Правильный муж для мага

Муж боевого мага

Своего я подцепила на болоте. Или это он меня подцепил? Ну, как подцепил? Он мне пирожки принес и я не смогла устоять.

Что общего может быть у опытного боевого мага и сына трактирщика, главный талант которого – печь пирожки? Ничего общего, кажется. Не знаю, как это вышло. Знаю только, что встреча с ним перевернула всю мою жизнь.

1

Своего я подцепила на болоте.

Или это он меня подцепил?

Ну, не то, чтобы подцепил… как бы сказать? Он мне пирожки принес.

Вот придурок.

На нас как раз болотники поперли второй волной, а тут он.

Когда Патрик увидел, что какая-то неведомая хрень ломится через наш щит, он аж дышать перестал, замер. Потому что если прорвет защиту, то все, хана. Болотники нас сожрут, щит и так от напряжения уже потрескивает, Патрик его держит из последних сил. А от всех разом нам не отбиться. Я-то больше огневик, а Патрик по щитам мастер.

А тут через наш щит ломится ЭТО… Хайме его звали. Зовут. Хайме Кормак, младший сын трактирщика. Младший-то младший, а лось такой, что прямо дрожь берет…

В тине весь, черной жиже, лица не видать. Он ж в трясину провалился, пока к нам шел, тут болота кругом. Придурок. Котомка только чистая осталась, он ее над головой держал, чтоб не замочить. Сам чуть не потонул, но пирожки вон спас. Герой! Ох. Кто ж знал тогда, что он сюда полезет?

– Бей его! Бей! Мочи скорее! – заорал Патрик, показывая пальцем. – Контур прорвет сейчас!

Еще бы не прорвет! Щит на нечисть ставлен, а этот живой человек… хоть и мозгов, как мне тогда казалось, ему не додали конкретно. Кто ж мог додуматься за боевыми магами в лес пойти?

– Бей! Бей скорее!

Ну, я и шарахнула.

Только в последний момент рука дрогнула, огненный заряд чуть в сторону ушел, только краем задело. Сомнение у меня промелькнуло.

Да и у этого еще реакция хорошая, он сам в сторону дернулся. А то б ведь сожгла на месте.

Он прыгнул, и щит его пропустил.

И Патрик снова заорал со страху.

А этот – здоровый, черный весь, какой-то бесформенный от налипшей тины, – заорал тоже. Кто ж не заорет, когда в тебя огнем швыряют? Только сначала бессвязное что-то, и только потом по-человечьи.

– Не надо! Не надо! Не бейте больше! Это я! Я вам пирожков принес!

Патрик охнул и как-то даже пригнулся от неожиданности. Уставился на него.

А я приготовилась шарахнуть снова. Кто ж его знал…

– Я Хайме! Хайме, помните? Из трактира!

Патрик выругался… затейливо так. На меня посмотрел.

А что я? У меня тут болотники наступают по всем фронтам, мне вот так, как он, охреневать некогда. Мне сражаться надо. Я только махнула рукой – потом разберусь, если живы останемся.

– Щит держи крепче! – буркнула только.

Патрик икнул и про дело вспомнил.

И этот Хайме притих. Пока болотники лезли, не закончились, он тихо сидел, прижавшись к коряге спиной, обнимая свою котомку. Только поглядывал на все настороженно.

До сих пор не понимаю, как он к нам дошел. Там же этой нечисти на болотах… как грязи. Бегает он, что ли, так быстро? Или везет несказанно? Просто трындец как несказанно везет.

Но кто ж теперь разберет.

И только когда болотники закончились, когда последнего испепелила, я обернулась к нему.

Только Патрик успел первый обернуться.

– Смотри-ка, вроде человек! – сказал Патрик, разглядывая Хайме с безопасного расстояния, вытянув шею. – А я уж подумал, может, морок какой? Выползень. На болотах случается. Но нет, смотри Мира, у него и аура и энергетический фон как у нормального.

А он ненормальный. Однозначно.

– Ты палочкой его потыкай, – предложила Патрику.

Ну, Патрик и взял палочку. Просто малость не в себе после такого.

– Пат!

Он вздрогнул, на меня посмотрел. Бросил. Выругался снова.

А этот… Хайме… я тоже присмотрелась, прищурилась. Аура у него нормальная, а с энергетическими полями я как-то не очень. Патрику поверю.

