Глава 47
*Ника*.
– Ника, где ты сегодня будешь ужинать, у себя или в гостиной?
Марина стала первой, на кого я натолкнулась, войдя в дом. Верный признак того, что хозяин ещё не дома и будет поздно, только поэтому мне предоставлен выбор, либо мир перевернулся и Виктор забыл о своём тотальном контроле. С момента, как я предупредила Шмеля, что поеду к Кириллу, каждую минуту ждала, что Виктор вмешается, всю дорогу домой думала, почему он этого не сделал, не остановил меня. Теперь очередного мозгодробительного и нерворастяжительного разговора не избежать. Только я настроилась, что состоится он сразу, как перешагну порог дома, пока я не переспала со своими мыслями и не рассыпалась от неминуемого самобичевания.
– Я не буду ужинать, сразу лягу спать.
Марина прекрасно знает, что любая попытка попробовать накормить меня против моей воли обречена на провал и даже уже не покачивает неодобрительно головой, услышав мой очередной отказ от пищи.
– Если передумаешь, в холодильнике твой любимый салат из морепродуктов.
Но всё же она не теряет попыток найти подход к моему желудку.
– Спасибо.
Мне нужно привести мысли в порядок, и не только мысли. Заперевшись в комнате, сразу стянула платье, пропахшее Кириллом, бросив его на кровать. Мне слишком нравится этот запах, мне слишком нравится, что рядом с ним я становлюсь прежней, что ощущаю настоящее желание, и ничего во мне не протестует против близости с ним. Мозгом я понимала все дальнейшие последствия, вплоть до нервного срыва и психушки, обязательно с красивым видом из окна, но я была готова рискнуть, чтобы обрести стабильный шанс пойти дальше, осознать, что я могу быть нормальной, полностью восстановиться, воспользовавшись для этого тем, кого не отторгает моё тело. Всего один раз, чтобы когда-нибудь позже попробовать то же самое с кем-то другим, простым и понятным, не таким как Кирилл. Судя по тому, как моё тело откликается, я очень чувственна, умеют желать и отзываться на ласки. И мне был нужен всего один раз, чтобы закрепить эту мысль в своей голове и своём теле. Мне мешало лишь одно – Кирилл временами напоминает Барса, который даже после смерти умудрился поиметь меня через своего брата, добившись своего – я сломалась. Я стягивала с Кирилла ненавистную чёрную футболку и вытягивала себя из состояния накатывающей истерики, заставляя пересилить свои страхи. Я хотела этого мужчину, зная, что он сделает всё, чтобы не упустить этот шанс. Мне нужен был всего один раз, чтобы почувствовать себя полноценной женщиной, и я была готова пересилить всё, кроме взгляда Барса, который увидела в зеркальном отражении шкафа на их совместной с братом фотографии, стоящей на столе. И всё. Все желания вытеснила боль, моментально охватившая тело. Но самым мерзким было не это, к боли я привыкла, Кирилл считает меня убийцей брата, и секс со мной его своеобразное наказание для меня, а я с ним не хочу так, не могу, и остановиться не смогу, потому что рядом с ним забываю кто мы, прошлое для меня перестаёт существовать, стоит оказаться в его объятиях. Если спать с ним, то только как реальные муж и жена, а путь к этому только один – рассказать всю правду. Осталось понять, стоят ли мои плотские желания безопасности жизни сестры.
Ночь была беспокойной. Когда почти удалось уснуть, под окном заскулила собака. Я попыталась укутаться поплотнее, но Куся начала топтать меня лапами, окончательно прогнав сон, а когда я поднялась, нагло заняла моё место растянувшись по диагонали кровати, поглядывая на меня в щёлки глаз.
