Семейные ценности Стиксов

Глава 9

– Не могем мы есть тех, кто разврат среди смертных сеет!– объяснял Лугоши Малкольму и тряс перед ним визиткой секс-шопа. – Тем более видишь, скидку на срамоту нам дали!

– Что мне с этой скидки? – убивался зомби по запретным мозгам. – У меня и подружки-то нет.

– А ты выкопай, – предложила Хейд.

– У нас надувные продаются, – заявила Татьяна, входя в столовую вместе с Саломе и Тамарой.

– Я баб с мозгами люблю! – обиделся Малкольм.

– Редкий сорт мужчин, – восхитилась Татьяна.

Оба семейства уселись за праздничный стол. Итальянская еда шла на ура, старшее же поколение предпочитало более привычную для себя пищу. Объединяло оба гастро-лагеря великолепное двухсотлетнее вино.

– Должна признаться, – сказала Саломе, – что вы воспитали замечательного сына!

– Да, – подхватил Родриго. – Мы сначала сомневались насчет него, но покойников он может загнать обратно в могилу одной левой.

– Вообще мы хотели вырастить из него приличного глэм-рокера, – Татьяна тряхнула оранжевой челкой, – но почему-то получился блэкер.

– Наверное, вмешались гены отца, – Тамара описала сигаретой восьмерку в воздухе. – От нормального-то мужика не ясно, чего ждать, а уж сперма в пробирке – вообще кот в мешке.

– Ма, ну хватит!– шикнул Сет.

– С детьми всегда так, – сказала Саломе. – Растишь ее развратной грешницей, подыскиваешь выгодную партию среди графов ада, а она вдруг заявляет, что в институт поступила и закрутила серьезные отношения со смертным.

– Ма, ну хватит!– зашипела Лея.

– Не мамкай! Дед от пережитого несколько дней в гробу провел.

– Да он и сейчас в нем!

– Он стар, ему нужно больше отдыхать.

– Поэтому он в секс-шоп собрался?

– Это здорово, что ваше старшее поколение чувствует в себе задор, – сказала Тамара. – Наши старички тоже с нами, только в виде праха в урнах на камине, – она положила ладонь поверх руки Татьяны.

– Я в прах рассыпаться не собираюсь, не дождетесь, – глаголил из гроба Лугоши. – Не заточили еще тот кол, что проткнет меня.

– А мне бы только где пухленького сладенького ребятенка найти, – облизнулась Хейд, – вмиг пару сотен лет скину.

– Ма, па, ну хватит! – возмутилась Саломе.

Праздничный ужин продолжался в непринужденной обстановке за светскими разговорами и семейными байками. Бабка Хейд показывала Тамаре альбом с известными грешницами семьи. Татьяна пила на спор с Малкольмом и Николаем Васильевичем. Оказалось, что ее печень сильнее, чем у зомби и восставшего классика.

В разгар веселья в дымоход рухнул Крампус, швырнул в дона Родриго мешок и сказал, чтобы тот сам терпел адские муки со своими отродьями.

Тамара попросила у Крампуса закурить, назвала его охрененным мужиком и заявила, что готова пересмотреть сексуальные предпочтения. Татьяна сказала, что раз они вместе в горе и в радости, то и в разврате тоже. Спасаясь бегством от двух пьяных лесбиянок, Крампус сиганул в подвал и скрылся во вратах ада. В этом году больше ни один вредный ребенок не пострадал.

Под бой курантов Малкольму выбило глаз пробкой от шампанского. Он погнался за Сетом, крича, что криворуких в семье не держат.

– Одноруких тоже, – парировал Сет и выдернул зомби конечность.

Потом все дарили друг другу подарки, обнимались и целовались. Бесенята смотрели мультики и лопали червячков в жабьем сиропе.

Когда настало время ритуального сожжения йольского дерева, все высыпали во двор. Дед Лугоши, как старший в семье, поднес факел с адским пламенем к елке, и она загорелась, сжигая все старое и очищая место для нового.

– Нам нравятся ваши традиции, – сказали Тамара и Татьяна и пустились в пляс со всеми.

Внезапно из йольского костра возникла голова с покрытой язвами кожей и пророкотала трубным гласом:

– Одержите победу над Инквизитором, когда пламя вспыхнет над рогами идола и зверь рыкающий воспоет хвалу прекраснейшему порождению преисподни.

Некоторое время все стояли молча, потом Малкольм спросил:

– Ну и как мы заставим собаку петь про меня песни?

