Пути неисповедимые

– Нам необходимо будет поговорить… Дня через два свяжитесь со мной, условимся о встрече.

Профессор не мог оценить – хорошо ли то, что с ним произошло, однако, было ясно, что теперь он теряет свободу мнения, свободу поступков, право на самостоятельность. Удручала необходимость скрывать от Марии то, что произошло.

Через несколько дней Глава Сената принимал Профессора в красивом, как драгоценная шкатулка, небольшом кабинете: малахитовые украшенные ажурным золотом пилястры; стены затянуты старинными в коричнево-бежевых тонах гобеленами со сценами охот, пиршеств, аллегорий; высокий потолок с изображением Звезды Абсолюта. Приглядевшись, Профессор заметил везде – в рисунках гобеленов и застилающего пол мягкого ковра, в потолочной росписи – искусно вписанные символы и знаки, увиденные им в подземелье. На отдельном столике, на малахитовой подставке скульптурка – многократно уменьшенная копия Золотого Тельца. «Без короны»; – отметил про себя.

Низкий овальный столик был накрыт на двоих.

– Я пригласил тебя, чтобы поздравить со вступлением в Братство Посвящённых. Думаю, ты не знал о существовании Братства?

Профессор отрицательно покачал головой.

– И, конечно, интересно за какие заслуги оказано тебе столь высокое доверие, столь высокая честь? Скажу откровенно, что заслуг у тебя таких пока нет. Тебе ещё предстоит доказать, что достоин Братства, великодушно принявшего тебя в свои ряды, как, в свое время, доказали это твой отец и твои достойные предки.

Глава Сената встал, подошёл к письменному столу, взял лежащую там папку, вынул из неё, развернул и расстелил на столе большой лист бумаги. Подозвал, заговорил с пафосом:

– Это генеалогическое древо Братьев твоего рода. Твой предок был одним из первых Братьев-основателей ордена Посвящённых. Масштабы заслуг первых Братьев столь велики, что и мы, и те, кто придёт после нас, будут преклоняться перед ними. Согласно разработанному ими Уставу Братства, членство в Братстве является наследуемым. – Склонившись над столом, вписал имя Профессора в матрикулу. – Ну вот, теперь ты в полной мере член нашего Ордена. Ещё раз поздравляю.

Сложил и убрал лист в папку. Вернулись к накрытому столику.

– За Братство! – до краёв наполнил бокалы.

Очень доверительно Глава Сената рассказывал о тайной, руководящей роли Братства и, по его словам, получалось, что Миром Абсолюта, фактически, руководит не правительство и не выборный Сенат Высших, а Братство Посвящённых.

– Братство Посвящённых – профессиональная, настоящая несменяемая и постоянная тайная власть Мира Абсолюта, а Сенат Высших – это лишь верхушка Братства. И те, кто заседают в Сенате, ещё не означает, что именно они являются высшими иерархами в Братстве.

У Профессора возник интерес: на какой ступени Братства стоит сам Глава Сената? Похоже, что не на самой высокой.

– Вступив в Братство, ты, дорогой Брат, получаешь почти неограниченные возможности влиять на судьбы Мира. Ты можешь сделать явную карьеру и получить всеобщее признание, или вести деятельность тайную, невидимую другим, но неизмеримо более весомую, – говорил серьёзно, веско, с расстановкой бросая слова. Куда подевалось добродушие, излучавшееся от его в добром теле облика….

Выпили за процветание Братства на тысячу лет.

Опять заговорил Глава Сената и на этот раз просто, как с равным:

– Брат, ты должен понимать, что у тебя появляются новые обязательства, и о твоей деятельности не должен догадываться никто. Но твоё домашнее окружение,… – помялся, – не совсем безупречно…, назовём это так. Отец твоей жены… Недопустимо, чтобы ты жил вместе с неадаптированными.

– Заслуги его признаны Советом Высших, – возразил Профессор.

– Однако, для Братства это не является веским основанием. Но мы обо всём позаботились: во владение тебе передается прекрасный особняк.

Упоминание об адаптации встревожило Профессора. Согласно закону, полностью адаптированными на Острове считались живущие там, начиная с третьего поколения; получалось, что адаптированной является только Даша, а её мать и дедушка по этому закону считаются адаптированными не в полной мере.

