2 часть
Два часа ночи, пустая трасса, объездная Пензы.
– Нет, какой там БлаБлаКар! Мы не заплатим ни за километр этой трассы! Теперь мне все равно: я знаю, что мы уедем! – Автостопица была настроена решительно.
– Мне бы сейчас твою уверенность, – Дэнни плёлся вслед за ней. – И почему твой настрой просыпается поздно ночью? Весь день такая разбитая была, а сейчас – будто другой человек. Мне это нравится!
– А просто напряжённый день прожёг мою психику до основания, и я теперь чиста, мне легко! Сейчас проверим: пензюки тут или всё-таки пензовцы. Как быстро нас возьмут? – на этих словах Австостопица вытянула руку навстречу единственной машине, приближающейся издалека, та со свистом пронеслась мимо. – Во, видел? Это пензюк!
– Не смущает, что номера Саратовские?
– Нет! – в её голосе сверкали игривые нотки.
До Москвы 634 километра.
– О, смотри, там что-то светится… Кажется, это Пенза, – Автостопица достала телефон, чтобы запечатлеть светящиеся вдалеке огни. – Ну а что? – ответила она на удивлённый взгляд Дэнни. – В городе не побывали, хоть какая-то фотка будет, – щелчок. – Красота! Пенза глазами автостопщика, вид с объездной!
– Тихо…
– Что?
– Хруст из леса слышала? Пойдём быстрее.
– Ничего, что на бэке брелки звенят?
– Лучше бы не звенели.
Одной рукой Автостопица придерживала брелки, другой – голосовала. Машин было мало.
– Помнишь, что именно кто-то из твоих друзей говорил о росомахах? Как-то интересно так… «Если услышите из леса детский плач – не крик, а именно детский плач – бегите» Очень образно сказал.
– Вот нет в тебе чувства самосохранения, тебе лишь бы образы… Никогда не забуду, когда мы в Карелии чуть не наткнулись на лося, а твоей первой реакцией было его сфоткать. Я поражаюсь!
– А твоей первой реакцией было рвануть с тропинки на трассу! Нет в тебе чувства прекрасного, я тогда лося впервые видела – мне было интересно!
– Сумасшедшая женщина, за это и люблю, – улыбнулся Дэнни. – А если медведь? Ты знаешь, что он бегает со скоростью шестьдесят километров в час? И на дереве ты от него не спрячешься: залезет и достанет. Выход только один, но я не горю сейчас желанием с медведями бороться.
– И люди ещё удивляются, почему я после таких историй перестала брать с собой палатку в стоп. Давай не будем о страшном. Лучше глянем, где тут ближайшая кафешка. Есть хочу.
Карты показывали впереди что-то похожее на кафе. Спустя несколько километров и несколько проезжающих мимо машин вдалеке появились огни кафе.
– И не дай бог, кто-нибудь прямо тут сейчас тормознёт, хоть даже и до Москвы. Я пока не поем, не поеду! – проворчал Дэнни.
Как улучшилось настроение, так и стали работать автостопные приметы, а с ними и законы подлости. Одинокая фура стала тормозить, автостопщики рванули вслед за ней.
– Хотя бы до грибов с глазами! – крикнула на бегу Автостопица.
– Здравствуйте, в сторону Москвы подбросите? – спросил Дэнни, открыв дверь фуры.
– Залазьте! – донёсся звонкий голос.
В фуре тепло и бардак. Водитель казах, взгляд слегка сумасшедший, но весёлый: водила явно рад автостопщикам. Скучно с ним не будет.
– А вы докуда едете?
– До Шацка.
«Где-то триста километров, – вспомнила знак Автостопица. – Четыре-пять часов пути. А очень даже неплохо!»
– Откуда и куда такие едете? – начались типичные вопросы.
– Я с Камчатки, живу в Питере, а девушка из Костромы, – ответил Дэнни.– Из Самары по домам возвращаемся. Лето откатали, каникулы, так сказать, кончились.
«Ну да, какой уж теперь Крым, – мысленно сокрушалась Автостопица. – Но есть же ещё и осенние каникулы!»
– А родители как относятся к такому увлечению? Особенно ваши, а, девушка?
– Мои привыкли: четвёртый год катаюсь, – прозвучала заученная фраза Автостопицы. За четыре года на стандартные вопросы все ответы станут заученными.
– А моим как-то всё равно, – прозвучала заученная фраза Дэнни.
– Детдомовский, что ли?
– Да нет.
