Глава 34
Эта свора всего отвратительно, омерзительного, адского – тащится за мной, пока я еле волочу себя к выходу с кладбища. Под ногами хрустит снег, и его я слышу, но не пламенные речи моего папаши Сатаны, который вторит так, словно это его дебют на сцене. Кому нужны его гнилые словечки? Не мне. Конечно, с моей стороны приплетать к ним Арчера не лучшая идея, но, судя по тому, что он находится в компании моих родителей – даёт полное право.
Хрум. Хрум. Хрум.
Я должна держаться хотя бы до выхода, кладбище не самое лучшее место посылать отца к чёрту, хотя, надежда на то, что его тут же засосёт в землю по моей просьбе – греет душу. Плюсом ко всему я благодарю небесам за то, что Диего оставил меня одну по моей же просьбе, и сейчас его не видят родители. Конечно, Арчер мог трепануть, но в таком случае я протяну его язык и отрежу ширинкой джинс. Когда в сознание начинают проникать слова отца о том, что Алан – сосунок, мои ноги застывают на месте, а глаза закрываются на секунду, и распахиваются уже с огненной ненавистью, желающей развеять прах отца прямо над могилами.
– Ты, – шиплю я, резко развернувшись и ткнув в его грудь пальцем с такой силой, что чуть ли не ломаю в нём грудные кости, – знал его с детства, но не мог приехать попрощаться, ты будешь гореть за это в аду.
– Твой дружок откинулся не совсем вовремя, у меня были дела поважнее, – насмехается отец.
– Надеюсь, загробный мир существует, и тебя слышат, – цежу я, – твоим мучителем будет лично Аластар, заживо сдирающий с тебя дешёвую шкуру.
– Убери свои пальчики, Грейси, – нарочито устало, цокает он, – я бы не был на твоём месте так уверен, козыри у меня.
– Дешёвый фарс, – выплевываю я и, развернувшись, продолжаю движение, но не долго.
Мужская ладонь аккуратно сковывает моё запястье, останавливая на ходу, но она явно не принадлежит отцу, который никогда не нуждался в нежностях. Арчер. Голубые глаза смотрят на меня с… беспокойством? Он смеётся надо мной? Смотря за его спину, я вижу родителей в паре футов от нас.
– Ты не понял ничего с первого раза? – шиплю я, переводя взгляд на него.
– Грейс, послушай, это ради твоего же блага, ты должна пойти с ними, – с толикой настойчивости и нежности, его голос звучит почти убедительно, но нутро чует, что это ловушка.
– Возвращайся в Лондон вместе с моими золотыми родителями и больше никогда не возвращайся, – фыркаю я, вырывая руку.
– Грейс, ты не понимаешь! – продолжает настаивать он тем же тоном.
Сделав вид, словно ищу что-то в пальто, я вытаскиваю руку и размахиваю перед лицом бывшего средним пальцем с улыбкой на губах. Пусть катятся прямо в ад, я лично помогу доставить каждого члена этой сраной группировки туда.
– Теперь понятно?
Вздыхая, он качает головой. На какой-то момент мне даже кажется, что я улавливаю панику и страх в его небесных глазах, но я больше не так наивна, меня не проведёшь. Я не та Грейси, которую отправили в Америку. Я скорей откручу себе голову, чем пойду за ними. Следом мой посыл получают родители.
– Кажется, моя дочурка плохо понимает по-хорошему, – притворно спокойно улыбается отец, когда мимо проходят люди, оставляя нас одних.
Когда он делает шаг в нашу сторону, я инстинктивно делаю два назад и, замечая это, Арчер хмурится. Ещё бы, ведь он не знает ни о чём, что происходило со мной в нашем идеальном замке.
– Ты сядешь в эту машину, Грейси, потому что на кону жизнь твоего дворняги, – оголяя белоснежную улыбку, вторит он.
Проглотив ком ужаса, я стараюсь сделать равнодушный вид, но, кажется, дрожь в коленях выдаёт меня. Арчер не мог им сказать. Не может быть. Они не могут знать о Диего.
– А что, в кампусе разрешили заводить животных? – язвлю я, возводя барьер непонимания и защиты.
– Оказывает да, твой дедуля разве тебе не сообщил?
