28
Папки, хранящиеся в сейфе, оказались просто кладезем информации. С большим интересом Максим читал о перипетиях жизни окружающих его близких людей, они были совершенно неинтересны ему в детстве, не то, что сейчас. Никита Константинович не одобрял женитьбу брата на матери Вероники. Ирина казалась ему вертихвосткой. Не надо было быть провидцем, чтобы понять, что она совершенно не любила Петра Константиновича, а нацелилась единственно на материальный достаток, который мог ей обеспечить Потапов. Однако аргументы Степаниды, с помощью которых она пыталась переубедить Никиту Константиновича, показались ему весомыми. Степка считала, что на Ирину с ее запросами надо наплевать. Петя не обеднеет, если купит дуре шубу. Зато он избавится от назойливого ухаживания домработницы Лиды, которая возомнила, что может выйти за него замуж, а главное – Петя приобретет дочь, которая станет его опорой на старости лет. Вероника – девочка неизбалованная, обделенная любовью матери, поэтому мягкий, заботливый Петя станет для нее светом в окне. Никита Константинович, судя по записям, кикимору недолюбливал, и от перспективы породниться с ней пришел в ужас. Дальше в дневнике шли сетования по поводу того, что им с Тонечкой Бог детей не дал.
«Если Петя удочерит Веронику, – писал Никита Константинович, – то это будет первая девочка, появившаяся в роду Потаповых за последние сто двадцать лет. На свадьбе я еще раз увидел Максима. Как же Петя может быть так слеп? Максим точно наш, потаповский. Тоня считает, что все должно идти так, как идет, считает, что не надо травмировать психику Максима. Открывать глаза Пете Тоня запретила. Я послушался, но сомнения, что я сделал ошибку, не проходят.
Попытался в разговоре с Петей осторожно затронуть тему американских родственников. Для Вероники и Максима, когда мы с Петей уйдем из жизни, они могли бы стать хорошим фундаментом и обеспечить безбедную жизнь. Петя, как всегда, разнервничался и категорически отказался даже разговаривать на эту тему. Конечно, он трудится на оборонном предприятии, связь с заграницей для него исключена, это понятно, но войти в контакт с родственниками мог бы я. У меня профессия далека от государственных тайн, самая, как говорится, мирная. Неужели Пете не интересно, как сложилась жизнь у Потаповых там, далеко от России? К тому же материальный вопрос в нашей жизни тоже не последний. По поводу поиска драгоценностей нашей бабки Петя даже слушать меня не захотел. Догадался ведь, сукин сын, где они, а поделиться со мной не хочет. Мы малость разругались, и я уехал».
Максим задумался, что бы было, если бы он в подростковом возрасте вдруг узнал, что Григорий не его отец. Пожалуй, это было бы очень тяжело, намного тяжелее, чем то, как это произошло сейчас, в начале лета. Если бы Петр Константинович не умер, стал бы он звать его папой? Нет и еще раз нет. Его отец – Григорий Веселов, а бабка – Степанида. Дядя Петя это бы понял, он ни на что бы не претендовал. Скорее всего, в отношениях между ними ничего бы не изменилось. Так же бы играли в шахматы и обсуждали политику…
Интересно, как Никита Константинович собирался искать американских родственников. Значит ему о них что-то было известно. Почему он ничего не пишет об этом в дневниках? Максим стал листать папки год за годом. Ничего, зато нашел рассказ о гибели Ирины. Никита Константинович опасался, что гибель жены произведет на брата такое же сильное впечатление, как и смерть Кати. Он заранее настраивался на длительное пребывание в Москве, искал слова поддержки и утешения. Действительность оказалась совершенно другой, чем рисовалась ему дома. Петя был абсолютно спокоен, единственное, что его сильно волновало, – это душевное состояние Никуши. Она собралась в маленький комочек и все время дрожала. Почти все время девочка проводила, держа Петю за руку. Каждые пять минут Петя повторял Никуше, что он ее никому не отдаст, что бояться не надо.
– Удивительно, каким замечательным отцом стал Петя, – восхищался Никита Константинович. – Какое счастье, что он официально оформил свое отцовство. При других обстоятельствах девочку могли бы отдать в детский дом, ведь других родственников, кроме Пети, у Никуши нет. Девочку решили на похороны не брать. Она осталась вместе с Максимом в квартире Веселовых под присмотром бабы Нюры. Мне показалось, что рядом с Максимом Никуша немного оживилась и даже разочек улыбнулась.