Обычно питомцы этого дома не издают ни звука по ночам, выдрессированы настолько, что даже в случае обнаружения опасности приучены показывать это жестами. Штамп, который занимается их воспитанием, показал мне, по секрету ото всех, что и какой означает, поэтому я теперь знаю как сядет собака, если найдёт взрывчатку, что сделает лапами, когда почует чужого или вооруженного чужого, как поведёт себя если захочет что-то показать, посчитав это важным. При всём при этом я до сих пор не знаю, какую команду нужно дать его не блохастым, привитым, вымуштрованным балбесам, чтобы они перестали на меня прыгать, поэтому спасаюсь от них своим способом, которым решила воспользоваться, когда спустя десять минут скуление не прекратилось.
Пока добиралась до нужного места не встретила ни души. Мне показалось странным, что никто кроме меня не отреагировал на скуление собаки, Штамп точно своих в беде не бросил бы. Обогнув дом я вышла к нужному месту, опешив: из стороны в сторону, держась за щёку, под моим балконом ходил Шмель, жалобно поскуливая. Теперь ясно, кто всех распугал. Я стояла молча и не двигаясь, дожидаясь когда он меня заметит и заговорит.
– Чего не спишь? – Наехал на меня с претензией, когда увидел, убрав руку от лица и замерев, сделав вид, что у него ничего не болит. Я взглянула на свои окна, чтобы он сам допёр, почему. – Иди спать, нечего по ночам по территории гулять. – Рыкнул на меня и застонал, стиснув челюсти.
Я подошла поближе, чтобы предложить свою помощь и моментально разглядела на щеке Шмеля набирающий цвет синяк.
– Откуда он? – Хотела потрогать, но его будто током ударило, он сильнее скривился, отвернувшись от меня. – Снова секреты. – Скрестила руки на груди, чувствуя как разочарование одолевает меня, как теряю надежду снова ощутить лёгкость общения и абсолютное доверие рядом с ним. Я возвращения Шмеля ждала как праздника, а теперь не знаю что с ним делать, ерунды всякой наговорила, практически пригрозила ему увольнением, а он никак не отреагировал. Только теперь, ощущая покалывание в груди от его немилого взгляда, понимаю, что возможно он не хотел возвращаться, возможно Виктор заставил, пригрозив или заплатив, что Шмеля, взрослого мужика у которого не может не быть личной жизни, достало возиться с моими заскоками, я отдаю себе отчёт, что подобное не каждый выдержит.
– Поболтал с Царьком. – Ответил мне, будто претензию высказал и смотрит пристально, скользя взглядом по лицу, будто выискивая в нём что-то.
– Кириллом? – Увидела в его выражении лица подтверждение результатов моего тугого мыслительного процесса. – На тему?
– Без темы. Я дал по морде ему, он – мне. Мы прекрасно друг друга поняли. – И снова с какой-то претензией, смотрит так, будто и меня хочет ударить, или наорать на меня, и мне бы уйти и не продолжать разговор, но я ещё верю, что это прежний Шмель, который обидит кого угодно, только не меня, которого я могу безнаказанно доводить до катарсиса, завидуя и поражаясь гибкости его нервной системы.
– Кто дал тебе распоряжение?
Мучения Шмеля отошли на второй план, их оттеснили домыслы Кирилла, в которые я не собиралась верить, пытаясь найти любое другое объяснение поступку Шмеля.
– Никто.
Я глупо уставилась на него. Не могут слова Кирилла оказаться правдой, просто не могут. Должно быть адекватное объяснение произошедшему, они же мужчины, наверняка у них мог быть повод, не относящийся ко мне.
– Когда вы успели подраться? – Решила начать выяснение подробностей с вопросов, которые вызовут у Шмеля наименьшее раздражение, но снова по его взгляду поняла, что просчиталась. Он не скрывал своего недовольства моей заинтересованностью этой темой.
– Мы не дрались, отношения выясняли. – Выдал сухо, начиная казаться мне неприятным типом, с которым лучше разговаривать на ограниченный перечень тем.
