Пути неисповедимые

Ещё в одном зале были собраны старинные орудия пыток с наглядной демонстрацией применения этих орудий в виде пытаемых человеческих муляжей.

Уже наступил вечер, когда, следуя за гидом, вышли из Храма, подошли к спуску лестницы и застыли в немом восторге. То, что при дневном свете казалось нежным и романтическим, превратилось в волшебство, фантастику, феерию. Подсвеченные разноцветным светом снизу и освещенные Звездой сверху, струи воды свивались, переплетались, прихотливо закручивались жгутами и узлами, били высоко в небо. В воздухе возникали, исчезали и появлялись другие призрачные, кроваво-красные и черные просвечивающие фигуры животных, антропоморфных существ и фантастических монстров. А над всем этим на высоте сияли шестиконечные звёзды из водных струй.

Участники семинара смешались с многочисленной публикой.

* * *

Поселили их в основанном еще в Средневековье старинном университетском городке, и они были счастливы вновь окунуться в уже полузабытую будоражащую, как игристое вино, веселую обстановку студенчества. Однако, у них постепенно начало складываться мнение, что молодежь здесь не придает никакого значения учебе, а озабочена лишь тем, как веселей и разнообразней провести время. И, похоже, здесь все, включая преподавателей, считают это нормальным. Студенты много времени уделяли спорту, прогулкам, пикникам, самодеятельности, а аудитории во время лекций пустовали. Студенты посещали лекции по настроению, и большинство из посещающих были старше студенческого возраста. Этот вопрос очень занимал семинаристов, и как-то об этом они спросили у Профессора. В ответ услышали:

– Знания ценятся высоко во всех кастах Мира Абсолюта, но цели приобретения знаний в них различны. В касте Масс знания служат целям материальным и сводятся к овладению трудовыми навыками. В элитной касте знания – путь к творчеству, к удовлетворению внутренней потребности в нем, к успеху, к карьере. Совсем иные стимулы к приобретению знаний в Высшей касте. Здесь жизненный идеал – наслаждение, безмятежное и радостное состояние духа без тревог и лишних усилий, а знания, в первую очередь, ценятся как то, что делает наслаждение жизнью более утонченным, более многогранным. Но это человек начинает понимать и ценить с возрастом, поэтому большинство слушателей уже вышли из студенческого возраста. Впрочем, у нас студенческий возраст не ограничен, можно быть студентом и сорока и пятидесяти лет. Это, в большинстве, добросовестные студенты. Правда, многие из них посещают лекции из тщеславия или честолюбивых карьерных побуждений. Ну, и от безделья… У нас важно не быть, а слыть образованным. Молодежь же торопится наслаждаться жизнью и упускает лучшее для обучения время. В нашей касте студенчество – это образ жизни, а не время накопления знаний.

Участников семинара пригласили осмотреть местную школу. Здесь было не обычное преподавание, когда учитель объясняет урок, дает задание и проверяет его выполнение; детей здесь собирали в классы только для проверки знаний, а каждого ребенка дома обучал персональный высококвалифицированный робот-учитель-психолог. Обучение в виде игр начиналось с трех-пяти лет и строилось на основе природной детской любознательности и врожденных способностей. Во время каждого занятия учитывался душевный настрой ребенка на данный момент, не допускалось никакого принуждения, и в результате обучение воспринималось как развлечение, а не как труд.

Большое впечатление произвело посещение урока у восьмилеток. На вопросы, опережающие программу обучения этой же возрастной группы в касте Э, показывая глубокие знания, дети отвечали грамотно, толково; дружно тянули вверх руки, желая дополнить ответ товарищей, вызванных к доске. Но двенадцатилетние разочаровали: ответы их были слабыми. Достигшие подросткового возраста, с его новыми жизненными интересами, тягой к развлечениям и общению между собой, не приученные делать над собой усилие, они учебу воспринимали уже как тяжелую обузу и только наиболее способные и честолюбивые продолжали учиться хорошо. Подростков в школе обучали, в основном, только танцам, пению, рисованию, умению одеваться и этикету; они много занимались спортом, постоянно ходили на экскурсии по музеям и в дальние походы, и лишь один день в пятидневку их собирали в классах для ответов на заданные на дом темы.

