Кофе с мёдом

– Уже уходите?

– Думаю, да… Мы с подругой скоро уходим.

– Правильный выбор, – улыбнулся официант. – В гостях хорошо, а снаружи всё-таки лучше.

Пропустив мимо ушей последние слова, я стремился выцепить в толпе фигуру девушки в ситцевом платье. Была уверенность, что когда она заметит меня одиноко стоявшего у выхода, сразу всё поймёт и мы незамедлительно вернёмся обратно в квартиру. Чтобы снова попить того чудесного кофе.

И тут что-то произошло. Сперва было трудно понять, что именно, просто в один момент каждый в комнате замолчал. Замолчали люди. Перестал играть гитарист. Как по команде. Тут же у собравшихся стали меняться лица. Гримасы ужаса начали проявляться в толпе почти одновременно. Кто-то схватился за голову и принялся скулить, что в тишине звучало особенно странно. Я тоже почувствовал, как застучало в висках. Наступило молчание, длившееся никак не меньше десяти секунд. Затем одна из женщин просто рухнула на пол. Послышался треск разбитого бокала. И тишина сменилась пронзительным воплем.

Он сопровождался мощным подземным толчком, опрокинувшим столики с едой и выпивкой. Многие, не удержав равновесие, повалились на пол. Толпа принялась кричать и разбегаться в разные стороны. Дом заходил ходуном и даже, казалось, начал крениться. Те, кому не посчастливилось упасть, больше не вставали. Другие же бежали прямо по ним. Один за другим посетители выставки просто теряли сознание или впадали в исступление. В стенах стремительно образовывались чёрные трещины. Картины падали на ковры, и их тут же затаптывали. Свет начал мерцать и гаснуть. Молчание сменила давка и паника.

– Скорее! Бегите на выход! На выход! – истошно кричал мужчина в очках. Мне даже показалось, что он смотрел на меня. В следующую секунду его голова взорвалась, окропив окружающих содержимым.

И тут я увидел свою подругу, которая в приступе паники пыталась изо всех сил пробиться к выходу. Я рванул к ней наперерез, но меня сбил всё тот же надоедливый официант, опрокинувший поднос с шампанским. Этого хватило, чтобы оказаться на полу. Поднявшись на ноги, не удалось сразу же найти её. Я побежал к выходу, думая, что она уже там, но, стоя на пороге, всё же решил обернуться, чтобы удостовериться наверняка.

Передо мной открылась страшная картина. Чердак, ещё пару минут назад казавшийся милым местом, был разрушен. Несколько десятков тел лежали на полу в ломаных позах. Некоторые беспомощно дёргались. Из-за опорной чердачной балки выступила фигура. Мигавший свет ламп мешал разобрать детали, но она была настолько чёрной, что, казалось, свет поглощается ею. Фигура размерами и очертаниями напоминала ребёнка, с одним отличием. Вместо головы на меня смотрело два ярко-жёлтых огонька сквозь пустые глазницы голого черепа.

Увидев это, я, не думая больше ни секунды, выбежал наружу и бросился вниз по ступеням. Перепрыгивая пролеты, изо всех сил стараясь не подвернуть ногу. Если моя спутница смогла спастись в этом хаосе, то сильно оторвалась, но я не терял надежды нагнать её. И вот уже у квартиры с номером 12 я изо всех сил колочу в запертую дверь.

– Эй, это я! Открой! Открой, пожалуйста! – колотил я снова и снова.

Ручка не поддавалась, а на мольбы никто не отвечал. Сердце бешено колотилось в груди, в мозг ударила доза адреналина. Куда теперь идти? Что случилось наверху? Ни криков, ни шагов. Только тишина. И тут в голову пришла идея. У меня все ещё был ключ от квартиры номер 14. Пусть там меня ждал потерявший рассудок человек, но всё же это лучше, чем столкнуться с неизвестностью на лестничной клетке.

Я медленно повернул ключ в замке и после характерного щелчка прислушался, не вынимая его из скважины. Было тихо. Слишком. Аккуратно отворив дверь и пройдя внутрь, я закрыл за собой, не желая, чтобы происходящее снаружи проникло в квартиру. Вызвать полицию, вот что было сейчас важно. Телефона со мной не было, но я был уверен, что даже у такого нелюдимого затворника, каким, по всей видимости, являлся жилец 14-й квартиры, он есть.

Здесь было всё так же темно, но в ноздри ударил новый запах. Совсем незнакомый. И неприятный. Готовый ко всему, я последовал внутрь к главной комнате и застыл на месте.

– Какого чёрта? – вырвался из моей груди изумлённый вздох.