– Я не об этом спросила. Меня интересует время и место. – Раз мне не светит насладиться катарсисом, остаётся одно – довести Шмеля до бешенства, судя по всему наши отношения уже не станут прежними, да и разговор этот рискует стать последним.
– Странно, что тебя только это интересует. – Я уловила некий подтекст, но не смогла расшифровать его, непонимание между нами крепло.
– Это потому, что я только начала. – Я следовала выбранному тону беседы, пытаясь дожать няньку, но добилась лишь усиления его недовольства.
– Спать иди. Всё равно ничего тебе не скажу. – Рявкнул, не церемонясь, но это было в его стиле, меня расстроило другое, он будто отшвыривал меня от себя, пытался отделаться, только непонятно насколько: на время, или навсегда.
– Да пошёл ты! – Швырнула в него овсяным печеньем, припасённым для оболтусов Штампа, по-прежнему не боясь отдачи, сил слушать и смотреть на него больше не было.
– Не понял. Ника, стой! Ника! – Поймал меня, когда я направилась в сторону дома, схватив за руку, явно не рассчитав силу, и чуть расслабив пальцы, когда я зашипела. Как из ниоткуда появились Геркулес и Геракл, моментально метнувшиеся к лакомству, выдав меня с потрохами. – Блядь, ты хоть представляешь, что Штамп с тобой сделает за то, что ты ему собак испортила?
Нет, тему перевести я ему не дам, заставить чувствовать себя виноватой тоже. Пока из нас двоих косяков больше за ним.
– Со Штампом я как-нибудь сама разберусь, а ты определись, хочешь со мной поговорить, или же предпочитаешь обоюдное молчание. – Высвободиться у меня не получилось, поэтому я замерла, дожидаясь подходящего момента.
– Об этом ублюдке я с тобой говорить не буду.
До этих слов я понятия не имела, какой Шмель в гневе. Лучше бы оставалась в неведении, потому что он настолько исказился от распирающей его злобы, усиленной болью, что меня затрясло, стало непривычно жутко, внутри сработал датчик, уловивший серьёзную опасность.
– Виктору вряд ли понравится как ты называешь его сына. – Решила ненавязчиво напомнить Шмелю в чьём доме мы находимся, а именно человека, который помешан на контроле, и которому могут не понравиться эти слова, если Царь о них узнает.
– Мне всё равно, что и кому нравится в этой семейке. – Ни капли страха, ни доли сомнения, твёрдая уверенность в своих словах.
– Шмель? Ты же работаешь на Виктора.
– Больше не работаю. – Ошарашил меня, в большей части спокойствием, с которым он произнёс эти слова.
– Почему?
– Много чести.
– Тогда что ты здесь делаешь?
– За тобой присматриваю. Ник, пока ты в этом доме, я тоже здесь буду. Когда решишь уйти, уйдём вместе.
В мою голову закрались первые сомнения, пытаясь укорениться в ней, пока безуспешно.
– Шмель… Что это значит? – Шмель недовольно покосился на дом и забылся, стиснув зубы, вызвав своим действием очередную вспышку боли. – Я уже поняла, что у вас с Виктором какая-то договорённость, но хоть что-то ты же можешь мне объяснить.
– Ник, давай не сегодня, тебе выспаться нужно, не могу на тебя такую спокойно смотреть, хочется поехать и вломить и Вестину, и Северскому, и Царьку. Мне теперь можно, руки развязаны.
– Кириллу-то за что?
– Он мне правду сказал? – Шмель снова неосознанно сжал мою руку сильнее.
– Ты о чём?
– Он заявил, что вы решили… наладить отношения. – Вытолкнул из себя, скривившись, глядя на меня с осуждением.
– Шмель, почему ты об этом спрашиваешь? – Спросила, не желая отвечать на этот вопрос именно ему, признавая, что наш разговор далеко не дружеский, как и поведение моего собеседника, и его взгляд.