Похороны были немного странные. Большого горя я ни у кого не заметил. Только один Петин коллега, кажется, Игорь, выглядел очень расстроенным. Я даже заметил слезы у него на глазах. Петя стоял рядом с гробом, как чужой. Положил цветы на могилу и отошел. Степанида Кузьминична тоже не стала демонстрировать траурные чувства, а вот на крысиной мордочке домработницы Лиды явно просматривалось торжество. Пете надо Лиду уволить. Я ему это настоятельно порекомендовал. Только послушает ли он меня?
Максим пошел к Веронике.
– Послушай, что пишет Никита Константинович. Все-таки Зуев любил твою мать. Он ее не убивал. О краже ожерелья, судя по дневнику, Петр Константинович никому не рассказал.
– Знаешь, должно пройти какое-то время, чтобы я изменила мнение о папаше. Мне очень тяжело думать о нем хорошо, но он не монстр, я это признаю.
Вероника взяла папки, которые просматривал Максим, залезла в постель и читала их до ночи.
29
Наступил понедельник. Как и обещала Вероника, она повела Максима, дядю Лешу и Володю с сыном в музей. Отец Андрей ради визита в музей освободил Дениса от работы, так что парень всей душой был готов внимать высокому и вечному. Максим совершенно уверился, что Дениска не имеет никакого отношения к криминальным происшествиям, уж больно наивным, зеленым мальчишкой он оказался. Даром, что еще чуть-чуть, и будет метр восемьдесят роста. За полдня, что Денис провел в доме у отца и дяди, он сумел крепко подружиться с Саньком и Людочкой. Ребята сразу же по большому секрету посвятили его в проблему поиска сокровищ, поэтому с трудно скрываемым любопытством Денис посматривал на Максима. Жизнь для мальчишки заиграла всеми цветами радуги.
Максим подогнал машину, все расселись, можно было ехать. Хорошо, что сразу не уехали: прибежали Саня и Людочка со слезами на глазах. Как же, как же, про них забыли. Пришлось Веронике и дяде Леше посадить детей себе на колени.
В музее дети стали главными экскурсоводами, во всяком случае для Дениса. В зале, где была экспозиция, посвященная Потаповым, Людочка сразу объявила, что единственный экспонат, стоящий внимания, – это фотографии старинной тети в бриллиантовом ожерелье и сережках. Мальчишки воодушевления Людочки не оценили и отправились в зал, где речь шла о динозаврах. Людочка попыталась убедить ребят, что коллекция бабочек интереснее, но они предпочли динозавров. Что делать, Людочка побежала за мальчишками.
В отличие от детей, Володя и дядя Леша очень внимательно изучили все материалы о Потаповых и выслушали рассказ Вероники. Максим большинство фактов уже знал, поэтому слушал вполуха. В гораздо большей степени его внимание привлекла электрофорная машина, которая стояла рядом с портретом его предков.
– Вероника, эта электрофорная машина старинная? Она принадлежала пращурам или это новодел?
– Понятия не имею, надо спросить у директрисы, наша, потаповская, как ее, электрофорная машина, пылится на чердаке. Папа категорически запретил ее выбрасывать.
– Зачем же выбрасывать хорошую вещь?
– Тоже скажешь, хорошую! – Вероника фыркнула.
После зала, где речь шла о Потаповых, Вероника провела экскурсантов в зал, посвященный жизни Потаповска в первые послереволюционные годы. О своем интересе к этому периоду времени Максим заранее предупредил Веронику. На первой же фотографии экскурсанты увидели дом, где сейчас жили Максим с Вероникой. На фасаде дома висел прикольный плакат с надписью:
Кто умен,
А кто дурак!
Один за книгу,
Другой в кабак.
Вероника пояснила, что часть потаповского дома была отдана под обучение грамоте местного населения, причем в качестве учителей выступали Николай и Алексей Потаповы. Максим про себя еще раз удивился, сколько же хорошего сумели сделать его предки.
Дальше Вероника подвела всех к стенду, посвященному коммунистическому лидеру, проводившему в жизнь линию партии в славном городе Потаповске и определявшему жизнь города после революции. Звали коммуниста Семен Иванов. Вероятно, в молодости он был красивым парнем, но на фотографиях, висевших в музее, его лицо было обезображено двумя шрамами. Вероника рассказала, что это следы Первой мировой и Гражданской войн. На одной из фотографий Семен пристально смотрел в камеру, как будто хотел разглядеть там своих потомков. Взгляд его темных, почти угольных глаз проник Максиму глубоко в сердце. Почему-то стало немного стыдно, что за всю свою жизнь он не сделал ничего героического, более того, даже не стремился к этому. На всякий случай он сфоткал портрет Иванова.