Ему известно о том, что я всё узнала о бабушке с дедушкой? Видимо да, судя на надменной роже отца, словно он выиграл пару мировых воин.
– Да—да, Грейси, я всегда на шаг впереди, а тут, получается, что сразу на три шага.
– Что ты несёшь?
– Я позволил, чтобы ты узнала о них, скажи спасибо. О, да, может, поговорим о твоём наказанном дружке? Как думаешь, ему нравится на свободе?
Парализованная, я чувствую, как по спине сбегают капли пота, смешиваясь с холодом ужаса и страха. На этот раз стена падает к ногам, крушась на мелкие ошмётки.
– А теперь садись в машину, и мы поболтаем.
Со своими словами, отец и мама направляются к своему такому же идеально пафосному и вычурному внедорожнику, а моё сердце медленно перестаёт подавать сигналы кровотоку.
– Я говорил тебе, Грейс, – тихо говорит Арчер, в которого я тут же стреляю ядовитым взглядом, – я хочу поддержать тебя. Я говорил, что буду рядом, и я рядом. Но сейчас лучше послушать его.
Не знаю почему, но на этот раз я верю его словам, окунаясь в прошлое.
«– Ты же знаешь, что я всегда защищу тебя? – шепчет он у моей шеи, после чего отстраняется и смотрит в глаза, – ведь так?
Автоматически голова согласно кивает, а Арчер одаряет меня зачаровывающей улыбкой, которая заставляет бабочек порхать высоко над животом.
– Я обещаю всегда быть рядом, чтобы бы ни было, Грейс. Кем бы мы ни были друг другу…
– Ты хочешь расстаться? – в ужасе шепчу я, распахнув глаза.
– Нет, глупышка, – улыбается он, – я хочу, чтобы ты знала это.
– Я знаю это, – снова киваю я, повторяя его слова.
– Вот и хорошо.
Арчер оставляет нежный поцелуй на моём лбу, продолжая поглаживать мою спину, когда я вновь расслабляюсь в кровати, зная, что усну рядом с ним, даже если на утро его уже не будет в комнате.
Я знаю, он будет рядом, потому что Арчер держит слово, для него это дело чести. Он пришёл сегодня, когда я позвонила ему после нового концерта отца. Моих слёз он не видел, ведь я пролила их до его прихода и звонка в целом, но даже под замком в собственной комнате я не чувствовала себя в безопасности до тех пор, пока не пришёл он. Он – мой герой. Мой супермен.»
Я уже ожидала ведро с дерьмом, которое обычно выливает отец, но как только Арчер и я сели в машину, она тут же покатилась по дороге, а мои родители не торопились горячо обсуждать последние новости со мной. Раскинув ноги, отец закинул одну на вторую, а в руках у него уже удерживался стакан с виски, в то время как в бокале мамы покачивалось белое вино. Посмотрев на Арчера, который незаметно пожал плечами, я уставилась в окно, они в любом случае далеко меня не увезут. Отцу просто нравится подолгу мучить людей интригами, я знаю этого ублюдка. Мне хочется выплюнуть весь гнев в лицо матери, потому что это был сын её лучшей подруги, но, как оказалось, она такая же гнилая, как и её любимый супруг. Собственно, лучшая подруга для неё пустое место, это ежу понятно. Чёртовы моральные уроды. Прямое доказательство, что внешность обманчива.
Как и предполагалось, машина остановилась у кампуса, и так как мне никто не торопился открывать дверь или заводить разговор, я покинула её сама, ошарашив маму отсутствием воспитания. Чьи это проблемы, мама? Не мои. Я плевала на подобные жесты. Когда я уже дотянулась до дверной ручки, на неё легла ладонь, принадлежавшая Арчеру, на которого я тут же посмотрела.
– Ты что, собираешься идти со мной в мою комнату? – с особым недовольством поморщилась я, думая о лишь том, что когда об этом узнает Диего, он снесет его белоснежную голову с плеч.
– Да.
– Забудь об этом.
– Грейс…
– Я сказала, забудь об этом. Ты не понял, что я не одна?
– Понял.
– Вот и славно.
– Вы долго будете стоять в дверях? – раздался слишком спокойный голос отца, на которого я моментально перевела взгляд. Мама, поддерживающая его руку, словно первая леди страны. Они в образе идеальной семейки, где я – урод.
