– Может быть, мне упасть с лошади и сломать позвоночник? Блогерша, прикованная к инвалидному креслу, – это круто. На этом реально заработать. Например, основать фонд помощи инвалидам, пилить бабки…

– Почему бы тебе не писать про меня? Как мы боремся за мою жизнь вместе. И как ты меня любишь и боишься потерять, – предложил Лёшик. – Народ будет рыдать от жалости.

– Нет, я хочу рассказывать о себе. Я думаю усыновить ребенка из детского дома. А лучше сразу троих. И писать о том, каково это – быть приемными родителями маленьких подонков. – Она накручивала темный локон на палец. Палец был закутан в фольгу – Зая снимала гель с ногтей.

– Я умираю, – напомнил муж. – Нам не дадут ребенка.

– Вечно с тобой ничего не получается, – надулась Зая и махнула на него шуршащими когтями. – Видимо, придется тебя действительно бросить. Мне нужен человек, с которым мне дадут ребенка.

– А ты готова любить усыновленных детей?

– Мне не важно, что я буду к ним чувствовать в реальности. Реальности больше нет. Мне нужно раскрутить блог. Сегодня не важно, как ты живешь на самом деле. Важно лишь то, сколько у тебя фолловеров в инстаграме. А если тебя там нет, то тебя вообще нет. У тебя, кстати, до сих пор нет аккаунта. Ау, Лёшик, ты живой?

– Пока да. Ты знаешь, маленьким я всегда боялся, что родители не заберут меня из детского сада. Ты не боялась? Не всматривалась тревожно в окно? Сиротам, которых ты хочешь усыновить, нужна любовь, а не фотки в блоге.

– Я буду показывать им тысячи лайков, и они будут думать, что я их люблю.

– Боюсь, Зая, ты не сможешь полюбить даже родных детей, – усомнился Лёшик.

– А вот не скажи. Лучшие жены, как известно, получаются из проституток. Возможно, что именно из меня получится вполне пристойная мамаша.

Зая расхохоталась и удалилась курить на балкон. Лёшик представил, что она действительно может уйти. Например, когда он начнет ходить под себя. И ничего не почувствовал. Ни грусти, ни отчаяния, ни сожаления. Когда Зая уйдет, он напишет грустный пост в фейкбуке. Если сможет, конечно – овощи не способны набирать текст. И его пост отметят слезливыми желтыми мордами. Будут слать лучики добра и здоровья…

Да пусть уходит.

* * *

Весь следующий месяц почти брошенный Лёшик постил душераздирающие тексты о борьбе с болезнью. Чтобы попасть в топ богатых и успешных гуру, пришлось выработать стратегию и подготовить контент-план. Начать он планировал с традиционного лечения. Которое, конечно, не подействует. И тогда, о, тогда Лёшик подключит силу мысли.

Грянуло первое фейковое облучение. Лёшик изучал форумы онкобольных, докладывал об ощущениях. Особенно въедливые френды смели занудствовать: спрашивали, почему бы страждущему взять и не вырезать паршивку скальпелем. Лёшик заранее придумал ответ: его бластома – всем бластомам бластома. Неоперабельная. Подписчики понимающе кивали. Отныне все, что писал Лёшик, оказывалось гениальным. Откликалось. Его шутки улыбали. С ним дружили взасос. И подписывались под каждым словом.

Зае муж говорил, что уезжает в больницу, а сам в это время отсиживался у деда. Прокоп сдержал слово: отказался от лечения. Зато завел любовницу. Прямо при Лилии. Та не возражала. Новая пассия оказалась дамой тактичной и с хорошим вкусом – переклеила только одну стену в спальне однотонными обоями. Ее звали Лидией.

Зая раздумала уходить от Лёшика – еще бы, из жалкого бизнес-коуча он превратился в модного блогера. Их даже пригласили в пресс-тур в Карелию. Съездили душевно: жили в палатках, били комаров, писали про мраморные скалы.