* * *

За триумфальными арками начинался Город Музеев. Он тянулся на несколько километров и занимал большую площадь. Со всех континентов сюда были перенесены грандиозные сооружения, шедевры мирового зодчества. Дворцы и соборы, свезенные сюда со всего мира, стояли на открытых площадях и среди парковой зелени. Если сооружение перенести не представлялось возможным, его воссоздавали в копии, сняв с оригинала лепнину, росписи, скульптуры, витражи, стены же оригинала оставляли постепенно разрушаться. Или превращали в мёртвые города-музеи, обслуживаемые людьми элитной касты. Люди же массовой касты о существовании чего-то подобного даже не подозревали.

Улицами, один за другим, там тянулись прекрасные здания музеев собраний шедевров мирового искусства: белые, желтовато-коричневые, зеленовато-серые, розово-палевые – неяркая тонкая цветовая гамма мраморной облицовки. Чтобы осмотреть в них все экспонаты, не хватило бы и жизни, но посетителей в них почти не было – один-два, а то и ни одного.

* * *

Темой семинара было: «Воспитание творческой личности». Немного волнуясь перед столь серьезной аудиторией, в своем докладе Доктор говорил о взаимосвязи между творчеством и нравственностью:

… – Ум ребенка в постоянном поиске ответов на множество вопросов среди душевного хаоса, стихийности эмоций. Ребенок стремится все постичь и упорядочить – с малых лет он живет как творческая личность. Творчество для него естественно, как дыхание. Задача учителей и воспитателей развить природные творческие задатки, ни в коем случае не убить их неумелыми действиями.

К половому воспитанию следует подходить с осторожностью и тактом. Преждевременная сексуальность способна выкачать из ребенка все силы, убить творческие задатки, затормозить личностное и физическое развитие. Такие дети вялы, апатичны, не любопытны, зачастую малокровны. Каждый из нас знает такие примеры. Не половое воспитание, а воспитание целомудрия, сдерживающего сексуальность, делающего её возвышенной, и воспитание интереса к многогранности жизни – вот что способствует развитию у детей творческих интересов.

…. Истинно творческая личность не расчетлива, ведь творчество для неё – естественное побуждение и важнее карьеры и тщеславия.

Во время выступления Доктор постоянно глазами встречался с серьезным, внимательным взглядом Профессора, сидящего в первом ряду.

* * *

От переизбытка информации внимание притупилось, но профессиональные добросовестность и любознательность не позволяли расслабиться, и они с неугасающим интересом всматривались в окружающее, ничего не пропуская.

Ежедневно они усаживались в экскурсионный аэролет с полностью прозрачными стенами, и под ними проплывали улицы, где, сидя в надувных креслах, на движущихся дорожках ехали люди. По обе стороны дорожек – красивые клумбы и куртины, в которых среди натуральных цветов и кустов вмонтированы искусственные из материалов, аккумулирующих дневной свет. Если днем свет лился с неба, то ночью улицы красочно освещались аккумулированным светом снизу. Запоминающееся зрелище: внизу светящиеся цветы, а в небе, затмевающая звезды, рукотворная шестиконечная Звезда. Примыкая друг к другу, стоят двух-трех этажные дворцы, с фасадами украшенными колоннами, пилястрами, кариатидами, балконами, арками, легкими аркадами, ажурными решетками; за парковыми фасадами дворцов – сады с фонтанами и скульптурами.