– Я тут это… – Хайме решил голос подать, вышло у него хрипловато и сдавленно. – Леди Мирцелла, я вам тут пирожки принес. Подумал… – и кашлянул. Правильно, нихрена он не думал, когда сюда понесло. – Подумал, что вы же голодные тут. Еще затемно ушли, и целый день на ногах… Вам ведь силы подкрепить надо.

Никаких сил с ним не хватит.

Он попытался встать, пошатываясь. Повело его. Охнул, за корягу ухватился. Думаю, вот только тут, запоздало, нервы у парня сдавать и начали, когда всю картину осознал. Но встать – встал. Котомку протянул. Руки только дрожали.

Мы с Патриком переглянулись.

– Возьми? – предложила я.

– А че я-то? – удивился Патрик. – Он тебе принес.

– А ты разве пирожки не хочешь? – в ответ удивилась я.

Хайме попытался было шагнуть к нам, но мы с Патриком разом попятились, не сговариваясь.

– Да что вы? – не понял Хайме, обиженно вышло.

Да ничего как-то… Но кто же знает? Я в своей жизни чего только не повидала. Но такое – впервые.

– А может, все же шарахнешь его? – осторожно спросил Патрик. – Для верности. А если чего, потом в деревне скажем, что болотники сожрали.

– Эй, да вы что… – Хайме только сейчас понял, попытался было пятерней лицо оттереть, но не вышло, засохло уже, плохо поддавалось. – Вы что, испугались меня, что ли? Это ж я…

Испугались.

Вот тут я вздохнула тяжело, решительно подошла и взяла у него пирожки. Ибо негоже боевым магам всяких безмозглых выползней пугаться.

В котомку заглянула.

Действительно пирожки. Плотненько так лежат. Сверху в промасленную тряпочку завернуты, а под ней в чистое полотенчико. Тепленькие.

А пахнут-то так, что голова закружилась.

Патрик мне через плечо заглянул.

– Пирожки? – уточнил он.

– Пирожки, – согласилась я и от одного откусила. Ох, ты ж… – А знаешь, Пат, я, пожалуй, с тобой делиться не буду. Это мои пирожки. Я их сама добыла.

Вкусные, мать их! Сил нет. С капустой.

И этот, Хайме, довольно заулыбался, глаза под черной коркой грязищи засияли.

* * *

Сначала, признаться, я думала, парень какой-то больной, умственно отсталый. Ну как же можно так было?

Но ведь нет же. Мы шли, и на обратном пути он разговаривал довольно здраво. Адекватно разговаривал. Потом кое-как умылся в ручейке… Ма-ать его… Я, все же, по нему слегка задела тем ударом. Грязища коркой запеклась и от огня защитила, но заметно все равно. Рожа вся красная, может и волдыри пойдут…

– Болит? – спросила я.

Он только головой мотнул.

Конечно, так ему и поверила.

– А ну сядь, – велела я. – У меня мазь хорошая есть от ожогов. Только сначала нормально смыть все надо.

Взяла полотенце, намочила в ручейке.

Больно, конечно. Когда я до кожи дотрагивалась, хоть и старалась очень осторожно, но он вздрагивал, губы дергались. А как мазать начала… да, я знаю – мазь щиплет, зато и помогает потом хорошо… так он даже зажмурился, губу закусил. Но молчал, надо отдать должное. Только шипел тихо-тихо. Помню, как-то Патрика мазала, так он орал, отбивался и чуть меня не покусал. А этот ничего.

– Как же тебя угораздило? – вздохнула я, домазывая последнее. – Это ж как должно было такое в голову прийти?

Он вздохнул тяжело.

– Прости, глупо вышло.

– Не то слово! – подтвердила я.

И он еще тяжелее вздохнул.

– Понравилась ты мне, – сказал хрипло, немного виновато. – Решил приятное сделать.

Вот молодец, ничего не сказать! Охренеть как приятно посреди боя выползней наблюдать!

Патрик там сзади начал мерзко подхихикивать.

Я…

Понравилась… Вот дурак же.

Ох, а брови парню совсем спалило. И ресницы тоже… так себе. Хорошо хоть глаза целы. Кожа облезать будет.

А так-то ведь симпатичный, – внезапно подумала я. Симпатичный такой парень. Здоровый, крепкий… глаза голубые… мозги б ему…

2

– Потанцуем? – предложил он.

Последний вечер в деревне, праздновали окончание нашей работы и что всех болотников по местным болотам подчистили. Заплатили нам хорошо… вообще-то нам Управление за работу платит, но и местные часто еще подкидывают, в благодарность, дело ж такое… Мы им дополнительно, по мелочи, бывает, помогаем всяким.