Компании и бренды стали присылать подарки – рекламировать в блоге. Зая счастливо крутила в руках электробритву.

– Давай продадим ее, – предложила она, – все равно ты скоро облысеешь от своей химии.

Лёшик побрился, бритву продали.

«Держись, старик!»

«Мы с тобой!»

«Я восхищаюсь вами!»

«Ты – красавчик!»

«Господи, дай здоровья рабу божьему Алексею».

«Дайте контакты стилиста, который вас побрил».

«Приходите в нашу студию – сделаем вам тату на голове бесплатно», – писали френды, обнаружив, что умирающий блогер выложил фото в новом образе. С младенческим, трогательным, обтянутым светлой кожей черепом. Лёшик перечитывал свои посты и листал длинные списки лайкающих – приятнейшее из занятий.

Сама же история уже тяготила его. Лёшик боялся, что судьба накажет его за нелепую выходку, ставшую грандиозным обманом. Внезапную сонливость или головную боль Лёшик принимал за первые признаки взаправдашней болезни. Записался на всякий случай на томографию. Или, может, ну ее? Вдруг там правда рак?

И шоу продолжалось. Дома и в Интернете он жаловался на тошноту: химия – это тебе не жюльеном отравиться. Причем делал это настолько правдоподобно и артистично, что, глядя на него, затошнило Заю.

Заю мутило потому, что в ее яйцеклетку все же прорвался один из Лёшиковых сперматозоидов, над которыми он, поддавшись очарованию карельских сосен, ослабил контроль. Спутница его угасающей жизни оказалась в положении. И весьма незавидном.

– Ты понимаешь, что это значит, – причитала Зая. – Мне придется делать аборт! Тебя облучали. Ты весь отравленный! Ребенок может родиться с тяжелыми пороками развития! Врач удивлена, как я вообще могла залететь. Твои сперматозоиды нежизнеспособны!

– Мы все отравленные, – философски заметил Лёшик. – И ничего, живем.

– Ты хочешь, чтобы ты сдох, а я осталась одна с больным ребенком на руках, – заламывала беременные руки Зая.

– Я не умру, вот увидишь, – обещал Лёшик.

– Чудес не бывает. Сколько тебе осталось? Год, два? А потом все! Все, ты понимаешь?!

– У тебя будут деньги, которые мы насобирали. Тебе будут помогать, – заверил Лёшик.

– Нет. Ты перестанешь вести блог, и про нас забудут на следующий же день. Я исчезну вместе с твоим бложиком, милый.

– Ты уверена, что это мой ребенок? – Лёшик сделал ход конем. – Я ведь бесплоден. У меня гнилые сперматозоиды – сама говорила…

Зая ушла чахнуть над инсталляцией.

Лёшик стоял в дверях итальянского санузла и смотрел на ее скрюченную, содрогающуюся фигурку. Бедная Зая. Все это зашло слишком далеко. Пора признаваться.

– Послушай. – Лёшик присел рядом на светлый коврик. – Это Прокоп умирает. Это у него бластома. А я здоров. Я просто напился и написал этот глупый пост. Подгрузил фотку дедушкиного мозга. Мне просто хотелось, чтобы меня любили. К тому же ты требовала денег на свое ЭКО…

Зая, как суслик, замерла над инсталляцией, вперив взгляд в одну точку.

– Ну ты и мудак, – озвучила она сермяжную правду. – Как ты собираешься выкручиваться?

– Я вылечусь с помощью самовнушения, – оживился Лёшик. – У меня есть сценарий этой истории. Продающий сценарий. Смотри, сначала я бросаюсь в омут традиционного лечения. Но, о ужас, облучение и химия не работают. Тогда я заявляю: все, ребята, я отказываюсь от этой байды. И начинаю представлять, как опухоль пожирают тысячи муравьев! Как я, здоровый и красивый, бегу по пляжу. И, о чудо, она уменьшается, она исчезает!

«Как такое возможно?» – начнут восторгаться люди.

