Город гудел, обсуждая скандальное происшествие. Несколько лет назад, до Новоуральска Турсин работал начальником производственного отдела на заводе металлоконструкций в Магнитогорске. Во время одной из проверок комиссия партийного контроля выявила на этом заводе грубые нарушения хозяйственной дисциплины: фондовый металл продавался на сторону, а деньги куда-то исчезали. Было возбуждено уголовное дело, по которому обвинялись три руководителя завода, в том числе, Турсин. Директор сел на пять лет, Турсин получил три года условно. Дотошному следователю, который вел дело, было ясно, что организатором аферы и выгодополучателем был Турсин, на это единодушно указывали свидетели, но осторожный начальник ПДО нигде не оставлял своей подписи, все документы шли за подписью директора, молодого, неопытного, недавно возглавившего завод. Турсин ловко использовал и подставил его. Отсидев три года и выйдя досрочно на свободу, бывший директор узнал, что его недруг процветает вторым секретарем горкома. Разоблачительное письмо полетело в Свердловский обком: людям, осужденным за мошенничество, не место в партийных органах! Оказалось, что Турсин в партийной анкете скрыл свою судимость. За обман партии, за скрытие судимости ему грозило суровое наказание – исключение из рядов. И, конечно, конец всякой карьеры.

Спас Турсина Александр Николаевич Смирнов. Он поехал в Свердловск, пробился к самому первому секретарю обкома Ельцыну и добился смягчения наказания. Строгий выговор с занесением.

Евгений знал, что Смирнов ничего не делал просто так, из человеколюбия. Почему, – спрашивал себя Евгений, – Смирнов после скандала в Магнитогорске назначил Турсина директором? Почему закрывал глаза на то, что Турсин довел Новоуральский завод до такого состояния? Неужели в Объединении не знали, что здесь творится? Что-то связывало этих людей, то, что спустя несколько лет вознесет Турсина в директора белорусского завода. А пока Турсину нужно было отсидеться, затаиться, пока забудется, сойдет на нет новый скадал.

У Евгения зазвонил прямой телефон. Тот, который знали немногие в горкоме.

– Евгений Васильевич, это Турсин. Я без работы оказался, возьмите меня на завод, пойду начальником производственного отдела.

Ах, эти ты и вы, как они отражали тонкости общественных отношенений! Высокое начальство говорит тебе ты, и это знак расположения и снисхождения. Ты наш человек, и мы к тебе благоволим. А тебе следует выражать почтение и благодарность за доверие. Но если вдруг высокий начальник обратился к тебе на вы – жди беды: ты вышел из доверия. Когда Евгений заходил в горком партии, Турсин, конечно, говорил ему ты, но это было партийное, товарищеское ты. Мы сидим здесь на высоких постах, но мы простые люди, по-товарищески направляем тебя. В ответ полагалось вы и признательность за помощь и руководство. Но вот, поменялось положение, и Турсинское вы было знаком поражения и смирения.

Непреложное правило советской школы руководства гласило: бывший директор не может работать на своем заводе никем, кроме директора! Евгений знал это правило.

– Нет, – сказал он.

На том конце провода положили трубку.

– Ну вот, Димов, – сказал он себе, – ты умудримя приобрести хитрого и сильного врага.

С фотографии, сохраненной в ящике стола, поставив ногу на тушу убитого волка, пристально смотрел на него Турсин. Такие обид не прощают.

Турсин устроился начальником производственного отдела на новый завод, который построило в Новоуральске Министерство строительства, и сразу же подали заявления на увольнение два лучших бригадира-сборщика. Уходили к Турсину, он активно уговаривал их, обещал лучшие условия, высокие заработки. Первый привет от Николая Устиныча.

Довольно скоро появился второй привет. В городской газете напечатали статью "Директор-чинуша": Директор Новоуральского завода Димов, присланный в наш уральскеий город из Москвы, неподобающе себя ведет, грубит рабочему классу, заводская легковая машина возит его внука в детский сад. От него отвернулся коллектив передового завода. Может ли такой руководитель возглавлять завод? – спрашивал безымянный корреспондент.