А тут еще небольшую вечеринку устроили – выпивка и танцы.

И этот вот – подошел. Сын трактирщика, мастер пирожков и бараньих ребрышек в меду. Вся рожа в красных пятнах и струпьях от моего огня. Красавец! Загляденье просто.

– Я не танцую, – сказала ему, из кружки эля отхлебывая.

– Почему? – спросил он.

– Не люблю.

Он моргнул, губы поджал. Не обиженно, как-то задумчиво у него вышло.

Засопел, так эти раздумья ему тяжело давались.

– Уезжаешь? – сказал он.

– Уезжаю, – согласилась я.

– А если у нас снова болотники заведутся, приедешь еще их бить?

– Не заведутся, – сказала я. – Мы их подчистили основательно. Нам репутация дорога. Но если заведутся и нас направят, то приедем. Только если заведутся снова, направят уже не нас.

– А чтоб вас прислали?

– В частном порядке тогда, за свои деньги, – пожала плечами.

Он насупился, шею сзади потер. Лапищи у него здоровые, такими не тесто месить, а головы сворачивать можно. Двумя пальцами буквально.

– Мне тут столько не заработать, – сказал он, – чтобы магов приглашать. Это в столицу ехать надо.

Я фыркнула, пожала плечами снова, эль потягивая.

– А ты собирался?

– В столицу? Выходит, придется, – сказал серьезно.

Забавный он.

– Приглашать, – сказала я. – Собирался нас снова приглашать сюда?

– Подумывал, – сказал он. – Только, пожалуй, бессмысленно это будет. Даже если найти деньги, если нанять вас с Патриком. Ну, приедете вы, побьете нечисть, и уедете снова. И все.

– А чего тебе надо?

– Хочу, чтобы ты со мной осталась, – сказал, ни капли не сомневаясь.

Вот, мать твою! Я засмеялась, у меня аж эль из носа брызнул.

– Да ты сдурел, парень? Зачем я тебе?

– Жениться на тебе хочу.

Сказал и стоит, смотрит. Руки ко мне не тянет, целоваться не лезет. Серьезно он что ли? Так ко мне еще не подкатывали, хотя повидала я немало.

– Зачем? – сказала я.

– Нравишься ты мне.

Я только фыркнула – тоже мне причина!

– А ты мне зачем?

– Буду тебе завтраки готовить, кофе варить. Я умею, ты знаешь. Вечерами, когда возвращаться будешь, стану с тобой сидеть на кухне и слушать, как прошел твой день.

– Хм, – сказала я с интересом. – Будешь мне верной женой? Дома на хозяйстве?

– Нет, – сказал он спокойно, словно я не пыталась его поддеть. – Не дома. Если в городе жить, то я пекарню открою. У меня родни много, займу на первое время, как дело вести – разберусь. У тебя свое дело, у меня свое. Пекарня, конечно, много времени отнимать будет, но ничего. Зато вечера и ночи все наши с тобой.

Я смотрела на него и… вроде не пьяный ведь, и говорит так серьезно. Вот что у людей в головах?

– Ночи? – сказала я.

– Да, – сказал он, и вот тут все же смутился, уши покраснели.

– В постель ко мне хочешь?

– А отчего бы не попробовать? – сказал он серьезно, с вызовом, аж челюсть вперед выдвинул. – Может, тебе понравится?

Вот гений-соблазнитель, мать его!

Я заржала. Так смешно стало, что прямо сил нет. Так, что даже кружку с элем недопитым ему сунула, чтобы подержал, а то разолью еще. А он ничего, стоял, смотрел как я ржу, краснел только еще больше.

И самое смешное в этом, что прямо зацепил, заинтриговал, уже думаю – отчего бы не попробовать? Что я теряю?

– А если не понравится? – спросила я.

– А ты попробуй, – упрямо предложил он.

– И чем же ты меня удивишь?

Тут он засопел сердито.

– Знаешь… – губы поджал, даже смутился. – Я конечно, как там у вас в столицах да в университетах, всяких чудес, не умею. Чем удивить? Я просто честно сильно тебя люблю.

Охренеть, как честно. И на меня смотрит. Глазки голубые… вот нравится мне, когда голубые глазки у мужика.

И вот ж, мать твою…

– Я со всякими идиотами не сплю.

Буркнула, и почти сама пожалела об этом, глядя, как у него уши огнем заливаются, как он зубы сжимает, аж до хруста, желваки на скулах.