Ошеломленные красотой и роскошью, они вскоре стали ощущать что-то искусственное, чрезмерное. Удивляло обилие золота: золотые кариатиды, подоконники, золотые хитросплетения балконных решеток и ограждений цветочных клумб. Говорили, что в мягкие туманные дни, обычные для этих мест, золото мерцает матово и тускло, но дни стояли солнечные, и в блеске золота было что-то назойливое, как будто даже зловещее.

Озадачивала малолюдность улиц: до полудня по улицам снуют только неутомимые роботы-разносчики в виде запряженных в фургончики лошадок, и скользят при ходьбе человекоподобные роботы, а важные роботы-хозяйки в сопровождении роботов-кошек и роботов-собак выходят из дворцов, чтобы принять товары, заказанные людьми.

* * *

Работа семинара была свернута неожиданно и без каких-либо объяснений. В один день заслушали все непрочитанные доклады, а несколько дней, оставшихся до запланированного окончания семинара, его участникам предложили провести в семьях Высших. Это организовал Профессор, договорившийся с преподавателями, чтобы они приняли в свои семьи по одному участнику семинара. Доктора пригласил погостить сам Профессор.

В честь участников семинара в ресторане состоялся скромный банкет. Пришли немногие преподаватели, но те, кто пришел, говорили о пользе семинара и о необходимости продолжать такие встречи.

При прощании Профессор и Доктор договорились утром следующего дня встретиться в морском порту.

Глава вторая

Быстроходная яхта отошла от причала и, не удаляясь далеко от берега, взяла курс на юг. Нарядные пассажиры непринужденно прогуливались по палубам, в буфете пили коктейли, танцевали под негромкую музыку.

Спокойный океан катил невысокие волны, слепящими зайчиками отражал солнце. Устроившиеся на корме в шезлонгах Доктор и Мария, глядели на пенящийся след яхты, на летящих за яхтой крикливых чаек и покрытый лесами берег и негромко разговаривали. Их только что познакомили и, оставшись вдвоем, Доктор чувствовал себя не вполне уверенно.

Подходили знакомые, Мария представляла их Доктору, те приглашали развлекаться, но они отказывались, объясняя, что поджидают куда-то запропастившегося Профессора. Наконец, он появился. Волоча за собой столик-тележку, уставленный высокими стаканами с коктейлями и тарелочками с бутербродами и фруктами, веселый и общительный, он пробирался на корму, то и дело кем-либо останавливаемый. Подкатил столик, сияя глазами, спросил:

– Не изволят ли, господа, закусить?

Торопясь в порт, позавтракать они не успели.

Обогнув южный мыс острова, большая белая яхта вышла в открытый океан, через час повернула на восток и вошла в залив, в длинную узкую его часть, – место впадения реки. Берега залива постепенно сходились и вскоре оба стали видны в бинокль. Водную гладь справа обрубал крутой, почти вертикальный срез горы, а слева берег был не так крут и вдоль него на воде покачивались расчаленные яхты. Дальше их яхта плыла в окружении множества малых яхточек с разноцветными парусами. Предстояла парусная регата.

Прямо по курсу показались три одинаковые по размеру каменные глыбы.

– Вот уже и слоны, – произнесла Мария и передала Доктору бинокль. Далеко от берегов, посреди воды, на массивных ногах, свернув в кольца хоботы и упираясь бивнями в невысокие постаменты, стояли огромные каменные слоны. Волны бились о постаменты, пенились у ступней слоновьих ног.

Яхта причалила к берегу. До начала регаты времени оставалось немного. Чтобы занять места на смотровых площадках, пассажиры двумя нарядными цепочками устремились к каменным мостикам, ведущим к двум высоким башням с огибающими их легкими ажурными балконами – отсюда хорошо было наблюдать соревнование. Башни возвышались над дельфинарием и со смотровых балконов хорошо были видны резвящиеся дельфины. Профессор же, Доктор, Мария и некоторые пассажиры по гранитной лестнице поднялись к нависающему над заливом массивному замку. Фасад замка и аркаду со стороны моря, украшали каменной резьбы элементы в виде слоновьих голов, хоботов, ушей.

