Молвил сие наш Алёша Попович сей,
Да с угла тут старик с сединой и показываетися.
Стукнул раз Мерлин Лешёньку по темени посохом,
У Алёши волос тут и надломилися.
Кулачки то у Алёши знать то лишь дёрнулись,
Да в глазах то уж мельком да темень мигнулася.
А седый старик всё знать шепчет да приговаривает,
Уж отныне ты молодец да никуда ты отседа не денешься.
Буде здесь ты теперече, как на привязи.
Будешь охранять ты одинокий остров то Аглицкий.
Сказал сие да стукнул и об землю он тросточкой.
Да об ставни лишь голубь и ударился.
Долго ль коротко ль да тратитися времечко.
Так и свидились уж те то два богАтыря близ камушка,
стало быть поворотного.
Так и ждут Добрыня с Ильёй месяц, два,
Так и год уж минул, не торопятся.
А Алёша Попович всё никак не спешит, не воротитися.
Призадумались знать те то два богАтыря,
Помолчали, да сидели близ пламени.
Наконец, на начале года то третьего,
Прямиком в перемогу сами и засобиралися.
Пшли то вЕдать да стров сами одинокий что Аглицкий,
Как всё тетеря по лесу то носятся,
как то пчёлки с пыльцою да в улей слетаютися,
Как то всё бредут да строят муравьи гнёзда то муравьиные,
Так по лесу путь держат два русских богАтыря,
Тут послышались звуки им сторонние,
Притаилось всё зверьё, сейчас не шолохнется,
Засвистела тогда стрелочка калёна пущена,
Да об грудь Добрыни и сломалася.
Побежали тут сквозь чащу да на них дремучую,
Побежали, да всё пужаютися выбежать,
Побежали то стало быть войска Аглицкие,
Да слишком бойкие всё, знать не битые,
Молвит тогда Илья Добрыне таковы слова,
Ты Добрыня-брат мой храбрый молодец,
Ты скачи вперёд, да опосля вспять и поворачивай,
Ты так сделай, а на обратном пути даст Бог свидимся.
Так условились братья, да давай давить конями рати Аглицкие,
Да по ним конями и прохаживатися.
Наскаку всё давили, да всех и высекли.
Не осталось боле на дороге ж ни одного молодца воина.
А богАтыря русские дале двинулись,
Позади них боле ни пройти, ни проехати,
Вся телами дорога до макушек елей и завалена.
Как услышал про то седой Мерлин дедушка,
Мерлин дедушка, да шибко премудренный,
Да давай выдирать на себе да седы все волосы.
Седы волосы выдирал себе все он клочьями.
Тут пошел он что значит распиновать,
Тормошить, нашего то Алёшу Поповича,
Ты поди разберись то с захватчиком.
Иноземцы, да то люто враждебные, в нашу землю вторгаются Аглицкую
Вот бредёт Алёша да вО поле,
Ножками шевелИт то всё нехотя, словно заспанный,
Молвит тут ему Илья Муромец, что ж ты, Лёшенька, не признал ль ты нас?
Вот берёт Алёша свою пуда боле чем одного палицу,
Молвит тут ему Добрыня Никитич наш,
что ж ты Лёшенька не признал ль ты нас?
Вот Алёша уж со шеломом, да с кольчугою,
Слуги мерлиновы щит несут, конь есть вблизи которого.
Говорят тогда оба русских богАтыря,
Что же стало быть с тобой с Алёшей Поповичем?
Что же стало, то буде да дело давне минувшее,
Кто помянет, тому с плечи вон то да буйну голову.
Знает тут лишь один стар волшебник тут, что судьбою мне уготовано.
Молвил сие, да и размахнулся Алёша то палицей.
Лишь по небу пыхнула ярка искорка-молния.
Да всю в землю силу свою и оставила.
Как проснулся Алёша, всё не вспомнитися.
Потянулся, кости с мышцами разминаючи,
Огляделся, вот стоят добры молодцы,
Два богАтыря, яки братьями наречённые.
Подошёл, а пред ними ямища то глубокая.
Да така, что ни зги внизу и не видитися.
Молвит, что ж это други со мной приключилося?
Отвечал ему Илья Муромец положив на плечо руку весисту.
Оступился ты Алёша, да то нынче всё поровну.
Был ты сглазами околдованный в сговоре.
По вине то бишь старца скрипучего – Мерлина,
Да была ему кара небесна и уготована,
За всё доброе, сверху стало быть послана.
Схоронился нонче он, да в яму знать бывший брошенный,
Кабы уж оттуда ввек ему не сползти, да не вылезти.
Да и облику нонче теперь то он звериного.
Лишь промолвил слова сии Илья то наш Муромец,
Аж и ливень с небу полилсЯ, заколОсился,
ЗаколОсился, да в ямищу ту весь и вылился.
Ямы той все края распоясались,
Закипела вода, забурлила потоками бурными,
Три главы то вдруг над водною гладию как показалися,
Три главы так и жаром да пыхивают,
А по воде да уж машет зверь руками крылатыми,
Подивился стало быть Добрыня Никитич наш,
Уж не то ли буде старичек нами с тартарары сосланный?
Аль поправился он и хочет сделать нас с вами да босыми,
Эка напасть то на наши с вами теперече буйны то головы?
Аль по нраву ему яка лужица,
Что сидит, а на бег то не пуститися?
Ухватил то есть Добрыня то цЕпочку,
На который пускался мост Камелотовый переправою,
Надломил то есть Илья то наш Муромский,
Да ближайщую горну стало быть снежну шапочку,
Да накинул то есть Алёша сын Попьевый,
Цепь ту да на шею змею трёхглавому.
Да столкнул то Алёша камень, что и пошёл напрямик ко дну.
А от зверя лишь пузыри по воде пошли, показалися.
Так и по сей день то есть озеро змеево дикое,
День то, ночь, а зверь наровит да покажетися,
Да не сметь ему двинутися, никуда прочь ему не повадитися,
Так и топчется все близ да на привязи.
Дико озеро, что ныне носит имя Лохнесское,
Будь дурак то, туда только и сунется,
Что ж поделать, побрели и три богАтыря,
Долго ли коротко ль, вновь вернулись во Киев-град.
Как вернулись, да сперва порешили вновь пойти столоватися.
Так и повернули в харчевню да в Микулину.
Гой вы калики да перехожие так встречали их, что не нарадуютися.
Уж нашли то гроши точно в карманах последние,
Да давай стол едой да питиём наполнятися.
Уж то знал я, как есть приговаривал,
Говорил Микула, слив квас, Селянинович,
Что как есть будут трое да вовремя.
Будут вовремя наши да три богАтыря.
Опосля что ж может с вами да сделатися?
Тут зашёл под общий смех да веселие,
Княжий гнец, да шапкою и раскланялся.
Уж сподобьте вы люди честные, души добрые,