– Я помню чёткое распоряжение не подпускать к тебе Барского.
– Если бы ты не исчез, знал бы, что всё уже давно изменилось.
– Это была не моя инициатива.
– А чья?
– Тебя это касаться не должно. – Повысил тон. Боль его уже не волновала, какие-то другие ощущения пересилили её в Шмеле.
– Ты исчез без объяснений, ни разу не поинтересовался как я, ни одного звонка, ни одного сообщения, ты бросил меня лишив своей поддержки, к которой позволил привыкнуть. А теперь, когда ты вернулся, я тебя не узнаю, и не понимаю, почему ты ведёшь себя так, будто я перед тобой в чём-то виновата. – Не к чему тянуть и юлить, лучше узнать правду, какой бы она не была.
– Как ты можешь позволять этому ублюдку к себе прикасаться, после того, что он с тобой сделал? Это же отвратительно. Как далеко ты с ним зашла? – Он требовал от меня ответ, будто имеет на это какое-то право.
Всё, с хрустом вправленного сустава, встало на свои места. Шмель уже может ничего мне не объяснять, связанное с ним потеряло своё значение, как только я поняла причину появления синяка на его лице, свирепого взгляда, силы, с которой он сжимает мою руку, уже не чувствуя боли ни своей, ни моей. У меня никогда не было друга, я ошиблась.
– Я больше не хочу видеть тебя рядом с собой.
Оттолкнула от себя этими словами, его рука моментально исчезла с моего плеча, во взгляде появилось сожаление, но было уже поздно, несдержанная искренность Шмеля выдала его, навсегда изменив моё к нему отношение.
Глава 48
Откуда Шмель узнал? Всю ночь крутился в голове этот вопрос. Виктор заверял, что о произошедшем два года назад знает ограниченный круг людей. Если знает Шмель, то кому ещё в этом доме известны подробности и какие именно? Мне даже подумать не на кого, кто бы мог проговориться, тем более намеренно разболтать. Я не разбираюсь в их иерархии, но не похоже, чтобы Шмель был особо приближённым, чтобы при нём велись подобные разговоры. К утру я запуталась окончательно, особенно в том, нужно ли мне знать ответы на свои вопросы.
Время завтрака. Оба за столом. Почему-то ничего не изменилось: один предельно деловой, второй – Шмель. На противоположных сторонах, по обе руки от меня, двое мужчин, которые явно в каком-то сговоре. При мне они молчат, особенно зля этим, а нервы и без того натянуты. Я так и не смогла уснуть, раздираемая нежеланием признать правоту Кирилла, получив её подтверждение. Ну не чувствую я, что Шмель хочет меня. Он всегда так искренне чморил меня, что просто не оставлял себе шансов на взаимность, ну или я ничего не понимаю в романтике и ухаживаниях. Я знаю, что Шмель может быть очень очаровательным, когда ему это надо. Как-то в свой выходной я каталась с ним по его делам и наблюдала, сидя за столиком в кафе, как он с лёгкостью очаровал пассию какого-то должника своего друга. Мёд обильно лился из уст этого хамла, а улыбка в нужные моменты озаряла его грубый лик. Несчастная, не выдержав, сдала своего хахаля. А потом, когда мы вернулись в машину, Шмель спросил у меня: «Блядь, Ник, ну почему вы бабы ведётесь на эту хуйню? Пиздец полный. Кстати, хочешь я разведу её на операцию? А что, если мозгов нет, то и без других органов проживёт, только обязательно проверь её на венерические», на что я прямо ответила ему, что он мудак. Потом Шмель что-то долго объяснял мне про понятия, законы, и последствия блядства. В итоге сошлись мы с ним на том, что он пустит меня порулить, а я перестану накручивать локон волос на средний палец. И так всегда, ни единого намёка на что-то хоть отдалённо похожее на ухаживания.
