Самые странные в мире: Как люди Запада обрели психологическое своеобразие и чрезвычайно преуспели

Вина – это совершенно другое состояние; она представляет собой внутреннюю систему ориентирования и по крайней мере частично является продуктом культуры, хотя, вероятно, и включает в себя некоторые врожденные психологические компоненты вроде сожаления. Чувство вины возникает, когда человек сравнивает свои действия и чувства с сугубо личными стандартами поведения. Я чувствую себя виноватым, если в одиночку съел на своей кухне огромную пиццу или не подал мелочь бездомному, с которым столкнулся ранним воскресным утром на пустой манхэттенской улице. Я чувствую это, потому что не смог соответствовать моему личному стандарту поведения, а не потому, что нарушил общепринятые нормы или повредил своей репутации в глазах других людей.

Конечно, во многих случаях мы можем испытывать и стыд, и вину из-за того, что публично нарушили социальную норму, например ударили непослушного сына. Здесь стыд возникает из-за убежденности, что другие теперь будут думать о нас хуже («я из тех людей, которые бьют детей»), а вина порождается нашими собственными внутренними стандартами (например, «я не бью детей, даже если испытываю гнев»). В отличие от стыда, вина не имеет характерных для всего мира внешних проявлений, может испытываться неделями или даже годами и, кажется, требует самоанализа. В отличие от спонтанного социального «сокрытия» и «избегания» в результате стыда, вина часто провоцирует «сближение» и желание исправить то, что вызвало чувство вины. Например, чувство вины из-за того, что вы подвели друга или супруга, может заставить вас попробовать принести извинения и наладить отношения^{51}.

Легко понять, почему стыд доминирует во многих обществах с регулируемыми отношениями. Во-первых, в них существует множество более тщательно контролируемых социальных норм, которые различаются в зависимости от контекста и типа отношений, и, следовательно, в подобных обществах существует больше шансов ошибиться и совершить вызывающий стыд проступок, который с большей вероятностью будет замечен другими участниками плотной сети социальных контактов. Во-вторых, по сравнению с индивидуалистическими обществами люди в обществах регулируемых отношений должны выполнять на протяжении жизни множество разных ролей, развив широкий набор навыков по крайней мере до некоторого минимального уровня. Это создает больше ситуаций возможного несоответствия групповым стандартам в глазах других. В-третьих, социальная взаимозависимость означает, что люди могут испытывать стыд, даже если они сами не совершили ничего постыдного. Конечно, вина, вероятно, также существует во многих обществах, где преобладает стыд; она просто менее заметна и не столь важна для функционирования этих обществ^{52}.

Напротив, в индивидуалистических обществах чувство вины играет ведущую роль. Поскольку люди заняты там развитием своих собственных уникальных качеств и талантов, вина становится частью аффективной механики, которая мотивирует их придерживаться личных стандартов поведения. Например, вегетарианец может чувствовать себя виноватым, когда ест бекон, даже если он путешествует по отдаленной местности в компании людей, не практикующих вегетарианство. Никто не осуждает его за то, что он смакует бекон, но он все равно чувствует себя неуютно. Идея состоит в том, что в индивидуалистических обществах люди, которые не так склонны испытывать чувство вины, будут хуже справляться с развитием диспозиционных свойств и в меньшей мере соответствовать своим личным стандартам; им будет сложнее поддерживать качественные межличностные отношения. По сравнению с чувством вины значение стыда тут снижено, потому что социальные нормы, регулирующие широкий спектр отношений и контекстов, в индивидуалистических обществах не так многочисленны; кроме того, в этих диффузных популяциях они зачастую не становятся предметом такого пристального контроля^{53}.

СМОТРИ НА МЕНЯ!

Вот уже более полувека психологи интересуются готовностью людей подстраиваться под тех, кто им равен, и подчиняться тем, кто наделен властью^{54}. В ходе знаменитого эксперимента Соломона Аша каждый участник входил в лабораторию вместе с еще несколькими людьми, которые, казалось, являлись такими же участниками. Однако эти «такие же участники» на самом деле были подсадными утками, которые работали на исследователей. В каждом раунде группе показывали определенный отрезок вместе с набором из трех других отрезков, обозначенных цифрами 1, 2 и 3 (см. врезку на рис. 1.3). Отвечая вслух, каждый человек должен был решить, какой из трех пронумерованных отрезков ближе всего по длине к исходному отрезку. В оговоренных заранее случаях все подставные участники давали одинаковый неверный ответ до того, как ответит реальный участник. Сама по себе задача была простой: поодиночке участники находили правильный ответ в 98 % случаев. Таким образом, вопрос сводился к тому, насколько люди склонны отвергать свои собственные суждения, чтобы высказать мнение, совпадающее с мнением других.