Издав фырканье, я дёрнула ручку и первой зашла в кампус, не ожидая и не желая, чтобы эта троица вышагивала за мной, но три пары ног стучали по плитке за спиной, заполняя эхом пустые стены. Благо, что никто не увидит меня в этой компании, потому что все разъехались по домам на каникулы. Открыв дверь в комнату, где, как и в последний раз было чисто, я мысленно порадовалась тому, что не услышу любимые нотации мамы. Не зная, что делать дальше, я просто скинула пальто на стул, искоса взглянув на лица родителей, которые выражали открытое отвращение к комнате, которую я когда-то делила с Сам, и которая оставила рамку с нашей общей фотографией. Проглотив ком из слёз, я уперлась глазами в фотографию, где Саманта показывала язык, повесив на плечо Полли руку и склонив к ней голову, вторая же в свойственной ей манере скрестила руки под грудью и попыталась выдавить улыбку; Мария крепко обхватив мою шею, сделала губы бантиком, вместе с ней это сделала я, а за нами Оливер и Алан, оба они широко улыбаются, пока первый обнимает моего лучшего друга за плечи и показывает средний палец. Тело задрожало, а первая слеза сбежала по щеке, но я тут же её смахнула, чтобы никто не видел то, как сломила меня смерть Алана. Как же долго мы делали это фото, но даже оно получилось немного смазанным, потому что после снимка, телефон упал на землю. Нам было так весело и хорошо вместе. На кадр смотрела не только я, искоса я успела заметить, что Арчер рассматривает каждого на снимке. В эту секунду в комнату, как по зову сердца ввалился Оливер. Увидев сей сбор в моей комнате, он успел только открыть рот и обвести взглядом присутствующих.
– Не знал, что ты раздвигаешь ноги сразу перед несколькими, – лениво цокнул отец.
Рот Оли был готов порваться, но он стукнул зубами, плотно сжав челюсть. От пошлого Оливера, который вечно подкатывает ко мне свои яйца – не осталось и следа.
– Мы можем поговорить? – обратился ко мне друг, явно с трудом сдерживая едкие замечания в сторону отца, который желал их услышать.
Молча кивнув, я сделала несколько шагов в сторону двери, как пальцы отца впились в моё плечо, а глаза пуговицы втоптали меня в землю.
– Твой очередной дружок подождёт своей очереди, – скалился отец.
– Эй, ты, – позвал его Оливер, удивляя тоном и выбранным обращением Арчера и маму, отец же лениво повернул голову в его сторону, словно получил желаемое.
– Эй, ты? – цокнул отец, рассматривая Оли с ног до головы, – мальчик, попроси маму приготовить тебе обед в школу.
– Ха—ха—ха, обосраться можно, оказывается, эта чопорная морда шутить умеет, дайте ему приз лучшего комика и пусть он валит, – с насмешкой, язвил друг, чему улыбнулась даже я, так с ним ещё никто не разговаривал. Желание отсалютовать Оли пять – было бы хорошей идеей, но я сдержалась, а его лицо полностью сменилось на непроницаемое, – я положил свой большой член на тебя и то, что ты решил поговорить с ней первым. Да, ты не ослышался, большой, и когда я говорю большой, я имею в виду очень большой. Наш общий лучший друг умер, и сейчас именно я поговорю с ней, и только потом позволю это сделать тебе, и то, если мы не решим свалить отсюда.
Сдерживая улыбку, потому что лицо отца стало пунцовым, я сбросила его руку и закрыла за спиной дверь.
– Лучше бы ты была сиротой, – фыркнул Оли.
– Мне бы хотелось того же.
– Грейс… Алан, он был нашим общим другом и ты не должна винить себя, – вздохнул он, – мы можем собраться вечером и просто вспомнить его?
– Да, – тут же кивнула я, потому что знаю, как медленно, но верно меня будет убивать одиночество и воспоминания.
– И.. в общем, если Диего будет с тобой, то никто не против.
– Ладно.
– Тогда, созвонимся в семь и договоримся о месте.
– Хорошо.
