Забвение

Комната вторая

Тьма вновь поглотила меня. В этот раз не было столь томительного ожидания и тревоги. Только любопытство. Словно я сижу в тёмном кинотеатре и жду, когда же начнётся кино. Самый интересный фильм. Фильм о моей жизни.

Жёлтое свечение начинает кружиться вихрем, заворачивая пространство в спираль. Меня подхватывает приятный тёплый торнадо и отправляет в мозг к самому себе.

Я появляюсь посреди какой-то полемики. Подростки о чём-то спорят, и их лица кажутся знакомым. Точно, это Лёха, тот которого я спас. Парень возмужал, оброс рыжей щетиной. Сколько ему сейчас: шестнадцать, восемнадцать?

Лёха что-то говорит, но я почему-то не слышу. Вижу, как его пухлые губы двигаются. Он что-то доказывает и ожесточённо машет руками.

Слева стоит Денис – смуглый парнишка, худой и высокий, как пугало в огороде. На нём и вещи висят, как на пугале из веток.

Справа стоит Вова. Тот самый Вова, который в детстве присвоил мою победу над страхом. Он стал ещё больше. Зелёная футболка в обтяжку. Он нервно курит и бегает взглядом с одного на другого. Облокотился о стенку какого-то ларька, тянет сигарету и только взглядом бегает.

Наконец-то до меня начали доходить звуки:

– …надо вломиться к ним, найти этого лысого чёрта и начистить ему лысину! – почти кричит Лёха.

– Ты знаешь, где он живёт? – спрашивает Денис.

– А ты к нему в дом полезешь? – тут же парирует Лёха и продолжает наседать. – Надо вломиться к ним в село или на их дискотеку и найти его. Либо выследить где-то в одиночку.

– Выследить сложно будет, – говорю я, и огрубевший голос непривычно режет слух. – Даже если выследим, то это будет день. Надо бы ночью… Легче всего, конечно, на дискотеке его поймать, но там местных много. Можем и сами отхватить.

– Можем, – как бы сам себе говорит Вова. – Ещё как можем.

– Что вы начинаете? – недовольно бубнит Лёха и закуривает. – Славу они поймали у нас на дискотеке и там же нахлобучили, это никого не удивляет. И не вступился ведь никто.

– Меня тогда там не было, – тут же оправдывается Вова.

– Да знаем мы, что тебя там не было. Там и нас всех не было. Короче, пацаны, я уже устал говорить. Если мы не отомстим за Славу, то они почувствуют себя совсем вольно. А нам это не надо.

Мы переглянулись.

– И? – озвучил я общий вопрос.

– Надо ловить.

– Может, стрелку забить?

– Ага, чтобы и нас там всех забили, – смеётся Денис и чуть ли костями не трясёт.

– Надо забивать по-правильному. Не на их территории. Где-то на нейтральной.

– Да не приедут они, – говорю я и прошу у Лёхи сигарету.

– Естественно, не приедут. Мы бы тоже вряд ли поехали.

– Значит, ловим у них на дэнсе? – спрашиваю я.

– Значит, ловим, – поддерживает Лёха.

Денис, молча, кивает, давая понять, что согласен.

– Ловим, – присоединяется Вова.

После того как пацаны утрясли основную проблему, разговоры пошли на отвлечённые темы. Обсуждали девочек. Из этого разговора я понял: Катя так никому и не досталась, а я по-прежнему её люблю. Потому что, только я услышал её имя, сердце дало сбой, словно в аорте мелкий камушек застрял.

К вечеру мы разошлись.

Я вернулся в комнату, где не многое поменялось с прошлого визита. Разве что учебников стало меньше и не было больше герани на подоконнике. Зато коричневые шторы всё так же плотно закрывают окно. На полке несколько стопок книг. И в этой мешанине макулатуры гордо красуется кубок по шахматам в виде золотой ладьи. А на кубке висят медали. Много медалей: лёгкая атлетика, футбол, волейбол. Но больше всего медалей со сгорбившимся лыжником. Шкаф с повисшей на одной петле дверцей всё так же стоит у стены. Разве что кровать стала другая, и со стены сняли узорчатый ковёр, в который я так тщательно всматривался в детстве.