Прошли в ресторанный зал, заняли столик возле открытой арки. Ресторан славился изобильным разнообразием вин и фруктов. Следили за регатой, из тончайших бокалов пили старинное вино и ели фрукты, только что сорванные и на скоростном аэролете доставленные из южного уголка Мира Абсолюта.

По окончании регаты её участники шумной толпой ввалились в ресторан. Профессор был знаком почти со всеми яхтсменами – он сам был заядлым гонщиком, и принялся обсуждать с ними особенности прошедшей гонки. Оживленно споря, они хлопали друг друга по спинам, а, наблюдавшие за кипением Профессора Доктор и Мария, переглядывались и заговорщически улыбались друг другу.

Посреди реки, в месте впадения её в залив, торцом к заливу возвышалось, напоминающее корабль, массивное, высотой в два этажа, с окнами в виде иллюминаторов, здание из такого же, как и замок, красного камня – это был пивной бар. Замок и пивной бар соединяла высокая галерея. Под галереей, по выложенному гранитными плитами дну, текла река, было видно как ее желтоватая вода смешивается с голубой водой залива.

Разулись и вместе с другими по гранитным плитам по щиколотку в воде, босые прошли под галерею, и по опущенной в воду широкой гранитной лестнице поднялись в вестибюль пивного бара. Поставили обувь в специальную нишу, шлепая мокрыми ногами по ступеням лестницы с перилами, стилизованными под пивные бочонки, поднялись на второй этаж.

В середине огромного – во все здание – зала по кругу стояли пивные бочки, бочонки, бочата и бочоночки с золотыми краниками в виде слоновьих хоботков. Кружки – высокие узкие, низкие пузатые, с носиком для потягивания, с зауженным верхом и все с ручкой в виде хобота, тут же стояли перевернутыми над фонтанчиками. По залу передвигался робот: на поднос собирал освободившиеся кружки и расставлял их над фонтанчиками. Кроме пары роботов, из обслуживающего персонала больше никого не было.

Вдоль стен зала стояли мраморные столики с сиденьями-бочонками, а по всему залу – стойки, стилизованные под бочки. На стенах – пилястры в виде ячменных снопов, между пилястрами – круглые окна. Потолок – открытый овальный фонарь, через который поступал свежий воздух залива и днем светило солнце. Ночью бар освещали светильники в виде нанесенных на стены замысловатых разноцветных орнаментов, листьев, цветов, плодов, пучков тычинок из материала, аккумулирующего дневной свет, и отдающего его тем интенсивнее, чем слабее становилось солнечное освещение. В ненастье фонарь затягивался сверхпрочной прозрачной пленкой.

Их встретили приветственными возгласами. Приглашали к столикам, советовали какое пиво сегодня особенно вкусно, не сильно охлаждено – переохлаждённое скрывает отсутствие аромата, которым отличается правильно сваренное пиво. Становилось многолюдно, шумные босые люди все прибывали, рассаживались за столиками, занимали места у стоек, прогуливались с кружками по залу, собирались группами, покачивая удовлетворенно головой и причмокивая, обсуждали достоинства пива. Обстановка царила самая непринужденная. Главной темой разговоров и споров была прошедшая регата.

Мария, вскоре, заскучала в преимущественно мужской компании и покинула их. Через галерею ушла в нижний зал замка, где на подиуме публике демонстрировали новые модели одежды. В мужской же компании организовалась команда желающих состязаться на скорость плавания. Выход в реку был тут же – со стороны, противоположной галерее, по лестнице, ведущей на глубину. Выросший среди быстрых горных рек Доктор хорошо плавал и тоже вызвался участвовать в соревновании. Нужно было от ступеней, ведущих в воду, доплыть до слонов и вернуться обратно. Выбрали судей, часть их на лодке отправились к слонам, другие остались на старте.