Но не обижается и не уходит.

– Ты спишь только с теми, у кого университетский диплом есть?

Вот прямо так.

– А не обнаглел ты, парень?

Он головой покачал.

– Уточняю просто. Прикидываю, куда бы поступить смог.

И серьезно так. Я вот даже почти не сомневаюсь, что задастся целью, и куда-нибудь поступит. Не магом, конечно. Но на что-нибудь торгово-экономическое. Если не умом, так железной хваткой возьмет.

Только нахрена ж ему?

И смотрит на меня так внимательно.

– И чего по твоим прикидкам выходит? – спросила я.

– Данфордский технический колледж для начала. У меня дядя его закончил, знаю, что нужно для поступления. Дорожное строительство.

Вот те на!

– Дорожное? Потому что дядя?

– Нет, дядя дирижабли проектирует, – сказал он, прямо мне в глаза глядя. – Но дирижабли я не потяну, не мое. А дороги – это хорошее и правильное дело.

– Зачем тебе?

– Почему нет? – он пожал плечами. – Стимул чего-то достичь в жизни.

Серьезно. Мне икнулось даже. Я у него свою кружку эля отобрала, допила все одним махом, рядом поставила.

– Ты будешь учиться, а я тебя ждать?

Вот сейчас если ляпнет, что мне все равно замуж не выйти – убью на месте. Не пожалею. Потому что нечего болтать… даже если правда. Боевые маги не выходят замуж. Какая нам может быть семья?

– Маги долго живут, – сказал он. – Ты разве торопишься?

Твою ж мать.

И я понимаю, что у меня сердце начинает биться чаще. Вот что в нем? Ведь придурок же, ну…

– А поцелуй меня, – сказала вдруг, сама себе удивляясь. – Проверим, стоит ли ждать.

И он так разом, совсем ничего ждать не собираясь, берет и обнимает меня, прижимая к себе. Без всяких сомнений. Словно имеет на это полное право. А пахнет от него огнем и жареной картошкой, так просто и по-домашнему. И обнимает так нежно и горячо…

Целует в губы.

Вот тут у меня даже слегка ноги подгибаются. Вот и попала…

Он так близко, что я чувствую, как у него сердце колотится, сейчас выпрыгнет.

Целует долго, горячо и совсем отчаянно… и отпускает.

И я прям чувствую, как у меня тоже щеки прямо горят. И губы горят от его поцелуев. И внутри что-то шевелится так, сжимается, продолжения требует.

– Ну как, – хрипло говорит он, голос у него сел от волнения, – подождешь, пока я на инженера выучусь?

И где-то в глазах и в уголках губ усмешка так и играет. Вот зараза же. Видит же, что мне понравилось.

И я головой качаю. Нет.

– Не буду ждать.

Он губы облизывает…

– А сейчас? – спрашивает, кадык напряженно дергается. – Я, правда, думал, сначала потанцевать, а потом уж… но…

Как же это у него выходит?

И вдох-выдох… я смотрю на него и понимаю, что несмотря на всю дурь это серьезно для него. Вот прям все серьезно.

А он берет, и руку мне протягивает.

Рука у него большая и крепкая. Теплая такая.

Ну что я, девочка что ли, в самом деле. Первый раз, что ли? Развлечься, размяться… Да у меня таких, как он…

– Ладно, один танец, – соглашаюсь я.

А там поглядим.

3

Я уж и думать про него забыла, полгода прошло.

Было и было, подумаешь, мало ли я встречала мужиков? А как иначе? Работа у нас такая нервная, хочется расслабиться иногда. Ласки хочется… да что… Переспали разок, и ладно.

Я и забыла.

А тут возвращалась домой после двух недель в Аверсовых пещерах, усталая и злая совсем, выжатая насухо. Нелегко там пришлось. Думала, вот сейчас доберусь… ванну бы горячую, и спать. Или даже сразу спать, а ванну потом, ничего, переживу ночку грязной, как-нибудь. Сил нет.

А тут вдруг такой запах…

Пирожков.

Выпечки свежей.

Одуряющий.

Я лошадь остановила, замерла, головой покрутила.

Да, вон там впереди пекарня. И вроде раньше такой не было. Недавно открыли? И поначалу даже мысли не мелькнуло.

Взять что ли себе пару булочек для лучшего сна? Имею я право на пару булочек после работы?

Я и зашла. Лошадку привязала у входа, открыла дверь…

За прилавком мальчишка. Совсем пацан такой, лет двенадцати.