На кухне я увидел отца. Точнее, его фото с чёрной ленточкой в нижнем углу. Широколицый, с высоким лбом, взгляд суровый, а губы поджаты, словно обижен на кого-то. Он умер совсем недавно, потому как рядом стоят свежие цветы и лампадка.

Та женщина, которую я видел в детстве, изменилась до неузнаваемости. Она располнела. В пышных волосах появились пряди седины, а у глаз морщины раскинули паутину.

– Где был?

– Да с пацанами у Лесного стояли.

– И что вас тянет к этому ларьку, – недовольно бурчит мама. – А ну-ка дыхни… Ты снова курил?

Я промолчал.

– Подойди ближе.

– Мама, что ты начинаешь?

Мать встаёт со стула и направляется ко мне. Я отворачиваюсь, но она всё равно чувствует запах никотина.

– Кирилл, ну сколько можно тебе говорить, чтобы ты не курил.

– Да я всего пару затяг.

– Пара или не пара. С пары затяг всё и начинается. Не успеешь опомниться, как уже по две пачки будешь выкуривать, как твой отец, – и она с любовью смотрит на фото. – Обещай мне, что больше не будешь.

– Не буду обещать.

– Почему?

– Врать не хочу. Ты же знаешь, что я всё равно буду курить.

Мать смотрит на меня глазами, полными жалости и сожаления.

– Не справиться мне с тобой одной. Был бы жив отец, может быть, чего бы из тебя и сделали. А так… – она продолжает смотреть на меня, затем машет рукой и уходит в другую комнату.

Вечером я сажусь за книгу. Но чтение не идет. Всякие мысли лезут в голову. Странные мысли. О том, что же случилось между Славой и этими местными. О Кате. Но о ней почему-то думаю как-то вскользь, мимо. Как будто рикошетом задеваю мыслями и лечу к другой проблеме.

Отбрасываю книгу и подхожу к шкафу.

Открываю дверцу и из-под вороха тряпок достаю круглую металлическую коробку с печеньем на картинке. Обычно в таких коробках хранят принадлежности для шитья, но у меня тут хранятся деньги. Все деньги, сэкономленные мной за последнее время. Я открываю коробку и с ювелирной осторожностью достаю пачку банкнот с изображением Ленина.

Крупные купюры лежат снизу, мелкие сверху. Для успокоения души я пересчитываю и прикидываю в уме, а сколько же мне ещё надо, чтобы наконец-то купить своего двухколёсного коня. Ведь самые модные пацаны уже давно гоняют на мотоциклах, а я за рулём сидел всего пару раз. И проехал в своей жизни не больше ста метров.

Я всем говорю, что мне техника не интересна легко обхожусь без мотоцикла. Но всегда, когда я это говорю, что-то тяжёлое колит внутри. Словно совесть втыкает иголки в сердце со словами: зачем ты врешь? Ты же хочешь мотоцикл, просто у тебя нет столько денег. Зачем врать? Зачем?

И я терплю эти уколы, но продолжаю настаивать на своём, мол, мне это не надо. Я легко обхожусь и велосипедом. Даже таким старым и трухлявым, как мой. И буду продолжать это говорить либо пока не куплю, либо пока сам не поверю в свою ложь.

Но мне осталось ждать недолго. Каких-то пару месяцев ещё подкопить, и дело в шляпе. А если устроюсь на подработку, то и того быстрее.

Перед тем как спрятать деньги, снова пересчитываю и довольный убираю коробку под ворох тряпья. И зачем я, собственно, прячу так тщательно? Будто мама будет покушаться на них. Она же сама мне и даёт деньги, чтоб себе купил что-то. А я, пуская слюни, смотрю на одноклассников, крепко сжимая в кармане мелочь, и уговариваю себя: я не голоден, я не потрачу, я вытерплю. Приду домой и поем. Не в первый раз…

Но осталось недолго.

Я заваливаюсь на кровать, закидываю руки за голову и погружаюсь в мечты. Туда, где я лечу на ярко-красном мотоцикле по полю. За мной поднимаются клубы пыли. Мимо высокие колосья от бешеной скорости сливаются в однородную жёлтую массу, как на картине художника.

Тёплый ветер играет в волосах. Я крепко держу руль и кручу ручку газа. Чувствую, как подо мной вибрирует двигатель, и эта приятная вибрация передаётся всему телу.