Евгений заметил, как изменилось поведение партсекретаря. Если прежде Баннов заходил к нему каждый день, сияя фальшивой улыбкой, долго жал руку, говорил о подъеме настроений в коллективе, то теперь он только издали кивал директору. Эта лиса чуяла начавшуюся травлю и держала нос по ветру.

На завод зачастили проверяющие из Москвы. Комиссия под председательством начальника технического отдела Сухарева проверяла работу инженерных служб, но в выводах комиссии почему-то было: "Директор завода Димов не обеспечил…"

– Виктор Александрович, – допытывался Евгений, – я ничего не понимаю. Почему в промахах главного инженера Вы вините меня?

– Ну, директор отвечает за всё, – туманно объяснял, пряча глаза, Сухарев.

– А почему в акте комиссии Вы не отразили то большое, что мы сделали – новые технологии, новый тип конструкций? Вы этого не увидели? Я Вам всё это покажу.

– Ну, ведь недостатки есть, Вы же не будете отрицать, – упорно гнул Сухарев.

Проверялись разные отделы: производственный, экономический, техники безопасности, ловились мелкие недостатки. Только Архитюк устоял, выставил проверяющих за дверь.

– Что вы здесь, как крысы, нюхаете? – орал он, – без личной команды Смирнова не дам рыться в бухгалтерии, идите, не мешайте работать!

Общим в выводах всех проверок было одно: недостатки в работе директора. Но ведь завод выполнял план, завоевывал призовые места в соревновании, имел отличные финансовые показатели! Да, – отвечали проверяющие, отводя глаза, – завод работает неплохо. Но недостатки же есть!

Наконец, на завод приехал Китриш.

– Геннадий Васильевич, ты же нормальный мужик, скажи мне честно и прямо, что происходит. Ты же знаешь, что я сделал с заводом. Я же вытащил его из пропасти. Завод на подъеме, получил первое место. Почему же меня обложили, что я делаю не так и кому я мешаю?

Китриш задумчиво смотрел в окно.

– Всё ты делаешь правильно. Но работать тебе не дадут. Мой тебе совет: уходи сам, пока не поздно.

– Ну что же, спасибо за честные слова. И кто же меня травит? Турсин?

– Вот этого я тебе не скажу. Я и так сказал больше, чем должен был сказать.

Его заявление с просьбой об увольнении, отправленное с Китришем, Смирнов подписал сразу.

Последний день на заводе, прощание с верными товарищами Володей Панкратовым и Володей Максимовцевым. Они тоже уходили с завода. Сенину не терпелось, он вчера уволил их обоих и принял на работу Ягодина.

Вот и закончился трехлетний, самый трудный период в их с Люсей жизни. Пора подводить итоги и делать выводы.

Вывод главный и на всю жизнь:

Ты сел не в свои сани. Ты не годишься в директора, не умеешь быть нужным для начальства человеком. Ты не владеешь искусством директорского политеса. Посмотри на себя в зеркало. За сто метров видно, что ты честный простак. У тебя нет необходимого коэфициента проходимости. Занимайся же своим делом – будь инженером!

В Новоуральске Евгений потерял:

– здоровье (две пневмонии за три года),

– добрую четверть зубов – от скверной воды и отравленного воздуха,

– веру в справедливость.

Но есть и приобретения. Опыт выживания в немыслимых условиях. Это не раз пригодится ему в дальнейшей жизни.

Что касается Турсина, то Люся успокаивала его: нужно ставить свечку за то, что он выжил их из этого кошмарного города, избавил от завода, камнем висевшего на шее, и была права.

Его ждала Вятка, куда позвал Евгения в главные инженеры его казахстанский земляк Воронин. И там будет всё, чего не доставало а Новоуральске: большой, красивый город на берегу широкой реки, чистый воздух, здоровый климат русской равнины, большой красавец-завод, счастье интересной, без оглядки, работы и верные друзья.