Как бы ни решаясь продолжить разговор, Глава Сената замялся, помолчал, потом мягко заговорил:

– Считаю необходимым затронуть ещё один деликатный вопрос – вопрос о наследовании членства в Братстве. Согласно Уставу, если у Брата есть дочь, но нет сына, то он должен обзавестись ещё ребёнком, а в случае, если родится опять дочь, должен сменить супругу. Если же опять не родится наследник, то он назначает своим наследником кандидата, предложенного Братством.

И, как бы шутя, добавил:

– Но последний вариант вряд ли будет использован: наука шагнула так далеко, что Братство сможет предложить тебе подходящую супругу.

Профессор почувствовал угрозу своему браку с Марией и внутренне напрягся.

Прощаясь, Глава Сената сказал:

– Молодость имеет на всё свежий взгляд и новые идеи. Я всегда готов поддержать разумное, плодотворное, поэтому, при необходимости, обращайся непосредственно ко мне – этому я буду только рад.

К поручению Главы Сената выявить причины неуклонного снижения КПО в школах касты Э Европейского континента Профессор отнёсся, с присущими ему, добросовестностью и интересом. В первую очередь, он выявил школы с самыми низкими и высокими КПО. Потом инкогнито, под видом сотрудника местного департамента образования, посетил некоторые и на месте ознакомился с постановкой в них образования и воспитания. После этого принял решение созвать семинар директоров лучших школ, чтобы они поделились опытом, доложили об особенностях постановки образования в своих школах; а потом, на основе выводов, выработать рекомендации для всех школ элитной касты. Чтобы привлечь интерес к семинару среди работников образования касты Высших, где КПО был катастрофически низок, он, пользуясь широчайшими правами на принятие самостоятельных решений, семинар созвал в Университетском городке Острова Высших.

Семинар проработал уже несколько дней, когда Профессора к себе в кабинет опять пригласил Глава Сената. Встретил он Профессора необычайно радушно, его голубоглазое со щёточкой пшеничных усов лицо лучилось любезностью. Усадив Профессора в кресло за инкрустированным столиком, и втиснув своё плотное тело в кресло напротив, он какое-то время, молча и значительно, исподлобья смотрел на него, потом проникновенно и торжественно заговорил:

– Дорогой Брат, наша совместная деятельность успешно завершена. Больше вы нам не подчиняетесь. Работа у нас была для вас испытанием, проверкой ваших способностей. Оттуда, – воздел глаза к потолку и значительно понизил голос, – поступило распоряжение направить вас к ним… – засияв улыбкой, глядел, ожидая увидеть восторженную радость Профессора.

Но, не понимающий о чем идёт речь, Профессор обеспокоился:

– После того как представлю доклад о причинах снижения КПО в школах элитной касты?

– Да, да. Совсем упустил… Конечно, Сенату будет полезно получить от вас доклад с выводами.

Глава Сената поднялся, подошёл к рабочему столу, нажал кнопку вызова – одну из многочисленных, и, извинившись, что отрывает от важных государственных дел, доложил, что Профессор находится у него.

– Пусть приходит сейчас же, – рявкнул кто-то в ответ.

– Передам непременно, – почтительно изогнулся, хотя в экран увидеть это было невозможно.

Объяснил, как найти нужное здание – оно находилось внутри парковой зоны, предупредил, что на здании никаких таблиц, обозначающих учреждение, нет. Провожая, почтительно проговорил:

– Надеюсь, что вы сохраните добрую память о нашем сотрудничестве…

В недоумении, – Сенат Высших считался высшим органом управления Мира Абсолюта и он даже не подозревал о существовании ещё более высокой инстанции, – Профессор отправился разыскивать место новой службы.

Нашёл перенесённый сюда древний испанский замок, который посещал однажды, в раннем детстве, с отцом. Тогда они, взявшись за руки, долго бродили по его прекрасным пустынным залам, галереям, переходам и лестницам: потемневший от времени белый камень, маленькие витые колонны, обилие резьбы по камню, низкая на кривых ножках старинная мебель с позолотой.

Ни в парке, ни возле замка не встретил ни души и только, обогнув замок, увидел женщину в синем комбинезоне – в униформе синезвёздочников, с помощью вакуум-сборника собирающую опавшую листву. Она заметила его и, забыв выключить вакуум-сборник, как и подобает синезвёздочникам, быстро ретировалась в приоткрытую дверь подвала.

