Где живет мандариновое настроение

Р – Руки – прогулки за руку, под ручку, один фиг рука съезжает в напопный карман на штанах, ну так ведь удобней. Танец наших рук прикосновения…

С – из Снега, на гранитном парапете набережной, как живое, вылепленное нашими совместными усилиями неведомое чудо – Снеговик. Художественная лепка снеговиков. Думаю, все мастера эпохи Возрождения должны были плакать от зависти, а сюрреалисты – так вообще рвать волосы и рыдать в бессилии от нашего творения. И этот снеговик – тоже персонаж старой и доброй Сказки на двоих, только для нас с ним. А еще из букваря разноцветными бабочками вылетели Сны, сны про Старый провинциальный город, который мне с завидным постоянством снится, в котором почему-то живет он. Салют, который после распития коньяка он так и не вспомнил.

Т – Память пронзили две иглы Труб с бело-красной боевой раскраской, фабрика по производству облаков. Они были видны из окна гостиничного номера. Домики для бесприютных поросят, мы тоже были этими свинтусами. Наши обеды в «МУ-МУ», ведь просто поесть – это так скучно, гораздо интересней, а главное, вкусней, Тырить кусочки еды из его тарелки. Ты и наполненная Тишина.

У – маленькие лучики разбегаются от небесных глаз, приподнятые уголки губ… Улыбка, до замирания сердца, любимая улыбка.

Ф – ступеньки у метро «Фрунзенская»… Безумный концентрат памяти – лесенка МДМ. Я любила спешить к нему, а потом ждать. Ведь в ожидании его, как в ожидании сказки, тоже есть своя прелесть. В памяти осталось зыбкое, дрожащее отражение Фонарей Лужников в темной воде Москва-реки. Февральский ливень, от которого мы прятались в подворотне. Наушники на двоих, в которых звучит Zaz, и мы, соединенные тонкими проводками, целующиеся как подростки.

Х – Хвост… Не так уж важно, птичий или волчий, вот просто хвосты, и все тут. И, конечно же, я – великий заяц Хваста, вечно хвастающийся какой-то несусветной фигней, чтобы улыбнуть его))).

Ц – не ко времени года Цветущие каштаны. На улице октябрь, высохшие пожелтевшие листья из последних сил сопротивляются порывам ветра, а ветви рождают новые. Под ногами уже созревшие плоды, и я, с безумством жадной белки, распихиваю их по карманам, они вываливаются, а я все продолжаю распихивать по укромным уголкам одежды, его смех и обещание соорудить мне какое-то чудо-юдо из них. А над головой – цветущие каштаны.

Ч – иногда в жизни случаются Чудеса… Чашка, выкрученная на гончарном кругу с изображением Семаргла, специально для него. Я люблю делать ему авторские эксклюзивные подарки. Еще память давит щемящей нежностью – прогулка в переулках Арбата. Лето, вечер, на улице тепло, распахнуты окна домов, и откуда-то льется мелодия, живая, не из магнитофона, настоящая. Свет фонарей пробивается сквозь малахит крон деревьев, превращая старые дворики в нереальность. Он рядом, нестерпимо близко. И маленькая сережка с Черным брильянтиком ему в подарок. Чернослив, сухофрукт – так я его иногда называла за долгие раздумья перед принятием решений.

Ш – Шнурки. Эти дурацкие желтые шнурки, я уже и не помню, зачем мне тогда понадобилось их покупать. Наверное, оттого, что я неисправимая специалистка по всякой ерунде. И наши с ним завязанные узелки на этих шнурках. Так и висят у меня на лампе эти ядовито-желтые шнурки с узелками. Наша извечная борьба за мое здоровье, когда он с завидным постоянством пытался нахлобучить на меня Шапку, капюшон и прочую ненужную мне хрень, а я гордо взъерошивала перья и пыталась увернуться от издевательства над пернатым. Прогулки по осенним скверам и паркам и обязательное горе дворников – разбрасывание и Шуршание листьев. А еще – это слова, произнесенные в полумраке в сумерках Шепотом.