Плыть к слонам было легко – туда несло само течение реки, но обратно пришлось побороться с ним. Первым, с небольшим опережением, приплыл Профессор. Крики поздравлений и бросание победителя в реку закончились вручением ему бочонка пива. Доктор же, рассматривая слонов, замешкался и приплыл в числе последних.

На подиуме показ моделей давно закончился. Доносилась музыка.

– Сегодня бал не намечался, но разве дамы могут удержаться! – усмехнулся Профессор.

Вошли в большой зал, остановились у входа и, среди танцующих, пытались разглядеть Марию.

В бальном зале с зеркалами во всю его высоту и золочеными диванчиками и стульями вдоль стен, дамы, переодевшиеся во вновь приобретенные наряды, кружились с по-спортивному одетыми кавалерами, участниками и болельщиками парусной регаты. Мария заметила их, призывно помахала высоко поднятой рукой, но поняла, что они её не видят, оставила партнера, пробравшись между танцующими, подошла и, взглянув на Профессора, невольно, расхохоталась: так комичен он был с пузатым бочонком подмышкой.

– Что это?!

– Почётный приз, завоёванный в честном состязании!

Возвращаться решили на аэролёте. Неподалёку, в лесопарке, на взлётной площадке наготове стояли аэролёты.

Поднявшись в воздух, взяли курс на север, туда, где, затмевая звёзды, у горизонта ярко горела Звезда Абсолюта. Насколько мог охватить взгляд, под ними, перемежаемые тёмными пятнами парков, тянулись полосы улиц, светящихся красочным аккумулированным светом. Вдали опалово мерцал океан, а со всех сторон – красные точки огней аэролётов: летели по аэролетной трассе.

* * *

Доктор проснулся поздно. С улицы слышался детский смех. Утопая босыми ногами в пушистом ковре, прошёл к окну и через золотые прорези жалюзи, залюбовался забавным зрелищем. По залитой солнцем изумрудно-зелёной садовой лужайке вокруг фонтана, причудливо декорированного большими камнями, звонко смеясь, бегала маленькая девочка. Она пыталась вскарабкаться на мокрые камни фонтана, а робот-няня, чётко выговаривая:

– Этого делать нельзя, – старалась поймать ее.

Девочка со смехом убегала от робота, носилась по лугу, вновь возвращалась к фонтану и карабкалась на камни.

– Этого делать нельзя, – опять слышался бесстрастный голос.

– Даша, – послышался голос Марии, неторопливо идущей по гравийной дорожке.

– Мама! – радостно закричала девочка и, раскинув руки, бросилась навстречу.

Мария подхватила её на руки, прижала к себе, а роботу-няне сказала:

– Няня свободна.

– Благодарю, – прозвучало чётко и приятно.

Мария с девочкой на руках направилась в дом. Робот-няня, слегка переваливаясь, шла следом. Доктор с интересом наблюдал за ней. В касте Э не было человекоподобных роботов, там роботы были подобны машинам: если робот-разносчик, то в виде тележки, если робот-уборщик, то оснащенная щетками машина с множеством манипуляторов.

Мария провела Доктора по обитым дорогими тканями гостиным с прекрасными картинами на стенах и множеством изящных тонкой работы безделушек и фигурок из фарфора и позолоченного дерева, с изысканной мебелью, расставленной так, чтобы располагало к отдыху и конфиденциальной беседе; показала бальный зал с просторной лоджией, а потом они прогулялись по внутреннему саду с декоративно подстриженными кустами самшита и множеством распустившихся гладиолусов разных цветов. В роскошном дворце всё свидетельствовало о тонком вкусе Марии.

За поздним завтраком решили отправиться гулять в Центральный парк, все вместе и взять с собой Дашу. Парки были важным элементом жизни касты Высших. В них гуляли, бегали, катались на велосипедах, на верховых лошадях и в лёгких, запряженных лошадьми и пони колясках; обозревая, над ними летали на воздушных шарах и дельтапланах; по рекам и озерам плавали на лодках, на байдарках и на водных велосипедах. Парков было великое множество, они занимали огромные площади, их населяли полуручные белки, зайцы, олени, косули, в темноте на дорожки выбегали ежи, в водоемах жили бобры, выхухоли, белые и чёрные лебеди и утки, по лужайкам разгуливали красавцы-павлины; на деревьях гнездилось множество птиц.