Глава 10

Пуще любого инквизитора боялись Стиксы жен своих. Жутчайший страх накрывал их перед праздником, который смертные называли Днем влюбленных. Сказка о добрячке Валентине была придумана для смертных. Сердечки-валентинки, романтический ужин и прочая любовная лабудень пришли от лукавого, как еще один способ сеять разврат.

В преисподней этот праздник назывался Днем вырванного сердца и был посвящен Великой богине. Когда-то давно она в порыве страсти вырвала возлюбленному сердце и съела. Дух его каждый год переходит в другое тело. Богиня находит новое пристанище возлюбленного, совокупляется с ним и опять поедает сердце. Конечно, вся женская часть потустороннего мира занимается тем же во славу Праматери, а мужская часть старается дарами откупиться от ритуального соития, в тайне мечтая о нем.

– Кто вам посоветовал такие стихи написать? – спросил Сет, заглядывая через плечо Родриго. Нежелание отдавать на съедение сердце заставило вампира писать любовное послание жене.

Дон указал концом пера на Николая Васильевича. Тот от возмущения насупился так сильно, что нос чуть не спрыгнул с лица и не отправился в пешую прогулку.

– Вы бы еще на Пушкина свалили, – укорил тестя Сет.

– Все так плохо?– печально спросил Родриго, хватаясь за сердце.

– Глаза-алмазы и сердце-лед – прошлый век. Так про каждую теперь говорят. Надо придумывать незаезженные эпитеты. Например, твои глаза темнее вишневого ликера, а волосы цвета аравийского кошмара. Твой рот глубиной подобен пасти левиафана, и я готов погрузиться плотью в бездну твоего естества и познать адову сущность души моей темной королевы.

Родриго, высунув язык, тщательно все записывал. Лугоши достал из гроба мятый пергамент и просительно встал рядом с Сетом.

– Я слишком стар для ритуального соития, – обреченно проговорил он. – Мы и так каждую ночь тестируем товар из магазина твоих матушек.

– Записывайте! О, моя циничная самовлюбленная людоедка! Силу нашей извращенной любви не выдержит ни одна кровать, лишь адская сковородка служит нам ложем. Когда ты танцуешь обнаженная на моем гробу, черти в аду кончают с собой, не имея возможности получить тебя.

– Про сковородку это ты правильно сказал, – похвалил Лугоши.

Николай Васильевич молча аплодировал из кресла-качалки.

– А что ты написал для Леи? – спросил Родриго.

– С Днем вырванного сердца, хрюшка, – заметив удивление в глазах родственников, Сет добавил: – Что? Я и так посвятил ей целый альбом. Тринадцать треков, восхваляющих вампирские прелести дочери Лилит и творимые ею языческие ритуалы.

– У тебя посмертный иммунитет от ритуального соития, – заверил впечатленный Лугоши и пожал Сету руку.

– Жаль, я хотел попробовать что-то новое.

После страшного праздника жизнь Стиксов потекла своим чередом, прерывалась только набегами родственников и очередным изгнанием бесов во мрак открывшихся врат ада. Миновало весеннее равноденствие, яркой вспышкой костров прогорел Бельтайн, уплыло венком летнее солнцестояние, расцвел папоротником день Ивана Купала. Лето клонилось к завершению. Нападение Инквизитора приближалось с каждым днем.

Сколько Стиксы не пытались, так и не удалось им выяснить подробностей про зверя рыкающего кроме тех, что рассказывал выживший из ума Мерлин. Все на том свете знали, что у твари змеиная морда, тело леопарда, голени оленя, спина льва, а при движении из брюха вырываются звуки, как от лая шестидесяти собак. Только никто никогда зверя рыкающего не видел. Старой Хейд удалось призвать дух короля Артура, чьи рыцари только и делали, что гонялись за этой тварью, но тот ничего путного не сказал и отправился пить с Малкольмом и Николаем Васильевичем.

Фургон Стиксов для путешествий внутри был больше, чем снаружи. В него влезло все необходимое семейству, в том числе котел Хейд, контейнеры с мозгами и кровью, гроб Лугоши, надувная подружка Малкольма. Бесенята собрали чемоданчики и готовы были отправиться в гости к дяде Люсе.

Первого августа Стиксы отметили Ламмас, а на следующий день двинулись на фестиваль Вакен, не зная, что Инквизитор уже начал осуществлять коварный план.