Щ – вслед за волком из букваря показался мелкий жизнерадостный Щенок, весло тявкнув, умчался вслед за старшим. Этот щенок редко просыпается в нем, но все же бывает такое. От его появления в душе возникло Щемящее чувство радости, но Щелчок по клюву вернул меня в реальность.

Ъ – буква-бука, стоящая особняком от всех, вечно всем недовольная и… твердая бука, одним словом.

Ы – возможно, это его коронное гЫ, по-доброму посмеяться над очередной моей причудой.

Ь – славная буква, дарящая мягкость и пушистость словам.

Э – Эфемерность… невозможность, призрачность происходящего – это все оттого, что есть невозможность до конца поверить в чудо.

Ю – одна из его любимых песен «Ночных снайперов» «Юго».

Я – зачастую последняя буква моих писем, моя подпись. Твоя я.

Нестерпимо захотелось оказаться с ним в каком-нибудь маленьком кафе с приглушенным светом, мягкими диванчиками и неназойливыми официантами. Поерзав немного, угнездиться у него под боком, с легким флером ностальжи негромко сказать: «А помнишь…» – и начать неспешно перебирать бусинки событий, встреч, секретов на наших четках жизни, а потом, замерев на полуслове, обернуться к нему и увидеть его солнечную улыбку и маленькие лучики морщинок смеющихся небесных глаз.

Красный сигнал светофора, предупреждающий об опасности, остановил мое движение и ход моих мыслей. С противоположной стороны, повинуясь светофору, замер Митька. Встреча на середине пешеходного перехода, как на нейтральной территории. «Привет», дежурный чмок в щеку и разворот в сторону кафе. Что-то не так стало в наших отношениях. Понять и разобраться у меня уже не хватает сил. Светлое кафе, расположившееся недалеко от идола всех торгашей, Меркурия, сегодня не вызывает желания в нем прятаться. Просто заказываем себе по стакану кофе с собой и молча идем обратно в сквер. Натянутость во всем, и разговор не клеится. Неизбежность разговора усугубляет тяжесть молчания. Я уже очень давно отучилась задавать ему дурацкий вопрос, присущий многим женщинам этого мира: «Ты меня любишь?»

– Митька, я тебе нужна?

– Нужна.

– Зачем?

Молчание. Блиц-опрос, игра в пинг-понг. Он пропустил мячик, эту партию выиграла я, но это и мое поражение. Я люблю его молчание. Густое, наполненное теплотой молчание, но сейчас я слышу тишину, пустую мертвую тишину. Он пытается найти ответ, но теряется. Я терпеливо жду. Через несколько минут его раздумий и тишины, поняв, что ответа так и не получу, я задаю очередной важный для меня вопрос:

– Это значит, что мы расстаемся?

– Наверное, да. Я не знаю, зачем ты мне нужна.

Ожидая этого, все равно невозможно быть к этому готовой. В висках начинается бешеная пульсация. Прикуриваю сигарету в попытках успокоиться. Одна сигарета в тишине, и с каждой затяжкой ко мне приходит понимание, что, в общем-то, это завершение нашей сказки. Я все еще его люблю, и я для него не чужой человек, но наше с ним одно на двоих измерение уже разрывается на два чужих мира. Еще можно что-то изменить, собрать остатки сил, обнять его, но у меня нет даже этих остатков. Больно. Всегда думала, что уходить надо гордо. Молча подняться с лавки, развернуться и уйти, не показывая эмоций и чувств. Но нет сил. Сил нет даже на то, чтобы просто встать, физических сил нет. Все предсказуемо и ожидаемо, рано или поздно это должно было случиться. Но, черт побери, почему именно сейчас? Чертова зима. Мне вдруг становится страшно. Мне не было страшно уходить с работы, а вот теперь мне стало страшно перед будущим. Что-то внутри меня ломается, то ли его тишина, то ли зима уничтожают меня, и по щекам текут слезы, неконтролируемый процесс выделений слезных желез. Я никогда не плачу, даже когда меня никто не видит. Не знаю почему, всегда убеждаю себя, что я сильная, что слезами ничего не добьешься, а сейчас, сейчас уже все равно. Уже нечего терять и нечего исправлять и спасать. Просто разговор с тишиной, не как с любимым, не как с другом, а просто вслух сама с собой. Мне даже уже не нужны его ответы и не важны его реплики.

