Книга, которая пишет меня

– «Да нет, я не сразу принял монашество, я же пять лет жил с ними, присматривался, не врут ли, не скрываются ли. Постриг принял два года назад», рассказывал Отец Серафим 32 лет.

Мои многие друзья и даже близкие мало что знают о монашестве, как, впрочем, и я, но ребята многие считают, что монахи – это очень слабые люди, что ушли от Мира, от безысходности и т. д. Пытаются выставить их в дурном свете. В то время как сами идут по тропке «коллективного бессознательного», делая многое, не зная для чего, так кто в итоге бежит то? И от себя ли, или к себе, или к Богу?

– «Ну что, женщину не хочется?», спокойно спросил Отец Серафим, он имел в виду женитьбу, и так далее.

Мне хотелось спросить его о том же, но это был слишком обывательский вопрос с моей стороны, к тому же ответ я уже знал. Что для них это не мера Радости Жизни и не вся ее полнота.

Через час в храмик зашли три девушки, молодые, другие эпитеты к ним весьма подходят.

– «Это наши друзья»

Девушки, видимо, ехали с воскресной Литургии.

– «Я думал, в монастыре тихо, людей нет, никто не мешает, а тут их еще больше», смеясь, говорил Отец Серафим, указывая на девушек. Одна из них, как только зашла, рассказывала какую-то историю, не умолкая, просто трещала на грузинский манер. Я смотрел на нее, в то время как две другие были более скромны, одеты в черные юбки и балахоны, а та, что рассказывала, находилась в короткой юбке.

– «Она с Кахетии, любит выпить, видишь, разговор только про гулянки», Отец Серафим продолжал смеяться. Меня же завлекала речь, не часто можно услышать так чисто речь человека на другом языке «без других помех». Тут я задумался, влияет ли речь на определенном языке, к примеру, на ритмику сердца. Ну, допустим, что речь – это определенная интонация, вибрация, вызывающие определенные частоты дыхания и т. д. Так вот, есть ли зависимость от того, на каком языке мы говорим и на наши внутренние импульсы сердца и других органов. Если кратко. Вы так же считаете, что смотреть на девушку, которая в короткой юбке тараторит что-то и думать, глядя на нее о сердечных колебаниях и взаимосвязи речи это сумасшествие? У всех свои тараканы.

Что ж говорить о монашестве. Это определенная Жизнь, где есть свои огромные ступеньки развития. Где своя многогранность, свои трудности, изъяны. Я все еще размышлял в голове, что если уж «рвать с Миром», то полностью без остатка, без айфонов в черной рясе, без друзей и близких, без бытовой расположенности, хотя это, опять же, ступенька исихастов и пустынников, которая нам в большинстве не достижима. Мы же сейчас проросли в этот Мир.

– «Ну, домой то когда приедешь?» Отец Серафим ранее сам ответил на этот вопрос, когда рассказывал про одного монаха, рядом с которым он почувствовал, что оказался дома. Мне это близко, Дом – это когда рядом человек, с которым так чувствуешь себя. Дом – это когда в Сердце Мир. Дом – это состояние внутреннее. Дом там, где Мама, где Близкие и Родные.

– «Ну поезди еще. Но на вопросы не ищи логического объяснения, это нельзя узнать, можно только почувствовать. Нашему настоятелю не знаю, за что так везет. Наш монастырь самый сумасшедший в Мире. Все мы там трудные дети. С улицы. Вот он из нас Людей делает. В Тбилиси у нас детский монастырь, куда молодые мамочки приносят новорожденных и оставляют, когда детки подрастают, некоторые родители их опять забирают. Редко очень. Сейчас трудные мамы знают, что это место, где им могут помочь, что могут не убивать абортом, а оставить свое чадо тут, в монастыре. А трудности ты должен притягивать как магнит, без трудностей нет смысла, когда легко все.»

После обеда, одевшись почти во все, что у меня было, передав иконку Серафима Саровского Отцу Серафиму, начал спуск по ущелью Дарьял.

