Удивительно вообще, что он был женат, так как женщин не видел в упор, ни в самой ранней юности, ни сейчас, когда тронула его за макушку старость, расчистив блестящую полянку, куда собиралась в свое время чмокнуть в последний раз. Бедная Валеркина жена, кажется, сама его нашла, отвела в ЗАГС, вывела оттуда и мучалась с ним и его детьми. Сам Валерка даже не замечал, что рядом с ним кто-то живёт, иногда спохватываясь только и удивляясь, отчего эта ругающаяся тётка не ушла от него до сих пор. Судя по тому, что она кричала в лицо Валерке, жизнь её была сущий кошмар. Где-то в глубине души, Валерка был ей благодарен. Но где-то очень глубоко. Он был настолько рассеян, что однажды супруга из вредности подала Валерке на тарелке гвозди в курином бульоне. Валерка тщательно обгрыз каждый гвоздь, так и не узнав, из чего состоял его ужин.
Волчьему вою ответил другой. Такой же дикий и тёмный, страшный и могучий, за ним ещё один и скоро несколько голосов слились в единую смертельную симфонию. Секунда тишины – и снов. Сначала хриплый, гнусавый, низкий и такой унылый, словно само отчаяние вышло в эту зимнюю ночь во плоти. Ещё не закончил первый тянуть свою ледяную скорбь, как ему ответил более высокий голос. Этот, второй, звучал по-другому, как бы со вздохом, будто баба пригорюнилась у окошка и заплакала, вспомнив далёкую молодость свою. Были слышны хрустальные переливы в этом втором, словно не волк это, не зверь, а кто-то более разумный, похожий на человека, баловался, пробуя голос свой и меняя высоту тона на разные лады. И снова этой тоске ответили множество других, более коротких, но не таких тоскливых, более решительных и не таких тяжёлых, но раздались они где-то вблизи, так близко, что казалось, будто за этими елями, за их широкими роскошными лапами засветились в темноте, засверкали голодные глаза.
– Жутко как! – протянул Василий. – Пошли уже.
Только он развернулся к товарищам спиной, как получил несколько мягких ударов. Снег был пушистый и лепился плохо, но всё равно лучше было бежать со всех ног от друзей, не ровен час, эти шутники бросят в снег и заморозят совсем.
За ним, улюлюкая и хохоча, бросились остальные. Морозный воздух далеко разнёс звуки человеческого веселья, и волки смолкли.
– Когда мы завтра отчаливаем? – стараясь сдержать волнение, спросил Василий.
– А ты торопишься что ли? – удивился Генка.
– Нет, просто, во сколько подъём? Надо ж дотемна отсюда выехать ещё. А по таким колдобинам надо на танке только прорываться, не то что на наших красавицах.
– Да успеем всё, – позёвывая отозвался Валерка.
– Что? Спать пора?
– Второй час всего. Может, всю ночь не спать? – отозвался Лёшка.
– Какой не спать? Утром ещё и Масленицу надо сжечь и прибраться.
– А кстати, зачем её жечь? – спросил Василий. – Ну, кто-нибудь из вас задумывался, почему надо сжечь Масленицу.
– Почему сжечь, кажется, понятно. Но почему тётку? Почему не Деда Мороза, например?