Птенцы вырастали, родители сначала кормили их из клюва в клюв, затем обнаглевшие и уже большие воронята неотступно следовали за родителями, выпрашивая еду (хотя уже могли питаться самостоятельно) – перелетали с ветки на ветку, неуклюжими прыжками скакали за ними по земляным кочкам, и получали-таки себе в клювы заветных жирных дождевых червей, в изобилии появлявшихся к началу лета.

Затем птенцы становились взрослыми воронами, какое-то время они ещё вылетали с чердака вместе с родителями и садились на старую липу. А потом разлетались куда-то по окрестным дворам, находили каждый себе пару, строили свои гнёзда…

А старая ворона неизменно любила сидеть на высокой тонкой ветке на той же самой липе. Утром, днём, вечером, весной, летом, осенью, зимой… Иногда казалось, что она обожает созерцать рассветы и закаты, а днём просто отдыхает от суетных трудов нелёгкого добывания пищи.

Однажды, февральским непогожим днём налетела большая буря, закружила вихри, намела сугробы, завалила снегом деревья и кусты. А когда прояснилось, мир вокруг стал похож на сказку со старой новогодней открытки. Во двор высыпали дети, играли в снежки, лепили огромные фигуры и украшали их ветками. Вдруг раздался скрип откуда-то сверху – громче, громче – и под тяжестью снега рухнуло дерево, на котором было воронье гнездо, прямо рядом с её любимой старой липой, на только что слепленного снеговика. Дети с криками разбежались врассыпную. Печально смотрела ворона с крыши на всё это своими большими чёрными бусинами глаз из-под чуть поседевших ресниц.