Неприметная узкая дорожка, о которой говорил Глава Сената, вывела на залитую светом просторную площадь, окруженную парком. На открытом пространстве площади стояло светлое, строгое и простое трёхэтажное здание без архитектурных украшательств. Такие строгие и простые дома Профессор видел в городах касты Э.

Поднялся по широкой лестнице в несколько ступеней, прошёл между квадратными колоннами, подошёл к двери; створки её бесшумно разошлись. Вошёл. Из просторного вестибюля широким маршем поднималась белокаменная лестница, устланная золотисто-чёрной дорожкой, квадратные широкие и высокие окна задёрнуты золотистыми шторами. Никого и очень тихо.

Сверху послышались быстрые шаги. Из-за поворота лестницы выскочил юноша, почти мальчик, в чёрном трико с золотом шитым соломоновым узлом во всю грудь. Прыгая через ступеньку, юноша спустился с лестницы, подбежал к Профессору:

– Пойдёмте, мы вас уже заждались…

Поднялись на верхний этаж, прошли по обшитому дубом коридору и вошли в кабинет, обставленный просто и непритязательно, без драгоценной инкрустированной мебели и ваз тонкой работы. У окна лицом к двери стоял немолодой мужчина – низкорослый и коренастый с большими залысинами на крупной голове, посаженной на плечи как будто без шеи.

– Заходи, Флемо! – по-свойски, как старому приятелю, крикнул мужчина и пошёл навстречу, крепко вдавливая ноги в пушистый ковёр.

– Ротари Восьмой! – представился.

Обменялись рукопожатием. Взяв Профессора обеими руками за плечи, коротышка Ротари, глядя снизу вверх, принялся рассматривать.

– Узнаю, узнаю породу! Ишь, какой вымахал! А когда-то сиживал у меня на коленях… Забыл? Зови меня – дядя Ротари. Здесь все свои.

– Пойди, погуляй, – приказал стоящему у двери юноше.

Состроив, недовольную гримаску, тот вышел.

– Располагайся, где тебе нравится, – широким жестом пригласил Ротари.

Оглядевшись, Профессор прошёл, сел на простой стул возле стола. Ротари Восьмой прошелся по кабинету, остановился напротив, и, вперив в Профессора суровый взгляд, с пафосом произнёс:

– Флемо Десятый, пришло время узнать тебе, кто действительный хозяин Мира Абсолюта. Готов ли ты к этому?!

Профессор встал.

– Сиди, сиди, – добродушно улыбнулся Ротари и, обогнув стол, принялся разворачивать лежащий там большой лист пергамента.

Подозвал и начал объяснять, водя пальцем:

– Перед тобой тайная генеалогическая таблица родов, чьё богатство при создании Мира Абсолюта, слившись, составило его состояние. Вот род с тайным именем Ротари – самый богатый из родов, при создании Мира Абсолюта владел пятой частью всего Мирового состояния: железные дороги, производство мяса, нефть, добыча золота и алмазов. Твой род Флемо идёт сразу за Ротари – одна двенадцатая состояния, главным образом, углеводородное сырьё, переработка его и энергетика. Остальные роды несопоставимо бедней наших двух. Был ещё один очень богатый род, но он как-то быстро растворился среди других родов, сумевших вытеснить его, перехватить сферу его власти. При слиянии состояний был принят билль на вечные времена, закрепляющий над Миром Абсолюта власть родов, составивших его состояние. Но вот беда: роды разрослись, перемешались, иные, не имея наследников-мужчин, потеряли своё право на власть. Роды Ротари и Флемо связаны кровными узами и всегда держались заодно против интриг и козней других родов. Многим хотелось отнять наш кусок власти, но, – глянул строго, – никому это не удалось и не удастся никогда! Однако, женитьбой на чужой ты поставил под сомнение своё право на имя Флемо Десятый, и мне пришлось отстаивать это твое право в Суде Чести. Я не мог допустить, чтобы имя Флемо перешло чужакам! – посмотрел с укоризной.

Профессору на память пришло, как восстали родители против его женитьбы на Марии.

– Два наших рода традиционно занимаются народонаселением – людоведением, как зовём свою деятельность мы сами. Какое-то время, пока не освоишься, будешь подчиняться главе департамента народонаселения Европейского континента – это один из Ротари, а в перспективе сам возглавишь людоведение какого-нибудь континента. Для начала тебе придётся заняться народонаселением массовой касты Юго-восточного сектора Европейского континент; там в некоторых мегаполисах остро назревает проблема переизбытка рабочей силы.