Ответ зависит от того, где они выросли. Люди Запада все же подстраиваются под других, и это удивило Аша. Только около четверти участников его эксперимента никогда не поддавались влиянию других членов группы. Тем не менее люди Запада склонны подстраиваться меньше, чем все другие изученные популяции. Высота столбцов на рис. 1.3 соответствует величине эффекта конформности для выборок студентов из 10 разных стран. Тенденция подстраиваться под других возрастает в три раза по мере того, как мы движемся от обществ Запада на одном краю диапазона к жителям Зимбабве на другом^{55}.

Дальнейший анализ результатов этих экспериментов выявил две интересные закономерности. Во-первых, менее индивидуалистические общества в большей степени склонны проявлять конформность (это следует из сопоставления данных, представленных на рис. 1.2 и 1.3). Во-вторых, за полвека, прошедших со времени первых опытов Аша, склонность к конформному поведению среди американцев шла на убыль. То есть американцы сейчас даже менее склонны подстраиваться под других, чем в начале 1950-х гг. Ни один из этих фактов не вызывает изумления, но приятно, что данные психологии подтверждают наши интуитивные догадки^{56}.

Рис. 1.3. Степень конформности, выявленная в ходе эксперимента Соломона Аша в 10 различных популяциях. Показатели для обществ Запада, Японии и Бразилии являются усредненными данными нескольких исследований^{57}

 

Готовность человека Запада игнорировать чужие мнения, предпочтения, взгляды и просьбы касается не только равных по статусу, но и старейшин, дедов и прочих фигур, традиционно наделенных авторитетом. Чтобы дополнить данные этих контролируемых исследований склонности к конформному поведению, в следующих главах я приведу результаты всемирных опросов, показывающие, что, по сравнению с другими популяциями, люди Запада не ценят способность подстраиваться под окружение и не рассматривают послушание как добродетель, которую необходимо прививать детям. Они также не преклоняются ни перед традицией, ни перед мудростью древних в той же мере, в какой это принято в большинстве других обществ, тогда как старейшины на Западе не имеют такого веса, как во многих других местах^{58}.

Предположим, что имелись какие-то исторические предпосылки к тому, чтобы люди стали менее конформными, менее послушными и менее склонными идти на поводу у старейшин, традиции и древних мудрецов. Могли ли такие изменения повлиять на инновации, а также культурную эволюцию организаций и институтов?

Зефир достается тому, кто умеет ждать

Вот несколько ситуаций выбора. Вы предпочитаете (A) 100 долларов сегодня или (Б) 154 доллара через год? Если вы выбрали 100 долларов сегодня, я добавлю привлекательности другому варианту и спрошу вас, предпочитаете ли вы (A) 100 долларов сегодня или (Б) 185 долларов через год. Но если вы изначально сказали, что хотите подождать год ради 154 долларов, я сделаю отложенный платеж менее заманчивым, попросив вас выбрать между (A) 100 долларами сегодня или (Б) 125 долларами в следующем году. Если вы сейчас переключились с отложенного платежа (Б) на 100 долларов (A), я увеличу сумму отложенного платежа до 130 долларов. Путем подгонки таких бинарных выборов исследователи могут определить меру терпеливости людей или то, что по-разному называют «временной уценкой» или «дисконтированием будущего». Нетерпеливые люди склонны «дисконтировать» будущее, что означает, что они предпочитают меньшие немедленные выплаты бóльшим отсроченным платежам. Напротив, более терпеливые люди готовы ждать дольше, чтобы заработать больше денег.