– Доброго вам вечера, миледи! – говорит. – Не хотите ли булочек с корицей? Или крендельков с орехами? Крендельки совсем горячие, только-только из печи достали. У нас самые лучшие в Ольжеге, попробуйте!

Я подошла. На запах. Пахло все это так, что я готова была идти за этими крендельками как за дудкой Гамельнского крысолова.

Пока смотрела, соображала и пускала слюни, – пацан не мешал, понимал, что наживку заглотить нужно. Пока смотрела, баба какая-то заглянула.

– Эй! – с порога заорала она. – Расстегаи мои готовы? Расстегаи-то? А-то гости скоро придут, мне на стол надо!

– Хайме! – заорал пацан. – Расстегаи для фрау Верены готовы? Она уже пришла!

– Иду! – басом отозвался тот.

И у меня аж ноги подогнулись. Все, что было – разом перед глазами пронеслось.

Так это серьезно все? На самом деле?

Или мне голову напекло и там совсем не тот Хайме, а какой-то другой? От усталости почудилось…

Тот.

Через минуту он в дверях появился. Здоровый как лось, с лукошком в руках, в лукошке, под белым полотенчиком, расстегаи, должно быть.

Синий передничек весь в муке. И в цветочек, мать его, передничек. Ромашки вышиты по краю, красивенько так. Я смотрю и не могу поверить. Хочется глаза потереть.

А он, увидев меня, заулыбался. Только не ко мне, а к бабе этой сразу.

– Ваши расстегаи, фрау Верена! Хорошего вечера вам и вашим гостям! Передавайте мужу привет. Приходите утром, я закваску на бриошь поставил, как он любит, к завтраку поспеет как раз!

И улыбается! Во все зубы улыбается так, словно безумно рад эту бабу видеть, всю жизнь о встрече только и мечтал. Профессионально.

И та ему улыбается в ответ, хотя по ней отчетливо видно, что улыбаться не привыкла.

– Вот спасибо, мил человек! – и лукошко с расстегаями к себе прижимает. – Обязательно завтра загляну! Вкусные у тебя пирожки, давно таких не ела!

И только когда она за порог, Хайме ко мне повернулся.

Вот же зараза! Работа у него первым делом, клиенты, а я уж потом?

– Мирцелла! Ты с задания? Хочешь чаю с чабрецом? Или эля? У меня эль хороший есть.

Так просто, словно я каждый день тут хожу. Словно он меня ждал, как бабу эту…

– Ты что тут делаешь? – удивилась я.

– Как что? – удивился он. – Я же говорил, что если в город перебираться, то пекарню открыть придется. И вот.

Развел руками, показывая. Вот – пекарня.

– Ты сдурел? – У меня даже слов не было.

– А что? – не понял он. – Место хорошее, людям мои булочки нравятся. Если пойдет, то за пару лет, думаю, все что вложил – отобьется, долги отдам.

– За пару лет?!

– В нашем деле быстрых денег не бывает. Но опыт и репутация всегда работают на тебя… Пойдем, элем угощу, – он кивнул, приглашая.

Ну я и пошла, че? За элем. Надо же посмотреть.

На кухню меня привел. Тут ничего так, чистенько, аккуратно. Баночки разные по полкам. И булочками с корицей пахнет так, что слюнки текут.

– Садись, – предложил он.

– Мне домой пора, – сказала я. – Я две недели дома не была, устала очень. Помыться бы и поспать. Я… так…

Странно все это.

Чуть присела на край стола. Не рабочего, не там, где он пироги лепит, а чуть в стороне, где кастрюльки стоят.

Он мне эля налил из бочонка. Протянул.

– Знаешь, – сказал неожиданно серьезно, – я все представлял, как это будет. Вот ты зайдешь сюда и… Рано или поздно все равно бы зашла.

– И что? – сказала я.

Что-то непонятное шевельнулось внутри. Чуть напряженное и теплое вместе с тем.

Он пожал плечами.

– Пока не знаю.

– Зачем все это? – сказала я. – Потратить столько сил и денег…

Он ухмыльнулся.

– Посмотри на это иначе. Считай, встреча с тобой мне интересную идею подала. Так бы и сидел до конца дней в деревне, отцу помогал. А теперь в город переехал, свое дело открыл. Все к лучшему. Может, еще в гору пойдет. Пожелай мне удачи.

Во же ж… упрямый парень.

– Удачи, – сказала честно.

Он себе тоже эля налил. Подошел ближе.