Оливер уже сделал несколько шагов в сторону, как тут же вернулся назад, крепко сжав меня в своих объятиях, где я смогла расслабиться и обнять его в ответ. Я никогда не позволяла ему делать это, но сейчас сама была готова кинуться к нему на шею, потому что он остался рядом. Да, он рядом, несмотря на то, что произошло с Аланом. Я вижу, как ему тоже плохо и как не хватает Алана, но Оливер крепкий орешек, он держится, в то время как моя плотина разваливается.
– Увидимся вечером.
Оставив быстрый поцелуй на моей макушке, он направился вглубь кампуса, а я выдохнула, повернув ручку и войдя на порог комнаты. Как только глаза зацепились за отца, который стоял возле стола, где теперь уже не было рамки, ярость вновь заставила кровь закипеть.
– Верни. Фотографию. На. Место.
Пронзая его ядом каждого брошенного слова, я готова была кинуться на его лицо и выцарапать глаза.
– Придётся забыть о подобных этому, – заулыбался отец.
– Я скорей забуду тебя.
– Что же ты так, Грейси, ты ведь ничего не знаешь. Ты присядь, я сейчас тебе расскажу, и ты сделаешь правильный выбор.
– Я не собираюсь слушать тебя.
– Оставьте нас одних, – приказывает отец, и Арчер с мамой моментально удаляются, но взгляд первого успевает найти мой и выразить соболезнования. Он знает, что заготовил отец или он просто жалеет меня?
Смотря на своего донора спермы, я не скрываю лютое отвращение к его компании. Нравится ему это или нет, но продам его даже не за сигарету, а отдам даром, и готова сама заплатить, лишь бы избавить себя от его общества раз и на всю жизнь. Вскинув подбородок, я с высоты птичьего полёта, осматриваю идеальный костюм пепельного цвета, золотые запонки с гербом, который он сам себе придумал, отполированные чёрные туфли, следом глаза находят мусорное ведро, где я обнаруживаю разбитую рамку, которую хочу забрать, делая шаг, но рука отца быстро находит мою шею и отбрасывает назад, а его нога пинает мусорное ведро, откуда вываливаются осколки, которые с болью впиваются мне в сердце.
– Ещё раз ты меня тронешь, – шиплю я.
– И что? Прибежит твой мексиканец или испанец, кто он там? Жалкий дворняга, – скалится отец.
– Он испанец, чёртов ты ублюдок.
– Собирай вещи.
– Я не собираюсь менять место жительства.
– Тогда я быстро поменяю твоё мнение.
Поправляя пиджак, отец обращает ко мне глаза, в которых играют знакомые бесы, готовые уничтожить меня. Я и опомниться не успеваю, как рука отца прибивает мою спину к стене, а его ядовитый взгляд находит мой, когда в нос ударяет дежавю.
– Какая досада, если ты успела обзавестись американской мечтой. Придётся оставить её, потому что ты собираешь свои вещи сейчас же и улетаешь с нами. У тебя скоро свадьба.
– Нет, – цежу я.
– Я давал тебе другие варианты выбора? Я сейчас расскажу тебе, что будет дальше, не согласись ты со мной, – скалится он, – хочешь, чтобы твоя дворняга разгуливала на воле?
Холодок пробегает по спине, но я стараюсь держаться и делать вид, словно его слова лишь дешёвый метод управления мной.
– Я лишу его этой свободы, потому что он – убийца, ты трахаешься с убийцей, – продолжает улыбаться отец, – я упеку его за решётку по щелчку пальцев, дополнив биографию новыми пунктами, тебе стоит только дать мне повод. Твой дедуля сжалился, дал шанс, чтобы он отрабатывал наказание, но твой дедуля пустое место передо мной. Поняла? Я уничтожу его физически и морально. Каждый день в клетке он будет молить о том, чтобы ему пустили пулю в лоб. Он будет ненавидеть тебя, а знаешь почему? Потому что будет знать, что это ты отправила его туда. Это ты лишила его встреч с будущим племянником и младшей сестрой. Ты разделила его с семьёй. Ты лишила его свободы. Хочешь?
– Ты не сможешь, он не виноват! – хриплю я, но больше не могу держаться, слёзы выдают меня.
– Разве? Докажи, – скучающе закатывает глаза отец.
