– Своими действиями ты лишь убеждаешь ее в этом! – вспылил Амброз, но тут же пожалел об этом.
– Что!? Я работаю по двенадцать часов только ради нее! Чтобы она могла позволить себе все, что только пожелает! Но как она платит за мою доброту? Предательством и скрытой ненавистью! Ночью, когда мы лежим на кровати, когда мы занимаемся сексом, я не чувствую, что сплю с женой! Рядом со мной лежит шлюха, только и желающая, чтобы я побыстрее кончил и заснул, чтобы после горько рыдать в подушку и молиться всем Богам лишь бы не забеременеть от собственного мужа, – ДА, СЮЗИ! – заорал Фрэнк, повернувшись в сторону кухни.
Оттуда раздался звон стекла.
– Я же говорю, – удовлетворенно хмыкнул глава семьи.
– Бог говорит нам, что мы должны любить ближнего своего…
– Бог, Бог, Бог, да насрать мне на твоего Бога, я его не видел, он мне не помогал, и с чего я должен следовать за словами, написанными черт знает сколько лет назад неизвестно кем?
– Послушай…
– Нет, это ты послушай, – Фрэнк приблизился вплотную к пастору. – Я хожу на все эти проповеди, слушаю эти пустые речи, но на этом все. Не лезь в мою семью и в мою душу.
– А как же Дэнни? – воспользовался своим последним аргументом Амброз.
– А что с ним? – не понял Фрэнк.
– Как по твоему все это сказывается на нем, думаешь именно в такой атмосфере должен воспитываться ребенок?
Фрэнк кивнул.
– Поверь, через года он будет благодарен мне за то, что я не скрывал от него мир, показывал ему жизнь такой, какая она есть на самом деле.
– Что же, это твое право… Я могу с ним поговорить?
– Валяй, – глава семьи вновь уселся в кресло и уставился в огонь.
Покинув гостиную, Амброз пошел в направлении детской, ориентируясь на воспоминания расположения комнат в доме. Спрашивать у Фрэнка не было никакого желания, и пастор решил, что лучше потеряет лишнюю минуту в поисках, чем получит еще порцию оскорблений в свой адрес.
К удивлению, нужную комнату он нашел сразу. Еще подходя к детской, пастор услышал ворчание собаки и детские выкрики, изображающие взрывы и ружейную стрельбу. Амброз острожно заглянул в комнату.
Посреди нее, на порядком вытертом ковре, ровными рядами держали оборону оловянные солдатки в синих мундирах времен Гражданской Войны. Полки вели слаженную стрельбу (озвучиваемую лично генералом и предводителем) по огромному косматому зверю, крушащему их ряды. Целые роты гибли под лапами этого ужасного чудища, но их товарищи продолжали огонь.
– Целься! Пли! – двенадцатилетний предводитель командовал своим людьми, заложив руку за край пижамы, словно Наполеон Бонапарт в битве под Ватерлоо.
От сокрушительного залпа косматый «монстр» по кличке Джек рухнул на пол и, перевернувшись на спину, весело завилял хвостом, всем своим видом изображая полную капитуляцию. Дэнни, будучи добрым к побежденным, со смехом покинул оборонительные позиции и принялся чесать недавнему непримиримому противнику животик.
Амброз прокашлялся, привлекая внимание.
– А, это вы, пастор Магнер, извините я вас не заметил.
– Ничего страшного, – сказал он, заходя в центр комнаты. – Я присяду?
– Конечно, – ответил Дэнни, не переставая чесать пузо псу.
– Спасибо, – Амброз присел на край кровати, сложив руки на коленях. – Как ты?
– Хорошо, – односложно ответил мальчик. – Пастор, можно задать вам вопрос? – он поднял взгляд и посмотрел прямо в глаза Амброзу.
– Ну конечно, спрашивай, – Магнер немного опешил от подобного начала разговора. Обычно не слишком разговорчивый Дэнни редко задавал вопросы, предпочитая постигать все своим умом без посторонней помощи.
– Все, что вы говорили на проповеди – это правда?