Сев за стол в первую очередь посмотрела на Шмеля: взгляд опустил в тарелку, есть хочет, но не может, зубы ломит от боли, бледный, на лбу испарина. Интересно, он специально демонстрирует свои мучения? Виктор подозрительно спокоен и невозмутим, изучает в планшете свежие новости, на меня тоже никакого внимания не обращает. Это самое странное утро из всех, что были у меня в этом доме, потому что подозрительно тихое, даже не в плане молчания, а отсутствия даже многозначительных взглядов, вздохов и переглядываний сидящих за столом.
Тишина царила, пока не раздался хруст блистера из которого Шмель выдавил две таблетки обезболивающего, которые проглотил не запивая, предварительно разжевав. Бесит меня. Если зубы у него заболели после драки, прошло не больше двенадцати часов, блистер уже пустой, а этот мудак до сих пор не понял, что таблетки не помогают, и ему нужно к врачу. К концу завтрака желание треснуть Шмеля зашкалило. Мне впервые не хотелось на работу, зная, что повезёт меня именно он, несмотря на все свои страдания. Такого моя расшатанная психика после бессонной ночи не выдержит.
– Ник, – страдалец неожиданно нарушил молчание, оторвав голову от тарелки, наконец посмотрев на меня, – я подумал и решил, ты давно хочешь кому-нибудь что-нибудь вырезать, я согласен.
Я несколько раз прокрутила в голове его слова, прежде чем до меня дошла их реальность. Такого мне ещё никто не предлагал. Это как я его довела, что он готов на такое? Шмель так смотрит на меня, будто просит смилостивиться и больше не мучить.
– Неужели. – Это единственное, что я смогла произнести, услышав подобное предложение, пока не удостоверилась в том, что Шмель серьёзно настроен. Моя неуравновешенность била в барабаны, пока здравый смысл отсыпался. Стало безумно интересно, как часто в этом мире люди делают подобные предложения друг другу. – И что ты предлагаешь, чтобы я у тебя вырезала?
– Что хочешь. Я тебе доверяю.
– Какое заманчивое предложение.
Виктор наконец не выдержал, отложил планшет, скрестив руки на груди, по-прежнему не принимая участия в беседе, но давая понять, что внимательно слушает.
– Я знаю, тебе не дают практиковаться, а тебе нужно набираться опыта. Я и без аппендикса проживу.
– Значит, аппендикса. Хорошо, поехали. – Я поднялась из-за стола, показав, что принимаю столь щедрое предложение, смакуя реакцию Шмеля, который забыл как моргать.
– Прям щас? – Спросил поубавив уверенность в голосе, явно не веря своему счастью быть порезанным мной уже сегодня.
– Зачем тянуть? Операция плёвая, подготовим тебя, сделаем анализы, чик-чик и готово. Иди, заводи машину, я только возьму сумку и сразу поедем. По дороге договорюсь, чтобы нам выделили операционную.
Шмель странно посмотрел на Виктора, поднимаясь из-за стола, и ещё страннее улыбнулся, будто торжествуя.
– Теперь даже не знаю, что мне придётся сделать, чтобы и со мной ты начала разговаривать. – Произнёс Виктор, провожая Шмеля взглядом.
– Вы оба не будете прощены, пока не ответите на мои вопросы.
– Ты бы предупредила об этом беднягу, а ещё что органов, которые можно удалить без последствий для организма не так уж много.
– Если хочешь, сам предупреди, вы же так мило общаетесь в последнее время. Настя ещё не ревнует?
– Мне нравится твой новый настрой, поэтому я готов пожертвовать нашим тесным общением со Шмелём. Можешь кстати не беспокоиться об операционной, я распоряжусь.
На лице Виктора расплылась приторно-сладкая улыбка, за которой скрывалось явно что-то зловещее. Обидно, если он надеется, что операция пройдёт неудачно.
– Какая забота.
Хотела услышать ещё хоть что-то, но Виктор снова взял в руки планшет, вернувшись к изучению новостей.