– Дядя Леш, скажи, ты как художник мог бы нарисовать, как выглядел бы Иванов без шрамов? Интересно, каким он был до войны? Глаза уж больно умные.
– Не, я за такое дело не возьмусь. Слышал, что у ментов программы есть, которые такие фокусы на раз делают. Поспрошай у Романа или Сереги.
30
Дома Максим задал вопрос, который волновал его с момента приезда в Потаповку.
– Вероника, как так могло произойти, что такой огромный дом остался в собственности Потаповых? Почему его не национализировали в революцию? Казалось бы, Потаповы – купцы-мироеды, их должны были раскулачить в первую очередь.
– Во-первых, у Потаповых было несколько домов в центре города, их национализировали. Во-вторых, Потаповы были очень умными, они отдали этот дом в пригороде под школу, которая сначала работала по программе ликбеза, а потом по программе обычной школы. Сами они были преподавателями и жили как бы на ведомственной жилплощади. Уже в перестройку дядя Никита как-то сумел приватизировать дом. Его здесь все знали и уважали, поэтому особого труда ему это не составило. Если хочешь, посмотри в папках за послереволюционные годы. Там есть все документы.
– Слушай, а что стало с Ивановым? Его судьба известна?
– Вроде бы он выучился на инженера и пошел работать на электромеханический завод, который раньше был Потаповским. По-моему, стал главным инженером. В папках есть старые газеты, там про Иванова много написано.
– Интересно, а у Иванова дети были?
– Чего не знаю, того не знаю. Что ты к этому Иванову так привязался? Зачем он тебе?
– Так, просто любопытно.
Максим пошел в кабинет и достал папки столетней давности. Первое, что бросилось в глаза: каллиграфический подчерк предков и непривычный стиль изложения. Читаешь и понимаешь, что текст написан не просто уважаемыми людьми, а людьми, уважающими себя. Таких в магазине не посылают.
Максим нашел постановление местного совета, разрешающего Потаповым остаться в своей квартире. Остальная часть дома была национализирована и переоборудована под школу. Действительно, права Вероника, в папках было очень много газет, и в каждой была заметка о Семене Иванове. В одной газете была напечатана его фотография с женой и маленьким сыном. Значит, ребенок у него все-таки был. В 1936 году Семен умер, о чем в газете был напечатан некролог. Максим подумал, что смерть позволила Иванову избежать сталинских лагерей. Интересная штука жизнь…
Максим еще нашел справку, выданную А.А. и Н.А. Потаповым, подтверждающую, что они добровольно передали на нужды революционной Красной Армии серебряный сервиз. Он показал справку Веронике.
– Какая-то ерунда, – заявила Вероника, – этот сервиз отдали во время Великой Отечественной войны, а не после революции. Я сама видела документы, в папке за 42-ой год, кажется.
Максим не поленился, полез в папку и, действительно, нашел там подтверждение, что сервиз был передан государству в 42-ом году. Какая-то путаница. Может быть, сервизов было два?
– Нет, сервиз был один, – это Вероника знала точно, она даже достала из буфета красивую серебряную сахарницу, которую нашли много позже того, как расстались с сервизом.
Максим с головой ушел в исторические коллизии, пытался поделиться с ними с Вероникой, она вроде слушала, но отвечала односложно. Видно было, что голова у нее болела о чем-то другом. Уже когда молодые люди легли спать, Вероника задала вопрос Максиму, на который ему совершенно не хотелось отвечать.
– Максим, по всему, что я прочитала в папках, а главное, по своему собственному опыту я знаю, что папа по-настоящему любил меня. Но, если это так, объясни мне, пожалуйста, почему он не забрал меня обратно в Москву. Я ведь очень быстро выздоровела.
– Знаешь, я в детстве тоже этого не понимал. Я без конца приставал к Петру Константиновичу с вопросом, когда же ты вернешься домой. Он неизменно отвечал, что ты еще не здорова, и тебе надо проводить много времени на свежем воздухе. Сейчас, когда я стал взрослым, то более чем уверен, что причина была в другом. К сожалению, в том, что ты не вернулась в Москву, отчасти виноват я.
– Ты???