Съезжаю с поля на асфальт и через несколько сот метров попадаю в родное село. Проезжаю мимо главного перекрёстка. Проезжаю мимо школы, где много пар глаз с завистью смотрят на меня. Долетаю до Лесного, где собралось много друзей и знакомых. Как ни в чём не бывало паркую своего коня и, естественно, не слезаю с мягкого кожаного сиденья. Красный бак отсвечивает и кидает солнечные зайчики. Полированные и хромированные детали искрятся новизной.

Я достаю пачку сигарет, закуриваю.

Ко мне подходят и задают резонный вопрос:

– Это твой?

И вот он, мой подготовленный ответ:

– Естественно.

Всего одно слово. Не больше и не меньше. И этим словом я скажу всё.

Наверняка рядом с Лесным будет и Катя, которая также будет смотреть на меня и желать, чтобы я прокатил её с ветерком.

А потом, когда она согласится, мы поедем на природу, и, быть может, там чего и выйдет…

Мечты заставляют улыбнуться. Я лежу с закрытыми глазами. Так и засыпаю с закинутыми за голову руками.

На следующий день утром иду навестить Славу, а заодно и расспросить, из-за чего всё началось.

– Как обычно, – отвечает Слава и трёт распухшую щёку, – всё началось из-за бабы.

– Отбил что ли?

– Да нет, не отбил. Просто увидел красивую девушку, подошёл к ней. Завязался разговор, она сказала, что любит Ремарка, я ответил, что тоже без ума от него. Кстати, кто такой этот Ремарк, чтоб в следующий раз не провалиться перед ней?

– Это писатель. Немец. Писал про Первую и Вторую мировую.

– Хм… Прикольно, буду знать. Ну, короче говоря, мы стоим, болтаем, и тут ко мне подходит парочка местных. Типа, давай в сторонку отойдём, побеседовать надо.

– А ты, дурак, и отошёл, – говорю я, разглядывая бугристое от побоев лицо Славы. Фингал уже не такой пурпурный и тёмный, как был день назад. Глубокая ссадина на лбу затянулась твёрдой коркой. Слава снова трёт щёку, сверкая разбитыми костяшками на кулаках.

– Конечно, отошёл, – удивлённо говорит он. – Я догадывался, зачем они меня зовут, но мне не хотелось перед девушкой в пыли валяться.

– Надо было по тапкам дать.

– Этого тоже не хотелось. Если уж выбирать, что лучше, то лучше в пыли поваляться, чем сбежать.

– Зато был бы цел.

– Я и так цел, – спокойно говорит Слава. – Ещё дня три, и всё пройдёт.

– Короче, – прерываю я Славу. – Мы тут с пацанами поговорили, и решили, что надо бы нам отомстить за тебя.

– Это правильно, – довольно улыбается он, демонстрируя сколотый передний зуб.

– Правда, мы ещё не решили, как отомстим. Либо его одного будем пасти, либо толпой приедем и разгоним всю их шоблу.

– Честно говоря, я бы хотел сам с ним разобраться, – как бы стесняясь, говорит Слава. – Остальные у него, как шакалы, рядом бегали и держали меня. Бил меня в основном только лысый. Я бы с ним один на один вышел. Поэтому, наверное, лучше пасти.

– Подожди, – сказал я, чувствуя, как в голове зреет коварный план. Слава хотел что-то добавить, но я вздёрнул руку и оборвал его, боясь спугнуть мысль. – Делаем так. Приезжаем к ним толпой на дискотеку, ловим этого лысого, и ты при всех вызываешь его один на один. Ему будет неудобно опуститься перед знакомыми, поэтому он согласится. А дальше дело техники… Как тебе?

– Голова, – похвалил Слава и опять сверкнул сломанным зубом.

– Так и сделаем.

Субботним вечером мы отправились в соседнее село.

Ехали на старенькой «семёрке». За рулём был Вова. Я сидел сбоку от него, а сзади, свернувшись и скрутившись, сидели ещё четыре человека. В машине было накурено. Бедная «семёрка» плевалась и кашляла на каждой горке. Сзади нас плелись два мотоцикла, вроде бы «Иж» и «Восход». На обоих было по три человека. Даже сидя в машине, я слышал, как истошно работает техника.

Фары высвечивали просёлочную дорогу. Долго петляли между деревьев и полей, прежде чем выехали на асфальт. Показались огоньки домов.