Зажмурив глаза, я со всей силы наступаю пяткой от сапог ему на ногу и, вырвавшись, подхватываю пальто. От силы, с которой я распахиваю дверь, краска летит на пол, а сама она чуть ли не сходит с петель.
И я бегу. Бегу без оглядки. Я не знаю ни одного места, где мне могут помочь. Хотя, нет, знаю. Я бегу в тот дом, в котором была лишь дважды.
Кулаки барабанят по входной двери бабушки и дедушки, пока зубы скрипят друг о друга. Слёзы не переставали заливать щеки, пока я бежала, и по пути я успела содрать колени до крови, когда отец прислал сообщение: «В семь в аэропорту». Он знает, что поймал меня, увидел мою слабую сторону, мою уязвимость. Он знает, что я попала в западню, ведь я всегда выбирала защитить кого-то собственной грудью. Но Иви нашла выход, почему его не найду я?
Продолжая стучать, я практически задыхалась и уже отчаялась, когда дверь открылась, а на пороге появилась Скарлет. В следующую секунду я бросилась к ней на шею, в ответ она обвила меня руками, поглаживая по спине.
– Грейс… милая, мне так жаль, он был хорошим парнем.
– Нет… – мотая головой в разные стороны, захлёбывалась я.
– Нет? – удивленный тон бабушки, наконец-то, разбудил моё сознание.
– Отец, он… он знает.
– Что знает, милая?
– О Диего, он угрожает Диего… Он прилетел…
– Прилетел? – раздаётся голос Этана за спиной, а его ладонь ложиться на мою спину, из-за чего я хватаю и сжимаю её с такой силой, что в глазах дедушки мелькают эмоции физической боли, но он ничего не говорит.
Находясь в объятиях бабушки, я крепко держу ладонь дедушки, продолжая заплывать слезами и пытаясь отыскать в себе силы, чтобы успокоится для того, чтобы рассказать им. Оба они доводят меня до дивана, Скарлет остается со мной, продолжая успокаивать меня поглаживанием по спине, а Этан с грохотом начинает поднимать кухню вверх дном, готовя для меня чай с ромашкой и земляникой, как его попросила жена.
– Грейс, расскажи нам, что произошло? – с нежностью в голосе, говорит она, смотря на меня зелёными глазами.
Наполняя легкие кислородом, я закрываю глаза и пытаюсь досчитать до десяти и успокоиться, как меня учил Алан.
«– Закрой глаза, Гри, – улыбается он, держа меня за руку, – это всего лишь матч, всё будет хорошо.
– Это не всего лишь матч! – возражаю я, дыша как паровоз из-за паники и страха.
– Хорошо, это игра. Твоя игра. Сегодня твой день, и ты станешь лучшим игроком.
– Откуда ты знаешь? – всхлипываю я.
– Потому что по-другому быть не может. Закрой глаза и считай до десяти.
Сжав его ладонь, я послушно закрываю глаза и выдыхаю.
– Медленно или быстро?
– Спокойно, я могу помочь тебе. Посчитаем вместе?
– Да, – киваю я.
– Тогда начинаем. Один… два… три…
В один голос с Аланом, я называю порядок цифр от одного до десяти. И к последней, мои нервы послушно встают смирно, позволяя уверенности пробиться вперёд. Когда я открываю глаза, я улыбаюсь лучшему другу, который лучезарно улыбается мне.»
Это воспоминание заставляет меня считать и плакать из-за того, что я больше никогда не увижу эту улыбку. Я больше не открою глаза и не увижу его. Он больше никогда не поддержит меня. Никогда не сожмёт мою ладонь и не скажет, что я всё смогу.
Но это вновь помогает, даже несмотря на то, что я в новых слезах.
Дедушка уже наполнил кружку чаем, протянув её мне. Принимая напиток, я делаю глоток, смахиваю слёзы и начинаю рассказывать им о встрече с отцом на кладбище, упуская письмо Алана, которое покоится в кармане джинс. Мой пересказ звучит слово в слово нашего диалога на кладбище и в кампусе. У меня больше нет страха перед этими людьми, они хотели лучшего для меня, я простила их и начала с чистого листа, как и с Диего. Под завершение, две пары глаз смотрят на меня с ужасом и с печалью.