«А так, – скажу я. – Приходите на мой авторский курс, и я расскажу вам, что мы все созданы по образу и подобию Божьему. А значит, можем больше, чем думаем. По сути, мы так же всесильны, как Бог. Главное – правильно формулировать свои желания». Ты представляешь, сколько можно на этом заработать?

– Ты ебанутый, но план хороший, – заулыбалась Зая, вытирая рот туалетной бумагой.

* * *

Наступило лето.

Лёшик особенно остро, всем своим лысым черепом чувствовал его несмелое русское тепло, будто жить действительно оставалось год. На прогулках с Заей они запускали воздушного змея. Змей выгуливал хозяев на тонкой бечевке. Бился в конвульсиях, шатался из стороны в сторону, тряс хвостом.

– Знаешь, Лёшик… – Зая смотрела на змеиную точку в небе, прикрыв глаза рукой. – Не обижайся, но я всегда думала, что ты лузер. А ты, оказывается, авантюрист! Ты больше не Лёшик. Ты – Алекс.

– Тебя не смущает, что я обманываю людей? – Алекс залихватски натянул бечевку, как ковбой лассо. Змей рвал руки.

– Ты обманываешь не людей, милый. Ты обманываешь их аватарки. Френды читают твою ленту, перечисляют деньги на лечение, которое не поможет, и они это знают. Абонент обречен. Но, поверь, у психотерапевта они потратили бы гораздо больше. Ты даришь им жизнь и откупаешь от смерти. Удрученные собственными проблемками, они заходят на твою страничку и понимают: все эти бабы, мужики, дети, начальники, предки дурацкие – ерунда. И настоящее горе – у тебя. У нас. А у них так, легкая прогулка под луной. Все эти стремные людишки, скрывающиеся за красивыми фотографиями, дрочат на твои посты, да-да. Подсаживаются на них, как на наркотик. Заглядывают к тебе ежедневно – проверить, жив ли автор или уже того-с. Они хотят видеть, как ты умрешь. Кому ты был нужен, пока был здоров и писал вздор про счастье? Кому нужны были вылизанные картинки из фотобанков? А тут – история одной смерти. Которая происходит не с ними, с другим. С этим бедолагой-блогером. Тридцать пять мужику, и такой диагноз. У него еще жена беременная. Ужасно-ужасно. А у нас все хорошо, все хорошо. Сейчас винчик откроем. Мяско пожарим. Будем жить не тужить.

От мяска Алекса передернуло. Нет, никогда не выбить из Заи тюменский сленг. Впрочем, какая разница. Глупо цепляться к словам, когда тебе осталось жить год. Или два.

Заигравшись в человека, балансирующего на краю могилы, Алекс действительно часто думал о том, что бы он сделал, приключись с ним такая неприятность. Первым делом, конечно, бросил бы работу и уехал куда-нибудь в Никарагуа. Возможно, даже с Заей. И с Прокопом. Старик бы фотографировал разруху и нищету. Алекс бы пил вино по утрам. Или даже ром. А потом запускал бы змея. Он бы забил на то, какой стороной вставлена в держатель туалетная бумага. Не потратил бы и копейки на стереосистемы и домашние кинотеатры.

Человеку вообще нужно мало вещей: шорты, футболка и штопор.

Он бы удалился из соцсетей.

Над змеем, высоко-высоко в небе ртутной каплей летел маленький самолет. На Земле стояли огромные Алекс и Зая и отбрасывали длинные тени. Пассажиры, которые выбирали, курицу или рыбу, на высоте десять тысяч метров и скорости 850 км в час, и замершие люди на Земле существовали в одном мире и в то же время абсолютно разных. В водах третьей вселенной плавал плод нелюбви невольных мошенников и готовился к школе, поллюциям, ЕГЭ и часу быка.

Зая направила телефон на змеиный хвост, на белый самолетный росчерк и послала картинку во всемирную сеть. Момент истины обрел цифровое подтверждение.