– Помнишь тот день, когда ты заболела? У меня в тот день кончилась тетрадка по алгебре, а новой не было. Идти в магазин было очень лениво, но я взял себя в руки, оделся и пошел. К моей огромной радости, на лестнице я встретил тебя, ты возвращалась из музыкалки. У тебя чистые тетрадки были, и ты пообещала со мной поделиться. Мы пошли к тебе. Я остался в прихожей, а ты пошла за тетрадкой и увидела, что кикимора открыла дверь в кабинет Петра Константиновича и роется в шкафу. Ты начала возмущаться и грозилась все рассказать отцу. Кикимора меня не видела, поэтому не стеснялась в выражениях. Во-первых, назвала тебя дармоедкой и пригрозила, что оставит тебя без обеда, а, во-вторых,… она сказала, что напишет в опеку, что Петр Константинович – педофил, и что его посадят в тюрьму, а тебя отдадут в детский дом.
– Господи, какая гадость! В голове не укладывается…
– Понимаешь, слово «педофил» я услышал в первый раз, поэтому дома спросил у Степки, что оно значит. Дальше сама понимаешь, что было… Ругаться Степанида умела.
– Да, я помню, к нам вдруг пришли Степанида Кузьминична и баба Нюра с инспекцией, что я ела на обед. Когда выяснилось, что я еще не обедала, начался скандал, твоя бабушка пообещала кикимору уволить, а баба Нюра накормила меня вашей едой. Все было очень вкусно, до сих пор помню. Баба Нюра еще все окна у меня законопатила, а то в комнате было очень холодно. Я, наверное, и заболела-то из-за холода.
– Точно баба Нюра окна законопатила?
– Да, я это хорошо помню.
– Кикимора потом орала, что окна сами открылись.
– Когда открылись?
– Ты что, ничего не знаешь?
– Вечером мы пошли с дедом и бабкой пройтись перед сном, и я увидел, что у тебя в комнате открыты окна. Мы сразу же вернулись и пошли к Вам, а там ты спала в комнате с открытыми окнами и уже с высоченной температурой. Степка кикимору сразу же уволила, а дед хотел ее в милицию сдать, но кикимора кричала, что окна открылись случайно, просто она не доглядела. Когда домой из командировки вернулся Петр Константинович, кикимора кинулась к нему за помощью, а он просто ее отодвинул и пошел к тебе.
– Почему кикимора меня так ненавидела? Что я ей сделала?
– Забудь об этом. Кикимора всех ненавидела, она ни одной твоей нервной клетки не стоит.
Не исключено, что Степанида рассказала твоему отцу об угрозах кикиморы написать в опеку. Одинокий мужчина с приемной дочерью – кому-то это могло показаться подозрительным. Думаю, что это было причиной, почему ты осталась вместе с дядей Никитой и тетей Тоней, а Петру Константиновичу пришлось ездить к тебе каждые выходные.
31
С раннего утра Вероника с Максимом начали по листочку просматривать все папки – нет ли там дискеты. К сожалению, дискеты нигде не было. Молодые люди малость притомились и решили сходить на рынок прикупить клубники.
Рынок в Потаповке был похож на рог изобилия. От одного вида малосольных огурчиков начиналось обильное слюноотделение, а уж от запаха… Помидоры, зелень, фрукты – все просилось в рот. Вероника с Максимом не стали себе ни в чем отказывать и накупили полную сумку всякой вкуснятины. Уже на выходе из рынка они заметили Дениску, который вел себя довольно странно: маленькими перебежками передвигался между прилавками, на время замирал, прятался за спины покупателей. Максим оценил траекторию движения Дениски: по всему выходило, что парень кого-то выслеживает. Выслеживать Денис мог только одного человека – электрика, а это могло быть опасным. Вероника с Максимом побежали за мальчишкой. Денис выбежал из противоположных ворот рынка и, крадучись, пошел по улице, которая вела к самому краю Потаповки. В конце улицы виднелись поле и лес. Вероника очень внимательно следила за Денисом, поэтому не заметила ямки на дороге и подвернула ногу. Идти быстро дальше она не могла. Максим оставил девушке сумку с покупками и помчался за Денисом. Вероника видела, что Денис заглянул в какую-то калитку и исчез. Максим быстро добежал до той же калитки, влетел в нее и тоже исчез… Вероника заволновалась. Она бросила сумку и похромала к калитке. Когда она открыла калитку и заглянула внутрь, сердце у нее остановилось. Денис сидел на земле и в полном недоумении вращал глазами. Максим лежал на земле и не подавал признаков жизни. С самого начала Вероника знала, что ее счастье не может длиться долго, но…
– Максим!!! – закричала Вероника, но он не ответил. Лицо у Максима сделалось совершенно белым.