– А если переселить туда, где рабочих не хватает? – наивно спросил Профессор и смутился от сурового взгляда Ротари.

– Переселять нельзя – это азы людоведения. Впрочем, ты пока их не знаешь. Да и везде избыток…, причём мужчин.

– Что же можно сделать?

– Отработанных способов много, это: сократить рождаемость, уменьшить продолжительность жизни, рассовать мужчин по домстарам и демрайонам, – и вдруг простодушно расхохотался: – не перестарайся, не оставь тамошних самочек сиротками. А если серьёзно, – такие вопросы будешь решать заблаговременно, предупреждая возникновение проблем. По каждому сектору есть научные центры с базами данных, однако, решения по всем вопросам людоведения будешь принимать единолично. От твоей воли будет зависеть жизнь и смерть миллионов…

– Единолично? Без Сената?

– Я же сказал: решаем все мы е-ди-но-ли-чно! Даже я не смогу изменить твоего решения, потому что ты Флемо Десятый! А право Сената – ре-ко-мен-до-вать.

– Когда приступать к исполнению обязанностей?

– После посвящения во Властители Мира Абсолюта. Торжественное посвящение через месяц. Я буду держать связь с тобой.

Ротари Восьмой умолк и стал складывать пожелтевшую от времени таблицу с указанием финансовой мощи и взаимопроникновения родов Властителей Мира Абсолюта. Профессор же, не до конца осмысливший суть разговора, растерянно водил глазами по кабинету. Заметив это, Ротари спросил ворчливо:

– Тебе не нравится кабинет? Может быть, и здание не нравится? Пожалуйста: можешь занимать любой из дворцов, хоть этот замок, – махнул рукой в сторону окна, за которым, возвышаясь над парком, виднелся испанский замок.

– Помни: по праву наследования все в этом мире принадлежит нам, Властителям. Лично для меня дворцы, золото, роскошь – пустая мишура. В этом скромном месте не правят, а властвуют! Властвуют над людьми Мира Абсолюта, а придёт время – будем властвовать над людьми всей планеты! – и, диковато глядя в растерянные глаза Профессора, продолжил негромко, раздельно:

– Ты уже скоро поймешь, что такое безраздельная власть над себеподобными. Почувствуешь, что в жизни нет ничего, что давало бы такое удовлетворение, как абсолютная подчинённость твоей воле. Держать в своей руке, – крепко сжал кулак, – жизни других, командовать, видеть, как тебя боятся – вот высшие наслаждение и роскошь, которыми никогда не пресытиться, жажда, которую никогда не утолить. А уж кто хлебнул кровушки… – глаза его остекленели.

Но уже через мгновение добродушно добавил:

– Думаю, и тебе не понадобится дворец. Впрочем, как знаешь…

В приоткрывшуюся дверь просунул голову улыбающийся юноша.

– Входи, – призывно махнул рукой начальник.

Юноша легко и непринуждённо вошёл, присел на подлокотник кресла, закачал ногой:

– Все решили верхом отправиться в Северное нагорье, к ледниковым озёрам.

– Верхом? Я давно не сидел в седле… Ну, да ладно, к озёрам, так к озёрам, – согласился сговорчиво и обратился к Профессору:

– Дорогой Флемо, мы отправляемся повеселиться и отдохнуть. У нас дружный коллектив. Присоединяйся. Там, в непринуждённой обстановке, перезнакомишься со всеми. Но! Непременное условие – никаких жён, никаких женщин. Сугубо мужской компанией.

– Благодарю, но воспользоваться приглашением не могу: нужно завершить поручение Сената, – почтительно склонил голову вставший со стула Профессор, понимая, что аудиенция окончена.

Профессор сбежал по ступенькам и, пересекая площадь, направился к дорожке, углубляющейся в парк. Через окно Ротари Восьмой и юноша смотрели ему вслед:

– Ну как он тебе?

– Душка, – ответил кокетливо и вслед удаляющемуся Профессору послал воздушный поцелуй.

– Смотри у меня, – Ротари нежно похлопал юношу по щеке.

Юноша отошёл от окна, плюхнулся в кресло, из стоящей на столике бутылки налил в бокал прохладительный напиток.

