные планы. – Постаралась добавить томности в голос, чтобы он не сомневался и помучился.
– Всё шутишь. – Моментально угомонился, начав наслаждаться нашим разговором.
– Не шучу, я серьёзна как никогда.
– Раз у нас серьёзный разговор должен признаться, что разнёс кабинет отца, чтобы узнать что с тобой. – Я почувствовала, что Кириллу нужно выговориться, поделиться со мной. Он не признается, что переживает, и возможно боится, что я снова отдалюсь, если узнаю об этом не от него.
– Просто поговорить не пробовал?
– Пробовал, но он натравил на меня Шмеля, или тот сам с цепи сорвался, последние несколько дней смутно помню.
– У твоего отца везде камеры, можешь попросить у него запись.
– Тебя разве не предупредили, что мы ограничены во времени? – Напрасно он попробовал меня приструнить, только себе хуже делает.
– Разве. Кажется мы сняли все ограничения.
– Ника, ты невыносима. – Тяжело сглотнул, сделав паузу. – Сколько ещё мне нужно продержаться без тебя?
– Пока непонятно, мы будем наблюдать за пациентом, как только его состояние улучшится необходимость в нашей помощи отпадёт.
– Признайся, тебя там круглосуточно мучают?
– Я думала, что эксклюзивные права на это только у тебя.
– Больше не шути на эту тему. – Произнёс крайне резко, а я просто заигралась, заигрывая с ним.
– Ты же понимаешь, что теперь я тебя замучаю, пока эта тема не станет у тебя любимой. – Не поддалась смене его настроения, решив продолжить разговор на нравившейся нам обоим волне.
– Обещаешь?
– Обещаю, всего изведу, только наберись терпения.
– Лучше я наберусь сил.
– Ой, боюсь-боюсь.
– Правильно. Бойся, Ника, бойся. Ирбис голоден как никогда.
Глава 56
– Ирбис голоден как никогда.
Он загнал меня в угол. С каждым шагом, приближающим его ко мне, комната становилась меньше, и теперь, когда зверь подошёл вплотную, сжалась до таких размеров, что не пошевелиться. Его глаза сверкают безумием, вместо улыбки оскал, на теле начала проступать тёмная шерсть. Черты постепенно теряют человечность, показывая истинный облик.
Приблизился к шее и лизнул. Один раз, второй, третий, и резко впился зубами в кожу, втянув в свой рот и сжав острыми клыками.
– Ты стала ещё вкуснее. – Шепчет на ухо, а я чувствую как по коже стекают струйки крови. – Я буду долго тобой наслаждаться, не дам закончиться. Всю заклеймлю своими поцелуями.
Смотрю в его глаза, они стекленеют и я начинаю видеть в них своё чёткое отражение забитой в угол девушки, которой, как мне казалось, перестала быть. Я хочу заставить её бороться, кричать, попытаться вырваться, но она умеет только одно – покорно принимать свою участь.
Зверь раздирает одежду на мне и начинает плавно водить по телу лапами, оставляя следы от острых как скальпель когтей, впиваясь ими в самые нежные места, больно сжимая.
– Ты станешь такой, как я хочу. – Произнёс так, будто вынес приговор. – Скажи, что станешь, и я остановлюсь. – Ирбис требует, зная что у его жертвы нет голоса, что она не умеет говорить, и садистски наслаждается этим. – Ты скажешь. Скажешь, и я остановлюсь, обещаю. Я всегда выполняю все свои обещания.
Хватает лицо в свои окровавленные лапы и больно вгрызается поцелуем, окончательно потеряв человеческий облик, а я начинаю захлёбываться кровью.
Резко проснулась от удушения, начав глотать воздух. Кошмар. Просто кошмар. Очередной. Только трясёт сильнее обычного, а тело будто до сих пор ощущает боль от зубов и когтей, во рту реальный вкус крови – прокусила щёку.
Последние слова Кирилла не дают мне покоя уже несколько дней. Он назвал себя Ирбисом, и меня будто тряхнуло – с этой его частью я всю жизнь провести не хочу, не готова, не смогу. Мой разум этого не понимает, но зато подсознание вопит каждый раз, когда я засыпаю. Поэтому до сих пор не поговорила с доктором Разумовским. Он несколько раз пытался начать разговор, который я ему обещала, но тогда я была в себе уверена, в себе и Кирилле, а теперь со мной происходит непойми что.