– А я вот детдомовский. Там такая жесть творилась! – по тону водителя было понятно, что настало время интересных историй. – Как-то раз осмелился сбежать. Присел какому-то левому деду на уши: «Дед, а я твой внук!» Он: «Паспорт-то есть, внук?!» Так потом мне как отец стал, водить учил. Посадит меня в машину, и говорит, типа, смотри, учись. Я так полтора года с ним пассажиром и катался. Пока, говорит, он не поймёт, что я чувствую машину, за руль не сяду! Да что там чувствовать-то, думал я тогда. Металл металлом! А потом понял.
«Точно, водители же не просто водят, они чувствуют, – об этом Автостопица никогда не думала. – Вот в чём ещё философия автостопа: в доверии. Как у человека машина едет»
– Я как-то раз машину угнал. А она такая с наворотами оказалась – я не понял, как что работает. Увёз её в поле – так она развалилась вся. Ну и бросил её там. Дед потом спрашивал всю деревню про машину. Я сказал, что видел, как старшаки её в поле поломали и там оставили. «А что ты там, – спрашивает, – сам-то делал? За семь километров от дома?» Что-что… За яблоками ходил!
Стоило только оставить напряжение прошлого дня, как автостоп стал приобретать свои характерные черты. Например, когда чередуются истории и рассказчики. Ну, почти. В этот раз попался такой водитель, которого не заткнёшь: говорит и говорит – и всем хорошо.
– Жену я свою долго добивался. Сестра старшая всё не отпускала её: «Вот как пять лет проживёшь с ней, так и женись» Начали жить… Жена сбежала от меня на четвёртый день. Пошёл забирать её, сестра сама уже угорает: «Ладно, ты только её не бей» Да кто бьёт-то? Я ж только поорал на неё… часа три. Неприлично в мини-юбке перед моими друзьями ляжками щеголять! Говорил же ей: «Когда на улице, носи всё, что хочешь, чтобы мне завидовали, но дома перед друзьями в таком виде появляться не смей!» «Ты что же, – отвечает сестра, – обращаешься с ней, как с вещью?» Ну и на неё сорвался: «А ты рот вообще закрой!» После этого на меня налетел с кулаками её муж. «Ах ты ***ор!» – и бью первый.
«Да, сложный человек. Кажется, ему вообще на всё наплевать. Как можно так непринуждённо говорить о таких вещах? Но на стопе именно таких водителей и люблю: и с душой, и с юмором. Вот так бы до рассвета ехать и слушать, ехать и слушать… Особенно когда у нас самих сил на разговоры не так уж и много осталось…»
– У первого сына первое слово было не «мать», а «бл*ть». «Бл*ть-бл*ть» да «бл*ть-бл*ть».
Так и лепетал, бедолага. Подрос – тоже матерился. Перестал, когда ему бабушка сказала, что если он будет ругаться, то боженька его отх**рит. Так и сказала ребёнку, представляете? А второй вообще молчал долгое время. Вроде всё понимает, реагирует, а не говорит. Мы его к врачу повели. Врач жестами ему что-то показывает, руками туда-сюда водит. А сын начинает крутить у виска, типа: доктор-то – идиот!
– Мы каждый Новый год с друзьями детства привозим в наш детдом подарки. Конфеты, одежду… Жена как-то раз об этом узнала, спросила: «Зачем ты туда ходишь, ты детдомовский что ли?» «Да нееее!» «А вот друзья твои сказали, что они детдомовские» «Вот сволочи! Тебе сказали, а мне нет, а я и не знал, сам думал: зачем это они туда ходят!» Ну а как ещё ей ответить?
Время за историями мчалось совсем незаметно. Вот уже начало светать, вот уже из-за горизонта показалось солнце и поползло вверх по небу. Вот уже и Шацк.
– Ну ладно, ребята, удачно вам добраться!
– Спасибо! Мы таких историй давно не слышали, вы нам запомнитесь надолго! Всего доброго!
До Москвы 350. Автостопщики в пути восемнадцать часов. После суточного недосыпа расплющивает: состояние выходит на своеобразное плато, где уже не важно, сколько времени. Не важно, сколько ждать в трассе. Есть только дорога: вперёд и назад, других направлений и измерений нет. На позитиве стопишь и ждёшь, разговариваешь ни о чём с напарником, занимаешься ерундой: кто дальше камень в поле закинет. Оставшееся расстояние в триста пятьдесят километров говорит лишь об одном – почти добрались.
Машина с питерскими номерами.
– В сторону Москвы подбросите?