– Ну конечно… – Амброз все же потер предплечье. – А почему ты спрашиваешь?
Джек поднялся с пола и, виляя хвостом, убежал в другой край комнаты, где уютно свернулся калачиком и мгновенно задремал.
– Вы говорите, что Бог всегда рядом с нами, что он в каждом из нас, но я этого не чувствую. Разве мы не должны чувствовать его присутствие, чтобы знать наверняка?
– Надо верить Дэнни, в этом смысл. Если ты веришь, что он с тобой, значит так и есть.
– Не понимаю, – помотал головой мальчик. – Но если ты не веришь, значит, нет? А куда попадают после смерти неверующие? Сразу в ад, или для них есть особое место?
– Каждый человек может попасть в рай, если прожил праведную жизнь и покаялся за свои грехи.
Мальчик на минуту замолчал, заново расставляя поверженных солдат, готовясь к следующей битве.
– Родители стали больше ругаться в последнее время, – заговорил он, когда очередной полк вернулся в строй. – Когда они снова начинают кричать, я иду гулять. Мне нравится ходить под звёздами и воображать, что в один момент меня подхватит неведомая сила и притянет на Марс, прямо как Джона Картера в журнале, который я недавно прочитал. Там я буду сражаться с чудовищами, пировать с друзами и спасать прекрасных принцесс, как он. Я хочу верить в это, а не в Бога, значит я грешен и после смерти попаду в ад?
Амброз пошарил руками по карманам своего пиджака и после недолгих поисков достал деревянное распятие, которое собственноручно вырезал прошлой ночью.
– Держи, – он передал его мальчику. – Пусть он будет у тебя. Приходи в воскресенье на проповедь, я отвечу на все твои вопросы. Боюсь, что твой папа не слишком рад моему приходу, и я не хочу тревожить его нашим затянувшимся разговором.
– Хорошо, до воскресенья, пастор Магнер.
Он сбежал. Сбежал потому-что не знал ответы на вопросы, на которые с легкостью ответил бы любой другой пастор. Вместо слов утешения он сунул мальчику плохо обструганную деревяшку и в спешке покинул дом. Амброз мог рассказать Дэнни то, во что сам верил когда-то давно, но это были бы ложные, пустые слова, не обремененные никаким смыслом, обреченные повиснуть в воздухе, словно пар из пробитого котла паровоза.
«О, Господи, неужели я окончательно потерял веру в тебя? Неужели я больше никогда не смогу забыться в блаженном забытьи, зная, что ты со мной, что я под твоей защитой?»
Магнер шел в свою церковь, ночь была светлой, и луна освещала все вокруг своим призрачным светом, ставя под сомнение существование этого мира. Словно все вокруг являлось сном, и стоит только проснуться, чтобы этот кошмар наконец-то закончился.
Пастор стал вспоминать, как пришел к Богу, в тайне надеясь, что мысленно вернувшись к этому моменту, вернется и к Господу.
Годы назад, умирая от передоза в одном из притонов Нью-Йорка, у него была другая вера. Тогда именно наркотик был для Амброза Господом Богом и покровителем тем, кто утешает в трудные моменты и помогает, когда нужно забыться.
Все изменилось после того, как он обнаружил девушку, которую любил, лежащей на грязных газетах в луже собственной мочи и блевотины с раскрытыми в блаженстве остекленевшими глазами. Его Господь обернулся для нее смертью и вечным проклятием для Амброза.
Лицо Джессики и сумасшедший бег по ночным улицам навсегда врезались в память пастора Магнера. Повсюду были люди. Они смотрели с ужасом и нескрываемым отвращением на грязного наркомана с безумными глазами, несущегося по тротуару, падающего на пешеходных переходах и сбивающего случайных прохожих. Их ненависть лилась со всех сторон, и Амброз кричал, кричал и изо всех сил, надеясь криком исторгнуть из себя все, что делало его человеком и стать пустой оболочкой, не обремененной чувствами, куском древесины, не способным думать.