Рис. 1.4. Всемирная карта терпеливости, охватывающая 76 стран. Более темные оттенки указывают на большее терпение. Для заштрихованных областей данные отсутствуют^{59}

Уровень терпеливости сильно варьирует от страны к стране, от одного региона внутри страны к другому и от человека к человеку. Используя наряду с анкетированием описанный выше метод подгонки, экономисты Томас Домен, Беньямин Энке и их сотрудники измерили уровень терпеливости у 80 000 человек в 76 странах. Карта на рис. 1.4 показывает распределение этого показателя на уровне отдельных стран: более темным оттенком выделены государства, в которых люди в среднем более терпеливы. В то время как жители стран, выделенных светлым тоном, как правило, выбирают выплату 100 долларов прямо сегодня (с поправкой на местную валюту и покупательную способность), жители стран, обозначенных темными цветами, обычно готовы подождать год, чтобы получить более крупную сумму. Например, жители самой терпеливой страны, Швеции, готовы преодолеть соблазн немедленно забрать 100 долларов и ждать год ради любой суммы, превышающей 144 доллара. Напротив, в Африке руандийцам нужно пообещать через год как минимум 212 долларов, прежде чем они согласятся отказаться от 100 долларов сегодня. В среднем по всему миру люди не откладывают получение вознаграждения на год, пока будущий платеж не превысит 189 долларов.

Эта карта хорошо подчеркивает плавное изменение показателя терпеливости на уровне государств по всему миру, включая некоторые вариации внутри Европы. Начиная с самых терпеливых, черным цветом обозначены Швеция, Нидерланды, США, Канада, Швейцария, Австралия, Германия, Австрия и Финляндия^{60}.

Более высокий уровень терпеливости в этих экспериментах коррелирует с лучшими показателями экономического развития, образованности и качества управления в разных странах, регионах внутри одной страны и у отдельных жителей этих регионов. На уровне стран государства с более терпеливым населением имеют больший валовой внутренний продукт (ВВП) на душу населения и более склонны к инновациям. Такие популяции имеют более высокий уровень сбережений, дольше получают образование и обладают лучшими навыками в математике, естественных науках и чтении. С институциональной точки зрения в странах с более высокой терпеливостью стабильнее функционирует демократия, лучше защищено право собственности и имеется более эффективная система управления. Тесная связь между терпеливостью и этими показателями проявляется даже тогда, когда мы рассматриваем каждый регион мира в отдельности. На самом деле данные свидетельствуют, что более высокий уровень терпеливости сильнее всего увязан с положительными экономическими результатами в менее экономически развитых регионах мира, таких как Африка к югу от Сахары, Юго-Восточная Азия и Ближний Восток. Таким образом, склонность откладывать вознаграждение может оказаться даже более важной для экономического процветания, когда формальные экономические и политические институты работают менее эффективно^{61}.

Те же закономерности проявляются, если мы сравниваем регионы внутри стран или отдельных людей в этих регионах. Внутри стран региональные популяции, обладающие в среднем большей терпеливостью, имеют более высокие доходы и в среднем получают более качественное образование. Точно так же, сравнивая людей в одной и той же местности, более терпеливые члены общества в среднем лучше зарабатывают и оканчивают больше классов школы.

Оценки дисконтирования будущего тесно связаны с тем, что психологи называют саморегулированием или самоконтролем. Чтобы измерить самоконтроль у детей, исследователи кладут перед ними одну зефирку и объясняют, что, если они дождутся, пока куратор эксперимента вернется в комнату, они смогут съесть две зефирки вместо одной. Куратор уходит и тайком наблюдает, сколько времени потребуется ребенку, чтобы сдаться и съесть лакомство. Некоторые дети суют в рот эту единственную зефирку немедленно. Немногие ждут 15 или более минут, пока куратор не вернется со второй. Остальные дети проваливают испытание где-то на середине. Самоконтроль ребенка измеряется количеством секунд ожидания^{62}.

Подобные психологические задания часто обладают огромной предсказательной силой в отношении поведения в реальной жизни. Взрослые и подростки, которые в дошкольном возрасте проявляли больше терпения при выполнении задания с зефиром, оканчивают больше классов, получают лучшие оценки, накапливают больше денег, имеют более высокие зарплаты, больше занимаются спортом и меньше курят. Они также реже употребляют наркотики, становятся алкоголиками и совершают преступления. Влияние железной выдержки в ходе теста с зефиром на успех во взрослой жизни не зависит от IQ и социально-экономического статуса семьи; даже если сравнивать только детей в одной семье, более терпеливый ребенок добивается во взрослом возрасте большего успеха, нежели его братья или сестры^{63}.

