Поговорил с тобой, Гена, по телефону и послушал, как тебя выгнали из газеты за статью про металлургический комбинат: раньше награды давали, а не то сказал – и будьте любезны. Это тебя редактор сдал, за себя перепугался и сдал.

Конечно, в Магнитогорске не может быть свободы слова, как не может там быть демократии вообще. Потому что в Магнитогорске есть пуп Магнитогорска, название которому – металлургический комбинат. Что ты, естественно, лучше меня знаешь.

Демократия это ведь не власть народа, а апелляция к народу, подобно тому, как скандалящая с пьяным мужем жена призывает в свидетели выскочивших на шум соседей:

– Вы посмотрите, что он вытворяет!

В более общем смысле демократия – это существование и борьба двух и более равных сил – а я бы сказал, денежных мешков – при отсутствии авторитарного центра (прошу прощения, мантию поправлю).

В демократическом обществе политики и пресса выступают с сенсационными разоблачениями, а полиция и суд стоят на страже закона только потому, что такая возможность обеспечена им данной борьбой. Каждая из сторон задушила бы на корню любую критику в свой адрес, да ещё вывесила бы её, задушенную, на всеобщее обозрение, чтоб другим неповадно было. Но всячески поддерживает, а большей частью инициирует сама удары в сторону противника, пылая при этом демократическим гневом.

Конечно, эти силы не могут возникнуть на пустом месте (вы хоть с должным вниманием читаете, а то, может, я тут зря распинаюсь?), они вырастают исключительно из буржуазной, а точнее, из мелкобуржуазной среды, питаются ею и зачастую потом в ней исчезают. Но это уже другой вопрос. Главное, что только в таких условиях может существовать максимально возможная, но уж, конечно, не полная свобода слова.

Полной свободы, по крайней мере, в этом мире, нет. Помнишь, учил нас на факультете (по Гегелю и Ленину, что ли?) декан Боб Лозовский: «Свобода – это осознанная необходимость». Правы были эти старики, Крупский и Лозовский: главное в свободе – понять её границы. Ты, кстати, что, забыл, как на факультете нашу газету прикрыли? Ладно хоть времена тогда изменились, а то бы и нас с тобой в универе вместе с газетой прикрыли.

В Магнитогорске, видимо, времена изменились не сильно. Поэтому я тебя призываю, Гена, быть благоразумным.

А твоим начальникам за свои поступки когда-нибудь придётся отвечать. Да, господа, придётся! Есть Высший суд! Который выше даже, чем руководство Магнитогорского металлургического комбината. Можете себе представить – выше! И на том суде спросят: по какой причине вы уволили лучшего журналиста вашего издания Григорьева?

У нас в городе я уважаю газету «Сбоковский обозреватель», её главного редактора Зачинина. Я тебе, Гена, рассказывал: он философ, неформал и экстремал. То есть окончил философский факультет, кстати говоря, нашего, Уральского, университета; оказавшись по распределению в Сбокове, стал принимать активное участие в перестроечных («неформальных», как тогда называли) демократических объединениях, чем тут же привлёк к себе внимание КГБ; а сейчас занимается экстремальными видами спорта: в ледяной воде по часу плавает, по горам дистанции бегает – ну, ясно же, человек не в себе, все три признака на это указывают.

Я его впервые увидел по телевизору в дни путча 1991 года, в дни ГКЧП. И Зачинин, без сомнения, производил впечатление странного, но смелого человека. В то время как мы с трудовым коллективом уже вовсю обмывали кончину так недолго просуществовавшей перестройки (большинство склонялось к тому, что путчисты победят), он со товарищи – со демократические товарищи – вторгся в телеэфир и начал призывать людей выходить на улицы и оказывать сопротивление реакции. Я, поддавшись призыву, вскочил и хотел было идти оказывать сопротивление, но, как выяснилось, уже не совсем твёрдо стоял на ногах, и, к тому же, меня стали удерживать окружающие. «Может, оно и к лучшему, – рассудил я. – Уж если мне тяжело оказывать сопротивление коллегам, то реакция меня и подавно победит».