«Привет. Повторим сегодня обед?»
Набрала сообщение, дожидаясь результатов обследования Шмеля. Его здоровье опасений не вызывает, осталось понять, в каком состоянии сейчас Кирилл.
«Привет. Не сегодня.»
Моментально пришёл короткий, ничего не проясняющий ответ. Не спрашивать же его напрямую о драке. Хотя странно, что он сам не захотел о ней рассказать, ведь она прямое подтверждение его слов о чувствах Шмеля ко мне. Кажется ещё есть надежда, что их разборки не связаны со мной.
«Ужин?» – Решила проявить настойчивость.
«Не хочу, чтобы ты плохо выглядела на свадьбе Верещагиных.»
Пока я обдумывала его ответ, следом пришло ещё одно сообщение.
«Барс нам больше не помешает, я убрал его фото.»
К сожалению всё не так просто, Кирилл, но об этом мы поговорим при личной встрече.
«Ника, не бросай свои попытки уговорить меня. Хочу прочувствовать как сильно ты хочешь меня…»
«…увидеть.»
От его невинной игры мурашки внутри начали скрестись, мелкие предательницы.
«Может я просто проголодалась?»
«Я утолю любой твой голод.»
«Судя по всему ты несильно занят, так почему отказался от моего первоначального предложения?»
«Я сейчас не в лучшей форме для нашего первого раза.»
Подобранные им слова показались мне странными, стало неприятно от попыток понять, что он подразумевает под словом «первый», будто забыл, что для нас это пройденный этап.
«Шмель рассказал о вашей драке.» – Решила уйти от темы и неприятных мыслей, и не позволить утянуть меня в нирвану, которая уже лизнула мои нервные окончания.
«Не уходи от темы. Никого третьего ни в нашей переписке, ни постели, я не потерплю. Завтра после свадьбы я заберу тебя к себе.»
Кажется мурашки попадали от накатившего на них экстаза и валяются парализованные с широко открытыми глазами и блаженными улыбками на своих похотливых физиономиях.
«Не загоняйся по поводу объяснений. Я всех возьму на себя. Завтра никто не сможет нам помешать. Следующая свадьба будет нашей.»
Я ничего не ответила Кириллу, запаниковав. Ещё недавно он рассказывал как будет меня изводить, а теперь будто торопит со свадьбой и всем остальным. Когда его нет рядом моя голова начинает соображать, в разумных мыслях сформировалось прозрачное понимание, что не бывает таких резких перемен, не было для этого причин, ничего между нами не изменилось. Кирилл не говорил, что простил меня, не обещал попробовать простить. Главный разговор между нами не состоялся. Что он ответит, если я спрошу сможет ли он жить с убийцей брата? А самое главное, как отреагирует на правду?
Я сидела в кафетерии больницы, смотрела на нашу переписку, не давая экрану погаснуть каждый раз, когда подходило время. Его слова похожи на маленькие кусочки счастливой жизни, очень хрупкие и нежные, слишком мало нужно для того, чтобы их осквернить и опошлить, совместно с Ирбисом мы способны раскурочить самое прекрасное и чистое.
– Ты уже дала мне своё согласие. Имею право им пользоваться. – Я подняла глаза, и на голос наложилась картинка: губа разбита, на щеке несколько ссадин, но выглядит он лучше, чем Шмель. – Что с глазами? Почему красные? – Помрачнел, принявшись пристальнее меня рассматривать. – Только не говори, что Шмель сдох от твоей руки, такой подставы я ему не прощу, с того света достану. – Кирилл подошёл максимально близко, положив одну свою руку мне на плечо, а вторую на талию, заполонив своим запахом и энергетикой. Я мысленно обрадовалась, что кроме нас больше никого нет, время посещений закончилось, медперсонал на своих местах, девушка за стойкой, явно студентка медицинского, благополучно уснула.