Не отходя от окна, Ротари задумался: «Похоже, он совсем не честолюбив… Отец не подготовил его к власти… Ох, уж эти Флемо….Никогда они не ценили то, за что другие готовы отдать жизнь и свою, и всех своих близких… Но это хорошо: власть над людьми можно давать только тем, кто её не хочет. Плохо, что у этого нет сына… Кто будет Флемо Одиннадцатым? Опять забота для Ротари… Плюнуть бы на их род, да нельзя: другие, дорвавшись до власти, не будут столь сговорчивыми, наломают дров».

Войдя под сень деревьев парка, Профессор замедлил шаг и в душевном смятении долго кружил по одним и тем же глухим и безлюдным дорожкам, в подробностях вспоминая состоявшийся разговор.

Воспользовавшись полученным от Главы Сената шифром, позволяющим проникать во все электронные данные касающиеся образования, он, чтобы сравнить с постановкой образования в элитной касте, вошёл в базу данных образования в массовой касте. То, что узнал, потрясло до глубины души: программа обучения, дающая бессистемные и отрывочные знания, убивающая в ребёнке малейший творческий порыв; убожество школ и условий содержания детей и, особенно, вид детей болезненных, плохо одетых, их лица тупые, серые и – для чего? – пёстро разрисованные. Увиденное заставило задуматься, о чём не задумывался никогда: как же живут люди массовой касты – это неисчислимое людское море Мира Абсолюта, если так несчастны там дети? Мысль, что ему предстоит заниматься делом ухудшения и даже сокращения жизни и без того несчастных людей, привела в отчаяние, вызвала протест. И сам «дядя Ротари» оставил в душе двойственное впечатление: то, излучающие приветливость и благодушие улыбки, то, вдруг, острые, почти злобные, взгляды. «Флемо Десятый, Ротари Восьмой, сколько их ещё пятых, десятых… И кто же среди них главный? Зловещие тайны и дела… Зачем мне это? Людоведы.., сугубо мужской компанией… Наслышаны…. Торжественное посвящение во Властители… Зачем? Может быть; не состоится?» Но трезвое осознание, что отказаться невозможно, обдало холодом, отрезвило.

Утомившись вышагивать, забрался в чащобу, уселся на землю и, прислонясь к дереву, забылся коротким, тяжёлым сном. Очнулся разбитым, с головной болью и душевной скорбью, словно перенёс тяжелое страдание.

Отряхнул одежду, представил себя со стороны, презрительно усмехнулся: «Властитель». Пошагал домой, твёрдо решив ничего не рассказывать Марии, не тревожить её безмятежного счастья. Выйдя к испанскому замку, подумал: «Вместе с ними в одном здании я находиться не буду». Даже здание, в котором располагались людоведы, ему стало казаться зловещим.

Спустя несколько дней с Профессором неожиданно связался сам Ротари Восьмой:

– Ты что себе позволяешь, зачем притащил семинар к нам?! – сердито зарокотал по видеосвязи. – Если тебе приспичило, собрал бы в каком-нибудь секторе, но притащить их сюда!.. Право же, только в бедовую головушку могло прийти такое… Эх, молодо – зелено… Решил, что тебе позволено всё? Но нельзя же нарушать устои!

Помолчал и властно приказал:

– Кончай свои благоглупости!

Но, заметив холодный отчуждённый взгляд Профессора, сбавил тон и продолжил добродушно:

– На днях студенты университета хотят развлечься, провести акцию устрашения «синих звёздочек». Сам знаешь что это…

Профессор глянул недоумённо: «Властитель и такой пустяк – студенческое развлечение».

– Король акции – моё великовозрастное чадо. Он жалуется, что студенческий совет решил отложить акцию до окончания затеянного тобой семинара. Понимаешь, не могут ребята ждать, все уже настроены. Пропадёт запал и острота ощущений, да и погода вдруг испортится… Так что, считай, что это моя просьба. Отправь семинаристов по домам. Не занимайся чепухой, теперь у тебя иные масштабы.

Глава пятая

В последний вечер уложили Дашу, а сами при свете луны купались в океане, потом ушли в дом, пили лёгкое вино и разговаривали.

Разошлись поздно, но Доктору спать не хотелось, и он решил побродить по берегу. Проходя мимо растворённого окна, услышал разговор Марии с Профессором. Понял, что говорят о нём и остановился.

– Пожалуй, не стоило показывать Колизей…

– Пусть знают всё, – голос Марии прозвучал неожиданно жёстко.

– Всего и мы не знаем, – усмехнулся Профессор.