Справедливости ради надо сказать, что ни прогрессивных сил, ни реакции в те дни на улицах Сбокова не наблюдалось: все напряжённо ждали, чем закончится противостояние в Москве, и лишь самые отчаянные срывались с места и мчались в гущу событий, в столицу.

Потом, после победы над путчем, спустя какое-то время Зачинин начал издавать газету. Назвал он её «Сбоковский обозреватель», и появление этой газеты стало, пожалуй, одним из самых значимых событий в политической жизни Сбоковского края – тема, которая ещё ждёт своих исследователей на многочисленных факультетах журналистики города Сбокова.

Написал эти строки и за голову схватился. Раньше, Гена, насколько я помню, в России существовало три факультета журналистики: Московский, Ленинградский и наш, Уральский (ну, не считая Института международных отношений, МГИМО, вуза особенного). И на эти три факультета, Гена, стремились поступить одарённые молодые люди со всех концов нашей необъятной страны. Поступить же туда удавалось немногим – лишь лучшим из лучших, лишь самым одарённым (как ты считаешь?). А сейчас, Гена, только в городе Сбокове факультетов журналистики несколько.

Да что факультетов журналистики! Сколько в России университетов было? На пальцах одной, ну, полутора рук (только руку отхватить вдоль, чтобы пальцы остались) пересчитать хватит. Все университеты являлись учебными отделениями серьёзных научных школ, и образование в них считалось не только престижным, но академическим (пусть не про меня конкретно речь). А сейчас в телефонном справочнике города Сбокова, Гена, есть отдельная глава «Академии. Университеты. Институты».

И всё бы ничего, но я сам слышал, как выпускники языкового факультета государственного университета говорят «положить» и «звонишь». Государственного университета! А что требовать с многочисленных частных вузов? Вот так наложут людям в университете знаниев, и идут они потом с наложенным по жизни. Может быть, поэтому одно из крупнейших рекламных агентств Сбокова, рассказывая о себе, на протяжении нескольких лет писало слово «агентство» без буквы «т».

Говорю я это не в укор учебным заведениям Сбокова, тем более, что ряд из них, особенно в системе среднего образования, высоко котируются в масштабах даже всей страны. И уж тем более не в укор учащимся: они получают то, что даёт им среда. Это я – в укор реформаторам от образования.

А ещё мне нравятся ПТУ – профессионально-технические училища, которые на Урале в просторечье именуются «шарагами». Теперь они по всей стране носят особое, трепетное для России имя – лицеи. Идут, бляха муха, лицеисты по улицам, сосут пиво из банок, с хрена на хрен всех посылают. Это ж надо такое придумать, про лицеи. Так свою культуру не уважать! Ещё раз: речь не об учащихся и не о выпускниках училищ – часто профессионалах, мастерах своего дела. Речь о вышеупомянутых господах.

Услышав недавно от жены «Go in попу», я ужасно оскорбился: ну, сказала бы просто «отстань», а то сразу посылает: «Гоу ин попу!» Но оказалось, что оскорбляться никакого повода нет, просто она читала мне объявления о приёме на учёбу в эти самые лицеи, профтехучилища, получившие в свете последних образовательных реформ ещё одно обозначение. Я заглянул в газету. Средние школы там именовались «МОУСОШ» (очевидно, под некой аббревиатурой), а училища, действительно, «ГОУНПОПУ» (непривычно, конечно, но что-то в этом есть). Средние Специальные Учебные Заведения назывались «ССУЗЫ», по аналогии с чем я предложил именовать остальные СРедние Учебные Заведения – «СРУЗЫ», чтобы вместе они, «ссузы» и «срузы», могли составить полноценную пару.