Настроение было приподнятым. Я бы даже сказал, весёлым. Словно не в опасное место едем, а на какой-то праздник. Шутили, смеялись. Представляли, как расправимся с местными и поставим их на место.

Вова курил и на повороте уронил бычок под ноги. Едва всех нас не угробил, когда машину занесло и поволокло в кювет. Вырулили, выжили.

И всё такие же довольные поехали дальше.

Ближе к деревенскому клубу услышали музыку.

Остановились немного, не доезжая, чтобы не спугнуть жертву. Вывалились из машины, размяли затёкшие конечности и гурьбой повалили ко входу.

– Вы двое, – сказал я незнакомым парням, – будете стоять здесь и никого не выпускать. Если будут ломиться, просто закрывайте двери и держите. Мы войдём и найдём там этого упыря.

Я почувствовал, как адреналин начинает поступать в кровь. Сердце дробью колотится в груди. Я осмотрел своих товарищей. Взгляды изменились. Стали более настороженными и цепкими. Но настроение всё такое же веселое.

Только вышли на свет, нас тут же обступили местные. Они расступались перед нами, как глыбы льда перед ледоколом. Одним мощным клином мы протиснулись к широкой деревянной двери, где стояла билетёрша.

– Ваши билеты! – сказал она и посмотрела на нас.

– Мы туда и обратно, – ответил я и вошёл в клуб.

Она выставила руку, преградив путь.

– Нам надо поговорить с одним человеком! Мы туда и обратно! – перекрикивая музыку, твердил я.

– Без билетов запрещено.

Я взглянул на неё сверху вниз и легко убрал руку. Она что-то ещё кричала вслед, но я не слышал.

Мы так же, массивным клином, как римская когорта, ворвались в зал, где танцевал народ. Разноцветные фонарики сверкали под потолком. Музыка долбила с такой силой, что я чувствовал вибрацию в груди.

Тёмное, заплёванное помещение встретило нас враждебно. Одиночки, курившие по углам, вздрогнули и начали за нами наблюдать. Девушки тут же пошли к выходу, почуяв недоброе.

Интересно, подумал я, эти два пацана, которые остались у входа, додумаются выпускать девушек или нет?

Увидев, как очередь убывает, понял, что пропускают. Оно и лучше. Меньше будет криков и соплей.

Нас было десять человек и двое снаружи. Но мы были одним мощным кулаком, что сразу обескуражило и напугало местных. Изредка, когда свет ярко моргал, я успевал замечать испуганные лица парней. Малыши смотрели с любопытством, а парни нашего возраста глядели со страхом.

– Вон он! – ткнул пальцем Слава, и мы, как единый организм, повернулись к компании из пяти человек.

Лысого я узнал сразу – он был реально лысый. И голова его блестела от ярких вспышек светомузыки.

– Пойдём выйдем! – прокричал я этой компании, и мы, не боясь, повернулись к ним спинами.

– Я же говорил, что мы ненадолго, – сказал я билетёрше.

На улице собралось много народа. Можно сказать, тут собрались все. Нам же лучше.

Мы встали друг напротив друга. Зеваки и те, кто любит посмотреть местные бои, обступили по кругу.

– Короче, – начал я без лишних прелюдий. – На прошлой неделе был не очень правильный и не очень хороший инцидент. Надеюсь, вы помните его? – обратился я к Лысому и указала на Славу, который ступил шаг вперёд.

– И? – довольно борзо ответил Лысый.

– Вас было трое, он был один. Тебе кажется это правильно? Это по-мужски? Это по-пацански?

– А чо он забыл у нас? – Лысый продолжал гнуть свою линию.

– Не знаю, что он тут забыл, но мы приехали напомнить вам о нас. – Я кашлянул, прочистил горло и начал говорить довольно громко: – Вас было трое, но ты был самый борзый. Давай теперь один на один. Как мужик с мужиком.

– С тобой что ли? – спросил Лысый и взглянул на меня исподлобья.

– Не со мной, с ним.

– И никто из ваших не влезет?

– Никто! – подтвердил я.

– Базаришь?

– Да. Один на один, как и полагается нормальным пацанам.

Лысый испугался. Это было легко заметить. Он начал судорожно бегать глазами по зевакам, словно искал поддержки. Но те, в свою очередь, стыдливо отводили глаза в стороны.