– «Передай, привет Отцу Серафиму от двух рыжих монахов из Грузии, если доедешь к нему»

Перед спуском я опустил седло до упора вниз, чтоб сместился центр тяжести и велосипед был бы более устойчивым на скользком асфальте. Год назад, 23 октября 2013 года, мне уже доводилось ехать по этой трассе, тогда я жутко мерз, хоть и не было дождя и снега, в этот раз я переживал из-за снега и ветра, но ехать было тепло и сухо.

Через два часа, у вагончика в 8 км от границы, на монастырской ферме, добрым расположением приветствовал меня дядя Ваджо:

– «Игорек, молодец, приехал». Год назад я так продрог, что подъехал погреться к этому вагончику и тут и остался на трое суток. Как оказалось, тут находится монастырская ферма. В этот раз я волновался, потому как за год могло многое поменяться, могли сменить состав трудящихся, да и ферму перекочевать.

Сперва я едва узнал дядю Ваджо, но он просто сбрил бороду и находился только в усах.

17 ноября 2014, граница между Грузией и Россией

Дядя Ваджо хвалился мне, что в этом году ему купили доильную машинку и теперь его руки страдают меньше, потому как аппарат делает всю «работу» сам, не утомляя коров и его. Мне сразу вспомнились эти мифы радикальных любителей о том, что доильный аппарат сильно вредит коровам. Еще вчера вечером я управлялся со скотиной на пару с дядей Ваджо:

– «Они уже так привыкли к аппарату, что сейчас, если их руками начать доить, они не дадут молока. Аппарат устроен так, что как будто теленок ей вымя сосет. А ну давай суй палец, сам убедишься». Я убедился на своем пальце, аппарат нежно сжимал и разжимал его. Неудивительно, что коровам более приятен аппарат, нежели жесткие руки человека, для них это как расслабляющий массаж. Так что с мифом ортодоксальных фанатиков покончено.

На ферме я занял сразу же свою нишу, мне доверили кормить однонедельных телят. Трехлитровая банка, сооруженная в виде соски, из которой они сосали теплое молоко, а потом резвились от удовольствия. Коты мяучили в стайке и ждали, когда мы закончим дойку, чтоб напиться молоком. Все ждали молока! День на ферме не из простых, к зиме темп, конечно, снижается, потому, как коровы дают молока значительно меньше, а многие и совсем по причине беременности не доятся. Сейчас хозяйство на дяде Ваджо и послушнике Давиде, периодически приезжает настоятель монастыря Отец Вахтанга, молодой он совсем, около 32 лет. Я смотрю на него, и мне видится в нем воин. «Лицо» настоящей Веры!

– «Егор, Слава Богу, корова нашлась, а то как отцу в глаза смотреть, я хоть и его в два раза старше, но какое я право имею, чтобы корова потерялась, он же Богу Служит» Дядя Ваджо, рассказывал о том, что одна из коров пришла спустя только полтора суток. Сейчас тут 18 доильных коров. Еще 18 не доятся. 9 породистых собак, свиньи, козы, ондатры.

Дядя Ваджо передал мне рецепт приготовления сыра, который готовится из свежего молока, я записывал все подробности и указания. Сыр мы готовили уже к полуночи. Спать легли уже после полуночи. Работы тут очень много. Летом еще больше. Подъем ранний. Но мне, как гостю, поблажки, конечно же, были, но я стараюсь помогать, чем могу, и вникать в работу, что дается мне очень легко, потому как все навыки по хозяйству, были мной получены еще, когда жил в деревне.

Днем приехал Отец Вахтанга, вместе с дядей Ваджо они подковывали лошадь. Я со вниманием еще до подковки расспрашивал дядю Ваджо о том, как это делается, на сколько хватает подковы и так далее. А сейчас видел все своими глазами. Лошадь стояла смирно, потому как заранее получила немного соли и несколько ударов палкой. Подковы крепятся на гвозди-шпильки, которыми пробиваются краешки копыт, лошадь совсем ничего не чувствует, это сравнимо с тем, если мы бы себе на длинном ногте сделали бы прокол. Еще один миф треснул для меня, может, и для вас.

– «Бросай собакам, знаешь, как они любят их», дядя Ваджо дал мне состриженную часть копыта лошади, которую стоило мне бросить, как собаки тут же ее принялись грызть.