* * *

Когда Алекс, согласно собственному сценарию, опубликовал пост о том, что прекращает традиционное лечение и отныне намерен просто верить в чудо, подписчики, следящие за историей его кончины, оживились не на шутку. Кто-то писал, что он сумасшедший. Кто-то, наоборот, поддерживал и хвалил. Один пенсионер из Ростовской области даже предложил приехать к нему в деревню – поправлять здоровье отваром из земляных червей.

Однако последовавшая за плачевным текстом публикация о том, что последнее – тьфу-тьфу, крайнее – обследование показало, что после духовных, лично миссионером Алексом придуманных практик опухоль вдруг уменьшилась, привела к неожиданному результату. От пошедшего на поправку блогера стали отписываться. Комментариев и лайков оказалось преступно мало.

– Конечно, – сокрушалась Зая, – народ уже почти плясал на твоих костях, а тут на тебе – опухоль у него скукожилась! Ты разочаровал людей, дорогой мой Алекс. Они уже представляли фото с твоих похорон, которые я, беременная, заплаканная и жалкая, выложу на твоей страничке. Нельзя так поступать с лояльной аудиторией. Надо держать ее в напряжении. Срочно пиши, что все плохо. Нужна драматургия.

Зае, конечно, виднее. Она женщина. Алекс отправился к Прокопу – дедушка сообщил по телефону, что бластома растет и на снимке напоминает ангела. Пригласил зайти – взглянуть. В доме была суматоха: Лилия и Лидия собирали супруга и сожителя на презентацию его персональной выставки. Оглаживали пиджак, поили кофе и коньяком – для куражу.

– Алёша, дорогой мой, как хорошо, что ты зашел, поехали со мной, посмотришь экспозицию, – обрадовался Прокоп. Он выбирал между бодрым галстуком в желтую полоску и лаконичным синим. – Какой лучше надеть?

– Дед, оставь их, лучше вообще без галстука. В творческих кругах галстук – это моветон.

– Точно, – обрадовался Прокоп, – легче будет дышать.

– Как без галстука-то? – всполошились дамы. – Ты же гений!

Но Алекс с Прокопом уже спускались по лестнице – у подъезда ждало такси. Водитель долго пытался правильно произнести «улица Сыромятническая», чтобы забить адрес в навигатор. Жаловался на пробки, дурные помидоры: «У нас кусаешь – а он сладкий! – и грязь: – В Узбекистане такого безобразия нет!» Алекс спросил, что за выставка.

– Сейчас увидишь, – улыбался Прокоп.

Вышли у фабричных стен столичной арт-площадки. Уютные кафе, барбер-шопы и магазинчики с милой ерундой манили вкусным кофе и красивыми усами. Алекс вспомнил, как в детстве они с Прокопом оказались на территории заброшенного завода. Дедушка нашел его живописным и сделал много снимков.

– Деда, он же сломался, этот заводик, что в нем интересного? – удивлялся Алёша, поправляя шапочку-петушок.

– В разрухе есть история, – объяснил Прокоп.

В дедовой квартире маленький Алекс грелся после экспедиции пирожками – Варвара купила их в кулинарии. В домашней лаборатории на пленках мистически и наоборот проявлялись щербатые стены, огромные окна-рты с поникшими стеклянными обломками-зубами и надпись, выложенная из красного кирпича, которая что-то славила. Черный снег и белые развалины. И где-то там – история. Быль и небыль.

Экспозиция находилась в просторном зале, испещренном полосами солнечного света. У входа гостям предлагались шампанское и канапе. Публика жадно хватала закуски, небрежно – пластиковые бокалы и пускалась дрейфовать в лабиринтах дедушкиного гения, одобрительно покачиваясь. Алекс дул шампанское, Прокоп, наклонив от удовольствия голову, принимал комплименты. Поворковав с коллегами и прессой, он взял слегка захмелевшего внука под руку и повел по своему залу славы.