– Один на один? – ещё раз спросил он.

– Да.

– До какого состояния?

– В смысле? – я действительно не понял вопроса.

– Ну, там… до победы. Насмерть. Пока не отключится.

– Может, тебе ещё до первой крови подраться? – насмешливо спросил я и услышал, как пацаны за мной прыснули.

– Ага, до первого попадания по лысине… – добавил кто-то, и смех продолжился.

Я видел, как Лысый мнётся. Вряд ли он боялся того, что мы влезем в драку, если Слава будет проигрывать. Скорее он боялся самого Славы, у которого чесались огромные кулаки и месть будоражила кровь.

– Ну так что? – не выдержал Слава и подошёл к нему вплотную.

Он был на добрую голову выше Лысого. Но тот был плотнее. Он стоял, как бык на привязи. Подбоченился. Втянул голову в плечи. Выдвинул челюсть и без конца зыркал по сторонам.

– Давай, – решительно сказал Лысый. – Где?

– Да хоть здесь, – ответил Слава, осматривая ступеньки клуба.

– Здесь не надо, – выступил я. – Отойдём за клуб.

Мы шли первые, а за нами, всей бесчисленной гурьбой двигалась дискотека.

За клубом оказалась огороженная площадка с ярким прожектором, словно специально для боев.

– Здесь, – ткнул я пальцем и отошёл в сторону.

Толпа тут же сделала живой ринг, окружив двух человек.

Слава снял толстовку и отдал мне.

– Тут асфальт, – резонно заметил я, намекая, что в толстовке будет не так больно валяться.

– Гонишь что ли, – удивлённо сказал он, – мне её мамка на прошлой неделе только купила. Прикинь, что она скажет, когда я вернусь в дырках.

Слава остался в футболке.

Лысый последовал его примеру и стянул с себя облегающую олимпийку.

Два бойца стали в стойки.

Бой начался.

Около минуты они скакали друг напротив друга, как шаманы перед костром. Делали короткие выпады, тёрли кроссовками твёрдый асфальт. Предпринимали кое-какие атаки, но до реального дела не доходило.

Затем, в какой-то момент, я даже не успел заметить, когда, Лысый пошёл в атаку и тут же напоролся на встречный кулак. Пошатнулся, но на ногах устоял. Слава постарался его оттолкнуть, чтобы нормально замахнуться и закончить дело раз и навсегда, но Лысый вцепился в него как клещ. Он обхватил его руками, поддел ногой и повалился на Славу.

Тут я понял, что Слава оказался в не очень выгодном положении. Ему бы держать дистанцию и бить издалека, а не валяться в пыли с этим бычком.

Толпа сразу забурлила, когда Лысому удалось дотянуться кулаком до челюсти Славы. Затем ещё и ещё…

Он бил быстро и довольно тяжело. Некоторые удары шли мимо, раздирая костяшки пальцев об асфальт.

Через минуту Слава обливался кровью, и мне было не ясно, его ли это кровь или от сбитых костяшек Лысого.

В какой-то момент Слава перехватил инициативу, перевернул Лысого на спину и, восседая на нём, как на необъезженном жеребце, начал молотить руками. Лысый закрывал голову и извивался, как пиявка в солёной воде.

Толпа шумела.

Я и сам не заметил, как начал дико орать, подбадривая Славу и посматривая по сторонам, чтоб никто не вмешивался в честный поединок.

Лысый ухватил Славу за руку и прижал её к своей груди.

Вначале я не понял сути этого движения. Ведь у Славы одна рука оставалась свободной, и он мог если не нокаутировать ею, то уж насовать этому Лысому мог вдоволь. Но, когда до наших ушей донёсся истошный вопль Славы, причина стала ясна.

Лысый вцепился зубами в палец Славы, продолжая закрывать голову от ударов.

В тот момент я испытал нерешительность. Вроде бы приём нечестный. Но ведь мы и не обговаривали какие-то правила. Я оглянулся на пацанов, но они не заметили этого. Они как загипнотизированные смотрели на двух валяющихся в пыли парней.

Пока я размышлял, вмешиваться или нет, Слава нашёл выход. Он больше не бил свободной рукой. Он нащупал лицо противника и со всей силы надавил на глаза.

Лысый, как та самая ворона из басни, раскрыл рот, чтобы крикнуть от боли, и тем самым освободил окровавленный палец.

