– Не беспокойтесь, вы поймете, у нас еще будет время поговорить. Надеюсь, вы не будете против?
– Конечно, нет. Я всегда готов побеседовать и помочь, если это будет в моих силах.
Старик кивнул и пружинистым шагом пошел прочь от церкви. Магнер минуту смотрел ему вслед, потирая предплечье, потом развернулся и отправился обратно в свою обитель.
Как только дверь за ним закрылась, пастор согнулся пополам, хватая ртом воздух. Мысли метались в его голове рассерженными шершнями, а слова, утешавшие его в такие моменты, казались бессмысленными и пустыми. Он должен был быть лучем света для своих прихожан. На отбелки этого светоча отчаявшиеся люди должны были идти в поисках утешения и поддержки, но как он может быть им, если сам чувствует, что скатывается в пучину мрака и сомнений вместе со своими прихожанами? Молитвы всегда оставались без ответа, люди вокруг страдали и погибали, а он ничего не мог сделать.
Амброз оперся о край деревянной скамьи, его плавающий взгляд остановился на большом распятии в противоположном крае церкви.
«Когда я был готов провалиться в самую темную бездну, ты помог мне и дал свет, за которым я следовал все эти годы. Почему сейчас я не вижу его? Неужели он погас для меня… или я стал слеп… или…»
Амброз встал и пошел в часть церкви, служившую ему домом.
Вечером он молился. Молился за то, чтобы страдания людей вокруг прекратились, за благополучие маленького Дэнни и за избавление себя от греховных мыслей. Чтобы занять руки Магнер вырезал распятие из куска ссохшейся древесины, словно символ, сделанный своими руками, мог помочь возвратить веру человеку, почти утратившему ее.
II. «Засуха»
Последние дни Амброз плохо спал. Странные видения тревожили его разум по ночам, от чего пастор не мог отдохнуть и постоянно чувствовал себя усталым. Ко всему прочему, тот странный старик – мистер Альфред Соломонс, никак не выходил из головы. Его странные слова, казалось, противоречащие сами себе, обладали неким сакральным смыслом и помимо воли воли вертелись в мозгу.
В один из дней пастор, как обычно, покупал продукты в местом магазине. Когда он уже расплачивался за покупки, в лавку вошла Сюзи Гривз. Увидев Амброза, женщина развернулась и быстро покинула здание. На ней были темные очки, скрывающие половину лица, и пастор слишком хорошо знал, что это обозначает. Он взял покупки и вышел на улицу.
– Сюзи постой.
Женщина остановилась, пройдя всего пару шагов прочь от крыльца продуктовой лавки, и резко развернулась.
– Что вам нужно, пастор Магнер?
– Опять?
Вместо ответа она сняла очки, под ними, как и ожидалось, обнаружился большой синяк, перекрывающий половину левого глаза, от чего тот практически закрылся.
– Я поговорю с ним сегодня.
– А какой смысл? Думаешь он пропитается христианской любовью и просто отпустит меня?
– Ты рассказала ему о своих планах?
– Конечно же нет! Он бы убил меня! Я намекнула, что хочу поехать в Нью-Йорк на пару недель, чтобы попробоваться в роли, но он и слушать ничего не хотел! Решил, что я хочу бросить его, свинтив в другой город!
– А разве это не так?
Сюзи открыла рот и несколько минут хватала ртом воздух, не зная, что сказать.
– Да… но…
– Давай, я зайду сегодня к вам и поговорю с Фрэнком, попробую помочь.
– Не думаю, что получится хоть что-то сделать.
– Я все же попробую, – сказал Амброз и направился в церковь.
Стук в дверь отвлек Магнера от изучения Библии, в которой он наделся отыскать слова для будущей беседы с четой Гривз. Амброз поднял взгляд от кафедры, на которой лежала книга, но стук не повторился, и никто не появился.
Церковь всегда представлялась ему местом, куда человек мог войти в любой час, не страшась ни осуждения, ни порицания, местом, где каждый мог найти душевное отдохновение и поддержку. Пастор захлопнул книгу, бессознательно провел рукой по шершавой поверхности кафедры и пошел к двери.
С улицы пахнуло застоявшимся перегаром, перемешанным с запахом давно не чищенных зубов. Уже стемнело, и Амброз по началу не понял кто перед ним. Человек стоял, прижавшись к створке двери, от чего тень полностью скрывала его лицо.
– Добрый вечер, пастор Магнер, мне можно войти?
Это был Генри – тот самый человек, утопивший свою жизнь в бутылке с выпивкой.
– Конечно, тебе не нужно спрашивать у меня разрешения. Это дом Божий, и не мне решать кому следует здесь находится, а кому нет. К тому же, я рад видеть тебя, – улыбнувшись, ответил Амброз, потирая левое предплечье.