Как и в случае с индивидуализмом, виной и конформностью, влияние терпеливости и самоконтроля зависит от институциональной и технологической среды, с которой человек сталкивается на протяжении своей жизни. В некоторых обществах с регулируемыми отношениями самоконтроль сулит мало преимуществ, поэтому не следует ожидать, что связь между терпением и успехом среди взрослых будет повсеместным явлением. Тем не менее, когда принятые в конкретном обществе социальные нормы поощряют самоконтроль или наказывают нетерпение, у его членов складываются всевозможные психологические механизмы, которые способствуют росту самоконтроля. Дальше мы увидим, как культурное обучение, ритуалы, моногамный брак, рынки и религиозные убеждения могут способствовать повышению терпеливости и самоконтроля, закладывая тем самым основу для новых форм правления и более быстрого экономического роста.

Дипломатов из ООН штрафуют за неправильную парковку

Являясь представителями 149 стран, дипломаты, работающие в штаб-квартире Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке, были до ноября 2002 г. избавлены от необходимости оплачивать штрафы за неправильную парковку. Обладая дипломатическим иммунитетом, они могли оставлять автомобили где угодно, занимать сразу два парковочных места и даже блокировать проезды, места для разгрузки и узкие улицы Манхэттена, не рискуя своими деньгами. Последствия этого иммунитета были значительными: с ноября 1997 г. по конец 2002 г. дипломатические представительства при ООН накопили более 150 000 неоплаченных штрафов за парковку на общую сумму около 18 млн долларов США.

Несмотря на то что эта ситуация не сулила ничего хорошего жителям Нью-Йорка, она стала основой для естественного эксперимента двух экономистов, Теда Мигеля и Рея Фисмана. Поскольку почти 90 % миссий при ООН находятся в радиусе 2 км от штаб-квартиры организации, большинство дипломатов имели дело с одними и теми же заставленными машинами улицами, дождливыми днями и снегопадами. Это позволило Теду и Рэю сравнить количество штрафов за парковку, полученных дипломатами из разных стран.

Различия оказались гигантскими. За пять лет до того, как в 2002 г. иммунитет был отменен, дипломаты из Великобритании, Швеции, Канады, Австралии и еще нескольких стран в совокупности не получили ни одного штрафа. Между тем дипломаты из, например, Египта, Чада и Болгарии получили больше всего штрафов – в пересчете более 100 квитанций на каждого работника соответствующих дипломатических миссий. Сравнение статистики разных миссий показало, что чем выше был международный индекс коррупции в представляемой стране, тем больше штрафов накапливалось у ее дипломатов. Взаимосвязь между коррупцией дома и парковкой на Манхэттене не зависела от размера миссии страны при ООН, дохода ее работников, вида нарушения (например, парковка на двух местах сразу) и времени суток^{64}.

В 2002 г. действие дипломатической неприкосновенности в области правил парковки было отменено, и Департамент полиции Нью-Йорка тут же отреагировал, лишив дипломатических номеров автомобили, на которых было совершено более трех нарушений, связанных с парковкой. Количество нарушений среди дипломатов резко снизилось. Тем не менее, несмотря на введение новых правил и в целом гораздо меньшее количество нарушений, дипломаты из наиболее коррумпированных стран по-прежнему получали больше штрафов за парковку.

Это основанное на наблюдениях за реальным миром исследование заставляет предположить, что делегаты из разных стран привезли с собой определенные принятые у них дома психологические тенденции или мотивации, которые проявлялись в их отношении к правилам парковки, особенно в отсутствие угрозы внешних санкций^{65}. Однако это не лабораторный эксперимент со строгими контролями. Подтолкнуть к нарушению закона дипломатов могли, например, воззрения их пассажиров или большее желание досадить полиции, которую они, возможно, подозревали в ксенофобии. Таким образом, нам может казаться, что представители менее коррумпированных стран вроде Канады действуют непредвзято и во благо анонимных жителей Нью-Йорка, но мы не можем быть полностью в этом уверены.