И всё же вернёмся к «Сбоковскому обозревателю». Зная его редактора, можно предположить, чем очень скоро стала газета в городе Сбокове. В городе Сбокове газета очень скоро стала бельмом в глазу для властей и связанного с ними бизнеса. Она добывала факты, вскрывала нарушения, давала резкие оценки, боролась за справедливость. Лезла куда надо и куда не надо и, вроде как, ничего не боялась. Именно благодаря этой газете мы многое узнавали о скрытой стороне сбоковской жизни, и именно её я чаще всего имею ввиду, говоря: «Газеты по такому-то поводу писали». Правильнее было бы сказать: «Обозреватель» по такому-то поводу писал.

Писал, кстати, не всегда по делу.

Мы с Рифатом, моим бывшим партнёром по бизнесу, снимали под офис комнату в небольшом особняке. А другие комнаты, как выяснилось, там снимали бандиты. Подобное соседство вызывало у нас психологический дискомфорт: с подозрением глядящая охрана, видеокамеры на каждом шагу (заходишь в туалет и гадаешь, смотрят на тебя или нет, но на всякий случай рукой помашешь), постоянные «стрелки» и «разборки».

Один раз на этаже взорвали что-то газовое, другой раз нас просто не пустили, посоветовав для нашей же безопасности немного погулять. А в третий раз кто-то попытался взорвать их «главного».

«Главный» в сопровождении охраны начал отъезжать от крыльца, как вдруг стены здания сотряс мощный взрыв. На работе у нас находился только Архипыч (помните про антонимы?). Он бросился к окну. Оказалось, «главному» повезло: его машина взяла с места слишком резко и успела проскочить мину за секунду до взрыва. А через секунду после взрыва умчалась вместе с автомобилем сопровождения.

Архипыч кинулся вниз, к своей припаркованной поблизости «Ниве». К его несчастью в кузове машины зияло несколько пробоин. Тут из здания высыпали «братки», вскоре прибыли оперативники. А вслед за ними приехали и мы с Рифатом: что случилось? Весь в расстройстве Архипыч показал пострадавшую «Ниву». Посмотрели мы на пробоины и подумали, что точно такие же могли быть у нас в голове.

Поэтому через два дня сидели уже, от греха, в новом офисе и читали в «Сбоковском обозревателе» комментарий к случившемуся. «Обозреватель» начисто отметал версию о том, что взрыв был направлен против обитающих в здании людей, а связывал его с находящимся поблизости предприятием. «В данном же здании, – писал «Обозреватель», – располагаются только никому не известные, малозначительные фирмы».

Этого я «Сбоковскому обозревателю» никогда не прощу! Написал бы: «Там располагаются солидные фирмы (по крайней мере, одна из них), которые в силу своего статуса не могут иметь отношения к происшедшему». А то – «никому не известные, малозначительные», читать противно!

Но если простить газете эти редкие оплошности и попытаться оценить её деятельность в целом, то в целом – хорошо, что она в Сбокове есть. Несмотря на приходящую тут же на ум поговорку «Собака лает, караван идёт». И это вина не газеты, а времени: она обличает – они идут дальше… И всё-таки зачем «Обозреватель» написал, что наша фирма малозначительная?!

Впрочем, однажды Зачинин по-настоящему власти напугал: он выдвинул свою кандидатуру на должность мэра и начал уверенно набирать очки. Мне-то кажется, ему выдвигаться не стоило: внешность у него не представительная, говорит так себе, не пламенно и не очень внятно. Но он выдвинулся и пошёл в гору.

И они забеспокоились. В газету одна за одной зачастили проверки: налоговая, пожарная, из департамента печати… Находили мелкие нарушения, но всё это было не то.

И тогда Зачинина решили объявить… наркоманом! Домой и на работу к нему нагрянули люди в масках, всё, как водится, перевернули и, естественно, «нашли» в кабинете пакетик с марихуаной. И тут же завели уголовное дело. Но что за уголовное дело без свидетелей? Хотя бы один, да нужен. И свидетель появился. Это был деклассированный элемент, бомж. Он припомнил, как стоял однажды на улице и увидел идущего мимо мужчину, в котором узнал главного редактора газеты «Сбоковский обозреватель» Зачинина, фотографию которого где-то однажды видел. Зачинин шёл и курил, и по запаху сигареты элемент безошибочно определил, что курит тот марихуану.