Возникла пауза. Доктор устыдился, что, как шкодливый мальчишка, подслушивает и отошёл от окна. Спустился на берег; в темноте долго стоял у кромки накатывающих на берег высоких пенных волн.

Когда утром проснулся, все уже были на ногах. Мария готовила завтрак, Инженер с Профессором проверяли надёжность двигателя катера – путь предстоял неблизкий. Инженер намеревался доставить Доктора в порт, а потом проследовать дальше на север, на отдаленные гидростанции.

Позавтракали. Пора было ехать. Присели на дорогу.

Отойдя от берега, развернули катер и направились в сторону отделяющего Остров от материка пролива. Доктор не сводил глаз с берега, где, крепко расставив ноги, и, держа на плечах размахивающую длинным маминым шарфом Дашу, стоял Профессор, а рядом с ним Мария. Ветер трепал шарф в Дашиной руке и подол белого платья Марии, отчего она была похожа на летящую чайку.

Маленький катер подбрасывало на волнах, пассажиров обдавало брызгами. Плыли вдоль материкового берега, мимо следующих один за другим портов с длинными причалами, где одни суда загружались, а другие ждали своей очереди на рейде. Непрерывной чередой тянулись молы, волнорезы, доки, эллинги, подъёмные краны, транспортёры, трубопроводы, складские помещения. Это были порты-базы обеспечения Острова. Небольшие баржи и катера непрерывно отходили от погрузочных причалов и пересекали пролив, доставляя на склады прилегающих островков фрукты, овощи, свежее мясо, живую рыбу, пиво, вино, промышленные товары, строительные материалы и т. д. Всё население прибрежных городов касты М было занято на работах в морских портах.

Через час катер пристал к причалу пассажирского порта.

– Прощайте, отец, – голос Доктора дрогнул.

Инженер посмотрел серьезно и внимательно, кивнул, похлопал по плечу. Поднимаясь с причала по лестнице, Доктор оглянулся. Катер уже разворачивался. Он остановился и провожал его глазами до тех пор, пока тот не скрылся из вида.

А еще через час он уже летел в аэролёте. Было невыносимо грустно и одиноко. Он и не предполагал, что можно так привязаться душой всего за несколько дней знакомства. Откинув спинку кресла, закрыл глаза. Перед мысленным взором возникали картины-воспоминания, а в голове всё время звучало: «Не говори с тоской: их нет, но с благодарностию: были».

* * *

В административном центре – столице Центрального сектора, он должен был пересесть в аэролёт, летящий в НГЭ-2. Но решил использовать случай и согласовать с администрацией департамента образования кое-какие школьные вопросы, ведь через личные контакты дела решаются быстрей.

Вернувшись в аэропорт, чтобы продолжить полёт в родной город, встретил там скучающего товарища по семинару. Тот летел в Северный сектор, и до рейса его аэролёта ему предстояло ждать ещё два часа. Они обрадовались друг другу, словно после расставания прошло не несколько дней, а большой срок. Доктору лететь оставалось не далеко и не долго, а аэролёты в его родной город отсюда летали часто и он решил отсрочить свой полёт, чтобы проводить товарища.

Они сидели в ресторане, потягивали коктейли и вспоминали семинар, красоты Острова Высших и людей Высшей касты. Доктор говорил восторженно, его же товарищ был сдержан. Выйдя из ресторана, уселись на скамейку в сквере напротив здания аэропорта. Неподалёку, по площади сновали люди, негромко доносился приятный голос диктора, объявляющего вылет и посадку и, почти не слышно, садились и взлетали аэролёты. В тени сквера было спокойно и прохладно.

Товарищ, насторожено всматриваясь в проходящих мимо людей, раздумывал: рассказать ли Доктору о том, чему он был свидетелем, и воспоминания о чем не оставляли его. Наконец решился.

На следующий после окончания семинара день, когда все участники разъехались в гости, он один задержался, чтобы привести в порядок записи. Во второй половине дня вышел прогуляться по университетскому парку. Огромный парк постепенно перешёл в лес. Близился вечер. Он повернул назад и медленно шёл по дорожке среди отбрасывающих длинные тени высоких деревьев. Послышались голоса. Он сошёл с дорожки, присел на траву за деревьями. Прошла большая толпа; в ней были юные студенты-первокурсники и люди старше студенческого возраста. Когда все прошли и их голоса стали слабо слышны, он последовал за ними.