– Знаешь, Митька, мне сейчас ужасно страшно. Я вообще не знаю, что дальше делать. Я по собственной воле потеряла работу. Теперь по собственной воле потеряла любимые ладошки. Я даже не представляю, что делать дальше, как и на что жить, чем и кем жить.

– Ну, ты всегда была хорошим фотографом, пойдешь куда-нибудь работать. Может, не будешь, как раньше чувствовать кадр, сделаешь фотографию не мастерством, а ремеслом. Это прекрасный способ заработать деньги, у тебя получится.

Чужие слова постороннего человека. Поднимаю взгляд и смотрю прямо ему в глаза и улыбаюсь. По щекам все еще текут слезы. Беру его теплую, такую родную ладонь и улыбаюсь ему.

– Ладно, не буду отвлекать. Наверняка тебя уже заждались на работе. – Не выпускаю, но чуть разжимаю пальцы, и его рука выскальзывает. Сижу на лавке и смотрю на удаляющуюся мужскую фигуру, еще секунда – и он смешается с толпой, станет человеком толпы. Закрываю глаза, чтобы не видеть этого момента. А руки еще помнят его ладони.

Глава 8
Бессонница

Дни смешались, перепутались. Для меня уже не существует суббот и понедельников, мне неважно, среда на дворе или пятница. Бессмысленно прожигаю жизнь. Однообразие каждого дня, часа, минуты. Страшно. Бессмысленность и бесцельность жизни – катастрофичны.

Шагаю без направления, думаю ногами. Самые главные враги – это мысли, они как паразиты проникают в душу и пробираются к самым болезненным местам, нашептывая совсем не утешительные, но здравомыслящие вещи. Раньше я старалась их прогнать, сейчас жалею, что не прислушалась раньше и сопротивлялась. В виде слабого протеста, импульс от души, желание развернуться и рвануть в метро, чтобы бегом по эскалаторам, в нетерпении медленно ползущего поезда, добраться до… «хоть куда». Очередная мысль-паразит, усмехнувшись, сообщает старую мудрость, что от себя не убежишь, и она, зараза такая, права, поэтому продолжаю маршировать дальше.

Опять не сплю. Кто бы только знал, как раздражает эта бессонница. Маршрут кухня – кровать опротивел до скрежета зубов. Курю, пью чай, опять курю, соприкасаюсь с постельным бельем в попытках уснуть, опять курю, таращусь в темень за окном, курю, все по замкнутому кругу. На улице оранжевый уровень, штормовое предупреждение. Тени деревьев мечутся в бешеном танце. Ветер отпускает на волю тротуарный мусор города, он с садистскими наклонностями извращенца срывает с деревьев пару уцелевших за зиму листьев и отправляет в безудержный танец, а ветви мечутся в стыдливом бреду, не в силах пережить свою неприкрытость, и ломаются. Кажется, что даже фонарный столб не в силах удержать свою прямолинейность, еще чуть-чуть, и пустится в этот бесноватый танец. А дома штиль, покой, совсем другая жизнь, лишь муха, которая так же, как и я, не отправилась в зимнюю спячку, пролетая мимо, напоминает, что этот домашний мир не статичен. Ненавижу ночные беспричинные бдения. За окном, в поисках смысла бытия, мечутся тени, а я пью чай, я спокойна как мертвый вулкан. Либо я изменилась, либо жизнь. Но что-то явно пошло не так, как когда-то было задумано. Задаюсь вопросом «почему так?» и со спокойствием старого ворона сама себе отвечаю: «Потому что это жизнь».