Они прошли вглубь церкви и сели рядом друг с другом на скамью в первом ряду. Находиться так близко с ним было непросто. Казалось, будто Генри каждой клеточной своего тела, каждой порой на коже источал запах дешевого виски, который сам и гнал. От подобного соседства у Амброза нос готов был свернуться в трубочку, но он терпел.
Генри никак не решался заговорить. Он открывал рот, как бы пытаясь произнести хоть что-то, но тут же со стуком его захлопывал, потирая горло. Его взгляд был устремлён на распятие перед ним, тусклые зрачки посреди сухих желтых белков глаз смотрели выжидающе и недоверчиво.
– Что тебя гложет? – Амброз решил нарушить молчание так, как знал, что заговорить первым для Генри было также сложно, как не выпить за ужином. К тому же, пастору еще надо было успеть к семье Гривз, а молчание посетителя могло нарушить эти планы.
– Помогите мне, – наконец прохрипел Генри. – Я скатываюсь в ад…
– В ад попадают лишь после смерти, – помедлив пару мгновений, ответил Амброз.
– Я уже там, просыпаясь каждое утро, я чувствую, что горю, словно все мое тело объято адским пламенем, и оно горит, выжигая мои внутренности.
– Тебе надо бросить пить, или ты умрешь, и тогда уже будут решать куда ты попадаешь.
– Я хочу! Видит Бог! – Генри осекся, бросив быстрый взгляд на распятие, и заговорил тише. – Я пытаюсь, но не могу… Эта пучина засасывает меня все сильнее, уничтожая мое тело, а вместе с ним и душу. Утром я клянусь себе, что больше не возьму в рот ни капли, но к вечеру вновь пью и за это себя проклинаю. Я не могу остановиться! – снова почти прокричал он.
– Ты должен собрать все свое мужество и побороть этого демона, с верой и ежедневной молитвой. Я тоже буду за тебя молиться, Генри, – сказал Амброз.
– Да, да, да, – горячо заговорил посетитель. – Именно об этом я вас и прошу. Молитесь за меня, пастор Магнер, молитесь за меня, ибо мои молитвы Он не слышит… Но я не в обиде. Я понимаю, что Богу нет никакого дела до такого человека, как я. Не думаю, что он вообще знает о моем существовании. Не думаю, что у меня вообще есть хоть какое-либо право просить его о чем-то…
– Нет, Генри, ты не прав. Бог любит всех, он слышит всех, он любит каждого из своих детей и посылает нам испытания лишь, чтобы укрепить веру. Молись и ты будешь услышан.
– А вам он отвечает, пастор Магнер?
«Нет, ни разу не отвечал…» – подумал Амброз.
– Бог не обязан отвечать, ты должен верить в него и тогда спасешься.
Несколько минут они сидели молча. Посетитель буравил взглядом старые доски пола, а пастор смотрел на распятие и кафедру для проповедей перед ним.
– Спасибо вам, пастор Магнер, мне стало намного лучше, – сказал Генри, вставая со скамьи.
– Я рад, что смог тебе помочь. И помни, ты можешь приходить в любое время, когда только почувствуешь, что нуждаешься в этом.
Посетитель кивнул и пошел к выходу.
Амброз еще несколько секунд постоял напротив распятия потом, бросив быстрый взгляд на кафедру, покинул церковь.
Жилище семьи Гривз находилось на отшибе Лима. Небольшой домик стоял на огороженной невысоким забором территории, повсюду вокруг была сухая земля, лишь изредка населенная низким кустарником с серо-зелеными листьями на ветках. Рядом, всего в сотне метров от него, находился карьер с осыпающимися песчаными краями. Раньше его использовали для выработки какого-то металла, но после истощения месторождения карьер не засыпали, а просто бросили. Со временем, зыбкие стенки осыпались, и уродливый «шрам» расползался во все стороны, словно раковая опухоль по телу. Редкая растительность не могла удержать его распространения и погибала в песчаном плену, каждый раз, когда стенки трескались и осыпались. С каждым годом сыпучий рубец все ближе подбирался к дому семьи, угрожая уже в обозримом будущем поглотить его.
Почти стемнело, и в красном свете утопающего солнца пейзаж вокруг выглядел нереальным, словно во сне. Но не в добрых ночных грезах, а в кошмарах, где человек оказывается посреди апокалипсиса, преследуемый порождениями тьмы. Воздух был сухой и горький. Он с трудом проникал в легкие во время вздоха и также с трудом покидал его, оставляя после себя ощущение, словно дышал парами свинца.