А теперь рассмотрим задание под названием «Игра в обобщенную честность»: студенты университетов из 23 стран по очереди входили в маленькую комнату, где находились компьютер, игральный кубик и стакан. Поставленная перед ними задача заключалась в том, чтобы дважды бросить кубик с помощью стакана, а затем отметить результат первого броска на экране компьютера. В зависимости от выпавшей грани они получали призовую сумму: за единицу – 5 долларов, за двойку – 10 долларов, за тройку – 15 долларов, за четверку – 20 долларов, за пятерку – 25 долларов и за шестерку – 0 долларов. По сути, чем большее число выпадало, тем больше денег они получали, за исключением числа 6, которое не давало ничего.

Целью этого экспериментального задания было оценить склонность участников к обобщенной честности, сведя к минимуму их опасения по поводу бдительных глаз и осуждения со стороны других людей, включая организаторов эксперимента. Участники оставались в комнате одни и могли просто прикрыть кубик рукой, если они опасались, что за ними могут тайком наблюдать. Конечно, это означало, что никто, включая организаторов, не мог точно сказать, какие числа выпадали. Но, хотя узнать, что на самом деле сделал тот или иной участник, не представляется возможным, мы можем положиться на теорию вероятностей, которая говорит нам, какой результат должны показать все участники в совокупности, если они будут соблюдать правила.

Давайте рассмотрим долю участников из каждой страны, которые сообщили, что у них выпали числа с «крупным вознаграждением» – 3, 4 или 5. Так как кубик имеет шесть граней, к такому исходу должна приводить половина бросков – если только люди честно сообщают о своих результатах. Таким образом, 50 % – это наш эталон бескорыстности. Напротив, своекорыстные участники должны просто называть в качестве полученного результата число 5. Если бы все в стране преследовали исключительно личные интересы, мы могли бы ожидать, что 100 % заявленных результатов принесут крупное вознаграждение. Это наш эталон корыстности.

Неудивительно, что результаты всех стран находятся между двумя этими крайними точками. В странах Запада, таких как Швеция, Германия и Великобритания, сообщаемая доля крупных вознаграждений примерно на 10–15 процентных пунктов выше эталона бескорыстности в 50 %. Однако от страны к стране доля испытуемых, сообщивших о получении крупного вознаграждения, возрастает с этого уровня до почти 85 % в случае Танзании. Как и ожидалось, представители всех стран нарушают нормы беспристрастности; однако оказывается, что одни популяции нарушают эти нормы чаще, чем другие^{66}.

На рис. 1.5 показана сильная корреляция между долей сообщений о крупном вознаграждении в ходе этого простого эксперимента и индексом коррупции для каждой страны. Как и в случае с нарушениями правил парковки вокруг штаб-квартиры ООН, люди из более коррумпированных стран с большей вероятностью нарушают правила беспристрастности. Однако, в отличие от дипломатов, этот эксперимент представляет собой контролируемую ситуацию, в которой даже организаторы не могут знать, что делал тот или иной участник. Таким образом, разница обязана объясняться тем, что люди приносят с собой в комнату.

Важно понимать, что это эксперимент, в высшей степени характерный для людей Запада. Задача состоит в том, чтобы измерить, насколько человек склонен следовать беспристрастному и произвольному правилу распределения, идя против собственных интересов (в конце концов, почему шестерка не приносит ничего?). Дополнительные деньги, которые можно получить, сообщив ложные сведения о результате бросания кубика, не утекают напрямую из кармана какого-то другого человека, но туманным образом выплачиваются неким обезличенным учреждением – исследовательской группой или ее спонсорами. Никто напрямую не пострадает, если вы укажете 5 вместо 6, а ваша анонимность практически гарантирована. В то же время любыми дополнительными деньгами, которые вы получите, намеренно поворачивая свой кубик или просто отмечая число 5 на экране компьютера, вы можете впоследствии поделиться со своими детьми, родителями, друзьями или нуждающимися родственниками. Фактически предоставление неверных данных можно рассматривать как возможность помочь своей семье и друзьям за счет какой-то обезличенной организации. Кое-где не нарушить такое глупое правило, чтобы помочь своей семье, было бы воспринято как безответственность.

Рис. 1.5. Корреляция между долей участников, сообщивших о выпадении на кубике 3, 4 или 5, для каждой страны и индексом коррупции. Чем темнее точка, тем выше для этой страны значение показателя психологического индивидуализма (рис. 1.2). Заштрихованная рамка в случае Грузии указывает на отсутствие данных об уровне индивидуализма^{67}

Почему так многие люди Запада действуют вопреки интересам своих семей, следуя этому произвольному, беспристрастному правилу, и ожидают, что другие также будут следовать ему? Может ли этот психологический аспект повлиять на формирование и функционирование эффективных институтов управления?