Все стало просто, понятно, логично и объяснимо. Ушли терзания, метания, неопределенности. Все стало предсказуемо и ясно, это всего лишь жизнь. Раньше, совсем давно, у меня была возможность носить очки, забавные такие… Вместо стекол были витражи, мозаики, калейдоскоп жизни вертелся, цветные стеклышки преломляли свет, образуя причудливые картинки, которые я с радостью выхватывала из жизни и переносила в строчки писем, в фотографии. Потом, утрамбовывая поглубже все свои чувства и эмоции, я куда-то подевала эти самые милые очки. Мир стал обыкновенен, прост, с сероватым оттенком дорожной пыли на газонной зелени. А теперь, в попытках отрыть в сундуках души те самые очки, я приобрела новые – черные, со стеклами, которые не может пробить даже солнечный свет. Мир стал непролазно черен, как гудрон, разлитый рабочими на дороге. Пыталась брести по этой трассе без цели и направления, но ноги окончательно увязли, и я превратилась в изваяние неизвестного творца, непонятно чему посвященное. Время остановилось. За совсем короткий срок из жизни исчезли очень многие люди, остался мизер знакомых, да и те из столь глубокого прошлого, что кажутся героями какого-то кинофильма.

От предложений дружеской попойки шарахаюсь, как проститутка от субботника. На место друзей пришли подруги. Вместо душевных посиделок и повествований о житье-бытье разум начинает играть в партизана, который никому ничего не скажет, а память может еще и гордо плюнуть в лицо любопытствующему и отвернуться. Если раньше заинтересованность мужчин моей персоной поднимала самооценку, потом стала просто забавлять, то теперь это раздражает. Бессонница. Муха пытается в безумном пике атаковать чашку, я «жаднюсь». Перебираю в памяти всех – мужчин, женщин, друзей, знакомых, а затем, как грязное белье, сваливаю все в одну кучу. Хотя какая уж тут стирка, всё это не отполощешь, легче сделать подарок мусорному ведру.

А память все подкидывает персонажи, и каждого я без причин вычеркиваю. Ну да, душевный климакс налицо, вернее, на психику. А чем еще заниматься по ночам, только распитием чаев и ведением дневника наблюдений за природой. Где-то в районе трех муха продолжает не спать, я держу оборону кружки. Больше мне оборонять нечего и не от кого. Борьба с мухой, ночные войны за доминирование над чашкой, как бы уснуть и не страдать фигней.

Глава 9
Отъезд

Когда я увольнялась, многие говорили: «Да куда же ты пойдешь?!», «Кому ты нужна на гражданке?!», «Ты не найдешь работу!» Но стоило уволиться, как я получила довольно много приглашений на работу, там были и пустяковые и серьезные предложения, в разных областях и с разными задачами. Не рассматривая их, я сразу даю отказ. Почти полмесяца сижу в четырех стенах, не в силах собрать себя и заставить хоть что-то сделать. Не могу находиться дома, в Москве. Что-то выталкивает меня отсюда, чувство неприкаянности в этих стенах, городе, мире. Чтобы не сойти с ума, пялюсь в телевизор, пытаясь ни о чем не думать, позволяю облаку деградации постепенно обволакивать себя. Я – как груженая машина, которую судьба выбила из привычной колеи и понесла по проселочным дорогам. В конечном итоге колеса окончательно увязли в непролазной грязи российского бездорожья посреди бескрайнего поля, где нет ничего, что могло бы послужить опорой для вытаскивания машины из грязи и сцепления с реальностью дорог. Я и не мечтаю о каком-нибудь тягаче, который вытащит из этого месива. Понимание, что дальше так продолжаться не может, давит, но я все равно бездействую. Канал National Geographic вещает о далеких и теплых странах, где все хорошо. По интернету рассматриваю картинки. На одном из сайтов висит объявление о сдаче дома с отоплением на берегу моря. Зимой на пляжный отдых спроса нет, в не сезон можно снять целый дом за очень низкую цену. Желающих любоваться зимними штормами и отдавать себя на растерзание морским ветрам, проникающим, кажется, даже в район сердечной мышцы, не так уж и много. Выданных мне при увольнении денег хватит, чтобы позволить себе роскошь сбежать от московской зимы, которая рождает непреодолимую тягу к солнцу. Даже не размышляя, чтобы не передумать, бронирую дом, вношу залог и покупаю билет на самолет. Муж, прекрасно понимая, что мне лучше уехать и отдохнуть, даже не высказывает возражений.

