V
Люто. Не щадишь.
Не шутка
Холодная твоя улыбка.
К чему она?
К чему молчишь?
Ты весь дрожишь,
Как никогда.
Так никогда
Ты не держался.
Сорвался.
С тех цепей сорвался,
Которые так гнут.
Согласие, как кнут,
Его ты не приемлешь.
Им внемлешь,
Словно дремлешь
И неужели тоже сплю?
Не верю,
Даже не хочу
Лишать тебя
Святого чувства,
Допустим,
Я прошу.
Допустим.
Эту мысль подпустим:
Ты оскорблён,
Нет, не распутством,
Не безумством
Окружён
Любовью,
Как стрелою поражён
И потрясён,
Что не нашла тебе замены,
Иной любовью полны вены.
И будто бы под вой сирены
Признаюсь
И в головокружении клянусь,
Лишь по любви
С тобою расстаюсь,
Я без неё сквозь воздух не пробьюсь,
Под первыми лучами растворюсь,
Не встав с кровати, насмерть разобьюсь,
Я не жилец без рук её…
Позвольте
Оставить мир в покое,
Навесу,
Итак, уже три года на посту,
Изображая сироту,
В поту
Кричу, как сумасшедший
В пустоту
И пересохло всё живое в моём рту:
Ни языка, ни связок.
Важен.
Мне этот миг сомненья
Важен,
Ну, почему ты не отважен?
Каким ты был,
Каким ты стал.
Как сглажен.
Зачем наигранно вальяжен?
Не любишь.
Честно говорю,
Я чувствую
И не молчу.
Так отпусти,
Коли неважен
Давно разрушенный союз.
Боюсь.
Не за себя ночью молюсь.
Я ангелу святому отдаюсь,
Но не смирюсь,
Раз к тёмным мыслям
Тебя склоняет разум,
Не веришь моему рассказу,
А хочешь, я тебя спасу?
И к небу гордо вознесу
Сейчас же. Сразу.
Поверь, что я её люблю.
Прими и пожелай мне счастья,
Эта любовь без твоего участья
Не выживет,
Кто что б не говорил.
Остыл.
Я вижу, милый,
Что остыл.
И знаю: я любила,
Ты любил.
Простил.
Я благодарна.
Отпустил.
Так лучше,
Ведь во лжи сгорают свечи,
А без огня и света
Мы не вечны
И звёзды на пути остроконечны,
На млечном, обездоленном пути…
VI
Это её слова,
Её печаль
И мне так жаль,
Что в этом споре бесполезна,
Что лишь сейчас
Эту историю вам говорю,
Но честно,
Она томилась безызвестно.
И как же всё же мракобесна,
Болезненна толпа,
Которой поводом нужна
Любовь одна,
Судьба одна,
Полутона.
А мы хотели просто счастья
Без вашего участья.
Одни страданья
И старанья
Весь мир переменить,
Хотя б на миг зашить
Ту рану,
Которую сочтёте странной.
И как нам дальше жить,
Когда порвётся нить
И эта рана станет гнить,
Кого винить?
Врага нам завещали,
Негоже мимо проходить,
Но если я не враг,
А так,
Пусть и нелепый,
Но прохожий,
Пусть непохожий,
Но человек ведь всё же,
Возможно, что хороший…
Вот так идём мы с ношей,
С тонюсенькой кожей.
Тревожен.
И день был тот непогожий,
Предчувствие щекотно дрожью
Мне било и било в висок.
Снова щелчок,
чужой порок,
словно поток,
обжигающий всё кипяток,
цепляется в скорости за крючок,
рвёт волосок,
на коем висела надежда,
встречает опять по одежде,
поспешно,
теперь жизни смежны,
утешьте.
Не знали друг друга,
но между судеб
погубим,
всё напрочь зарубим.
Губителю нож уже вложен
И мы шли наискосок,
На джинсах болтался брелок,
Он был ярок,
Но не сильней, чем его ярость,
Она же слабость,
Из-за неё вся странность
И неясность,
Он источал собой опасность,
Когда о нас спросил.
Этим вопросом в гордость угодил,
Поэтому она и не смолчала,
Все ожидали лишь накала,
Никто не верил,
Не просил,
Что бы остыл.
Он по заслугам получил,
Но, если бы в руках грозил
Точёный лабрис,
Тогда бы не была напрасна храбрость,
Тогда б мою любовь он не сгубил,
Не смог бы. Не осмелился убить.
Теперь одной мне быть,
Одной мне плыть
И выть,
И помнить, помнить, помнить, помнить…
VII
Теперь затих твой голос.
Напоролась
На острые ежи
И распоролись небеси
Стальными лезвиями.
Полоз
Не ядовит, но укололась
Им. Пощад не жди.
Он вреден,
Сколько не броди
Под окнами его
И сколько не стыди,
Ты не изменишь ничего.
Любовь сидит неглубоко
В его миру,
Подобно мёртвому шнуру
Сплетает он твою хандру
И мёрзнут руки на ветру.
Остановить я не могу
Из раны кровь,
Ты змий и изверг
Её пьёшь,
Не оторвёшь.
Когда уже ты отойдёшь?!
Может меня уже убьёшь,
За то, что есть ещё любовь?
Нет. Никогда ты не поймёшь,
Ведь ты гнетёшь,
Не создаёшь.
Тебе неведомо пути иного,
Тебе приятна роль слепого,
В которой нет неба цветного,
В которой только твой уклад.
Она мертва, но ты и рад,
Не зная жизни, невпопад
Её дитя любви лишат,
Одним ударом удалят
Другую мать,
Иную.
Я в губы поцелую
Прилюдно.
В роковую
Эпоху я живу,
Где тихим счастьем
Вхолостую
Стреляю всё в толпу.
Люблю.
Отныне больше не таю́,
Отныне каждого кляну,
Кто суд вершит напропалую.
VIII
И снова осень шепчет об одном,
И снова шелестя листом сбивает,
И снова опустел уютный дом,
И древо обнажённое кивает.
Твоё дитя я за руку держу,
Твои цветы мы вместе поправляем,
Сжимает грудь и общую тоску,
И общий траур, что так невменяем.
Когда-нибудь я тоже прорасту
С тобою в эти памятные корни.
Я буду помнить. Я не подведу.
Настанет час – я прикоснусь к ладони…
В тот день, когда меня казнили…
I
Письмо
Безликий
и узнавания лишивший,
победивший
особенность любую,
самым близким
мне город сей, однажды, стал вслепую.
Всё тщетно,
всё впустую,
не выбраться из паутины мне,
да и тебе.
Она стянула нас втихую
и вычистила подчистую,
так и живём в его трубе,
в глухой мольбе.
Меня шатало при ходьбе
от боли,
от безволья
в сентябре,
в том дне
на дне остались
гордость, честь и жизнь
непроизвольно.
И никогда б вы не узнали,
что безмолвье
жестокостью затмит
десятки пуль,
и прежде, чем одёрну
тюль,
оставлю здесь
болезненные строки.
Не бойся, не утонешь,
ведь они не так глубоки,
как бездна,
что гниёт.
Она внутри.
Смотри!
В меня смотри!
В мои глаза, что одиноки,
в них больше нет души,
взгляни на мои руки,
на них и нет судьбы.
Отныне с этим миром
я в разлуке…