Как только Слава почувствовал, что обе его руки свободны, он начал молотить как мельница. Руки летали с невиданной скоростью. Лысый закрывался, выставлял локти и продолжал ёрзать под худым телом Славы, но это не помогало. С каждой секундой движения его становились медленнее.

Я вновь обернулся на пацанов: они, как мне показалось, не видели ничего вокруг.

В этот раз я принял решение и вмешался.

Прыгнув на Славу сзади, я зажал его руки и попытался оттащить. Пацаны подбежали, и мы уволокли Славу от едва двигающегося Лысого.

Хоть он и худой как спичка, но мощи в нём как в быке. Втроём, мы едва справились.

Слава орал, рвался в бой…

– Сука… Он мне палец откусил! – кричал он и всё-таки дотянулся ногой, чтобы ещё разок отвесить увесистый пинок.

Когда он немного успокоился, я подошёл к Лысому, проверяя, насколько всё плохо.

Обмякший парень, в крови и пыли, сжимал руками голову и стонал. Этого мне вполне хватило для диагноза: не умер, и на том спасибо.

– И так будет с каждым! – довольно громко и пафосно заявил я толпе. – Кто будет вести себя не по-мужски.

Гордые и счастливые мы пошли обратно к машинам.

– Кофту забыл! – дёрнулся Слава и ринулся обратно.

– Она у меня, – задержал я его.

– Дай…

– Вытрись сначала.

Слава на ходу вытер окровавленное лицо футболкой.

Нет, всё-таки там была и его кровь. Рассечение над глазом тут же заполонялась новой порцией крови, и тонкая струйка прокладывала путь до подбородка.

– Поехали, дома помоешься.

В тот вечер мы возвращались, но не домой. Мы отправились на свою родную дискотеку, где нас встретили как героев.

Потом пошли в бар, где пили. Пили сильно и много. У Славы был специальный стакан, полный водки, куда он периодически макал палец, и каждый раз, сжимая зубы, говорил:

– …как же жжёт.

Кто-то в итоге потом выпил эту водку, но это было уже под утро.

Мы отпраздновали победу, в основном поднимая тосты за Славу и за дружбу. Чтобы при любом кипише мы смогли собраться вместе и надавать нашим противникам по зубам:

– …и выдавить им глаза, – улыбаясь, добавлял Слава.

А уже на следующий день мы узнали, что он оказался в ментовке.

Этот лысый паршивец утром снял побои и написал заявление. Что-что, а этот жест считался для нас самым низким и подлым. Мы никогда не привлекали власти.

Влез в передрягу – разбирайся сам. Не можешь сам – зови друзей. Но власти – никогда.

В тот же день я пошёл к Славиной матери, тёте Ане. Она знала меня с детства и любила так же, как все матери любят хороших друзей своего сына. Но в этот раз она встретила меня холодно. Точнее, не холодно, а очень даже горячо. Короче говоря, у меня не получилось с ней поговорить, так как она начала кричать. Кричать о том, что мы портим её сына и что из-за нас он оказался в ментовке. Конечно, в её словах была часть правды, но больше обиды и отчаяния.

В лучшем случае Славе грозило около года заключения, в худшем – до трёх.

Мне не удалось узнать, можем ли мы чем-то помочь.

– Спасибо! – прокричала мне вслед тётя Аня. – Помогли уже.

Я бы и не узнал, если бы не встретил по пути домой отца Славы, дядю Толю.

– Я извиняюсь, – первым делом сказал я.

Было видно, что дядя Толя с удовольствием бы повёл себя, как его жена. Накричал бы на меня, обвинил бы во всём друзей и вышвырнул меня за шкирку. Но он сдержался.

– Что там? – коротко спросил я, боясь смотреть ему в глаза.

– Ничего хорошего. Менты говорят, что Слава попал по полной. Там у пацана что-то с глазом стало. То ли совсем ослеп, то ли часть зрения потерял. Плюс сотрясение, синяки, ссадины… Короче, всё разом.

– А мы можем чем-то помочь?

И в его взгляде я увидел слова тёти Ани: «Помогли уже. Хватит с вас».

– Чем теперь поможешь. Теперь остаётся только ждать и надеяться, что не дадут максимальный срок. Хотя и это глупо. Говорят, у этого пацана есть какой-то мент знакомый, который вряд ли спустит это на тормозах.

