Глава 14
Они стояли на крыше небоскреба в центре Москвы. Вечерняя дымка располагалась далеко внизу, производя на смотрящего вниз впечатление, что пучок небоскрёбов не имеет конца. На другом конце пропасти, высоко над землей, располагался офис. Завтра, рано утром, туда придет симпатичная молодая девушка с вьющимися тёмно-каштановыми волосами и ярко голубыми глазами. Оставалось только подождать. Солнце опускалось за небоскрёбы, охранники пойдут проверять периметр только завтра днем. По всей крыше плотным слоем были рассыпаны серые камешки. Утопив в них аккуратный чемоданчик, Андрей положил на него голову. Тридцать четвёртый, облокотившись на бортик, смотрел за солнцем, как оно скачет по стеклянным джунглям. Солнце продолжало опускаться, небо – багроветь. Андрей, поудобней устроив свою голову на жестком чемоданчике, повернулся к напарнику. Тот не двигался. Лето в этом году выдалось теплым. Ночь подступала.
– Подежуришь?
Тридцать четвёртый не ответил. В последнее время он говорил все реже и реже.
– Тогда до семи, как обычно, – сказал Андрей, устанавливая будильник.
Андрей зевнул. Хотелось подушку помягче пластикового чемодана.
Он проснулся раньше. Тридцать четвёртый, свесив ноги, смотрел вниз, как ребенок, боящийся прыгать с большой высоты. Андрей медленно подошёл к бортику, окликнул. Он, не заметив его приближения, вздрогнул, чуть не сорвался, посмотрел на Андрея. В его тусклых глазах на мгновение, впервые за очень долгое время, промелькнула улыбка.
– Я больше не могу. Я всегда говорил себе, мол если не я, то кто-то другой, что выхода нет. Все, кому не безразлично так говорят, но вот только выход есть! Он был всегда, просто перестать заниматься этим, ладно, пусть это делает кто–то другой, но не я! Ты тоже так себе говоришь, мне хочется верить. Но всё же не надо, не говори себе так. Сам понимаешь, что вечно себя таким успокаивать не сможешь. То, что мы делаем на столько же бессмысленно настолько же и вечно. Почти все задают ей одинаковый вопрос. От колокольни не сбежать. Ты или работаешь и живешь ради неё, или не живешь вовсе. И я думаю, что сделал свой выбор…
И, не договорив, оборвавшись, не закончив мысль, не сказав последние слова, его финальные аккорды, он аккуратно, будто случайно соскользнул вниз. Через несколько секунд в дали раздался щелчок.
Андрей посмотрел вниз. Когда раздался этот звук, его передернуло. Нет, он не привязался к нему. Но что-то тёплое исходило из этого человека. Когда тридцать четвёртый коснулся земли, глаза Андрея опять немного потускнели. Это случалось каждый раз, после успешного задания или написания рапорта.
Уже было светло. На работу приходили люди. Андрей подошел к чемоданчику, открыл, быстро начал собирать снайперскую винтовку. Подойдя к бортику, он снова вкопал в камешки чемодан, аккуратно на него сел, поставил винтовку выдвижными пластиковыми ножками на бортик, на котором недавно сидел его напарник. Он быстро нашел нужный офис. Через прицел было хорошо видно, как люди выходят из лифта и идут к своим рабочим местам. «Не то, не то, не то», – бормотал Андрей, сравнивая появляющихся людей с картинкой у себя в голове. Через час появилась она. Когда раздвинулись двери лифта, Андрей даже не успел её рассмотреть. В голове просто пронеслось: «То». Винтовку дернуло. Пуля пролетела над землей, пробила красивое окно офиса и кинула назад, в лифт девушку с ярко-голубыми глазами. В квартире девушки с ярко-голубыми глазами кто-то был, кто-то очень её ждущий, но, к его сожалению, оказавшийся нужным колокольне. За разбитым окном все забегали. До него даже донесся визг. Андрей быстро разобрал и упаковал винтовку. Весь чемоданчик был измазан белой пылью. Андрей достал из штанов пачку влажных салфеток, аккуратно протер. Да, правильно было бы избавиться от винтовки, ведь на ней его отпечатки, но Андрей точно знал, что никто не будет его искать. Открыв несколько служебных дверей, пройдя несколько раз с невозмутимым видом мимо охранников, Андрей вышел на улицу.