– Знаешь, Алёша, вдохновение можно найти не только в жизни. Когда я видел, как опухоль убивает мой мозг, то подумал, что наш город тоже будто пожирают клетки-мутанты. Я видел это повсюду. Вот смотри, тут постройки Замоскворечья, которые медленно уничтожают новоделы. А вот Патриаршие, атакованные кафешками с какими-то странными людьми. Повяжут шарфы на тощие шеи, уткнутся в телефоны и сидят. День сидят, два. Пьют чай чайниками. Чай, Алёша! Или, обрати внимание, старинная московская усадьба, которую оккупировали детские площадки и аттракционы.

Алекс видел свой родной город захваченным в плен мегамоллами и торговыми центрами, наглыми невкусными ресторанами, гигантскими пасхальными яйцами, искусственными цветами, вороньими гнездами гирлянд и прочей мишурой, которая призвана подчеркивать его великолепие. Москву, эту нежную шелковую невесту, накрыла душным саваном немодная, но богатая норковая шуба. Как у Заи. Здесь всего слишком много: людей, информации, агрессии, развлечений. Город, пожирающий сам себя. Токсичный город.

Любимый город.

Экспозиция завершалась последним снимком дедушкиного мозга. Бластома действительно обзавелась крыльями и была похожа на херувима. Выглядела она вдохновляюще.

Алекс сделал фотографию, которую запостил, выждав для приличия неделю.

– Ребята, она растет! – сетовал он, понимая, что его самого почти сожрала эта нелепейшая авантюра. Видимо, придется все же откинуть коньки – не разочаровывать же аудиторию хеппи-эндом.

«Держись, чувак!» – оживились обрадованные ребята.

«Буду просить о вашем здравии у Матроны Московской».

«Поезжайте в Израиль, там это лечат!»

«Лучшие всегда уходят первыми, – прокомментировала паблик одна сумасшедшая френдесса по имени Luyba Got. – Кобейн, Маяковский, Эмми Уайнхаус, Элвис Пресли…» – пустилась она перечислять усопших гениев.

За омрачающий дневник больного выпад толпа немедленно вознамерилась освежевать женщину-гота и пошла на нее с интерактивными вилами. Разразился скандал. Объекту срача пророчили жизнь вечную.

– Смотри, что пишут. – Алекс передал свой последний айфон нарезающей морковку Зае. – Уже похоронили, а я пока жив!

Зая ушла в телефон, но вдруг зажмурила глаза и даже закрыла их свободной ладонью.

– Элвис Пресли, – глухо, в себя произнесла она. – Вот он, красивый финал этой дурацкой эпопеи.

– Я вижу только один финал – самоубийство, – пессимистично констатировал уставший прикидываться больным Алекс.

Зая села на стул и сложила руки на наметившемся животе.

– Известно ли тебе, Алекс, что Элвис Пресли в какой-то момент своей яркой жизни страшно устал и решил уйти из нее. Но уйти из жизни – не значит умереть. Достаточно просто исчезнуть из информационного пространства. Элвис инсценировал собственную смерть и похороны. Поклонники, которые пришли проститься с королем рок-н-ролла, отмечали очевидные странности. Например, гроб с телом был очень тяжелым, его чуть не уронили. Знаешь, почему? Вместо «покойника» в нем лежала восковая кукла, и работала холодильная установка, чтобы «тело» не растаяло. Согласна, это всего лишь домыслы. Но есть и факты! Сотни человек в день смерти Элвиса видели его в аэропорту Мемфиса. Одному фанату он даже дал автограф! Экспертиза подтвердила: это был почерк Пресли! Свидетели утверждали: звезда рок-н-ролла отправлялась в Тибет. Там он и живет по сей день, наслаждается одиночеством и бесславием, попивая вечерами ром и покуривая сигары.

– Зая, человек, вкусивший славы, уже не сможет без нее. Он бы нашел способ воскреснуть.