Всё-таки, я считаю, в юридических вузах надо больше внимания уделять сочинениям. А то, вроде бы, кажется, дисциплина не основная, пусть лучше право изучают. Да ведь жизнь показывает обратное: это право дисциплина не основная, оно, зачастую, вовсе не нужно, а сочинения как раз ежедневно востребованы. А то – что они там понаписали? Какой-то бомж чего-то там учуял. Да не смешите мои тапочки! И потом, почему они упустили из виду: Зачинин не курит! Он, как известно, спортсмен-экстремал.

Короче, народ ни сомнительным элементам, ни «ментам» не поверил. И популярность кандидата в мэры продолжила расти.

Поэтому за несколько дней до выборов провластные политтехнологи выкинули свой главный козырь. В одно утро на всех столбах и заборах города появились листовки: «Не пустим криминал во власть!» Под сим громким заголовком располагалась фотография Зачинина в обнимку с уголовными авторитетами, а лаконичный текст утверждал, что главный редактор «Сбоковского обозревателя» давно и прочно связан с местным криминалитетом, на деньги которого издаёт свою газету. И теперь на те же деньги всеми способами рвётся к власти.

Тёмные времена бандитского правления надвигались на Сбоков. Газеты запестрели подтверждающими листовку материалами; телевидение крутило фильмы, в которых перемежались кадры бандитских разборок, мешков с деньгами и свирепой физиономии Зачинина; а губернатор Силыч Мироненков, указывая на новоявленного уголовника, просто-напросто просил-умолял избирателей остановить движение преступности во власть.

И люди дрогнули, засомневались. Слишком много раздалось обвинительных речей с самых разных сторон, с самых разных высот. И если уж сам губернатор говорит…

Ошарашенный Зачинин пытался оправдаться, наиболее верные его сторонники призывали горожан не верить абсурдным обвинениям, но, как известно, чем грандиознее ложь, тем легче люди в неё верят. Признаюсь, и я не отдал бы в тот момент за Зачинина, не то что голову, пальца бы своего не отдал. В общем, Зачинин выборы проиграл.

И сразу же смолкли телевидение и газеты. А отряды уличных рабочих соскребли с заборов скандальные листки, которые, как выяснилось, вообще неизвестно кто изготовил. Уголовное дело по употреблению и хранению наркотиков было прекращено (тут за Зачинина впряглись столичные правозащитники, а с этой публикой воевать – себе дороже). И только губернатор Силыч долго ещё не мог успокоиться и время от времени в своих выступлениях пугал мирных сбоковских жителей страшной криминальной газетой.

Не смирившись с поражением, Зачинин подал в суд. Суд был. Он признал фотографии на листовках сфальсифицированными, обвинения не соответствующими действительности, но отказался признать их влияние на ход голосования и таким образом окончательно утвердил итоги выборов.

И несостоявшийся мэр занялся своим прежним делом: критикой в газете «Сбоковский обозреватель» недобросовестных чиновников и приближённых к ним бизнесменов. За что его однажды, как я уже как-то рассказывал, чуть не зарезали, да он убежал. А когда вылечился, занялся своим прежним делом: критикой в газете «Сбоковский обозреватель» недобросовестных чиновников и приближённых к ним бизнесменов. Ну, явно человек не в себе.

Глава 26

Сам я, хоть и уважаю газету «Сбоковский обозреватель» и её главного редактора, к горячим сторонникам господина Зачинина всё же не отношусь, потому как имею для этого личные причины. Потому как дважды с ним общался.

Первый раз во время очередной своей рекламной кампании.

Вообще-то, мне нравится общаться со средствами массовой информации, если я предстаю перед ними в облике заказчика рекламы, то есть рекламодателя. Это чудесный облик! Чудесный в смысле не только прекрасный, но и творящий чудеса. Увидев меня в сём облике, сотрудники рекламных отделов мгновенно начинают источать в мою сторону непередаваемо нежные чувства. Моё мнение ценится, мои соображения вызывают восторг. Я выскажу пожелание, и оно обязательно будет учтено. Я сострю, и над моей шуткой будет неделю до слёз хохотать весь рекламный отдел.