В квартире, на облезлом диване больше не было тридцать четвёртого. Андрей сел, откинулся на его старую спинку, поставив ноутбук на колени. «А так и правило приятнее писать», – грустно подумал Андрей. Андрей писал рапорт резво и четко, смотря за растущим текстом своими тусклыми, теперь окончательно погасшими глазами. Он уже по привычке повторял выученные слова. Не потому, что они помогали, а потому, что по привычке. Но теперь, как-то не шло. Андрей продолжал механически набирать текст, но слова, слова внутри его головы больше не текли так не заметно, как музыка. Они скрипели и доносились обрывками, с задержкой, как будто кто-то давил на педали совсем не смазанного велосипеда. Он дописал в конце, что ему нужен новый напарник, а потом, когда уже было просто невозможно слушать этот скрежет, он положил ноги на диван, подмял под себя и попытался заснуть, может, хоть это поможет.
Он писал, проговаривая про себя слова. Да, было плохо, но теперь, когда вместо любимых его сердцу слов, Андрей только и мог, что выдавливать скрип. Слова помогали заглушить трепетание какой-то маленькой струнки у себя внутри, которая не должна рваться. Андрей давно все понял. Он убивает людей, убивает их из-за скуки, причём не своей. Он знал, что это не имеет смысла, что его существование тоже. После этого, когда струнка порвалась, трепетание больше не слышалось, слышалась только боль. Вот именно тогда, глаза и начали тускнеть, Андрей сам начал тускнеть, терять ко всему бессмысленному интерес, а бессмысленным было все. Ведь смысл имеет только сама жизнь. А что за жизнь у него. Рано или поздно, когда это случится, когда он потеряет интерес ко всему, он пойдет за тридцать четвёртым, может то место, куда он отправился имеет смысл.
Глава
15
Мужик колол дрова. Пивное пузо стягивала старая белая майка, мокрая от пота лысина сияла на ярком солнце. После очередного взмаха топора, мужик сел передохнуть на шину, стоящую на траве. На маленьком участке, заваленным всяким барахлом, стояла старая изба. Мужик, вытер пот со лба, пошел в своё жилище. Очень хотелось пить. В избе была только одна комната. Он подошел к большой, занимавшей половину комнаты русской печке. На ней стояла пустая кастрюля. Воды не было. А мужик больше не мог терпеть, жажда драла горло. Уже начинало подташнивать. Он взял стоящее в углу ведро и вышел на главную улицу их деревеньки. Жарко светило солнце. По пыльной дороге дед отправился к реке. Через пару минут он миновал деревню, проплыл последний дом. Всё побережье реки заросло высокой травой. Мужик подбежал к чистой холодной речушке, умыл лицо. Холодная вода затекала в рот, было хорошо. Медленно зачерпнул воды. Ведро было тяжелым, ручка резала пальцы. Но холодная вода, булькающая в желудке, помогала. Из деревни послышались крики. Бахнуло ружьё. Мужик, уронив ведро, рванул на шум. Бежать было трудно, лёгкие уже начинали гореть, когда он подбежал к крайним домам. Их маленькая деревня имела только одну улицу. На ней толпились люди. Среди знакомых лиц, явно выделялись чужие. Они все были одеты в гражданское, за плечами оружия не было. Но при этом на центральной улице на коленях стояла почти вся деревня. Руки были перетянуты пластиковыми жгутами. Среди неизвестных были и парни, и девушки, все разных возрастов и телосложения. Лишь одно их всех объединяло. У всех кое-где выглядывали одинаковые татуировки. Один из них посмотрел на него. Он, обомлев, не заметил, что слишком заметно выглядывает из-за дома, к которому подбежал. К нему приближались двое. Мужик, ринулся прочь, обратно к берегу. Между ними было метров 50. Расстояние сокращалось. Мужик интуитивно бежал к прибрежной траве. Возможно, она и смогла бы его укрыть, только за несколько метров до призрачного спасения, за его ногу зацепилось что-то холодное, склизкое и чертовски сильное. Он на полном ходу шмякнулся о прибрежный песок. От жесткого удара его приглушило. Нечто склизкое и холодное отпустило его ногу. Его грубо подняли. Быстро стянули руки пластиковой стяжкой, повели к деревне. У женщины, которая вела его справа, рука испускала черный дымок. В центре деревни стоял человек. Из-за рукавов выглядывали знакомые татуировки. Его глаза были мертвыми. Мужика кинули около его ног. Он подтащил его к группе людей, прицепил его к ним. Люди испуганно шептались, плакали дети.