Тропа привела к большой округлой формы поляне. В её центре возвышался чёрный, словно закопчённый, каменный столб, а рядом с ним стояли два пня. По поляне к столбу вела тропинка. На стороне, противоположной той, где он притаился возле кустов, на краю поляны был сооружён помост, на нём стояло сиденье, а рядом навалена большая куча хвороста. На поляне не было никого, но за деревьями мелькали люди.

Ждать пришлось недолго. Раздалась барабанная дробь и из леса вышла и направилась к столбу на поляне группа людей, ведущая обнажённых юношу и девушку с нарисованными на их спинах и животах большими синими шестиконечными звёздами. Их усадили на пни возле каменного столба, связали между собой за предплечья и щиколотки ног таким образом, что каменный столб оказался между их спинами. Он обратил внимание, что девушка и юноша красивы и хорошо сложены, но вялы, равнодушны к происходящему, какие-то сонные.

Послышался грохот музыки, похожей на марш. Возглавляемые атлетом с высоченной короной-трубой на голове, из леса колонной по одному выходили раздетые донага люди. Колонна сделала круг по периметру поляны и остановилась. Атлет взошёл на помост, и, указывая рукой на привязанных к столбу, произнёс краткую речь, но тайный свидетель её не расслышал.

Что есть мочи, оркестр загрохотал что-то несуразное. Обнажённые люди в диком танце растекались по поляне. Тела их были ярко раскрашены рисунками, нанесёнными по единому трафарету: во всю спину красная Звезда Абсолюта, на ягодицах два обращённых друг к другу трезубца, что-то непонятное на животах, руках, ногах. Головы женщин украшены венками из полевых цветов, у мужчин на головах обручи с рожками.

Музыканты старались во всю: колотили в барабаны, звенели литаврами, трясли трещотками. Юные, и далеко не юные «нимфы», теряя с голов венки, с визгом носились по поляне, убегая от преследующих их «сатиров». Свальный грех…

– Мне хотелось бежать, но, глядя на молодых людей, с измученным видом сидящих связанными в центре поляны, я гадал: что же будет с ними? И это заставило остаться.

Ненадолго смолкнувшие, опять загрохотали барабаны. Со всей поляны, волоча ноги, люди брели на её край и опять выстраивались по обе стороны помоста. Атлет, всё это время сидевший на троне, поднялся и прокричал, указывая на привязанных к столбу, что эти двое сбежали с островка, где живут, и без дела шлялись по Острову.

– Какое будет им наказание?

– Смерть свидетелям! Смерть! Свидетелям смерть! Очистительный огонь! Огонь очищения! – кричали вразнобой.

– Аутодафе!! – громче всех крикнул кто-то, и все подхватили, скандируя:

– Ауто-дафе! Ауто-дафе! Ауто-дафе!

– Приговор привести в исполнение!

Под грохот оркестра каждый из кучи брал охапку хвороста, выстраивался в шеренгу по одному, шел по тропинке в центр поляны, и там бросал возле приговорённых. Когда хворостом завалили несчастных так, что их не стало видно – виднелся лишь конец каменного столба, барабаны смолкли.

Атлет в короне сошел с возвышения, в стоящем на земле ведре обмакнул паклю на конце длинной палки, зажёг факел и, высоко подняв его над головой, зашагал к обречённым. Дошел до столба и с двух сторон – со стороны юноши и со стороны девушки – поджег хворост. Музыканты опять неистово заколотили по барабанам. Вопли заживо сжигаемых, грохот барабанов, треск пламени слились воедино….

– Я понял, что если меня обнаружат, то участь моя будет такой же, как у этих несчастных. Боясь кого-нибудь встретить, возвращался не по тропе, а крадучись от дерева к дереву. До утра не мог прийти в себя от потрясения и страха, что меня заметили. Сидел у окна за задёрнутыми шторами и озирался на дверь. Казалось, что вот-вот войдут и уведут неведомо куда. Под утро в щель между шторами заметил, бесшумно, как тени, проходящих людей.

Это было так немыслимо, и так не вязалось с впечатлениями Доктора от общения с семьёй Профессора…. Но и усомниться в словах товарища было нельзя – страх в глазах, взволнованный пониженный до шёпота голос…. Жизнь на Острове уже не восхищала. Однако, тёплые чувства к Профессору, Марии и Инженеру остались навсегда.