Необыкновенно красив был партер парка: уходящая вдаль широчайшая аллея с причудливого рисунка коврами из цветов и фонтанами. А по обилию произрастающих видов растений это был скорее ботанический сад.

Набродившись, осмотрев лишь небольшую часть парка, они проголодались. Пообедали в маленьком уютном кафе, после чего отдохнули в тени деревьев. Даша немного поспала на коленях у отца. Затем решили на велосипедах отправиться в парк верховой езды.

На развилках аллей стояли велосипеды, в том числе с сидениями для маленьких детей. Их можно было брать, проехать, сколько хочешь, и оставить на такой же развилке. Приятно было ехать по гладкой широкой дорожке в пятнистой тени деревьев. Даша, сидевшая впереди отца, что-то лепетала, вертела по сторонам головой.

Не останавливаясь, пересекли парк скульптур. Среди аллей, клумб, аркад, колонн и на мостиках там стояли мраморные, гранитные, базальтовые, керамические, бронзовые, чугунные и из живой зелени изваяния животных, антропоморфных существ и фантастических монстров. Проезжая мимо чугунного чудища, Доктор заметил:

– В лунную ночь увидеть такое, наверное, страшновато…

– И не только в лунную, – откликнулся Профессор. – В той части парка, – махнул рукой, – сад монстров. Скульптуры там подсвечены таким образом, что оторопь берет. Та часть парка так и зовётся – «Обитель ужасов».

* * *

Доехали до длинного, белокаменного украшенного лепниной, здания конюшен. Конюх вывел двух скакунов – крепких, сильных, гарцующих от нетерпения. Мария хотела остаться с Дашей, покатать её на пони, но Доктор заявил, что плохо сидит в седле и с удовольствием останется с девочкой.

Переодевшись в костюмы для верховой езды, Профессор и Мария вскочили на лошадей, и сразу пустились рысью. Конюх запряг пони в легкую маленькую коляску, подвёл к поджидающим Доктору и Даше и сказал, что, когда надоест кататься, можно пони просто оставить – он вернется в конюшню сам.

Доктор заметил маленькую шестиконечную синюю звездочку на левой щеке конюха и обратил внимание на несколько писклявый голос при его крепкой комплекции. Это заставило внимательней присмотреться: молодой, светловолосый, держится замкнуто. Доктор уже знал, что таким знаком помечены люди, обслуживающие Высших.

Люди с синей звездочкой на левой щеке были выходцами из касты Масс. Из малолетних детей этой касты, преимущественно из мальчиков, подбирали крепких, здоровых, красивых, смышленых и отправляли на окружающие Остров Высших малые острова. В профессиональных школах там их обучали различным специальностям и прививали дух беззаветного служения Высшим. Там они жили в комфортных условиях, хорошо питались, а, став взрослыми, объединялись в трудовые гильдии и интересно проводили досуг. Их жизнь была несравненно счастливей жизни жителей мегаполисов массовой касты, но они не могли иметь потомство. Все они были кастраты. В январе, в день, когда детям элитной и массовой каст ставили на руки печати и присваивали звание Законопослушного Свободного Гражданина мира Абсолюта (ЗСГА), у этих людей был их главный праздник – День Посвящения в служители Абсолюту, а за месяц до него достигших одиннадцатилетнего возраста стерилизовали.

Контакты между «синезвездочниками» и хозяевами Острова были сведены к минимуму. Они не имели права самим вступать в разговор с Высшими – обязаны были только отвечать на заданный вопрос, и не имели права отлучаться с рабочего места. Человека с синей звёздочкой на левой щеке, праздно гуляющего по улице, наказывали без промедления. Правила поведения на Острове Высших они впитывали с детства.