– Гений должен быть мертвым, милый. Живым он никому не нужен. Живое мало кому интересно – в нем нет истории. Может быть, Элвис и хотел бы вернуться, но что бы он сказал миру? Я обманул вас, потому что мне просто надо было побыть одному? И как ты, скажи мне, как собираешься объяснять френдам, что никак не помрешь?

Алекс слушал Заю и понимал, что проиграл. Он вышел из фейкбука и забил в поисковике: 10 способов покончить с собой.

* * *

– Брют или полусладкое? – Алекс очнулся на небесах, в плотном бежевом кресле бизнес-класса рейса Москва – Пекин. Рядом, открыв рот, смешно спала Зая. В Зае спал ребенок. На переднем кресле расположился Прокоп с женами. Они заботливо укрывали старика пледом. Хорошие.

– Хочу сделать себе татуировку, – поделился планами дед. – Странно прожить жизнь и не сделать ни одной татуировки.

– У меня ни одной, – заметил Алекс.

– Это плохо. У человека всегда должно быть что-то, что можно набить на теле. Имя женщины, фраза, дающая силы, символ веры, борьбы, смирения.

– А что делать с татуировками, которые ты сделал на спор или по пьяни?

– Это просто глупость, но тоже нормально. Наступит момент, когда ты поймешь, что скоро тебе конец, а ты так и не совершил ни одной глупости.

Алекс расплылся в печальной улыбке. Вчера там, внизу, на Земле, он умер. Зая торжественно сообщила, что лечение в Израиле, на которое всем миром собирали деньги в течение последнего месяца, увы, не подействовало. Сердце раба Божьего Алексея остановилось. Новость взорвала Интернет, довела лояльную аудиторию до информационного оргазма и закрутилась в водовороте новых страстей.

RIP, RIP, RIP, PIP, RIP, RIP, RIP, RIP, PIP, RIP, – слезоточащие комментарии с визгом сыпались на его печальную страничку. Вспыхивали растровые свечи.

Новопреставленного поминали винчиком и мяском – стоял дачный субботний вечер. Выяснилось, что при жизни скромный бизнес-коуч Лёшка Дыкин был талантливым, сильным и удивительным. Настоящим борцом.

А теперь он на радуге.

По дороге в аэропорт Алекс читал комментарии и плакал от невыносимости человеческой любви. Водитель беспокойно оборачивался и спрашивал:

– Пачиму плачишь? Умер кто?

– Это он умер, – успокаивала Зая, – и отправляется в рай!

В «шарике», в броуновском движении улетающих и прилетающих пассажиров, их уже ждал Прокоп с Лилией и Лидией. Расположились в баре – по пиву на дорожку. Алекс ласкал взглядом последние стенания публики по собственному долгожданному уходу.

– Опять уткнулся в телефон, – заметил дедушка. – Что ты там ищешь?

– Любовь, – честно ответил Алекс.

– Все эти ваши лайки – это просто зависть, даже ненависть. Это не любовь. Любовь можно найти только внутри себя.

– Я больше не буду, – пообещал Алекс.

Зая строго посмотрела на него и забрала аппарат.

– Черт тебя знает, вдруг ты забудешься и начнешь отвечать на комментарии. – Она нажала «отключить» и отправила гаджет в карман плаща.

Теперь они вместе летели в Тибет к Элвису. Мертвый авантюрист Алекс, беременная Зая, не рожденный еще ребенок, блаженный Прокоп, решивший провести отпущенное ему время в кругу родных, и замыкающие этот странный круг Лилия и Лидия. Простые смертные, кукующие в эконом-классе, делали сложный выбор между курицей и рыбой, которые на вкус оказывались одинаковыми. Будучи смертными непростыми, наши антигерои ели мишленовское филе индейки в травах и макрель в кисло-сладком соусе – лечение в Израиле стоило дорого. От йогурта с кусочками манго Алекс отказался.

Но никто не узнал об этой славной трапезе.

Абоненты были отключены.

Sie haben die kostenlose Leseprobe beendet. Möchten Sie mehr lesen?