Если бы я поймал золотую рыбку, то после нового корыта для жены и кроссовок для Ксении (её-то совсем малы стали) заказал бы рыбке быть мне всю жизнь рекламодателем в окружении рекламных агентов и провёл бы остаток дней своих без волнений и тревог в почтении и любви. И пусть рыбки до сих пор нет, всё же иногда доводится мне устраивать рекламные кампании, а значит, получать сверх обычного порции положительных эмоций.

Набирая по телефону номер «Сбоковского обозревателя», я был почти уверен, что смогу договориться с ними по одному, как мне казалось, выгодному для обеих сторон проекту.

Как и ожидалось, на том конце провода звонку очень обрадовались. Они с готовностью выслушали меня, согласились, что проект действительно безумно интересен, и невероятно сокрушались по поводу того, что не могут дать ответ немедленно и сами, поскольку он находится в компетенции главного редактора.

«Что ж, главного редактора так главного редактора, – подумал я. – Надо же когда-нибудь познакомиться». И решил нанести в «Сбоковский обозреватель» деловой визит.

Собираясь к главному редактору газеты Зачинину, я оделся так, как одеваюсь обычно на официальные встречи: в деловой костюм, ибо считаю, что для контактов между людьми существуют определённые правила поведения и внешнего вида, соблюдение которых не только является признаком хорошего тона, но и помогает в достижении результата, а игнорирование – наоборот. Причём как в деловых отношениях, так и в личных.

Например, трудно добиться расположения будущих тестя и тёщи, если во время первого визита в их дом вы окажетесь небриты, нетрезвы, закурите без разрешения в комнате и отшвырнёте ногой хозяйского кота. И напротив, можно и нужно так выглядеть и вести себя во время последнего визита к родственникам теперь уже бывшей жены, с тем чтобы продемонстрировать им свою независимость, полное безразличие к случившемуся и заявить, что ни одной копейки сверх положенного они с вас не получат!

Соискателю не удастся устроиться на работу, если он придёт в кабинет к руководителю голым и, откинувшись на спинку стула, начнёт беседу на отвлечённые темы. Но в том же самом виде, в той же позе и с теми же беседами, оказавшись с тем же руководителем, благодаря хорошему знакомству, в бане, соискателю может достаться желанное место с большой долей вероятности. А соискательнице тем более.

Существует ритуал, церемония проведения различных мероприятий, и этих правил, пусть неписаных, желательно придерживаться. Не отправляйтесь на день рождения без подарка, или хотя бы без цветка – на день рождения нужно приходить с подарком. Не рассказывайте соседям по столу всю правду об имениннике – в этот день и в этом месте правду об имениннике говорить непринято. И хотя подобных тонкостей существует огромное количество, все их запоминать нет необходимости: тонкости нужно не столько знать, сколько чувствовать.

Очень хорошо это получалось у одной моей сокурсницы. Она любила яркую косметику и короткие юбки – она любила нравиться мужчинам. Но как-то раз ей пришлось сдавать предмет «Техника газеты» незабвенному преподавателю Чичиланову, который, хоть и был тогда уже на пенсии, продолжал вести занятия. Я полагал все рассказы о нём сильно преувеличенными, пока сам однажды не увидел, как он надел студенту на голову газету (точнее, не на голову, а на шею, порвав газету через голову) за то, что тот перепутал бабашки – элементы типографского набора. А это его: «Пойду перекушу, – и после паузы, – кому-нибудь горло!» Неспроста по факультету ходила красивая легенда о том, как один курс выписал Чичиланову на дом журнал «Свиноводство», и Чича потом в течение года каждый месяц получал сто номеров этого увлекательного издания.