Ночью, как только затихала жизнь, с малых островов к Острову Высших устремлялись быстроходные катера с людьми, на которых лежал весь труд по обеспечению функционирования сфер жизни касты Высших. Существовала служба, куда Высшие надиктовывали свои желания, часто смутные, и люди-невидимки с синими звездочками – художники, дизайнеры, модельеры, музыканты тотчас бросались претворять их, стремясь воплотить с максимальным соответствием капризу. Для них это было несложно: слуги были умнее и талантливее господ. И красивее. Выбранные из лучших детей касты М, они в чистом воздухе малых островов, в хороших жизненных условиях и в непрерывных физических и умственных трудах вырастали стройными, мускулистыми, подтянутыми, лица их светились живым умом. Высших же, по наблюдению Доктора, уже коснулась печать вырождения: стёсанные или вытянутые затылки и плоскостопие, заметное по специальной обуви. Сами же Высшие это считали признаком породистости, аристократизма. В среде Высших прослеживалось два типа. У одних – склонность к полноте, глаза преимущественно карие, чуть на выкате, волосы темные волнистые, шея и ноги короткие; они шумны, суетливы, говорливы и в то же время скрытны и хитры, заносчивы и обидчивы, с напускным глубокомыслием на лицах. Другие – высоки, светлоглазы, рыжеваты, флегматичны.

Люди касты Высших отгородились от жизни людей всей планеты и делали все, чтобы не иметь свидетелей своего вечного праздника, порождающего зависть, вслед за которой приходит злоба. Они окружили себя роботами. В их дворцах было множество человекоподобных роботов: горничные, кухарки, слуги, садовники, няни, портные, художники, музыканты, дегустаторы вин и пива, массажисты, парикмахеры и проч. Они уже не могли обходиться без них и уделяли им много внимания, в разговорах рассуждали об их достоинствах и недостатках. Постоянно пополнялась серия анекдотов о роботах, заканчивающихся фразой: «ничто человеческое мне не чуждо».

* * *

Доктор и Даша устроились в тени деревьев, а пони, волоча коляску и на ходу пощипывая травку, направился в конюшню. Невдалеке, со стороны дороги иногда слышался лошадиный топот, и опять становилось тихо. Доктор уселся на траву, прислонясь к дереву, а Даша срывала травку, цветочки, поймала жучка, и, то и дело, подбегала, спрашивала:

– Что это? А это?

В голове Доктора расслабленно бродили мысли о том, что вот он сейчас находится в среде Высших, но не чувствует ничего потрясающего, и здесь ему хорошо и спокойно.

Возвращались по лесу, по тропинке вдоль дороги. Послышался конский топот. Привстав на стременах, и пригнувшись к шеям лошадей, за деревьями галопом пронеслись Профессор и Мария. Даша узнала их, захлопала в ладоши, запрыгала от восторга. Доктор поднял её на руки. Она пристально и чуть настороженно поглядывала на него, как смотрят маленькие дети на малознакомых людей, и что-то щебетала, трогала пуговицы его рубашки, от чего в его груди приятно щекотало; от её головки пахло трогательно и нежно.

Их уже поджидали. Доктор передал девочку на руки отцу и невольно залюбовался Марией: светлые глаза сияли, щёки горели – настоящая амазонка.

Техника голографического видения достигла такого уровня, что не было необходимости ехать куда-то, чтобы собраться близким людям за одним столом. Достаточно было одновременно включить аппаратуру, настроить её на определенное пространство, и иллюзия совместного пребывания в одном помещении – полная. Можно беседовать, вместе петь, танцевать, нельзя только переместиться в другое пространство и потрогать то, что там находится.