– Я не говорила ему про вас… я не знаю, как он узнал… – шепчу я, утирая капли с лица.
– Рано или поздно, он бы всё равно узнал, Грейс, – с грустью улыбается дедушка, пожимая плечами, – это был лишь вопрос времени, мы все это понимаем.
– Иви сбежала… она сбежала с Ноа, потому что была беременна, что, если я тоже могу?
– Быть беременной? – поглаживаю тыльную часть кисти, спрашивает бабушка.
– Нет… если мы тоже можем сбежать.
– Грейс, – вздыхает дедушка, поднимаясь с дивана, – мы ведь говорим не о шестнадцатилетнем мальчике, а о мужчине, который и ректору смеет перечить.
Покачивая головой, он начинает расхаживать по комнате взад-вперед, вероятно, обдумывая, а я обращаю взгляд к бабушке, которая коротко, но тоже грустно улыбается мне. Дедушка прав, Диего слишком гордый и самоуверенные для того, чтобы сбегать.
– Я не могу оставить его… – шепчу я, – я обещала…
– Милая, как бы мне не было тяжело, но у Иви была другая ситуация. Я не хочу ставить под сомнения слова твоего отца, мы обе знаем его способности ломать чужие судьбы. Спроси себя: ты готова пожертвовать собой ради Диего?
– Да, – не раздумывая, выпаливаю я.
– Это должно быть только твоё решение.
– Я не знаю, что мне делать.
– Значит, задай себе следующий вопрос: хочу ли я жить, зная, что он счастлив?
– Хочу, – еле выдавливаю я, понимая, что не могу отказаться от Диего.
– Значит, это и есть ответ.
– Но я не понимаю, – всхлипываю я.
– Милая, ты всё понимаешь.
Поднимая нас с дивана, она начинает двигаться в сторону входной двери, и мне становиться по-настоящему плохо, когда я думаю, что сейчас меня выпроводят из дома. Но я ошибаюсь, потому что Скарлет заворачивает на лестницу, по которой начинает подниматься, ведя меня следом за собой. Пройдя мимо двух дверей, она открывает третью, пропуская меня вперёд.
– Это была комната твоей матери, – немного улыбается Скарлет, входя следом за мной.
Белая деревянная кровать стоит ближе к окну, изголовье, напоминает ветки, переплетающиеся между собой. В уголке висит ловушка для снов, перья которой в фиолетовых и голубых цветах и судя по частому выбору одежды мамы – это её любимые оттенки. Рядом с кроватью – тумбочка, а с другой стороны торшер. По правую сторону от неё – шкаф, в уголках которого наклеены сердечки, и мне очень хочется заглянуть внутрь, чтобы узнать маму той, кем она была до встречи с отцом. Странно, что в комнате нет рабочего стола, тут так мало всего, словно чего-то не хватает. Посмотрев на Скарлет, я указываю на шкаф взглядом «можно заглянуть внутрь?», и тут же получаю согласный кивок.
– Я могу оставить тебя тут одну, если хочешь.
Соглашаюсь с предложением и Скарлет закрывает дверь, а я, пройдясь ладонью по дереву, медленно приоткрываю дверцы, сразу замечая, что каждая украшена фотографиями и какими-то вырезками то ли из молодёжных журналов, то ли из тетрадей, которые разукрашены яркими цветами. Множество обрывков в виде фотографий групп, в одной из которых я узнаю Битлз и Квин. Куча вещей, небрежно взваленных на полки, словно их даже не пытались сложить аккуратно, это говорит лишь о том, что моя мать не всегда была такой аккуратисткой и любимицей всего идеального, когда-то она была бунтаркой. Закрыв шкаф, я следом открываю ящик, где лежит ежедневник, исписанный всякой ерундой и не намекающий на то, что это личный дневник, кроме того, он наполовину пуст и порван, словно из него часто вырывали листы. Осмотрев комнату, я пробую найти что-нибудь под кроватью, но ничего, пока глаза случайно не натыкаются на фиолетовую тонкую ленточку, свисающую с угла кровати. Её сложно заметить, только если будут проводить обыск, как это делаю я. Вытянув из-под перекладин свёрток, я начинаю блуждать по страницам глазами, пока не нахожу старую замызганную записку, где переписываются два человека:
«– Ты уедешь со мной?