Не люблю железные дороги. Поезда – это неизбежность случайных знакомств. Всегда любила самолеты – они как птицы умеют летать, они всегда ближе к солнцу. Через два дня я уже стою у стойки регистрации на рейс в аэропорту с одной небольшой сумкой. Пара теплых вещей, джинсы да сменное белье. Все, что нужно человеку для путешествия или бегства. Почему-то, когда мы хотим кардинально поменять свою жизнь, то стремимся упаковать чемодан и уехать, сменить обстановку. На самом-то деле это глупый порыв. Мы оставляем города, но весь багаж событий и чувств все равно берем с собой. Вырывание себя с корнем из привычных мест не изменит нашу судьбу. Мы это понимаем, но все равно покупаем счастливый билет и отправляемся в путь вершить свои судьбы. Нас слишком многое связывает с этим местом, напоминает о событиях. Но даже сменив обстановку, память все равно будет откапывать обереги прошлого и подсовывать сравнение с тем или иным местом, мимо все равно будут проходить похожие на кого-то лица. От самого себя не убежать, а точнее сказать: невозможно убежать от своей памяти.

Часть вторая
Солнечный город

Глава 10
Другой мир

Сонный городок со своим провинциально-курортным шармом. Никогда раньше не бывала на курортах зимой. Совершенно другой мир. Но сейчас мне не до сравнений, отмечаю все это на краю подсознания, не оценивая: нравится или нет. Пока у меня одна цель – добраться до нового места обитания. В какую авантюру я снова вляпалась? Зачем я сюда приперлась, какая разница, где медленно сходить с ума? Выбираюсь из закоулков города, прохожу через чью-то апельсиновую рощу и вдалеке на холме вижу свое жилище. Нет, я все правильно сделала, что приехала сюда. На стук дверь открывает пожилой мужчина – хозяин этого дома. Он встречает меня как старую знакомую, радушно приглашая в гостиную, по пути что-то объясняя, как и чем пользоваться, где и что находится. Но я настолько вымотана дорогой, что не в силах вникнуть в смысл его объяснений. Наконец-таки он понимает всю бессмысленность экскурсии по дому, забирает деньги и уезжает. А я выхожу на веранду с видом на море, сажусь в ротанговое кресло и закуриваю. Зачем я сюда приехала? В надежде что-то забыть, что-то найти, что-то изменить? Сама не понимаю, для чего нужно было срываться с места и с космической скоростью, сломя голову, мчаться сюда. К чему все эти перемещения? По мнению мужа – отдохнуть. Но от чего? С таким же успехом я могла бы сидеть дома, ничего не делать, курить в тепле на привычной мне кухне и предаваться глупым размышлениям. Море, оно совсем рядом, оно размеренно накатывает на берег. Шум прибоя понемногу отводит от меня все мысли, и я просто слушаю море, постепенно успокаиваюсь от суматохи дороги, растворяюсь в его неспешности. За весь день, кроме желания добраться до конечной цели, у меня возникает первое настоящее желание – выпить кофе. Не проглотить в нервотрепке в аэропорту, в ожидании автобуса до города, а без всяких мыслей, просто почувствовать вкус кофе. Захожу в дом. В прихожей висит календарь с какими-то котятами. Снимаю его, прохожусь по дому и останавливаю все часы, пряча время в платяной шкаф.