Погода сменилась, сегодня не менее семи раз туман стягивался с равнины и уходил с большой скоростью на перевал, превращаясь там, наверху, в большой снег.

К вечеру мы подоили коров и принялись делать сыр, после 22—00 приехал дядя Вахтанга, мы разгрузили муку. Я всегда смотрю на него и думаю: «Он ведь, наверное, и не спит совсем». Для меня это большое Таинство, вся эта жизнь «настоящих монахов», мне кажется, хоть и со своим взглядом, но сложно хоть чуточку представить, как строится их Жизнь в Служении Господу Богу.

Мои друзья, а может и не друзья, постоянно порочат личности монахов, называя их бегущими от жизни, от семейной жизни, от радости своих детей. Я же смотрю на многих монахов и вижу, что их жизнь более полна всеми этими радостями. Лишь малая часть из нас может принять детей, не рожденных от себя, и принять их как своих родных. Это ли не сила? В монастыре Форпост у монаха более 100 приемных детей. Это ли эгоизм и бегство от жизни? Так может это мы выбираем очень узкую сторону эгоистичной Жизни, где стремимся осчастливить себя и инстинктивно или по рассказам продлить свой род. Меня просто всегда поражали те люди, которые настолько высокомерны и настолько знают, как правильно жить, что свою пропаганду и назойливость везде вставляют. Я, конечно, сострадателен к ним. Это же по большей части несчастные люди, без веры, фундамента, узкой направленности. Ну, вот как по совету Петра Мамонова, посмотрел на них с другой стороны и остыл. «Что с них, покуда ведут такую жизнь, ничего и не знают другого, ничего и не видели»

Я уже скучаю, что уеду из Грузии. Теперь мне придется самому нести свою Веру на просторах других земель. В этом и Правда убедится в искренности того, что несешь, и что ведет тебя.

18 ноября 2014, граница между Грузией и Россией

– «На тебя смотрю и мне самому холодно», проговаривает дядя Ваджо. Ну, пусть это будет хоть какой-то маленький трудностью, которая переносится с радостью, а значит, правильна, решил я. Уже, конечно, не обращаешь внимания, что кончики ног и рук постоянно покалывает. Иногда периодически бегаешь, чтоб поднять температуру тела. «Не познаешь холода, не узнаешь тепла, не познаешь жары, не узнаешь прохлады» как-то в детстве проговорил мне отец, когда я окоченевший после дня на морозе отогревался в бане. Тут смотрел как-то про адаптацию организма к холоду и вывели тот факт, что обычное закаливание, лишь внешне оказывает влияние, внутренние органы так же не получают адаптацию. Но если уделять большее внимание ступням ног при закаливании, будут адаптироваться и внутренние органы, за счет того, что на ступнях ног, зеркально расположены нервные окончания наших внутренних органов. Голова и Ноги – главные регуляторы температуры тела организма. Столько раз убеждался в этом. И вы, наверное, тоже. Отец Рафаил сильно смеялся, когда на предложение подстричься я сказал, что не буду стричься, потому как грядут впереди холода, а мои волосы за счет витиеватости – лучшая защита от холода.

– «Дядя Ваджо, у нас дома, до ремонта, утром, когда просыпаешься, так же пар изо рта идет, как здесь, так что я привык. Сейчас, правда, пластиковые окна вставили, теплее стало»

А сегодня уже Солнце, поднялся, одел шорты, подвязал их веревкой, чтоб не спадали, скинул футболку и побежал по горному ответвлению вверх. После того, как спустился, устроил душ из шланга – вода течет с горных родников. Вода в Грузии одна из лучших. Дядя Ваджо с Отцом Вахтанга утром уехали ловить лошадь, которая бегала год сама по себе. После купания и стирания шорт на себе я устроил пошивку своих вещей. Спальник и одеяло развесил на Солнце – это метод альтернативной стирки. Ультрафиолет отлично освежает вещи и дезинфицирует.

Солнце в Ущелье очень на короткий срок показывается, примерно 4—5 часов Солнца, после чего резко холодает. После обеда пришел дядя Ваджо, лошадь поймали и отправили с погонщиками в Тбилиси.