– Да.
– Ты уверена?
– Да.
– Это то, чего ты хочешь?
– Да.
– Будешь принцессой в замке?
– Да.»
На этом всё, и я со стопроцентной уверенностью скажу, что это был отец и мама. Да, она принцесса, как ей и хотелось. Только скорей принцесса в башне с драконом. И это навеивает меня на то желание стать Джокеру той самой Харли Квин. Мама стала. Если бы другая желала вырваться из этой клетки, то моя мать наслаждается подобной тюрьмой. Бабушка говорила правду, она сама выбрала такую жизнь, потому что именно в неё рвалась. Глаза находят вырезанный отрезок из какого-то текста: «Отпустить – не значит сдаться. Чаще всего это единственное верное решение, победа над обстоятельствами». И это выбивает из меня весь дух.
Я должна отпустить Диего. Бабушка права, при другом раскладе я потеряю его и потеряю его любовь. Я в любом случае потеряю его, возможно, он даже возненавидит меня, но я буду знать, что он на свободе, я буду знать, что он счастлив и он со своей семьей. Я готова посадить себя в клетку ради него. Я всегда так делала ради тех, кого люблю. Ради Алана. Ради Иви. Ради Диего. Я буду заслонять их собой столько, сколько потребуется, потому что буду знать, что из всех страдаю только я. Разве ради близких не стоит жертвовать собой? Разве они не те, кто этого достоин? Если не ради них, то ради кого ещё?
Диего не виноват, что мы встретились. Никто не виноват. Так произошло и его жизнь не должна зависеть от меня, также и его семья. Они не могут потерять его ещё и физически, потому что морально он уже закрыт. Либо его потеряю только я, либо его потеряю я и ещё шесть человек, а в будущем семь, когда у Рома родится ребёнок. Кого я выбираю? Себя. Такой выбор сделает любой человек, потому что он единственный правильный. Я не имею права забирать у него свободу и семью. Но он забрал моё сердце и душу. И я готова попрощаться с ними раз и навсегда, потому что они в правильных руках.
Смотря на дневник перед собой, я достаю записку Алана и вновь позволяю слезам пробраться наружу. Он больше никогда не поможет мне разобраться с самой собой. Закрывая глаза, я представляю, что он сидит рядом, его волосы вновь небрежно торчат в разные стороны, придавая игривую сексуальность и обаяние, он топает пяткой по полу и потирает подбородок, подбирая правильные слова. Но теперь это лишь плод моей фантазии, с помощью которой я хочу восстановить прошлое, с помощью которой я могу почувствовать его вновь. От боли, которая разрывает меня изнутри, хочется выть и лезть по стенам, но я держусь. Держусь, как он всегда говорил:
«– Гри, ты сильнее всех нас вместе взятых.
– Да, с собачьей кличкой, – хмурюсь я.
– Ты – боец, самый настоящий боец, как любая собака.
– Ну, спасибо, теперь ты признаешь меня собакой.
– Собаки верные, сильные, готовые прийти на помощь и защитить собою.»
Я знаю, что не смогу сказать Диего что-то в лицо, я думала, что я сильная, но я слабая. Если Алан думал, что я борцовская собака, то на самом деле я лишь мелкий тюфяк, которого носят в сумочке. Вырывая лист бумаги, я нахожу в ящике ручку и пишу, потому что вижу в только один выход – записка. Я знаю, какую боль может доставить лишь один лист бумаги, потому что сегодня таким человеком была я. Это эгоистично с моей стороны, но я пишу. Пишу ложь, которая должна заставить его отвернуться от меня, дав понять, что я не то, что мы были заранее обречены. Я убеждаю его, что всё в прошлом, что это лишь отношения на сексуальной почве, но сама не верю в то, что пишу.
Оставив дом бабушки и дедушки с тем, что мне нужно подумать, я вновь попадают под морозную вьюгу, бьющую в лицо, но я выбираю не такси, а идти пешком в надежде на то, что свалюсь с ног с болезнью, которая убьёт меня, ведь будущая жизнь не сулит быть сладкой.