Я не хочу знать даты, не хочу смотреть на стрелки часов, я хочу быть вне времени. Открываю окно. На улице ветер и холодно. Ну и пусть… мне сейчас нужен свежий воздух, ветер, способный выгнать московское время. Впиваюсь взглядом в линию горизонта, делаю глубокий вдох и настраиваю свое время. Время без часовых механизмов, ведущее отсчет по ударам моего сердца. На кухне устраиваю поверхностный осмотр. Растворимый кофе, видимо, так далеко запрятан, что найти его не удается. Но то, с какой легкостью я нашла молотый кофе и турку, явно свидетельствует о том, что растворимый кофе в этом доме не водится. Отмеряю весомую порцию, заливаю водой из-под крана, не заботясь, можно ли ее вообще пить, и дожидаюсь, когда начнет подниматься пенка. Проигнорировав маленькую кофейную чашку, наливаю кофе в кружку и, сжимая ее в ладонях, снова выхожу на веранду.

Не знаю, сколько так просидела, кутаясь в куртку и ни о чем толком не думая, но очнулась я от того, что окончательно замерзла, а на улице уже начало темнеть. Кое-как смыв с себя дорогу, и найдя на втором этаже спальню, я нырнула под одеяло и вырубилась без каких-либо снов.

Не знаю, сколько, может, пару дней, а может, неделю, у меня теперь нет времени, я жила кофе и сигаретами. Мои самые дальние путешествия были до плетеного кресла на веранде, не далее. Я сидела и слушала море. На большее меня не хватало. Но как-то утром меня разбудили солнечные лучи. Они так настойчиво щекотали мои ресницы, что поневоле пришлось разлепить глаза, и я поняла, что за очень долгое время проснулась, когда на улице уже светит солнце. Первый раз за долгие годы привычка раннего подъема не сработала. Ловлю себя на том, что улыбаюсь. Это хороший признак. Ступни соприкасаются с холодным полом, и с сознания слетает пелена сонливости. Ну что же, новая жизнь так новая жизнь. Надо хоть понять, с чего начинать и за что тут браться. Кутаюсь в халат и, шаркая тапочками, спускаюсь на кухню. Ну, конечно же, после одиноких посиделок самой с собой осталась немытая посуда. Оттираю турку, даже не подумав снова поискать растворимый кофе. Ставлю варить кофе. Сегодня обойдусь без варварства, кофе, как и положено, наливается в маленькую чашечку. Надо мной часто подшучивали по поводу моей любви к маленьким чашечкам, а я никогда не понимала удовольствия пить сладкую воду с чуть заметным привкусом кофе из больших лоханей на американский манер. На улице холодно, но я все равно выхожу и устраиваюсь в кресле с чашкой и первой сигаретой. «Ну что, подруга, какие у тебя планы на жизнь?» – спрашиваю сама себя. Давно не строила планов. Может, попробовать построить на сегодняшний день? Хотя зачем? У меня теперь нет часов, я свободна от времени и расписаний. Покончив с кофе, решила все же повнимательнее осмотреть свое новое жилище и прилегающую территорию. В доме невероятная холодрыга. Кажется, в объявлении про аренду что-то говорилось об отоплении и камине.

Настало время узнать, так ли это на самом деле. Лестница в цокольный этаж была найдена моментально. Котел, дарующий тепло, еще еле тлеет (ага, стало быть, не так уж и долго я провела в полном бессознании). Котел, рядом гора мешков с пеллетами. Ну что же, нет ничего, что бы не смог постичь человеческий разум. Хоть и говорят, будто женщины не слишком приспособлены решать технические задачи, но немного логики, ну, может, капельку воображения, и процесс отопления был постигнут. Пеллеты в печь – и в доме Ташкент. Теперь можно и прочую территорию изучить.