В комнате, где раньше было пространство для мольберта, теперь царил настоящий хаос. Стены покрылись трещинами от пола и до потолка. Куски побелки и бетона валялись повсюду. Судя по всему, нечто устроившее весь этот беспредел на чердаке уже похозяйничало здесь. Прожектора мигали, опрокинутые и разбитые, то же самое было и с мольбертом. Но главное изменение заключалось не в этом.

А в зависших над землёй босых ногах художника, повешенного на люстре. Он медленно покачивался и крутился в импровизированной удавке, в этот момент как раз совершая поворот лицом ко мне. Его внутренности свисали из разорванного живота, и только звук падающих на пол капель крови был слышен в комнате. Воняло самим художником.

Я в исступлении вошёл в комнату с трупом и принялся аккуратно обходить висельника по кругу. Чувства страха и отвращения смешались в единое целое. Желание найти средство связи для вызова соответствующих служб заметно прибавилось. В этом доме явно произошёл теракт или что похуже.

Оглядев пол, я обнаружил, что картина была разорвана в клочья. Её части были повсюду. Но что было особенно странно, так это то, что лоскуты полотна были абсолютно белыми, если не считать те, что вымокли в крови. Как будто художник умер, не успев приступить к написанию новой картины. Я оглядел комнату, чтобы обнаружить работу, над которой он работал чёрной краской, но с ужасом для себя обнаружил нечто иное.

– Кхе-кхе, – донеслось из угла.

– Кто здесь?! – от неожиданности я чуть было не поскользнулся.

В углу комнаты нечто сидело на табуретке художника, ранее стоявшей у мольберта, и укоризненно просипело:

– Так скоро примчался и всё же опоздал.

Голос был старческий, ветхий и звучал очень знакомо. Это был голос старушки, ранее встреченной на лестничной клетке. Бабушка сидела в тени, и лишь на её руки, орудующие вязальными спицами, падал свет разбитого прожектора. Лицо, обвязанное чёрным платком, зловеще улыбалось. Морщины напоминали резаные раны.

– Что вы здесь делаете, бабушка?

– То же, что и всегда, дорогой. Помогаю тебе, – произнесла женщина и широко улыбнулась беззубым ртом.

– Помогаете в чём? Что случилось, о боже, здесь ведь только что повесился человек! Нет, он не мог такое с собой сделать! Его убили, вы понимаете?! И те люди на чердаке… их тоже!

– Понимаю. Убили. Но это уже неважно.

– Нужно немедленно вызвать полицию!

– Нет. Тебе нужно найти выход.

– Какой выход, бабуля?! Вы меня совсем не слышите! – я не мог поверить в то, что объясняю очевидные вещи пенсионерке в комнате с убитым человеком.

– Это ты меня не слушаешь, внучек. Пора бы уже тебе вспомнить.

– Вспомнить что?!

– То, о чём тебе рассказал художник. Следуй плану, внучек. Найди выход. Он хотел этого больше всего в своей крохотной жизни.

– Я… я не понимаю… что вы хотите сказать?!

– Всё это для тебя не в первый раз, внучек. Ты знаешь, просто боишься принять это. Художник никогда не жил в квартире номер 14. Он изначально не был живым.

– Вы сошли с ума… Здесь все выжили из ума… Господи…

– Он жил, чтобы дать тебе возможность найти выход. Чтобы помочь тебе выбраться из этой западни.

– Из какой западни, чёрт тебя дери, старая карга!!! – я сорвался на крик. Меня держат за идиота, а я не понимаю, что происходит.

– Он запер тебя здесь. Вы ничего не могли с этим сделать. И тогда вы решились вызвать его, чтобы сбежать. Художник сделал, что от него требовалось. То же сейчас делаю я. Тебе необходимо понять свою задачу. Найди выход из дома, внучек. Он уже ищет тебя, и если отыщет раньше, этот раз станет для тебя последним.

– Кто?! Кто меня ищет?!

– Чёрный дух. Призрак, что запер тебя здесь. Он хочет, чтобы ты остался. Если не сможет удержать – убьёт без раздумий. Беги, внучек. Ищи выход.

Перестав слушать безумную старуху, я начал спешно обходить комнату. Её слова не на шутку напугали меня, похоже, к полиции нужно будет вызвать ещё и психиатрическую бригаду. Как же я обрадовался, когда разглядел в потёмках красный советский телефон с дисковым набором. Я схватил аппарат и, набрав номер, прислушался к трубке. Тишина. Сигнал не проходил. Я обошёл квартиру несколько раз, чтобы удостовериться в том, что в ней нет другого телефона, но не нашёл. Когда это стало очевидным, я выбежал на лестничную клетку и побежал по ступеням вниз в попытке позвать на помощь прохожих. Следовало разобраться во всём этом как можно скорее.