– «Я не знаю, Егор, правильно ли я делаю, но я решил уйти. Совсем трудно с ним (с Давидом), хоть так и уходить не хочется». Давид молодой послушник, которому трудно смиряться и слушать дядю Ваджо, из-за характера вспыльчивого чересчур. По себе скажу, что дядя Ваджо один из лучших людей, которых я встречал.

– «Оставайся жить в Грузии, если решишь приехать сюда, я тебе дом отдам в ущелье, там сад, огород, хоть просто живи, хоть хозяйство держи»

– «Хорошо, но пока мне нужно пройти курс образования», мы поулыбались вместе.

Дядя Ваджо проработал на ферме 2.2 года, если бы меня попросили показать истинно по Душе Грузина, я бы рассказал про дядю Ваджо. К тому же это единственный человек, который на вопрос о том, хватает ли зарплаты, показал жест «Выше Крыши». Год назад дядя Ваджо хотел меня крестить. Сейчас своим приездом я порадовал его, что принял Крещение.

Пьем по обоюдному рецепту кофе, для этого кипятим молоко и добавляем кофе и сахар, без воды. Кофе нейтрализуется в этом случаем молоком. Если я пью просто черный кофе на воде, то обычно внутренние органы мои горят. А в этом рецепте все нейтрализуется кипячением молока и работой организма. Обычно я отхожу от кулинарных рецептов и прочих веществ, которые могут привести в нестабильность мой организм. Но пока кручу педали, все нейтрализуется.

Теперь мой велосипед и я прошли посвящение запахом навоза. Я даже не комплексную, что утаивать, то, чем наполнена сущность моя. Шучу, но не без правды). Скачу в дырявых башмаках по стайке, потом мою ноги от коровьего дерьма, Коля говорит, коровий навоз полезен и очень ценится в Индии. У Кольки особая связь с навозом коров. Вечерами в стайке настоящая корово-терапия, пока доим их аппаратом, я расчесываю им шерсть, немного общаюсь. Дядя Ваджо в это время рассказывает мне хронологию своей жизни.

Кушаем два раза в день, ну для меня конечно поблажка как для гостя. Но что мне понравилось, так это единство в трапезе. Кушаем только вместе, что в обед, что поздним вечером. После молитвы, что творит Давид. Вечером кушаем в основном не гретую пищу, что осталась с обеденной варки. Фасоль, лапша, хлеб, молоко, сыр. Скромно, но чересчур уютно, потому и вкусно. После ужина еще готовим сыр и после ложимся затемно спать.

– «А где Отец Пахомий, что был год назад, когда я приезжал?»

– «Там ниже по ущелью в монастыре. Отец Пахомий, ох золотые руки, очень добрый он»

Я отложил фотографию, и решил заехать к нему на следующее утро. После кофе показывал дяде Ваджо фотографии кочевых на Памире, рассказал про Индонезию и Арктику. Записал еще раз его адрес. Завтра мы простимся.

– «Поехал бы со мной в Тбилиси, с женой бы познакомил, потом бы хоть связь была, а то помру, на похороны приедешь, скажут».

– «Дядя Ваджо, рано еще помирать, 59 лет для Кавказа – это еще молодость. Как здоровье?»

– «Хо, здоровье отлично, я просто как бы уже в ожидании, говорится, что должен всегда помнить о смерти своей».

Вечером дядя Ваджо учил меня мотать портянки, он уже знал мою антипатию к носкам, поэтому предложил использовать в качестве альтернативы, проверенный способ – портянки. Днем я положил в свои башмаки сена, и стало совсем уютно. Спина почти прошла.

– «Знаешь, сколько они помощи оказывают, Егор? Мне как-то сказал об этом трудящийся на монастырском хозяйстве», дядя Ваджо рассказывал, о той помощи, что оказывает монастырь неимущим и нуждающимся. Я все размышлял об этом, там не было пиара, цели и других внешностей, они просто трудятся и помогают, не то что по силам, а с наибольшей силой. Я никогда не слышал от них разговоров о Боге, проповеди или завлекания, агитации. Но, смотря на всех их дела, было видно, что Бог всюду с ними, в них и здесь.