Он очнулся в церкви. Амброз сам не знал почему в порыве безумия прибежал именно туда, возможно, это было первое место рядом с которым не было ненавистных взглядов, но, возможно, что сыграл некий инстинкт, требующий искать помощи у высших сил, когда силы человеческие полностью иссякли.
И ему действительно стало легче. По прошествии нескольких лет он уже сам помогал людям, а его зависимость была навсегда спрятана в глубинах создания. Но сейчас он вновь чувствовал пустоту в своей душе, и она засасывала его, навевая тревогу и обреченность.
Пастор брел по Лиму, разрываемый своими мыслями, когда у входа в церковь заметил того самого старика, с которым познакомился пару дней назад. Он сидел на лавочке рядом со зданием, устремив взгляд в небо. Как и тогда, он был одет во все черное, но теперь под светом луны облачение делало его похожим на призрака. Серебристое сияние ложилось на рисунок морщин на его лице, от чего оно казалось неживой маской на подобии тех, что использовали в немых театров востока для изображения демонов.
– Человек не есть разумнейшее или древнейшее из созданий, наделенных мышлением, но он есть самое горделивое из них, ведь только люди могли создать себе Богов из собственных мечтаний и желаний…
– О чем вы? – задал вопрос Амброз. Он практически уверил себя, что старик ему мерещится и вздрогнул, когда маска морщин задвигалась, исторгая слова.
– О тебе, о нас…
– Я вас не понимаю…
– Нет, ты прекрасно понимаешь о чем я. Ведь ты чувствуешь в своей душе ту же пустоту, что чувствовал и я, когда ложь вокруг меня начала развеиваться, и истинный порядок вещей приоткрылся предо мной.
– Вы были пастором? – удивился Амброз. Он присел на край скамьи и принялся внимательно слушать.
– Да, и, как и ты, я искал Бога. Но в отличии от тебя я искал его не внутри себя, а в мире вокруг. Я был в самых глубинах черного континента, в ужасных джунглях Амазонки, на островах Тихого океана, о существовании которых ты даже не слышал, я искал его повсюду…
– Какого Бога вы искали? – по лбу Амброза стекла струйка холодного пота, не смотря на теплую ночь, его колотил озноб.
– Того, кто действительно помогает людям, а не является лишь пустой обложкой. Ты же именно этого хочешь – помочь своим прихожанам?
– Откуда вы знаете?
– Брось, – старик ухмыльнулся. Его рот и губы напоминали одну гигантскую морщину. – Для этого не нужно быть Пинкертоном. Все написано у тебя на лице.
Магнер инстинктивно ощупал лицо, словно опасаясь, что под взглядом странного собеседника оно покроется сотнями трещин и мелких морщин, ставь копией лица мистера Соломонса.
– При мне люди возвращались из небытия, целое африканское племя, вырезанное другими дикарями, восстало из праха, как ни в чем не бывало, ибо они остались верны обрядам, существовавшим еще до человека.
– Кто ваш Бог? – прошептал пастор Магнер.
– Что может значить имя на языке человека, если оно древнее самого человечества? То не мертво, что вечность охраняет, Смерть вместе с вечностью порою умирает.
– Я… я не знаю… – мысли Амброза были подобно рассерженным мухам над умирающим. Он отгонял их от себя, но они вновь возвращались, залепляя глаза, ноздри, уши своими копошащимися телами.
– Ничего, это нормально. Вот возьми, – старик Соломонс дёрнулся, и в его руке появилась небольшая книжица, обтянутая серой водянистой кожей. – В этом дневнике ты найдешь ответы на некоторые вопросы.
Церковь встретила Амброза тишиной и странным холодом. Раньше он ощущал здесь присутствие Бога, но теперь чувствовал лишь пустоту. Возможно, здесь всегда пусто, а он сам наполнял ее смыслом, веря в несуществующие идолы, сам создавая то, во что хотел верить. Раньше он не только верил сам, но и заставлял верить других. Но зачем? Он хотел помочь людям, даже не осознавая, что дает лишь пустые надежды и неосуществимые мечтания.