В условленное время они расположились в гостиной за накрытым столом у белой стены и через миг оказались в пространстве, где за пределами роскошно сервированного общего стола были интерьеры двух разных гостиных. Профессор представил Доктора своим друзьям – таким же молодым, красивым, оживленным. Женщины блистали изысканными нарядами. На Марии было элегантное бледно-сиреневое платье с глубоким вырезом на спине, делающее её необыкновенно стройной, утончённой, это подчёркивали и украшения из камней, прошедших обработку в космосе, обладающие свойством ярко вспыхивать в ответ на попадание на них света. Было весело и интересно: пели, танцевали, острили, смеялись. Доктора познакомили с коллегой, преподавателем детской школы. Сдвинув кресла, они углубились в беседу на тему, интересующую обоих.

* * *

Ночью Доктор проснулся от света, направленного на него через зашторенное окно. Сонно потёр глаза, встал, подошел к окну, отодвинул штору. В лицо ударил сноп света; он отпрянул, отпустил штору. Свет погас. Снова улёгся в постель.

Утром робот-дворецкий с виноватым видом – о чем свидетельствовал красный огонек на его лбу, явился к Марии и покаянно доложил:

– Миссис, я виноват и достоин аннигиляции: я не предупредил Службу репликантов о том, что в доме находится гость и им пришлось напротив комнаты, в которой он спал, выставить пост. Страшно подумать, что бы произошло, если бы гость ночью захотел выйти из дома.

– Но ведь всё обошлось…, не огорчайтесь… Вы так давно служите, что я просто не могу на вас сердиться, – ласково успокоила Мария.

Дворецкий благодарно прикрыл глаза; красный огонёк на его лбу погас.

* * *

Новый Колизей представлял собой точную копию древнего римского Колизея. Те же размеры, такие же подпирающие здание колонны, и три ряда стоящих друг на друге аркад со скульптурами внутри арок; такая же выстланная толстыми, посыпанными песком досками овальная арена размером с футбольное поле, и, как и в древнем Колизее, множество фонтанов, делающих воздух в амфитеатре свежим и прохладным.

Возле монументального здания Колизея людской поток разделялся на ручейки, текущие в его восемьдесят арок-проходов. Профессор с Доктором нашли свободные места в среднем ярусе. Публика доотказа заполнила амфитеатр, монотонный людской гул перекрывало звучание боевых маршей.

Зрелище началось со схватки человека и зверя. На арену, с хлыстом в одной руке и коротким мечом – в другой, вышел опытный, известный своими победами полуобнажённый боец. Поднятой рукой приветствуя аплодирующую публику, он под гром музыки сделал круг по арене и остановился в середине арены возле клетки с тигром. Открыл дверцу. Из клетки, лениво и не спеша, вышел большой, мускулистый с блестящей шерстью тигр. Человек напрягся. Зверь же широко зевнул и не торопился нападать. Но получив удар хлыстом, грозно зарычал. Началась игра со смертью: человек мечом наносил удары, животное с дикой грацией бросалось на него. Кровь текла из ран человека и зверя. Запах крови возбуждал зверя всё больше. Рёв публики на трибунах перекрывал грохот музыки.

Наконец зверь, в мощном прыжке сбив с ног не успевшего увернуться бойца, вгрызся в горло, окровавленной пастью стал рвать тело. Музыка смолкла, публика с удвоенной силой взорвалась неистовыми криками и свистом.

Раздался выстрел. Тигр по кличке Непобедимый, загрызший уже не одного бойца, затих, засыпая. Его подлечат и вновь выпустят на арену. Победившему его, обещана свобода.

Гладиаторы, бойцы со зверями, – это преступники, которым вместо казни или пожизненных работ на рудниках, назначили смертельные бои, оставив слабую надежду на обретение свободы.

После перерыва, во время которого с арены убрали следы крови, а возбуждённая публика бурно обсуждала подробности боя и вела расчёты по заключенным пари, началось цирковое представление. Доктор же сидел оторопевший, и не смотрел на арену. Заметив это, Профессор предложил покинуть Колизей.