Посмотрела на время. Снова долго проспала, пора сменить на дежурстве доктора Разумовского. Натянула на себя очередной медицинский костюм, белые и голубые закончились, остались только нервирующие красные, надеть которые я откладывала. Не думаю, что Макар, обратись я к нему, нормально воспринял бы просьбу изменить цветовую гамму одежды. Открываю соседнее отделение шкафа, в котором храню своё вечернее платье, и вспоминаю слова Кирилла о том, как он собирался его с меня снять. Эти мысли помогают, изгоняя из тела неприятные ощущения ото сна.
– Без изменений. – Сразу начал с главного доктор, когда я вошла в палату.
– Он придёт в сознание. Положительная динамика его показателей впечатляет.
– Смотри не влюбись. – Не первая странная шутка от Разумовского.
– Я приняла все меры предосторожности. Можете идти отдыхать со спокойной душой. – Отшутилась в ответ, пряча взгляд.
– А это у тебя что? – Поинтересовался доктор, поднимаясь с кресла, заметив у меня в руках электронную книгу.
– Маленький эксперимент. Попросила Клаву накачать самых слезливых любовных романов, сентиментальных до зубовного скрежета. Мои рассказы о ЗППП (заболевания передаваемые половым путём) эффекта не возымели, я решила попробовать что-то новенькое, раз по-хорошему он просыпаться не хочет. Начнём с бестселлеров Адалины Пло́товой, Клава назвала их романтической ересью, предупредила, что они вызвали у неё рвотные позывы, а она прочитала всего две страницы.
– Если и его начнёт тошнить, ты знаешь что делать. Удачи. – Доктор Разумовский погладил меня по плечу, не особо одобрительно – он не фанат подобных методик, и без дополнительных вопросов и расспросов вышел из палаты.
– «Он продолжал водить алым бутоном по нежным девичьим лепесткам, пока из её чувствительных недр не полился сладкий нектар, который он с жадностью вобрал в себя, смакуя невероятный вкус грешного удовольствия. Не дав ей опомниться он вошёл в подготовленное лоно, поймав губами первый и последний в её жизни стон боли от их единения, продолжив скользить внутри нежной плоти, пока не излился в плодоносные глубины под аккомпанемент блаженства своей жены». А я-то ломала голову все пятьсот страниц почему книга называется «БУТОН РОЗЫ». Прости, но мне нужно время, чтобы отойти от плодоносных глубин, но мы обязательно продолжим позже. – Обратилась к своему подопытному, выключая электронную книгу.
Отметила последние показатели и оставила в покое пациента, ему тоже нужно передохнуть, впереди у нас «ЛЕПЕСТКИ ЛИЛИИ», «НЕКТАР МАРГАРИТКИ» и шедевр, который я оставила напоследок, абсолютный бестселлер этого года «СТВОЛ КИПАРИСА». Хотела подышать свежим воздухом, но двери оказались заперты. Я не нашла ни Макара, ни доктора Разумовского, последней моей инстанцией стала комната пацанки Клавы.
– Они уехали. – Ответила на незаданный вопрос, не отрываясь от монитора своего компьютера. – Просили не покидать территорию больницы до их возвращения.
– А если пожар? – Встала в дверях, так как Клава дала понять, что не любит посторонних на своей территории.
– Попробуй, увидишь, что будет.
– Чем занимаешься? – Обычно на этом вопросе заканчивается каждый наш диалог, так как Клава начинает игнорировать моё присутствие, что она снова продемонстрировала, и я по традиции решила оставить её в покое.
– Создаю нашему герою новую личность, – притормозила меня, удивив, – заношу его данные во все существующие базы. Почти закончила, фото добавлю, когда ему лицо сделают. Хочешь развлечься? – Я даже как-то растерялась от её неожиданного и провокационного предложения. – Здесь совсем тухло, мне нужно перезагрузиться.
– И как обычно ты это делаешь?
– Наверняка у тебя есть какая-нибудь стерва-подружка, которой не помешаем пара приводов в полицию за проституцию.
– Нет.
– Сволочь-ухажёр, которому в медкарту приписать пару венерических?
– Нет.
– Неугодный родственник, которому устроить проблемы с налоговой?
– Нет.
– Тогда давай тебе что-нибудь подправим.
– Тебя уже опередили.
– А я не про твоё нынешнее альтер эго. Не удивляйся, после того, как благодаря мне Николь Викторовна Разумовская перестала существовать только на словах, а зажила в базах всех необходимых ведомств, мы можем считаться дальними родственниками, я типа поучаствовала в твоём рождении. Соглашайся, а я за это организую для тебя ещё один страстный звонок.
– Давай. – Согласилась, потому что предыдущий разговор с Кириллом оборвался, оставив меня в подвешенном состоянии. Без общения с ним мне становится проще в нём сомневаться, подозрения усиливаются, кошмары становятся всё безумнее.