– Вам повезло! Мы в Москву! Садитесь!
Два азербайджанца. Братья. Старший за рулём. Начинает разговор:
– Мы по работе выехали. Я младшего брата специально взял с собой, чтобы он говорил, чтобы не скучно было ехать. А он, зараза, молчит всю дорогу и спит! Я ему уже суперклеем сигарету к губам приклеивал, монеты к лицу приклеивал, лишь бы не спал, а он спит и молчит! Да?
Младший пожимает плечами. Молчание. Смех стопщиков.
За разговорами младший опять уснул.
– Тихо, – сказал старший и достал суперклей. – Есть монетка?
– Вот рубль.
Приправленная клеем железка оказалась у брата на лбу – тот проснулся. В тишине машины раздался дружный смех.
– Мы сейчас поворачиваем на сто седьмую, вам совсем чуть-чуть останется.
Вот так всегда: когда водитель говорит, что едет в Москву, в большинстве случаев оказывается, что – в Подмосковье. И говорит об этом в самом конце.
Настроение всё также находилось на плато, на душе было легко. Дорога в тысячу километров сделала своё дело. До Москвы оставались копейки.
– Вам куда?
– До какого-нибудь метро.
– Я до Домодедовской.
– Замечательно!
– А нас точно ждут твои друзья? – спросила Автостопица.
– С чего вдруг такая неуверенность?
– Да знаю я твой подход к поиску вписок! Сваливаешься как снег на голову, а дома никого, оказывается, нет. Из-за меня мы в Петрозаводске на улице остались?
– Ой, вспомнила. Да ждут, точно ждут, я ещё в Самаре договорился, – ответил Дэнни. – В этот раз всё по-умному.
Сутки в пути. И вот они: огромные торговые центры, бесконечные развязки. И сама Москва. У стопщиков начало появляться чувство, что они дома. «Дэнни-то понятно: он жил тут долго. Но у меня с каких пор такие чувства к Москве?! Я ведь не так уж и хорошо её знаю. Видимо, сказывается то, что все мои маршруты проходили через неё»
– Так, мы сейчас на зелёной, – рассуждал Дэнни, разглядывая карту метро. – Нам на Селигерскую, это… это верх салатовой. Так можно сразу на неё пересесть с Красногвардейской: тут одна станция до неё. Раньше ведь Селигерской не было… Как ни приедешь в Москву, открываются новые станции; их, кажется, каждую неделю по одной штампуют.
– Прикольно, что нам как раз на новую. Какая-никакая экскурсия, что-то свежее.
– Опять панк-вписка?! – смеялась Автостопица. – Хотела же от этого совсем отойти! Вечный шум, музыка и пьяные оры…
– Залипнешь в отдельной комнате. У ребят два кота есть, кстати. А завтра с утра поедем домой.
– Жаль, что времени и сил нет ни с кем толком встретиться… Получается, мы приехали в Москву, чтобы просто поспать.
На следующий день – несколько часов стопа на остановках Ярославки и очередной упадок сил у обоих. Доехав к темноте до Ярославля, стопщики решили всё-таки ехать дальше на БлаБлаКаре. Меньше сотни километров осталось, никто не берёт, а сто пятьдесят рублей с человека – не так уж и много. Автостоп в паре себя изжил…
Эпилог
Дом. Ремонт подъезда: перекрашивают в гадское сочетание зелёного и коричневого, запах краски. Моя комната, мой мир. Тепло, тихо и уютно. Думала вернуться сюда только зимой с чувством выполненного стопа. Это крах. Мучения окончены, я дома, но чувствую себя разбитой… Негатив срочно надо переварить, смириться с неудачей и найти силы ехать снова. Путешествие не окончено. Иначе я не Автостопица!
Бонус. Собирательные образы городов
МОСКВА. Как же долго я пыталась с ней подружиться… При первом знакомстве она пластилином лепила из себя самые разные тяжёлые образы: бесконечные широкие проспекты, давящие шумом машин; просторный центр, а люди – голограммы, потому что они не обращали на меня никакого внимания… В силу расстояния изначально я видела в ней гламурную модель не от мира сего, но она оказалась обычной молодой девчонкой с неиссякаемым запасом энергии: «Давай гулять всю ночь, пойдём туда, пошли сюда, сегодня в этом месте тусовка, а давай в Томилино рванём?!».
Образ сформировался и стал устойчив.