И вот моей однокурснице предстояло «Технику газеты» сдать. Обычно, если преподаватель был мужчина, она надевала на экзамен не короткие, а очень короткие юбки. Но в данном случае ситуация была иной. Когда мы увидели её перед кабинетом Чичиланова – то открыли рты.

Это не была наша однокурсница, к которой мы давно привыкли. У кабинета стояла передовая работница-многостаночница, пришедшая с завода на студенческую скамью овладевать знаниями: ни следа косметики, честный, открытый взгляд, собранные в пучок на затылке волосы, строгий костюм ниже колена и, что нас особенно впечатлило, комсомольский значок на груди. Именно на этой груди комсомольский значок смотрелся особенно трогательно.

Но она не обратила на наши смешки никакого внимания, лишь послала куда-то не совсем прилично. Она была в образе, бледна и собрана. Она знала куда идёт, к какому преподавателю, и знала, как в данном случае себя вести. Она была адекватна ситуации. И поэтому предмет сдала, пусть и с четвёртого раза. Пусть и кричал Чичиланов после каждой попытки на весь факультет:

– Вы, матушка, дура-с!!!

Но все правила церемонии были соблюдены, обе стороны остались довольны, и потому результат оказался достигнут.

Мой предстоящий визит к Зачинину я тоже рассматривал в качестве церемонии: церемонии посещения руководителя одной организации руководителем организации другой.

Я пришёл в рекламный отдел.

– Здравствуйте, – заулыбались мне. – Пойдёмте, вас ждут.

Я был доволен. Именно так и должен был начинаться подобный визит. Мы зашли в комнату, заполненную сотрудниками, а затем свернули у шифоньера. Открывшийся взору закуток, очевидно, являлся кабинетом главного редактора крупнейшей в то время газеты Сбоковской области. Там помещался стол, за которым сидел сам редактор, и пара стульев. А впрочем, может, у Зачинина был где-то и другой кабинет.

– Это к вам, я говорила, – представили меня.

И оставили нас вдвоём. Я заметил, что главный редактор Зачинин не разделяет мои взгляды на ритуалы официальных встреч. Он не был одет в цивильный костюм, он был одет в старую футболку и вытертые джинсы.

«Неудивительно, – с улыбкой подумал я, – неформал-экстремал, так сказать, пусть, это даже оригинально».

Удивительно было другое. Я стоял, а неформал-экстремал не обращал на меня никакого внимания. Он работал на компьютере и грыз семечки, шелуху от которых складывал здесь же на столе.

– Здравствуйте, – громко поздоровался я.

Глянув на меня мельком, неформал ответил и продолжил свои занятия. Я был обескуражен: он даже не предложил сесть!

– Говорите, – сказал Зачинин, не отрываясь от занятий.

Делать нечего, я заговорил. Я стоял перед столом и рассказывал о своём предложении, доказывая привлекательность его для обеих наших сторон, а Зачинин грыз семечки и занимался своими делами. Такого оригинального ритуала я, какой-никакой бизнесмен, не встречал ни в одном чиновничьем кабинете.

– Нет, – сказал главный редактор Зачинин, когда я закончил, – это предложение нам не подходит. – И наконец посмотрел на меня. – Тактически, может, оно и выгодно. Но стратегия важнее тактики.

Я понял, что аудиенция завершена, и, попрощавшись, удалился. И в тот же день договорился по поводу своего предложения с двумя другими газетами.

А от встречи с главным редактором Зачининым у меня остались опыт новой церемонии и глубокомысленная фраза: «Стратегия важнее тактики».

Немного о правилах хорошего тона. Один мой коллега, с которым мы обедали за соседними столиками в одни и те же часы, был человеком воспитанным и, приступая к трапезе, неизменно говорил окружающим:

– Приятного аппетита!

– Приятного аппетита! – отвечали ему в ответ.

Отобедав, он поднимался и желал нам:

– Приятного пищеварения!

Мы что-то мычали и старались после обеда одновременно не заходить с ним в туалет, ибо, скорее всего, он продолжал оставаться воспитанным человеком и там.