2014, Грузия

Валерий

Я крестился с именем Валерий 8 ноября, в честь мученика Валерия Мелетинского и по имени своего отца.

Мой отец прожил не простую жизнь, полную трагизма и внутренних болей, свои раны он так и не мог излечить, духовные болезни довели его до очень распутной жизни, алкоголизма и самоубийства. Болезнь отца приходила как буря, и стоило больших сил нашей семье эту буру выстоять и не погибнуть. Потом наступало кратковременное затишье, но потом бури становились чаще, свирепее и продолжительнее. У бури одна цель – разрушение.

Отец с годами разрушал себя, травмировал нас, бил маму, изменял, много пил. Мы постоянно жили в страхе, что в период бури он убьет маму. Стоило не человеческих усилий, чтобы остановить эти бури. Тушить пожар стаканом воды, когда льют ведрами в него бензин – безрезультатно. Но мы пытались раз за разом. Разрушительная жизнь отца отразилась на мне, маме, сестре. С большим трудом мне удалось проработать прошлое, чтобы не пойти путем своего отца. Он прожил всего 39 лет, не был крещенным.

Мой отец обладал настоящим сердцем льва, в нем было много доброты, и ей он щедро делился с нами. Он был справедлив, добр, щедр. В периоды затишья – это был совсем другой человек, человек чести, слова, справедливости, любящий отец, стойкий, трудолюбивый. Именно отец познакомил меня с миром природы, показал его красоту, благодаря ему я увидел первых животных, освоил ремесло охотника и научился наблюдать за природой. Отец для меня главный учитель, проводник в мир флоры и фауны.

В моей голове сотни добрых воспоминаний с отцом, это было лучшее время. Тяжелые воспоминания тоже никуда не делись, но со временем к болезни отца я стал относиться по другому, с большим состраданием, сочувствием. Я нашел причины и ответы, почему он шел по пути разрушения – причины в детстве. Всю жизнь он жил без любви, без поддержки своих родителей. Отец показал мне своим примером как можно жить и как нельзя жить. Или черное, или белое.

Осмысление жизни своего отца, дало мне понимание фундаментального смысла Евангелия, которое сосредоточенно в строке: «Я и Отец – одно». Христос есть Бог.

В своей жизни я стремлюсь выразить лучшие качества своего отца Валерия. Его добрым качествам, умениям, характеру даю возможность жить через себя, и верю, что и отец жив будет для вечности, потому я и мой отец так же – одно. Через меня крещен он, через меня живет он.

2014, Грузия

Вокруг света на велосипеде, Арктика

Когда я впервые уезжал на долгое время из дома, это был сентябрьский день. Как и следует мне, казалось, я опаздывал, торопился и стремился скорее умчаться из дома. На пороге дома, встретив сестру и мужа, вернувшихся со свадебного путешествия, стоял уже с рюкзаком. Они только зашли. Мы обнялись, мне дали пару айв и манго из тропических стран, которые я не знал как есть.

Через десять минут дождливый трамвай увозил меня на другую сторону города. Следующие семь месяцев я корил себя, что не остался дома еще на один день, чтобы побыть с сестрой. В Новосибирске, проходя мимо промышленной зоны, прочел фразу «Прощаясь, простите». Вспомнил о маме, у нас все еще были недомолвки, не стыковки, что ли, в характерах, взаимоотношениях.

2013 год, я прощаюсь с родными, говорю, что еду надолго, направление в голове у меня только стороннее. Мне хочется доехать до места, где не бывает снежной зимы, это совместная с сестрой детская Мечта. Я еду в Детство. Кто-то сказал, что все исполнение настоящего, это исполнение детских мыслей. Я рискнул попробовать. В дороге за семь месяцев я обрел больше, чем оставил, и если и бежал неосознанно от чего-либо, то встретился в пути с этим. Близкие стали роднее. Обрел семью в них, и в мире.