Дядя Толя по-отцовски похлопал меня по плечу и, не попрощавшись, ушёл.

В тот момент меня распирали обида и чувство беспомощности.

Ведь Слава не виноват. Мы, конечно же, отомстим за него в любом случае, но ему от этого вряд ли будет легче, сидя на каких-нибудь нарах в каком-нибудь захолустье.

Не знаю, что мной двигало и что придало мне уверенности, но я встал и целенаправленно пошёл к Вове.

– Выводи своего коня, и поехали! – сказал я ему.

– Куда? Зачем?

– Давай вылезай из своей берлоги. Поехали, Славу будем выручать.

– Куда? – округлил он глаза.

– В город поедем.

– У меня даже прав нет. И документов нет. Сейчас ещё и нас загребут.

– Поехали! – довольно грубо сказал я.

– Нет, – твёрдо ответил Вова и скрестил руки на груди.

Он оглянулся на окно, не смотрит ли кто из родителей, затем спрятался за забор и достал сигарету.

– Кирилл, я очень хочу помочь Славе, но сейчас мои родоки на взводе и следят за мной, как за преступником. Они меня точно не отпустят в город. Они и так, скрипя зубами, смотрят на то, как я мотик выкатываю.

– Ты не поедешь, потому что не хотят они или не хочешь ты? – спросил я прямо.

– Они! Ты же знаешь, я бы помог.

Я задумался и через минуту выпалил:

– Тогда дай мотик мне.

– Тебе?

– А чего…

– Ты же даже ездить не умеешь.

– Научусь.

– Блин, ты сам, что ли, хочешь разбиться? Или хочешь, чтобы его менты забрали?

Я взглянул на курящего Вову и сказал:

– Спрашиваю в первый и последний раз. Дашь мотоцикл или нет?

Вова словно испугался. Жадно втягивал остатки сигареты и боялся посмотреть в глаза.

Я молчал. Стоял над ним и молчал.

И молчание это тянулось довольно долго. В какой-то момент я уже был готов повернуться и уйти, но Вова сказал:

– Ладно… Только давай минут через пятнадцать, чтобы не спалиться. Там как раз сериал начнётся, и родоки будут смотреть. Я выкачу сюда…

– Точно?

– Да. А пока давай типа попрощаемся под окном, чтоб видели, как ты уходишь.

Он встал, мы демонстративно встали напротив окна и так же демонстративно пожали друг другу руки.

Пятнадцать минут растянулись на полчаса. Или, быть может, дольше.

Сгорбленный, Вова выкатил мотик и со щенячьими глазами отдал мне. Он даже раскраснелся весь, и на лбу выступила испарина.

– Только трогайся не здесь, – сказал он, ловя дыхание и вытирая футболкой пухлые, мокрые от пота щеки. – Откати хотя бы до Пустоваловых. Надеюсь, там родоки не услышат. Давай, удачи. Я пошёл.

Я откатил мотоцикл за несколько дворов и остановился.

А ведь Вова был прав. Водить-то я не умею. Я даже толком не знал, как завести. Дёрнул ножку, но мотоцикл не отозвался привычным урчанием. Не закашлял, не захрипел.

Я вспомнил, что включают какой-то тумблер перед тем, как дёргать ножку. Иногда ещё снимают шланг и что-то там подсасывают, но это потом. Мне бы хоть тумблер найти.

Спустя пару минут я нашёл заветный рычажок под сиденьем, и в следующий раз, когда я дёрнул ножку, мотоцикл начал урчать. Нет, он не завёлся, но подал признаки жизни.

Минут пятнадцать я провозился с этим аппаратом. Наверное, я провозился бы ещё дольше, если бы не дед Мишка, который помог выдрать нужный шланг, продуть и что-то там подкачать в карбюраторе.

– Спасибо! – поблагодарил я его, перекрикивая работающий двигатель.

Когда я стоял перед мотоциклом и не знал где тумблер, мне казалось, что стоит его найти и включить и у меня всё сразу получится. Но, найдя тумблер, я не смог подкорректировать карбюратор.

И вот теперь, когда мотоцикл вибрирует и урчит, я не знаю, как на нём ехать.

Несколько раз он глох, не успев сорваться с места.

Дед Миша заметил мои попытки и на пальцах растолковал, что и как надо делать.