ЛЮДИ ЗАПАДА – ПЛОХИЕ ДРУЗЬЯ

Вы едете в машине, которую ведет ваш близкий друг. Он сбивает пешехода. Вы знаете, что он ехал со скоростью не менее 50 км/ч в районе, где максимально разрешенная скорость составляет 30 км/ч. Кроме вас, нет никаких свидетелей произошедшего. Его адвокат говорит, что, если вы под присягой дадите показания, что он ехал со скоростью всего 30 км/ч, это может спасти его от серьезных юридических последствий.

Вы считаете:

А) что ваш друг имеет четко выраженное право ожидать от вас согласия дать показания, и сообщите, что он разгонялся лишь до 30 км/ч; или

Б) что ваш друг имеет мало оснований или совсем не имеет оснований ожидать от вас согласия дать показания, и не станете лгать, что он разгонялся только до 30 км/ч?

Это так называемая дилемма пассажира, которую ставили перед менеджерами и предпринимателями по всему миру. Если вы выбрали ответ Б, вы, вероятно, по складу скорее человек Запада, как и жители Канады, Швейцарии и США, где более 90 % участников предпочитают не давать показания и не думают, что их друг имеет какое-то право ждать от них чего-то подобного. Это универсалистский, то есть не зависящий от межличностных отношений, ответ. Напротив, в Непале, Венесуэле и Южной Корее большинство людей заявили, что они охотно солгут под присягой, чтобы помочь близкому другу. Это ответ партикуляристский, то есть завязанный на личные отношения, и он отражает преданность людей своей семье и друзьям. На рис. 1.6 показана карта распределения доли универсалистских ответов при опросе жителей 43 стран: более темные оттенки указывают на большее число универсалистских ответов и меньшее – партикуляристских^{68}.

Рис. 1.6. Доля универсалистских (непредвзятых) ответов на дилемму пассажира среди менеджеров в 43 странах мира. Более темная заливка отражает более высокую долю людей, которые дали универсалистский ответ и, таким образом, не пожелали помочь другу. Для заштрихованных областей данные отсутствуют^{69}

В конкретном содержании дилеммы пассажира нет ничего особенного. В тех странах, где многие помогли бы своим друзьям, дав ложные показания, люди также сообщают о готовности (1) предоставить друзьям инсайдерскую информацию о своей компании, (2) солгать о медицинском состоянии друга, чтобы снизить стоимость его страховки, и (3) преувеличить качество кухни в ресторане, принадлежащем друзьям, в публично доступном отзыве. В этих странах «правильный» ответ – помочь другу. Люди не стараются проявить себя как бескомпромиссно честных и не делают вид, что руководствуются принципом беспристрастности. Вместо этого они глубоко преданы своим друзьям и стремятся укреплять давние отношения, даже если это связано с незаконными действиями. В этих странах кумовство часто является морально одобряемым поведением. Напротив, в обществах Запада многие люди плохо относятся к тем, кто ставит семью и друзей выше принципа беспристрастности и обезличенных критериев вроде квалификации, заслуг или усердия.

ДОВЕРИЕ К НЕЗНАКОМЦАМ

Попробуйте ответить на знаменитый «вопрос всеобщего доверия» (ВВД): «В целом считаете ли вы, что большинству людей можно доверять, или, напротив, в отношениях с людьми следует быть осторожными?»

Доля опрошенных, утверждающих, что большинству людей можно доверять, дает нам грубую оценку обобщенного доверия, которую мы можем использовать для построения соответствующей карты мира (рис. 1.7). ВВД используется настолько широко, что мы можем нанести на нее не только страны, но и отдельные регионы, провинции, а также штаты США. Чем темнее заливка, тем выше в этом месте доля ответивших, что большинству людей можно доверять.