– Это последние?
Андрей пожал плечами. Окликнувший вздохнул, крикнул: «Ладно, начинаем транспорт». К каждой отдельной группке связанных подошел чужой. Они, схватившись за пленников, аккуратно вспарывали себе горло, туман обвивал их тела и их пленников. Люди боялись кричать. Кто-то, помимо детей тихо плакал. Через несколько секунд осталась только группа Андрея. Тот стоял. Никто не решался ничего сказать. Андре быстро подошел к первому. Хлипкий занюханный парень, зажмурившись, попытался вжаться в засохшую от жары грязь улицы, провалиться сквозь землю. Но Андрей лишь разрезал жгуты, грубо поднял его на ноги. Когда все были на ногах и смотрели на него, он молча последовал за своими спутниками.
Подземелье инквизиции не изменилось. Всех узников построили около стены туннеля. Стражники оперативно разводили их по камерам с одинокими железными столами. «А где твои?», – спросил кто-то. Андрей молча направился к старейшине. Набор звуков в подземелье не изменился: Крики, жужжание электрических ламп, скрип несмазанной колонны ведер с кровью под потолком.
– Почему я не мог просто уйти?
– Взяв частичку колокольни однажды, несешь её вечность. Она устанавливает правила. Это частичка, все слышит, все понимает, всегда удерживает. Татуировки – не оружие, не бальзам, консервирующий твое тело, это поводок. Символично, не правда ли?
Глаза Андрея снова ожили. Он уже давно ничего не желал.
– Так ты точно хочешь уйти?
– Да.
– Ну тогда давай посмотрим.
Старейшина ничуть не изменился. Он также быстро встал, взял знакомую книгу, начал листать.
– Причина ухода?
Андрей на секунду растерялся. Вспомнились последние слова тридцать четвёртого.
– Я больше не могу.
«Он больше не может», – аккуратно вывел старейшина, сев на железный стол, аккуратно положил книгу рядом. Серьёзно посмотрел на Андрея. «Слишком много дискуссий такого рода я провел, – сказал старейшина, – мне не очень интересно, почему ты здесь, моё дело простое. Сверху находятся миры, ниже – чистилище. Оно «чистит» память, поднимает человека опять на верх, к мирам, он получает новое тело, умирает, снова проваливается вниз. Это есть система. Внизу расположена колокольня, у неё есть дар: сила и разум. А её проклятье – скука. Она умеет нарушать механизм чистилища, вытаскивать и кидать людей, куда ей захочется, но это тоже быстро надоело. Тогда она придумала свою систему. Мы – её часть. Кто-то обслуживает главный мир, то есть этот, кто-то меняет другие миры, как ей хочется, а кто-то всем этим руководит. Единственный способ выйти из этой системы – падать дальше вниз. Это все.
Старейшина улыбнулся. Андрей улыбнулся в ответ. Он с улыбкой провалился вниз. На солнечном острове чистилища с губ Андрея не спадала улыбка. Он провалился дальше, сквозь плотный лазурный океан. Он стоял на самом краю крыши самолета. Внизу, в своем маленьком сундуке, сходя с ума от скуки в ожидании нового поручения колокольни, спал загадочный пилот. Но он больше не интересовал Андрея. Его интересовало другое. Андрей снова начал выдавливать из своих рук клинок. На шее образовалась глубокая борозда. «Я хочу задать вопрос, зачем это, зачем отпускаешь?». «Замена кадров», – донёсся из далека колокол. Не было понятно, был ли этот разговор внутри его головы, или же колокол правда вывел слова. Андрей не стал смеяться. Смешно не было. Всплеск вечно бушующего океана никто знаменовал конец. Самолет, сбросивший с себя надоедливую ношу, радостно закачался на воде.