Сейчас 2015 год. Многие все еще считают, что я бегу. Все, кроме моих родных – Мама, Сестра, еще пара-тройка-десяток близких по духу. Остальные видят лишь заголовки. Я не о них. Сейчас время за ночь. Время письма. Потребность такая. Я в городе Мурманск. Сейчас будто переквалификация велосипеда. Я сижу, мне трудно преломить консерватизм, потому как в велосипеде не осталось ничего, что бы было родным. Даже красную раму, изначальную и такую родную, мы сменили, как сказали, на более оптимальную. Потерял ли велосипед идентичность?! Я ведь ненавижу красный цвет, но сейчас мне это так значимо. Значимо не с позиции велосипеда.

Осталось ли что-то значимое во мне, что-то индивидуальное, с внешней стороны, внутри?! Долго не думал, согласился поменять и раму, об остальном и речи нет, все части-расходники в велосипеде за долгие тысячи километров меняются истираются. Велосипед претерпевает большие нагрузки. Долго смотрю на груду деталей, скручиваю с вилки образок Христа, вот, наверное, что осталось индивидуальным, что и будет значимым. Протираю серебристый образок, подаренный мне монахом Макарием в Якутии, жидкостью ВД-40. Лик на образке заблестел, хоть образок и потерт очень сильно, его трепал ветер и дождь, грязь и вода, все эти долгие километры. Все эти тысячи километров. Десятки тысяч километров. Сложно поверить. Образок Христа я закрепил на передней части велосипеда еще в Якутии. Переднее колесо велосипеда режет пространство словно стрела, поэтому важно, чтобы переднее колесо и руль оставались легкими от нагрузки вещей. Пространство незримое встречал и освещал образок Христа. Его первым терзало все это: песок, пыль, дождь, грязь. Он брал на себя все удары.

Помню, как дядя на перевале между Грузией и Осетией, сказал: «Я не верю в Бога, все мы друг для друга Боги, вот я тебя сейчас пригласил себе в сторожку, я помог тебе, я и есть Бог для тебя». Я понимал его до слез, честно и отчасти это казалось таковым.

Когда в Казахстане, изматываясь без воды (я не пил ее принципиально долгие месяцы, ставя над собой жестокие эксперименты), в июне 2014, я уже не питал надежды найти фрукты и преодолеть больше километров через перевал, водители проезжающей машины вдруг остановились, вытащили большой арбуз, и отдали мне, просто и без слов, я обнимал этого парня и не мог сдержать слез. Это и было проявлением Бога для меня. Парень, может, и не осознавал этого. Насколько важным мне был этот арбуз, настолько важен был этот знак.

Жара. Она иссушает за считанные часы, когда я двигаюсь на велосипеде при температуре под +40, без потребления жидкости. Сперва перестает проявляться пот, после этого подсушивает в горле, спустя время склеры глаз чувствуют в глазах будто песок, а носоглотка высыхает до такого состояние, что начинает пропадать речь. Сознание становится смазанным. Только ноги не теряют своей работоспособности, они крутят педали, а велосипед едет дальше. Долгое время я ставил большой эксперимент в своей дороге – я не пил жидкость в чистом виде, а питался лишь фруктами, из которых и получал необходимую жидкость, с собой я вез в рюкзаке огромное количество фруктов, но иногда рассчитывал не правильно и не мог купить или достать фруктов. Воду я, конечно, мог бы пить, но это значило бы прекращением эксперимента. Поэтому я ехал и терпел. Жажда – сильное испытание. Арбуз в этот вечер для меня был настоящим благословением и чудом.

Как бы то ни было, в дороге, кроме Бога, ничего не остается. Людей много вокруг и даже друзей, близких. Но, кроме Бога, всего мало, всюду лишь его проявления и действия. Каждый раз идет и моя «переплавка» вместе с велосипедом… у велосипеда внешняя, у меня внутренняя. В немощи совершается сила. Я осознаю это по критерию такому, что когда нет чего терять, когда ниже уже нет, тогда сила вершится с тобой, в тебе.