Она заиграла светлыми красками. Переплетение железнодорожных линий и азарт безбилетного проезда. Игра на контрасте: там спит бомж, а тут Гармаш (или очень похожий на него человек!) подсказывает мне время.
У неё есть всё, и она счастлива купаться в достатке. Но не боится и на улице остаться, потому что ей интересна жизнь во всех её проявлениях. Когда я в плохом настроении, она может просто сожрать меня, потому что в себя негатив не пускает и не знает, что такое депрессия. «Соберись, это всё в твоей голове!» – конечно, она права, и этим меня всегда мотивирует.
Москва – моя лучшая подруга. Когда я приезжаю на несколько дней, недель – весь мир у наших ног. Но она гонит меня, если я тут проездом.
СОЧИ. На первый взгляд, он обычный парень. Гуляет по пальмовой аллее и ничем себя не выдаёт. Но стоит ему надеть шлем и завести мотор, как он тут же преображается. Лавирует среди пробок, поднимается и спускается по серпантину бесконечных гор, на которых стоит город, и это для него не помеха. Он лёгок и свободен. Проносится по трассе: с одной стороны – горы, с другой – море. Он мчится на дикий пляж, чтобы окунуться в волны: день был сложный и насыщенный.
Я видела твоё отражение в Благовещенске. Я хочу провести эту зиму в твоей компании. Нам так круто было летом, давай снова встретимся?
РОСТОВ-НА-ДОНУ. Полноватый важный дядька. Сложно изменить его каменное выражение лица. Ему не нужна моя музыка, ему не нужен мой позитивный заряд. Но что-то интересное есть за этой маской, я знаю… Для своих он открыт и весел.
НИЖНИЙ НОВГОРОД. Причёсанные волосы, аккуратно подстриженная бородка, но – взгляд! Он смотрит на меня глазами сумасшедшего. Доктор исторических наук, он помешан на своей специальности. Знает все закоулки Кремля и каждый поворот своих улиц. От него не ускользало ни одно событие. Что тогда, в тринадцатом веке, что сейчас, в современности. Он всё знает. Он всё видел. Единственной отрадой для него служат живописные закаты над Волгой. Каждый вечер он приходит к Георгиевской башне и провожает солнце. Зарева здесь всегда разные.
ЕКАТЕРИНБУРГ. У него четыре гитары и три барабана. Он рисует, пишет всё и всем. При любых обстоятельствах: будь то запертая комната, будь то центр города в субботу вечером. Он профессионал и знает это, но не зазнаётся. Его лицо уже отмечено некоторыми морщинами, но этому мужчине идёт возраст.
От уличных самородков до всемирно признанных творцов. От эстетичных пятен случайно пролитого кофе до экспонатов международных галерей. Но такая гибкость свойственна женской природе, поэтому…
…Екатерина Бург. ОНА зататуирована полностью разными граффити современных уличных художников. Она сама как искусство. Искусство без столичного пафоса – её творчество стоит особняком. Знает это, но тоже не зазнаётся. Одиночка, эта женщина противопоставлена миру.
ИРКУТСК. Смешная юная девушка в кедах с развязанными шнурками. В руках всегда кисти и краски. Жизнерадостная, она таит в себе вековую мудрость. Ведь Байкал рядом. Под образом весёлой девушки скрыл себя древний дух, в реальности проявляясь добротой и проницательностью.
ЧИТА. Жил-был парень. В его городе остановилось время где-то в начале девяностых. Отправился парень путешествовать, вернулся в родные края и основал своё собственное королевство. И отправил глашатаев-менестрелей вещать простому народу о панк-роке.
Со всей страны принес он всего и понемногу: на главной улице концерт московских масштабов, во дворе – типичная питерская пьянка с заморскими песнями и плясками. Все эти изыски очень контрастно смотрелись на фоне самой обычной российской действительности.
А я в этом королевстве – серый кардинал: знаю много песен, но не разоблачаю своего таланта…
***
Мне часто снятся города. Увидев во сне фонтан на воде, нашла почти такой же в Чебоксарах, впервые там оказавшись; прогулявшись по мосту через Исеть, я повторила эту прогулку в Екатеринбурге, и пространство города было почти такое же, как и во сне, хоть я раньше в этих местах не была.
Но не всегда реальность совпадает со сном. Например, часто снится Самара, но в реальности она другая. Попадая в сон, узнавая якобы знакомые места, которых в реальности не существует, я уже понимаю: это – Самара. Но только та, которая мне снится. И не только она так себя ведёт. Я составила мысленную карту городов, которые существуют лишь в моём подсознании, называясь городами реальными. Сны разные, но места одни и те же. Интересно так невзначай попасть в вымышленный Воронеж, в котором я давно во сне не была, и погулять, уже зная, где и куда сворачивать.