Чемодан быстро забивается, и всё это время я реву. Слёзы бьют ключом из глаз. Я не могу остановиться, да и зачем? Я выплакиваю свою боль, потому что у меня нет другого выхода. И всё, о чём я могу думать – Диего. Ночи с ним. Дни с ним. Завтраки. Ужины. Тренировки. Свидания. Ссоры. Всё это огромным камнем давит на мою голову, благодаря чему я иду в свой собственный ад. Он будет ненавидеть меня, но со своей стороны я буду знать, что он счастлив и свободен. Буду знать, что руки моего отца никогда не дотянутся до него, потому что я собираюсь выставить условия, которые раз и навсегда лишат его этой возможности. Лишь в этом я нахожу утешение и оправдание своему поступку.
По пути, я заезжаю в университет и проскальзываю в тренерскую, дверь, в которую открыта. Пустой кабинет напоминает мне о втором разе. Закрывая глаза, я трясущимися руками кладу письмо на стол Диего под тактический план, который мы делали вместе. Когда люди говорят о том, как тяжело тем, кого оставили, они не думают о том, как тяжело тем, кто оставляет. Но я скажу: тем, кто должен оставить свой свет, свою жизнь, своё сердце, свою душу в виде другого человека – ещё хуже. Я знаю это по себе. Нет ничего хуже, чем вырывать собственное сердце из груди. Нет ничего хуже, чем отказываться от самого себя. А именно это чувство того, что ты мертв внутри, ощущает человек, который оставляет.
Телефон пятый раз верещит у меня в кармане, но я уже знаю, что это Оливер или Саманта, которые звонили до этого. Достав мобильник, я хочу отключить его, пока колёса чемодана стучат позади, но застываю. Одно имя из пяти букв способно заставить моё и без того распотрошенное сердце вновь разбиться. Жду, когда Диего скинет вызов, чтобы написать ему, но он вновь звонит. Я всё же дожидаюсь того момента, когда экран тухнет и быстро набираю слова: «Всё будет хорошо. Я люблю тебя». Мне больше нечего сказать, и я успеваю нажать кнопку отправить до того, как телефон выхватывают из моих рук. В следующую секунду он падает на плитку, а каблук отца впивается в экран.
– Правильный выбор, Грейси, – скалится отец, позади которого стоит Арчер и мама, только первый не в таком радужном настроении, как мама. Брови Арчера сведены на переносице, он явно гадает, почему я пришла.
– Не один ты ставишь тут условия, – сухо говорю я, впиваясь глазами в отца, – и если ты настолько глуп для того, чтобы не знать о возможности резервного копирования или простой памяти, где имена и номера наизусть, то тебе стоит поправить мозги.
– А у тебя есть выбор? – бросает он, игнорируя мои слова об облаке.
– А у Иви он разве был?
Моё упоминание сестры не остаётся бесследным. Лицо отца вмиг приобретает багровый оттенок. Он явно ведёт дебаты внутри себя. Спустя минуту, он надевает маску равнодушия.
– Какие к чёрту условия ты ещё придумала?
– Ты никогда не тронешь Диего. Ты забудешь о нём и о его семье.
– Иначе что?
– Иначе тебе придётся заводить третьего ребёнка. И не факт, что он не станет Иви или мной.
– Дальше что?
– Ты меня слышал?
– Я соблюдаю твои условия до тех пор, пока ты соблюдаешь мои, – шипит он, создавая спокойный вид, словно мы болтаем по душам, – твои бродяжные друзья отправляются туда же.
Ничего не отвечая, я глотаю ком и следую за родителями, которые довольные собой, вышагивают по аэропорту считая остальных пассажиров за челядь и грязь под ногами. Арчер не торопится догонять их, он идёт в ногу со мной, в то время как я хочу избавить себя от его лица. Неизвестно, сколько ещё я должна буду видеть его в своей жизни, и портить отношения с человеком, который когда-то, но поддерживал меня – не лучшая идея, кроме того, у меня больше никого нет.
Каждая минута моей жизни теперь напоминает пытку и растягивается в вечность. Кажется, что время оцепенело, оно больше не бежит вперёд, как делало это тогда, когда я проводила его наедине с Диего. Я больше никогда не коснусь его, а он меня. Я больше никогда не услышу его голос. Я больше не имею права связываться с ним, иначе собственноручно поставлю крест на его жизни.