Я бежал свой первый марафон 23 февраля 2015 на 42 км, с таким мучением мне это давалось, в тот момент на свои силы я не мог уже рассчитывать, так как на 35 километр сил уже не осталось, и мне только и оставалось признать, насколько я слаб, и мне было легче, терять уже нечего было, гордится было нечем, когда бежишь вопреки немощи, во имя родных, близких, с благодарением и улыбкой сквозь слезы. Сделать это, чтобы потом сказать: «Я такой»? Какой…? Когда бежишь и плачешь от боли и ничтожности. Когда Ветер в Горах сильнее тебя, бьет и срывает потоками и роднее Птиц в этот момент нет никого, потому что они могут разделить это «состояние-камнем» о землю. Это и есть трепет – это и есть Жизнь, чувствовать Бога, его Проявления.

Стоило рисковать, но и жертвовать. Рисковать, когда нужно было довериться и повернуть в другую сторону. Метафорично – в сторону Детства. Вся осознанная реальность – это проявление детских чистых мыслей, без оценочного суждения и материализма.

12 апреля 2015 Мурманская область, Печенга

После обеда в 14—30 добрался до поселка Печенга, очень хочется есть, по пути, пока ехал, на ходу съел яблоко. Еду в магазин, купил половину булки хлеба. На отшибе поселка церквушка, закрытая, службы ведут здесь монахи из монастыря в 15 км, куда я и еду. Крыльцо обвешано половицами, я прячусь за ними от ветра. Холодно. Сажусь. Раскладываю обед. В оранжевую пиалу крошу хлеб, вареные яйца, пару ложек арахисового урбеча. Звоню Маме, дома собрались родные: Сестра с Мужем, Мама. Дома светлая трапеза. Переговариваемся по телефону. Становится и мне слегка теплее от голоса родных, вспоминаю, когда виделись в крайний раз, это было 10 месяцев назад

И вновь, прячась и ежась от ветра, мешаю в пиале всё то, что накрошил. Это тяжело. Тяжело слышать родные голоса, быть так далеко от них. На этом ветру, в этой стужи. Это беда связи. Телефон лишь отягощает разлуку, общение в интернете – это верный способ уничтожить весь разговор. Ради того, чтобы передать свои чувства, ставлю фото на таймер, получилось со стороны. Тоска отступила.

Еду к монастырю, слегка запутался в указателях, поэтому остановил машину, остановившийся оказался с Кавказа. Ну, о чем тут и говорить?! Нет, я не в ту тему «понаехали». Я о том, что 1 из сотни оказался с Кавказа и именно он остановился, когда мимо проехали и другие машины.

Прибыл в монастырь. Время ушло. Время замерло и перестало существовать… Засыпаю за полночь. Стелю простыню на доски, матрас убрал. Очень жарко, смотрю залпом три фильма. Меня хорошо приняли. Если есть время загрузить фильмы в себя, то это хорошо, обычно мне тяжело дается смотрение фильмов. Если в первые 10 минут ничего не трогает в фильме, то вероятность просмотра снижается к нулю. Стал чаще читать описания, смотреть на режиссеров, кто снимает. Чаще смотрю. какая жизнь у самого режиссера, в снятых им фильмах. Как он эволюционирует в своих картинах. А сейчас загружаю в мозг фильмы, как патроны в рожок, разного характера – трассера, разрывные. Фильмы такие же. Потом они уже начнут разрываться в голове, резонируя что-то, или угаснут.

Сегодня Светлое Воскресение Христова. Это значит, что смерти нет. Как это значимо, как это наделяет Смыслом. Нет перерождения, понимаешь?! Есть Вечная Жизнь. Я не знал этого в Детстве. В студенческие годы я сказал сестре: «Мне неприятно православие, здесь же постоянно оплакивание смерти, здесь лишь маячит смерть и сулит нам дорогу»

– «Ты что? – ответила сестра, все наоборот, Смерти нет»

Тамара в нашей семье первая приняла Крещение, мы мало с ней об этом говорили. Я видел, как она каждое воскресенье встает раньше, чем нужно в университет, и идет на службы. Мама иногда негодовала. Мне это было чуждо. Я противился Православию, я просто ничего о нем не знал. В 2010 в город Абакан, приехала подружка Ксения, она передавала небольшой пакет с шоколадом для меня от родных. Я тогда путешествовал по Восточной Сибири. Отдельно она передала небольшой образок Иисуса Христа и Богоматери, запаянный в толстый пластик. Ксения протянула его мне и сказала: «Это от сестры». Я просто бунтовал, высказывал, что я не приобщен к этому, что ничего не понимаю, что не хочу брать для вида, что мне вообще не близко все это. Позже, успокоившись, положил в карман со словами: «Ладно, буду ассоциировать с родными (с Сестрой и Мамой), пусть будет о них мне».