Люди Запада обладают одними из самых высоких показателей обобщенного доверия, хотя тут есть интересные вариации как в США, так и в Европе. В разных странах доля жителей, которые в целом считают, что большинству людей можно доверять, колеблется от 70 % в Норвегии до 4–5 % в Тринидаде и Тобаго. В США наиболее доверчивыми являются жители Северной Дакоты и Нью-Гэмпшира – около 60 % населения этих штатов в целом доверяют другим. С другой стороны, так отвечают только около 20 % жителей Алабамы и Миссисипи. В Европе региональные различия также очень значительны. Например, уровень доверия в Тренто, на севере Италии, вдвое выше (49 %), чем на Сицилии (26 %), на юге. Похожий контраст между северной и южной частями страны мы видим и в Испании^{70}.

Рис. 1.7. Карта обобщенного доверия, которая отображает ответы на «вопрос всеобщего доверия» по странам, а также по регионам в некоторых более крупных государствах. Более темные оттенки указывают на более высокое обобщенное доверие: чем выше доля местных жителей, которые ответили, что большинству людей можно доверять, тем темнее заливка. Для заштрихованных областей данные отсутствуют. Для штатов США оттенок показывает среднюю долю «доверчивых» с 1973 по 2006 г.^{71}

Хотя ВВД полезен, поскольку его задавали сотням тысяч людей по всему миру, нам стоит задуматься о том, что ответы на него могут не отражать фактические решения людей, когда они сталкиваются с незнакомцами в ситуации, касающейся реальных денег. Чтобы выяснить, так ли это, исследователи свели воедино данные сотен экспериментов, в которых незнакомцев разбивали на пары, обещали им деньги, а затем наблюдали, насколько велико было их взаимное доверие при вложении средств. Данные, полученные на примере более чем 20 000 участников из 30 стран, подтверждают, что там, где люди на самом деле доверяют незнакомцам в анонимных экспериментальных условиях, они также склонны отвечать на ВВД, что большинству людей можно доверять^{72}.

Однако, хотя ВВД часто действительно замеряет обобщенное доверие, он может вводить в заблуждение там, где плотные сети устойчивых социальных связей обеспечивают широкое доверие, не способствуя общению и обмену с незнакомцами. Например, плотные сети социальных связей в Китае позволяют многим группам населения поддерживать высокий уровень доверия к окружающим («здешним людям») без особого обобщенного доверия. Этот тип поведения выявляется, когда людей прямо спрашивают о том, насколько они доверяют чужим, иностранцам и людям, которых они впервые видят. В Китае люди сообщают о доверии в ответ на ВВД, но категорически не доверяют чужим, иностранцам и новым знакомым^{73}.

Обобщенное доверие является частью набора психологических характеристик, называемого обобщенной просоциальностью. Эта совокупность черт связана с комплексом социальных норм, ожиданий и мотиваций, подталкивающих к беспристрастности, справедливости, честности и сотрудничеству с чужаками, неизвестными людьми или даже абстрактными институтами, такими как полиция или правительство. Обобщенная просоциальность включает в себя намерения по отношению к человеку, с которым у меня нет никаких социальных связей. Как мне относиться к этому человеку? Это что-то вроде нулевого уровня просоциальности с незнакомцами, или стратегия поведения, принятая по умолчанию^{74}.

Обобщенная просоциальность также включает в себя мотивации, эвристики и стратегии для наказания тех, кто нарушает нормы беспристрастности. Там, где люди доверяют незнакомцам и сотрудничают с теми, кого они только что встретили, они также скорее склонны наказывать любого, кто нарушает их беспристрастные нормы справедливости или честности, даже если нарушение направлено не против них самих. В то же время они менее склонны мстить тем, кто досадил лично им.

Эти психологические различия тесно увязаны с показателями успешности государств по всему миру. Страны, в которых люди демонстрируют бóльшую обобщенную просоциальность, имеют больший ВВП на душу населения, бóльшую экономическую эффективность, более высокое качество управления, более низкий уровень коррупции и более высокие темпы инноваций. Конечно, если формальные институты вроде судов, полиции и правительства функционируют хорошо, гораздо легче развить и обобщенную просоциальность, но для начала как такого добиться? Не будут ли внутригрупповая лояльность, кумовство, преданность друзьям и коррупция всегда подрывать любые усилия по созданию объективных, беспристрастных и эффективных формальных институтов управления? Что, если сначала возникла благоприятная для обобщенной просоциальности психология, а уже потом появились соответствующие ей формальные институты управления?^{75}