Но самое интересное начинается тогда, когда из пространства одного города я попадаю в другой через какой-нибудь двор. Оказаться в месте, с которым у меня в реальности было что-то связано, обернуться и увидеть другой город, другое место, с которым у меня связаны уже другие воспоминания из другого временного промежутка… Жутко интересно бродить по этим измерениям.
***
ВЛАДИВОСТОК. Он вышел из морских волн, сотворённый солнцем и водой. Он высокий, чуть смуглый, его мышцы натренированы йогой. На руки повязано множество фенечек, в чёрные дреды вплетены ленточки: зелёные, жёлтые, красные.
Но я не видела его таким… Мне были открыты только некоторые его черты. Прекрасные, удивительные, но всё же лишь черты. Потому что я была в городских условиях. В полном своём образе он обитает на островах, и огонь костра танцует, отражаясь в его прищуренных искрящихся глазах… Я так хотела подружиться, так хотела петь с тобой регги на берегу океана…
Что ж, я передам привет твоему морскому брату…
…ПЕТЕРБУРГУ. Питер… Я влюблена в тебя с двенадцати лет; в мои девятнадцать ты ответил взаимностью. И сейчас наши отношения развиваются дальше.
В лабиринтах улиц, дворов и переулков он неспешно прогуливается во всём чёрном, носит цилиндр, а под цилиндром – зелёно-малиновый ирокез (ничего не могу с собой поделать: собирательный образ!). В арке играет одинокий саксофон, и мы танцуем танго. Потом находим открытую парадную, взлетаем по винтовой лестнице, выходим на крышу – и я вижу тебя во всей твоей красе. Я могу и дальше писать о тебе так же долго и вдохновенно, как воспевал Париж Гюго в «Соборе Парижской Богоматери».
Питер есть в каждом жителе: в бездомном просыпается художник, стоит его лишь только усадить за холст; в любом пьянице с Садовой проглядывается писатель, не сумевший справиться с силой свей собственной литературной мощи; на причердачке возле Невского наркоман читает панкам душераздирающие стихи собственного сочинения, а в ответ – молчание поражённых слушателей; я сама при этом присутствовала и молчала со всеми, я знаю, о чём говорю… Под маской офисного работника – фристайлер, готовый сравнять оппонента с землёй. А бармен под стакан пива расскажет вам о теории суперструн, ведь, как говорится, без бутылки тут не разобраться!
Здесь происходят случайные встречи, да такие, что потом понимаешь, что вовсе это не случайно было. Тут будто материализуются люди, которых уже и не надеешься увидеть. Это вопрос доли секунды, это миллиметраж… Но всё же встреча происходит.
Петербург – гениальный мастер перевоплощения. Ты хочешь тут жить и работать? На – дешёвые общаги с уникальными людьми и кучу разных вакансий! Тебе скучно работать? Получи – заброшки, расселёнки и сквоты, познай другую сторону жизни! Ты автостопщик? Держи человека с рюкзаком, смотри: это единомышленник идёт тебе навстречу, знакомься! Мысли тут материальны: о чём подумаешь, то и получишь. Всё, что захочешь.
Я желаю увидеть и другие твои образы. Я люблю тебя и мечтаю познать тебя глубже. Всё у нас ещё только начинается.
КОСТРОМА… Город, в котором я родилась и прожила до девятнадцати лет, почти никуда не выезжая.
Стройная девушка на высоких каблуках, руки постоянно в карманах пальто, она застряла во временной петле от двенадцати до двадцати двух лет. Весь город ей исхожен вдоль и поперёк: что ни улица, то – воспоминание, что ни дом, то – ассоциация. Ностальгия в каждом штрихе… Школа ли, которая начала давить в самые лучшие годы; лес ли, в котором она искала свои фантазии; колледж ли – место одно, но перед её взором летит время, терзая душу призраками прошлого. Здесь – первый поцелуй, тут – разбитое сердце, там – ускользнувшая возможность, упущенное счастье.
Когда я в этом городе, я прихожу к ней глубоким вечером, мы сидим на кухне, курим и беседуем. То пустим слезу, то по лицу поползёт маниакальная улыбка. И так до рассвета. Её образ растает в первых лучах солнца, я останусь одна, докурю в утренней тишине последнюю сигарету и, свободная, откроюсь новому дню…