В 2013 году, пробуя впервые серфинг в Индонезии, я чуть не утонул. Выбравшись на берег, смотрел в океан. Всё бы ничего. Но за 10 минут до вхождения в океан, я снял с руки шнурок, чтоб обвязать им спадавшие шорты. На руке тогда было множество фенечек, и все, что можно привязать. Образок подаренный был там же. Снимая шнурок с запястья, я не заметил, как обронил образок в песок побережья. Выбравшись на берег после того, как чуть не утонул, на песке я увидел образ Иисуса Христа.

Четвертый день как я нахожусь в монастыре и признаюсь, что если бы не суетные дела, то остался бы здесь подольше. Не для отдыха конечно. Работы здесь может больше еще. Остался бы для более точной настройки своего внутреннего мира. Но пока последовательность и своевремие лишают этого события. На встрече с Юлией Ивановной Михайлюк в городе Тверь, она сказала: «Там молилась за людей, что мне помогали в дороге. Там я могла их отблагодарить» Тогда она более полугода жила в монастыре.

(Юлия Ивановна – героиня, это она каждое лето проезжает по 10—20 тысяч километров на велосипеде. Сейчас ей 74 года. А ездить так она начала в 55 лет.

Монастырь на севере стал знаковой точкой в моей дороге, Духовной точкой. Первая была в Грузии, куда я ехал, чтоб принять Крещение. Далее я стал готовиться к первой своей исповеди, сейчас, видимо, когда вы читаете эти строки, я прошел Таинство Исповеди.

Для меня это значимо.

Тут тихо. Во всех отношениях. Сразу летает мысль в голове, что прибывшие сюда люди, когда-то уже слишком много наговорились. Здесь тишина. Молчание. Мы «говорим» на утренней молитве, вечерней, на молитве перед трапезой. Нет вопросов ко мне, нет вопросов и от меня. Все настроились на свои переживания. Мы можем судить, гадать и даже судить о человеке. Кричать: «Нагрешил и теперь спрятался в монастыре, вымаливает грехи». Но если б мы видели, как он молится. Это рушит все представление и понимание. Я не про монахов, про них, об их жизни я и мои друзья знаем лишь поверхностно, не более 1%. Я сейчас о Трудниках. Это особый класс в монастыре.

Мы живем вместе. В большой комнате, нас пять-шесть человек. Спальное место каждого занавешено одеялами так, чтобы сохранялась индивидуальность, как кажется на первый взгляд, но скорее уединение для молитвы. Мы не знаем друг о друге ничего, только имена, чуть позже узнаем, откуда каждый. Никто не тяготеет к любопытству, всем не до того. И обсуждений нет. Я вообще не слышу тут слов, вопросов и т. д. Хотя единство и чувство Братии очень чувствуется. Единство сохраняется в служении, послушаниях, молитвах и общей трапезе. Вот они, главные аспекты, что нас равняют как «Братию».

Сейчас Пасхальная неделя, поэтому работ для нас нет. Режим такой: в 8—00 Утренняя служба, примерно до 11—00, в 12—00 трапеза. Далее личное время, как правило в такие дни его принято тратить на чтение книг, изучения писаний, и просмотру хороших фильмов. В трудовые дни, для этого совсем остается мало времени. В 17—00 вечерняя служба до 19-00-20-00. В 20—30 общая трапеза. Это примерный режим. Тут же и дежурства, и т. д.

Когда совершается трапеза, один из Братии, всегда читает писания Святых Отцов, такой устав во многих монастырях. Хорошо воспринимаются эти строки, даже во время еды. Там всегда все так в тему. Так остро, и бьет слово сразу в глаза!