В прошлые визиты к семье Гривз первым делом Амброза встречал радостный лай пса. Джек был из той самой породы, созданной из десяток или даже сотен других, смешанных разгульством бродячей жизни на улице. Его подобрали еще щенком, и с тех пор для Дэнни он стал не просто другом, а полноценным членом семьи. Последний ребёнок его возраста покинул Лим три года назад, и с тех пор мальчик был лишен общения со сверстниками, так необходимого в его возрасте.
Амброз подступил к двери дома и негромко постучал. Изнутри лилась музыка, смешанная с разговорами. По голосам пастор узнал Фрэнка и Сюзи, а по повышенному тону – характер общения. Похоже, сегодня вечером супруг вновь был не в духе после тяжелой рабочей смены, а женщина недовольна его пренебрежительным отношениям к ее желаниям.
Амброз постучал громче, уже кулаком, а не костяшками пальцев. Послышался лай пса, (похоже собака была в доме) голоса стихли и через несколько секунд послышались быстрые шаги, приближающиеся к двери. Петли скрипнули, и в небольшом проеме появилось лицо Сюзи. Она специально выглядывала неповрежденной стороной лица, чтобы не разглашать семейные проблемы случайному гостю, хотя в Лиме не было человека, не осведомленного в сложных отношениях между супругами Гривз.
– Пастор, это вы… – начала Сюзи, но потом понизила голос и добавила. – Сейчас не лучшее время, зайдите завтра.
– Нет, я хотел бы поговорить с вами сегодня.
Женщина, не говоря больше ни слова, распахнула дверь и пошла в глубь дома.
Оттуда послышались голоса. Амброз, закрыв за собой дверь, двинулся в направлении музыки.
Гостиная дома представляла собой довольно большое помещение, обклеенное порядком пожелтевшими бежевыми обоями с рисунком из вертикальных линий. Посреди комнаты стоял диван из посеревшей бардовой ткани. Рядом с небольшим очагом, по правде являющимся обыкновенной стальной печью, располагался столик со стареньким транзистором. Именно оттуда и звучала незатейливая мелодия, перемежающаяся помехами и потрескиваниями старого динамика.
Глава семьи сидел на большом темно-зеленом кресле с откидной подставкой для ног и без особого интереса слушал жену. Сюзи увидела пастора и, окинув того взглядом, ушла на кухню, откуда сразу же донесся шум воды.
Фрэнк Гривз не обратил никакого внимания на вошедшего гостя, оставаясь в прежней позе. Его взгляд был прикован к печи. В открытом окошке, куда необходимо было подкладывать дрова, пылал огонь, изредка вырываясь наружу и облизывая язычками пламени поверхность вне его вотчины.
– Добрый вечер, Фрэнк, – начал Амброз.
– И вам не болеть, пастор, – прошептал мужчина.
Он согнул ноги, от чего подставка со щелчком вошла в кресло, и приподнялся со своего места. Магнер приосанился, приготовившись встретить своего прихожанина взглядом, отработанным за годы служения. Одновременно осуждающим и грозным, но в тоже время говорящем, что искупление возможно, стоит лишь только захотеть. Но вместо того, чтобы наконец повернутся к гостю, глава семьи Гривз лишь взял полено из кучи рядом с его креслом и с видимым удовольствием, положил в печь. Пламя чуть не лизнуло его пальцы, но Фрэнк не выказал ни единого признака неудовольствия. Наоборот, он вновь откинулся в кресле, продолжив наблюдать за пламенем.
Амброз потерял терпение и вышел вперед, встав слева от печки.
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Так говори, пастор, я слушаю.
– Меня беспокоит ваши отношения со Сьюзен.
– Да? – Фрэнк отвел взгляд от пламени в печи и посмотрел на Амброза. – И почему тебя беспокоят мои отношения с моей женой?
Во взгляде главы семьи отражались языки пламени. Они плясали в такт дыханию, словно жили не в печи напротив, а прямо в его черных зрачках, обведенных бесцветной сероватой радужкой.
– Ты, Сьюзен и Дэнни – мои прихожане, и я беспокоюсь, когда у моих прихожан проблемы.
– Ах, беспокоитесь? А тебя не беспокоит, что моя жена решила бросить меня и уехать черт знает куда, искать то сама не знает что? Тебя это не беспокоит? – повторил он. – Но стоит мне только поговорить с женой и вправить ей мозги на место, так ты тут как тут, готовишься читать мне нотации и проповеди!
Фрэнк встал с кресла и теперь возвышался над пастором, словно скала над путником.
– Насилие – это не выход, нужно разговаривать друг с другом и вместе решать проблемы.
– А как разговаривать с человеком, который убежден, что именно ты являешься причиной всех неудач в ее жизни, причиной того, что ты вынуждена готовить обед на кухне вместо того, чтобы ужинать в дорогущем ресторане за счёт очередного поклонника, а потом трахаться с ним в номере отеля? Может вы мне скажете ответ на этот вопрос, пастор?!