– Откуда ты знаешь?
– Конечное звено цепочки – Стелла, об остальных звеньях сама догадаешься. С глазами что?
– Не выспалась.
– Пошли. – Кирилл стянул меня со стула и уверенно повёл по коридорам больницы, замечательно в них ориентируясь, будто точно зная, где никто нас не увидит. Так мы попали в одну из платных палат. Он затянул меня внутрь и запер дверь. – Раздевайся.
Это был приказ, не терпящий возражений. Я как-то поздно сообразила, что соображать нужно было раньше, а теперь я в ловушке. Отшагнула от Кирилла, пытаясь подобрать слова, пока он наблюдал за мной своим темнеющим животным взглядом. Пока я находилась в ступоре, он стянул с себя футболку, и сразу за ней снял джинсы, бросив всё на пол. Я разглядела следы от сильных ударов по корпусу, поняв, что поспешила с выводами, что ему несильно досталось. Кирилл подошёл ко мне и попытался прикоснуться, но я не дала, остановив его руки своими, почувствовав как волоски на его коже встали дыбом, став колючими.
– Я хочу, чтобы ты выспалась. – Высвободил свои руки из моих, мягко сковав их. – У меня большие планы за завтрашнюю ночь. Ты станешь моей до нашей свадьбы, и после решишь за нас обоих станет ли этот раз последним. – Кирилла будто распирало изнутри, знакомое состояние присутствия в нём кого-то, кому он не даёт вырваться и взять контроль. – После, если больше не захочешь, я к тебе никогда не прикоснусь… ни я, ни кто-либо другой, и никакой свадьбы не будет.
– Мы можем сделать это и сейчас, зачем ждать? – Я в очередной раз провоцировала его, сама не зная, чего добиваюсь. Понимала, что с ним так нельзя, особенно сейчас, когда внутри истошно орёт тревога. Это была какая-то ответная реакция, которая вырывалась наружу каждый раз, когда Кирилл начинал на меня давить.
– Я уже давно могу делать с тобой всё, что захочу, когда захочу, где захочу и как захочу. – Произносил ровно, но тяжело сглатывая, неотрывно глядя в глаза. – Завтра я хочу видеть как медленно по твоей коже сползёт шикарное ало-розовое платье, ты останешься передо мной полностью обнажённой и беззащитной, будешь терпеть мои ласки, пока они не надоедят мне. Я хочу наконец увидеть как тебя раздерёт первый оргазм в твоей жизни.
– Как же наш договор?
– Ты сама изменила его условия… вчера, раздвинув передо мной ноги, захотев утолить голод со мной. В доме отца и в этой богадельне полно мужиков, которые не прочь с тобой перепихнуться, но ты хочешь только меня, не сможешь ни с кем другим, даже не надейся на это. От тебя требуется принять всего одно решение, обо всём остальном буду думать я. Сама разденешься, или помочь?
– Помоги.
Я спрятала в этой просьбе крик о помощи, который начинает гудеть в моей голове каждый раз, когда мои сомнения в правдивости его слов и намерений набираю силу, когда мне становится страшно, что после того как я сдамся и переживу близость с ним, всё окончательно во мне разломается, и я упрямо нарываюсь получить доказательства своей правоты, надеясь ошибиться. Я хочу ошибиться в нём и себе.
Кирилл медленно расстёгивал и снимал с меня одежду, пробираясь к обнажённому телу, полностью оголяя. Его заводил даже такой контакт, начинало казаться, что так продлится вся ночь, но он резко остановился, добравшись до моего лона и зарычал, стиснув зубы и недовольно посмотрев, не обнаружив признаков возбуждения. Ничего кроме ужаса я не испытывала, он прочно обосновался в моём теле, спасая, в первую очередь, от себя самой.