Но на первом этаже дома не было двери на улицу. Была лишь голая стена с размещённой на ней доской объявлений. Это открытие поразило меня настолько, что я прикоснулся к шершавой поверхности, пытаясь уверить себя в том, что происходящее – не игра моего разума. Я несколько раз ущипнул себя за руку, но наваждение не исчезло. Как тогда я оказался внутри дома?! Попытавшись вспомнить эту деталь, я не нашёл у себя в памяти ничего об этом. Тогда я решил действовать иначе.

Стараясь не шуметь, я пошёл вверх по этажам. По пути мне не встретилось ни одного окна или прохода на балкон. Чердак был закрыт на цепь, хотя ещё десять минут назад её не было. Тогда я стал колотить в каждую дверь, что находил, и ни в одной мне не ответили, хотя в ход шли не только кулаки, но и ноги. Я даже попытался безуспешно выбить одну дверей плечом.

Пришлось вернуться в квартиру художника. Рывком я отворял одну занавеску за другой. Окон не было. Только голый бетон, не заклеенный обоями. Единственные окна, которые я мог вспомнить, были в квартире 12 – и только там. Чувство паники росло с каждой неудачей. Всё это время бабушка молча наблюдала за моими безуспешными попытками позвать на помощь и лишь улыбалась. В отчаянии, которое росло в геометрической прогрессии, я упал перед седой пенсионеркой на колени и, чуть не плача, простонал:

– Как мне уйти отсюда, бабушка?! Скажите, где находится выход из дома, пожалуйста, прошу вас!

Паническая атака нахлынула с новой силой, и я почувствовал, что задыхаюсь. Мои пальцы скребли шерстяную шаль, я пытался опереться на её хлипкое тело, чтобы в приступе головокружения не очутиться на полу.

– Если бы я знала, внучек, – она сочувственно погладила меня по содрогающейся спине.

– Как мне найти его? Что мне нужно сделать?

– Ты знаешь, где выход, просто не можешь вспомнить. Теперь, когда Он здесь, ты можешь перехитрить судьбу. Но тебе нужно торопиться, – повторяла пенсионерка слабеющим голосом.

– Кто вы, бабушка?

– Это не имеет значения. Я помню всё, что происходило с момента, как ты попал в это место.

– Когда я попал сюда? Я совсем не помню…

– Это было слишком… давно… – просипела старушка и замолчала.

Как бы я ни пытался разжалобить её своими причитаниями, она не произнесла больше ни слова. У меня началась истерика, и я плакал, зарывшись в одежду женщины, не способный остановиться. Нервное перенапряжение от последних событий окончательно вывело меня из равновесия. Когда я взглянул на неё вновь, глаза женщины были закрыты. Бабушка не дышала.

Я был не в силах больше переносить подобное, и меня обильно вырвало на пол. Запаха не было, да если бы он и был, то вряд ли бы смог перебить вонь внутренностей художника. Когда я открыл глаза, то с удивлением обнаружил, что рвало меня прозрачной вязкой слизью, без намёка на кусочки переваренной еды. Лишь слабые нотки кофе пробирались через общий смрад помещения.

– Отвратительно… – только и смог выговорить непослушный язык.

Хотелось убежать, скрыться, спрятаться от всего этого кошмара, но я не знал, как это сделать. Факты не укладывались в голове, чтобы создать цельную картину происходящего. Я понимал, что последние события не могут иметь отношение к привычной реальности, но и назвать это сном не выходило по той причине, что иной реальности я просто не знал. Не мог вспомнить детство, не мог вспомнить родителей и знакомых. Даже своего имени. Всё, что я мог вспомнить, это последние полтора часа своей жизни перед тем, как оказался в этой комнате. Обрывки воспоминаний прорывались туманными фрагментами. И я знал, что в безумстве художника и в словах странной старушки проглядывалась до боли знакомая, пугающая правда. Правда о том, что я заперт здесь чем-то или кем-то. Заперт давно, возможно, годы. И нечто сотворившее кошмар старается держать меня в неведении. Из-за этого очевидные несостыковки в реальности казались мне такими логичными. Как во сне. В дурном сне.

Осознав это, я принялся размышлять. Складывать все факты, которые были доступны. Двери из дома нет. На чердаке неизвестная тварь устроила побоище. Доступных окон в доме нет. Доступ к квартирам закрыт, и, судя по всему, нечто контролирует любые возможности покинуть это место. Но выход был, и у меня осталось мало времени, если верить старушке.