– Садись рядом. – Кивнула на мне стул у стены, который я перенесла и поставила рядом с её. Клава дождалась, когда я сяду и начала проводить какие-то манипуляции на мониторе. – Итак, Моника Викторовна Абрамова, с чего начнём? – Я лишь пожала плечами, мне искренне всё равно, что Клава сделает с личностью Моники Абрамовой, возвращаться к ней я не собираюсь. – Тогда давай запустим поиск по всем базам. – Клава со взглядом маньяка завела моё имя в подобии поисковика, и началась обработка данных. – Как скучно, на тебя ничего нет. Не могла сразу предупредить. – Рассердилась, нервно стукнув по клавишам, закрывая свою программу.
– Меня судили.
– А это уже интересно. Давай подробности.
Я рассказала всё, что помнила, данные следователей, которые занимались моим делом, судьи, и некоторые факты, которые были нужны Клаве.
– Охренеть. – Произнесла с восторгом, откинувшись на спинку стула и восхищённо посмотрев на меня. – Я бы хотела узнать, как это сделали. Не было никакого суда. В один прекрасный день ты просто улетела в Германию, по которой до сих пор и путешествуешь, судя по имеющимся в базе данным о твоих передвижениях.
– Почему это привело тебя в такой восторг?
– Потому что либо среди твоих родственников есть миллиардеры, либо ты хорошенько поиграла с чьим-то джойстиком, – Клава примерилась ко мне взглядом, и добавила, – хотя ты не тянешь на продвинутого пользователя. В любом случае – это деньги в корзину, программу для параллельного стирания данных из мозгов ещё не изобрели.
– Просто этот сценарий не подразумевал моего возвращения домой. – Вспомнила, как доктор Разумовский настаивал на моём отъезде в Германию, рисуя мне новую жизнь. – Клава, а мы можем по твоей базе проверить ещё одного человека?
– Ради развлечения – нет, но ты можешь мне заплатить. – Я не хотела этого делать, во мне всё противилось этой идее, но сомнения не перестанут меня грызть, если я этого не сделаю. В голове остались отголоски слов Анатолия Басова, синяки на теле стервы Кристины, перекликающиеся с тем, что когда-то Ирбис сделал со мной, все обещания Кирилла скопом, постоянно дезориентирующие меня. – Конфиденциальность гарантирую. – Уточнила Клава, наверно заметив мои внутренние метания.
– Сколько?
Клава набрала на клавиатуре сумму.
– Это цена персонально для тебя, с перспективой на случай, если когда-нибудь я попаду под твой скальпель.
У Виктора будет много вопросов по движению средств на моём счёте. Пока Клава делала перевод, я думала о том, что как-то странно и неправильно платить этими деньгами, но других у меня нет, зато есть желание стать женой не образа в моей голове, а реального человека – Кирилла Викторовича Барского.
Почему мне не принесла облегчение информация, которую я получила? Потому что она совпала с тем, что мне и так было известно о самом тёмном пятне биографии Кирилла Барского, за исключением нескольких несостыковок. Изнасилованные десять лет назад девушки были не школьницами, а студентками музыкального училища. Похитили их не после занятий, а после совместного похода в клуб. Тот вечер они провели в компании нескольких парней, среди которых были и братья Барские. Клаве не удалось найти показания пострадавшей, указавшей на Кирилла. Если учесть, что моим первоначальным источником информации была жёлтая газетёнка, возможно их и не было. Кирилла, исходя из материалов дела, задержали из-за устной угрозы, носящей сексуальный подтекст, в адрес одной из девушек за несколько часов до похищения. Его отпустили, когда получили подтверждение алиби. И всё было бы хорошо, если бы я не заметила, что появилось оно не сразу, и что предоставила его Стелла Северская, ныне Давлатова.
И снова слова Басова начали разрывать черепную коробку: «…не у каждого из нас были безграничные возможности и понимающие друзья, чтобы сохранить репутацию полностью незапятнанной. Тебе повезло больше, хотя замарался ты гораздо сильнее». Почему я связываю его слова именно с эти происшествием? Потому что других в базе данных нет. И вариантов немного: либо Басов имел ввиду именно его, либо у него есть информация, которой нет ни в одной базе, либо, и я хочу в это верить, его слова пустышка, которая должна была заставить меня усомниться в Кирилле, внести между нами разлад. Только почему Барский промолчал? Нужно скорее поставить на ноги мужчину в палате и просто спросить у Кирилла и перестать уже себя изводить.