– Отдохни до завтра. – Кирилл оттеснил меня к кровати, и я рефлекторно забралась на неё, закопавшись в одеяло. Он лёг рядом и прижался к моей спине, крепко обняв. – Я больше не позволю тебе наделать ошибок. – Последнее, что я услышала, перед тем как заснула.
Шмель разлепил глаза, старательно фокусируя на мне взгляд.
– Как всё прошло? – Прохрипел, явно испытывая жажду.
– Шмель, не хочу тебя расстраивать.
– Не тяни. – Закатил глаза к потолку, смешной. Такой огромный, грубый, но умудряется быть милым.
– Ты уже долгие годы живёшь без аппендикса. Видишь эти два шрама из твоей коллекции, – отогнула одеяло, чтобы показать наглядно, – это плохо зажившие раны после лапароскопии.
– И давно ты об этом знаешь?
– С момента когда практиковалась на тебе перед экзаменом. Но ты можешь мной гордиться, я не сдалась. Меня кто-то опередил в твоём далёком детстве, поэтому пришлось выбрать другой орган, чуть ниже, но кажется ты давно смирился с его потерей, правда был уверен, что лишит тебя его Царь, но я решила проявить гуманизм и сделать это безболезненно.
Я засмеялась раньше времени, не выдержав, весь эффект насмарку, эх, не успела насладиться шоком на лице Шмеля.
– Никуль, мне скоро сорокет, меня и кастрировать не придётся, если продолжишь в том же духе. – Под одеялом Шмеля появилось характерное шевеление, так и знала, что не удержится и проверит, всё ли на месте.
– Ничего с тобой не будет. Здоровье у тебя випам на зависть, они ни за какие деньги такое не купят.
– А какого хуя ты вырубила меня вчера, и почему я в палате? – Ну всё пришёл в себя.
– А ты ничего не заметил? Давай, напряги то, что у нормального человека называется мозгом. – Шмель снова проверил свой самый главный орган и потерянно уставился на меня. – Зубы мы тебе починили. Целый консилиум собирали, врача специально для тебя вызывали. По-хорошему ты бы всё равно не дался.
– А как же практика, опыт?
– Всё будет, но в своё время. Твой жест я оценила. И дома мы никому не скажем, что операция сорвалась, а то твои братаны перестали бледнеть при виде меня, гуляющей по территории дома со скальпелем.
– Пиздец ты ебанашка.
– Не забывай, ты научил меня русскому матерному, я и ответить могу.
– А ты не забывай, что я научил тебя только основам и могу ответить так, что твои ушки скрутятся в трубочки, замуж тебя такую никто не возьмёт.
Я готовилась к этому моменту всё утро, не знала как к нему подвести, но идеальный момент наступил сам собой.
– Возьмёт и уже скоро. – Призналась, потому что именно со Шмелём хотела поделиться и услышать его мнение первым, потому что правдивее его слов я ни от кого не услышу, чем бы они не были продиктованы.
– Кто??? – Моментально рассвирепел, будто читая мои мысли.
– Я стану Барской.
Шмель часто задышал, его взгляд начал бродить по потолку, каждый мускул напрягся, но мне была важна не реакция, а то, что он скажет после неё.
– Это из-за чувства вины? – Сосредоточился на мне, сканируя. – Пытаешься искупить свой грех? Приносишь себя в жертву?
– Всё это не имеет значения. Я больше ни с кем не смогу быть, только с ним.
Шмель закрыл глаза, начав дышать уже ртом. Я будто слышала как скрежещут мысли в его голове, разрушаясь друг о друга, пока не останется одна единственная.
– Идиотка ебанутая. – Посмотрел на меня спокойно, мотая головой в укор. – Лучше бы Царь тебя в психушке запер. – Сделал небольшую паузу, чтобы перевести дыхание и собраться. – Значит так, я очень хочу его крови, бешено, но раз он тебе нужен, не трону, но при одном условии: я останусь при тебе, и когда ты поймёшь, что хочешь стать вдовой, скажешь об этом мне.