Тонна информации о сцеплении, передачах, тормозах и поворотниках свалилась на меня в один миг.

Но с помощью всё того же деда Миши мне удалось тронуться. И этого хватило, чтобы стать капельку счастливее.

Со временем, не сбавляя скорости и даже ни разу не останавливаясь, я научился правильно переключать передачи. Я осознал, что мы с мотоциклом стали одним целым. Я чувствовал, как он дрожит подо мной. Ощущал всю его мощь.

После мне было немного стыдно за свои чувства: я наслаждался ездой и свободой в тот момент, когда Слава сидел в ментовке. Но я не мог этого не испытывать. Сбывались все мои мечты о мотоцикле. О том, как мне будет круто. Как тёплый ветер будет обдувать на скорости. Как люди буду смотреть на меня, когда я на бешеной скорости проношусь мимо них. Всё это сбылось. Счастье было в каждой клетке моего тела.

Я уже точно знал, что куплю своего собственного железного коня.

До города домчался быстро. Там же было немного страшновато из-за движения. Конечно, наш районный центр не столица с её обилием машин, но всё же. У меня и два перекрёстка подряд вызывали осложнение и страх проехать неправильно и угодить в аварию.

Обошлось…

Я нагло припарковал мотоцикл без документов у ментовки и, не имея прав на его управление, пошёл к дежурному.

Вежливо попросили подождать. Я ждал. Двадцать минут, тридцать, час…

Ждал долго, прежде чем вышел мужчина в пиджаке и пригласил в кабинет:

– Ну, что нового скажешь? – сказал он и указал на кресло.

– Слава не виновен.

– Это не новое, – усмехнулся он.

– Я был там и могу дать показания.

– Показания уже собраны. Да и дело яснее некуда, так что ты зря такой путь проделал.

Я сидел в кресле, не зная, что делать. Я чувствовал скованность и даже страх перед этим человеком. Перед тем, кто так легко решает судьбы людей, не вникая в подробности дела.

– У тебя ещё есть что сказать? – спросил мужчина и уткнулся в бумаги.

– Да. Слава виновен, – неожиданно для самого себя выпалил я.

– То есть как? – он оторвал удивлённый взгляд от стопки бумаги и, улыбаясь, посмотрел на меня. – Значит, ты лгал минуту назад?

– Да. Слава виновен. Виновен по всем статьям. Виновен потому, что отмудохал того Лысого. Виновен, что учинил драку. А также виновен в том, что за неделю до этой драки его била компания во главе с Лысым…

– …потерпевшим, – поправил мужчина и рукой указал продолжать.

– …компания во главе с потерпевшим. Их было три или четыре человека, а Слава был один. Они сильно избили его и бросили под окнами клуба, где он пролежал до утра, весь в крови и ссадинах. Естественно, мы решили, что это дело нельзя так оставлять.

– А чего же к нам не обратились?

Я боялся этого вопроса. Знал и был уверен, что он прозвучит, но внятного ответа не придумал. Придётся выкручиваться.

– Вас как зовут?

– Иван Александрович.

– Иван Александрович, пожалуйста, вспомните себя в детстве. Не в детстве, а в подростковом возрасте. Вы дрались?

Иван Александрович улыбнулся, вновь взглянул на меня удивлённым взглядом и словно бы погрузился в прошлое, выискивая моменты, когда он один на один выходил с дворовыми ребятами.

– Было дело, – после некоторого молчания сказал он. – Дрался.

– И когда вы побеждали или проигрывали, вы шли к властям?

– Нет. Но это было другое дело. Мы дрались как-то безобидно. Пара синяков и ссадин, а тут и сотрясение, и частичная утрата зрения, и ушибы, и ссадины. Да у вас там почти до убийства дошло.

– Но ведь не дошло, – тут же вставил я. И погодя добавил: – И не дошло бы. Потому что я был рядом. Могу сказать вам одно: драка была честной. Никто не лез. Они были один на один, как и полагается нормальным мужикам.

Иван Александрович не поддержал разговор про нормальных мужиков. Но что-то его зацепило. Он стал по-другому смотреть на меня. Не как на пацана, который просит пощады, а как на человека.

Я же сидел и ждал хоть единого его слова. Вцепился потными руками в подлокотники и чувствовал, что стоит мне отпустить их – упаду.