Что делать? Перед глазами у Вероники встал последний вечер, который она провела вместе со своим папой. Тогда она дала ему слово, что в безвыходной ситуации она обратится к Зуеву. Вероника вытащила из кармана Максима телефон, нашла номер Зуева и нажала кнопку «Вызов».
32
Игорь Валерьевич Зуев вынул свою дорогущую, щегольскую ручку с золотым пером и поставил подпись на договоре, который должен был стать значимым событием в деловой жизни его фирмы. Он обменялся рукопожатием теперь уже со своим партнером и прошел к накрытому столу, чтобы отметить знаменательное событие. Зуев даже сказал небольшую речь про то, насколько это событие знаменательное. Внутри себя Игорь прекрасно осознавал, что для него самого этот договор ничего не значит. В душе у Игоря была пустота, радости он не испытывал. Зуев много работал и не без труда добился того, о чем мечтал в молодости. Только теперь, на старости лет, оказалось, что все это ему совершенно не нужно и не интересно. Если бы молодость знала…
В кармане у Зуева завибрировал телефон, который он использовал для личных звонков. На экране высветилось имя – Максим. Неужели что-то опять случилось? Он не переживет, если что-то произойдет с Вероникой. Почему он пошел на поводу у Максима и не обеспечил ей надежной охраны?
Зуев извинился и отошел в сторону.
– Игорь Валерьевич, – услышал он голос не Максима, а Вероники, – Максима убили, сделайте что-нибудь…
– Как убили?
– Он лежит на земле совершенно бледный и неживой!
– Вероника, возьми себя в руки и пощупай Максиму пульс! – Зуев не заметил, что кричит на весь кабинет. Испуганная секретарша потихоньку вызвала незаменимого Витю.
– Игорь Валерьевич, по-моему, Максим немножко дышит!
– Дышит? Это хорошо, это очень хорошо! Надо вызвать скорую, где ты находишься?
– Я не знаю, мы вышли с рынка и пошли по какой-то улице…
– Не вешай трубку, сейчас Витя определит, где Вы, по геолокации. Все, не волнуйся, Витя вызвал скорую! Сейчас она приедет. Пока скорая едет, расскажи мне все, что у Вас произошло за последние дни. Мы с Витей сейчас же выезжаем к Вам!
Вероника начала рассказывать, но дошла только до середины – подъехала скорая, за ней на полицейской машине примчались Ромка с Наташей и Володей. Все кругом суетились, Вероника ничего не видела и не слышала, одной рукой она сжимала телефон, а другой держалась за Максима. Когда Максима стали перекладывать на носилки, он открыл глаза и поинтересовался, что здесь происходит и куда его тащат.
Игорь Валерьевич выдохнул. Витя был все время на связи с Романом и сразу дал знак, когда Максим пришел в себя. Слава богу! Подошел партнер, поинтересовался, нужна ли помощь, и отбыл. Мужик с пониманием.
Зуев сел в свое кресло и понял, что ноги держат его не очень крепко, нужно чуть-чуть передохнуть. Помощница Зуева Инга, с которой он проработал не один десяток лет, притащила кучу лекарств и стала пичкать ими начальника. Витя хотел вызывать врача. Зуев положил под язык валидол, от врача категорически отказался и приказал Вите готовить машину к отъезду в Потаповку.
– Игорь, куда ты собрался? Ты уже ездил в Потаповку на могилу Пети, вернулся – на тебе лица не было. Зачем тебе туда ехать еще? Ты все решил по телефону. Петина дочь взрослая, она все, что надо, сделает сама! – Когда Инга и Игорь оставались вдвоем, они обращались друг к другу на «ты».
– Ничего ты не понимаешь, Инга. Вероника – не Петина дочь, она – моя родная дочь.
Инга ахнула.
– В свое время я ее не признал, до сегодняшнего дня был уверен, что она никогда меня не простит, а сегодня она мне сама позвонила и попросила помощи, понимаешь, помощи! Как я могу не поехать, если ее любимого мужчину чуть не убили и ей самой может грозить нешуточная опасность? Инга, нет у меня сейчас дела важнее! Сам себе удивляюсь, с годами сентиментальным, что ли, стал. В Потаповке пробуду столько, сколько надо. На тебя все здесь оставляю.