Хороший эль, правда, не могу не признать. Темный, довольно крепкий, с горчинкой…

А Хайме стоит передо мной и на меня смотрит.

Так смотрит, что…

И я на него смотрю, разглядываю.

– А у тебя пятна от ожогов все сошли, ничего не осталось, – сказала я.

Он чуть улыбнулся, уголками губ.

– Да. Времени много уже прошло.

Смотрит. Стоит и эль свой не пьет, просто держит в руках кружку. Да так, что мне все больше неспокойно становится. Не то, чтобы я чего-то боялась… даже наоборот. Ну… давай, что ли? Ты же не эль пить меня позвал. Чего хотел-то?

– Как твоя работа? – спросил он, только не очень уверенно у него вышло. Не то.

А ведь в прошлый раз, там, на сеновале, мне понравилось. Я бы не отказалась и повторить. И не нужно мне никаких дипломов, другое нужно.

Странно все это, конечно… Но отчего бы и нет?

Отхлебнула еще эля, для верности. Потом поставила кружку на стол. Шагнула к нему ближе.

– Хорошо у меня работа, – сказала, глядя ему в глаза снизу вверх, он здоровый. – В пещерах охотились. Патрику чуть ногу не оторвало, но он живучий парень…

Хайме стоял и смотрел. Серьезно так. Молча. Кивнул только.

– А ты? – сказала я тогда. – Давно пекарню открыл?

Он помотал головой.

А потом осторожно протянул руку, коснулся пальцами моих губ… сверху.

– У тебя немного пены тут… от эля… – А потом наклонился и поцеловал.

Вот! Так я и знала, что этим кончится. Ну и пусть. Обняла его.

А он вдруг подхватил меня… одной рукой. В другой у него кружка еще. Как только не расплескал? Подхватил и обратно на стол усадил. Кружку поставил, кастрюльки подвинул, чтобы сидеть удобнее было. Ко мне ближе прижался.

И у меня как-то сердце заколотилось.

– Я ждал тебя, – сказал тихо, осторожно, так же кончиками пальцев, поглаживая мои волосы. Свежим хлебом от него пахло и огнем.

– А если бы я не пришла?

– Пришла бы, куда бы ты делась, – ухмыльнулся. – Тебе бы начали рассказывать, где продают самые вкусные булочки в городе, и ты бы заглянула.

– Самые вкусные? – не поверила я. – А ты не слишком самонадеян?

– Не слишком, – сказал он. – Иначе ничего не получится.

А сам обнял меня… так за попу, к себе ближе прижимая… Многообещающе.

– Я, вообще-то, как раз за булочками и зашла, – сказала, пытаясь ему под рубашку залезть, очень вдруг захотелось его потрогать. Но в фартучке неудобно. Я фартучек на нем развязала, стянула через голову.

– Можешь любые выбирать, сколько захочешь, – сказал он. Ладони у него горячие, крепкие… когда он гладит меня – удивительно приятно. Прям замурчать хочется. Это сильнее меня.

– Заплатишь мне булочками за секс? – спросила я, приподняв одну бровь, ухмыляясь.

– Это ты мне сексом за булочки, – сказал он.

– Хм… А есть разница?

– Конечно, – сказал он. – Ты покупаешь, я продаю. Впрочем, если хочешь наоборот, то я не против.

Ишь ты, какие тонкости! Значит – я покупаю?

– Заманчиво, – согласилась, на дверь поглядывая. – А если сейчас кто-нибудь войдет?

– Не войдет.

– А там щеколда, я вижу. Закрой.

Он фыркнул мне в ухо и там, за ухом поцеловал.

Щека у него слегка колючая, щекотно.

– Сейчас закрою.

И даже не хочется вдруг его отпускать. Но к двери – совсем недалеко.

А вернувшись, садится на корточки, принимается с меня сапоги снимать.

– Что ты делаешь?

– А как ты себя это представляла? – спрашивает он. – Чтобы с тебя штаны снять, нужно сначала сапоги, а то неудобно.

И в подтверждение, закончив с сапогами, стаскивает меня со стола, ставит на пол, принимается ремень на мне расстегивать.

Продуманный такой парень, даже смешно. И я не знаю, ржать мне или дурацким соблазнениям его поддаваться.

– И сам раздевайся, – говорю я. – Рубашку снимай. Хочу тебя потрогать.

Он снова фыркает, но уговаривать себя не заставляет.

А у меня запоздало мелькает мысль, что толком не мылась три дня… но уже поздновато думать. Все. Это уже не остановить.