#MeToo. Расследование, уничтожившее Харви Вайнштейна

Text
4
Kritiken
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Глава вторая
Тайны Голливуда

Совет Меган оказался ценным. Но в июне 2017 года, когда журналистское расследование поступков Вайнштейна продолжилось, остро встал вопрос: как же добраться до кинозвезд, как поговорить с ними хотя бы по телефону? Эти женщины в силу статуса тщательно охраняют свою территорию, круг их общения очень узок. Чтобы связаться со звездой, по правилам следует позвонить ее пресс-агенту. Но этот вариант даже не рассматривался, равно как и звонки менеджерам: эти люди получают зарплату именно за «охрану границ территории» и обычно весьма лояльно относятся к влиятельным персонам типа Вайнштейна. Кроме того, говорить предстояло на сугубо личные темы, и делиться такой информацией с посредниками некорректно. Единственный выход – связываться с актрисами напрямую. Но Джоди не знала лично ни одну из них, в мире Голливуда у нее не было ни связей, ни проверенных источников информации.

Она просмотрела фотографии с красной дорожки недавнего Каннского фестиваля[38]. Как обычно, мужчин совсем мало. Вот перед камерами позируют Николь Кидман, Джессика Честейн, Сальма Хайек, Шарлиз Терон и Марион Котийяр; вот Ума Турман в сияющей золотой юбке на торжественном мероприятии с аукционом в пользу американского Фонда борьбы со СПИДом – это благотворительное мероприятие ежегодно проводит Харви Вайнштейн собственной персоной. Возможно, кто-то из этих женщин – тоже жертва преследований продюсера? Возможно, кто-то из них знает, как он поступал с их коллегами по цеху? Кинозвезды выглядели безупречно, безмятежно и, увы, абсолютно недосягаемо.

Джоди взялась разыскивать личные адреса и номера телефонов актрис, снимавшихся в фильмах Вайнштейна. Особенно ее интересовала Эшли Джадд. В 2015 году эта актриса рассказала журналу Variety, что подвергалась сексуальным домогательствам некоего продюсера[39] – может быть, именно Вайнштейна?

Поиски прямых контактов порой сами превращались в целое расследование со звонками родственникам, упомянутым в общедоступных телефонных справочниках, с попытками найти общих знакомых, которые могли бы представить Джоди кинозвездам. Ей удалось связаться с несколькими актрисами по телефону, но разговоры в большинстве своем получились короткие и малопродуктивные. Одна хорошо осведомленная приятельница посоветовала позвонить Жюдит Годреш, французской кинозвезде: когда-то в частной беседе та упоминала, что Вайнштейн пытался к ней приставать, к тому же Жюдит по своей природе очень откровенна. Джоди написала Годреш электронное письмо, но оно осталось без ответа. Только со второй попытки удалось получить короткое ответное сообщение. «Мне очень жаль, но мой адвокат рекомендовал мне не участвовать в этом деле»[40], – писала Годреш. Отказ, но, с другой стороны, зацепка: не участвовать в каком деле?

Общение с бывшими сотрудниками Вайнштейна дало чуть больше результатов. Конечно, добраться до них было легче – через LinkedIn, по рабочим или домашним телефонам. Их ответы звучали противоречиво. Многие явно не удивились звонку журналистки, но тем не менее говорить наотрез отказались. Другие, напротив, стремились помочь хоть чем-то: рассказывали старые, но еще не забытые слухи, советовали, к кому из кинозвезд легче пробиться.

Некоторые из бывших сотрудников читали Джоди целые лекции. Мол, сексуальная жизнь Харви Вайнштейна – его личное дело. «Кастинг на диване», своего рода бартерные отношения между актрисой и продюсером или режиссером, такая практика существует столько же лет, сколько и сам Голливуд. Это, возможно, неприятная, но неотъемлемая часть кинобизнеса. (В подтверждение их слов в Лос-Анджелесе, возле знаменитого Китайского кинотеатра, где часто проходят премьеры, стрит-арт-художники выставили композицию «Диванный кастинг», изображающую Вайнштейна в халате на кушетке и с «Оскаром» у причинного места в руке.) Несколько человек, рассказывая об отношениях Вайнштейна с актрисами, произнесли одну и ту же фразу: «Ее способности он наверняка проверял на диванчике». С Джоди эти люди разговаривали как с наивной идеалисткой. Пикантные подробности сексуальной жизни Вайнштейна – в киноиндустрии секрет Полишинеля, говорили они. Джоди никогда не соберет материал для статьи, а если и соберет и статья выйдет, никто не обратит на нее особого внимания.

В пятницу 30 июня Джоди вошла в небольшой ресторанчик в Западном Голливуде. Ее ждала встреча с актрисой Марисой Томей. Один из бывших работников «Мирамакса» рассказал, что Вайнштейн просто не давал Марисе проходу так, что однажды она расплакалась прямо на площадке. Джоди выспросила контакты Марисы у знакомого драматурга, и теперь две женщины сидели друг напротив друга за столиком ресторана.

Бывший сотрудник студии «Мирамакс» ошибся, Мариса не была жертвой Вайнштейна[41]. Но она десятилетиями с глубоким разочарованием наблюдала, как обращаются с женщинами в ее профессии. Она играла во множестве сериалов и фильмов, таких как «Другой мир» (1987), «Мой кузен Винни» (1992), «Империя» (2015), и долгие годы она боролась с, казалось бы, безнадежным гендерным неравенством в оплате труда. Очень часто она чувствовала себя всего лишь декорацией в эпизодах, где все внимание направлено на мужчин. По сути, ее участие заключалось только в реакции на их действия.

Мариса Томей поделилась собственной теорией: проблема, по ее мнению, в том, что актрисы и зрительницы ходят по кругу взаимного неверного восприятия. С младых ногтей девочек учат восхищаться роскошными женщинами с экрана, брать с них пример. И юные девушки начинают сами мечтать об актерской карьере. Некоторые и впрямь становятся актрисами, и тогда им волей-неволей приходится закрывать рот на замок: молчать о домогательствах, жестких стандартах внешности и других требованиях. Дальше все идет по кругу: новое поколение девочек растет с мечтами о Голливуде, не подозревая, что киноиндустрия способна превратить их в рабынь.

Обнародовать эту теорию Томей опасалась. Почти ни с кем ничего не обсуждала, даже с коллегами по киноцеху. Делиться мыслями о бизнесе, который весь построен на «создании впечатления», поставил бы ее под удар. Правда, она бережно хранила у себя дома вырезку из журнала «Вог» 2013 года. Там в одной из статей Клэр Дэйнс рассказывала, чему научилась у Мерил Стрип и Джоди Фостер: «Вы должны требовать у студии достойной оплаты, деньги у них есть, и есть всегда, но вам не хотят их платить, потому что вы – женщина!»[42]

– Представляете себе эту картину? – сказала Томей Джоди позже. – Я натыкаюсь на этот абзац в статье и вырезаю его, чтобы… чтобы ощутить солидарность! Почувствовать, что не я одна думаю об этом.

Шаг за шагом работа продвигалась: Джоди удалось пробиться к нескольким известным актрисам, иногда через общих друзей, иногда благодаря лояльным менеджерам. Некоторые адреса электронной почты оказывались замаскированными, порой даже звучащими смешно; во время телефонных разговоров актрисы просили Джоди все держать в тайне, но высказывались откровенно и прямо.

Голливуд заражен вирусом сексуального абьюзинга, признавали большинство из них. В голосе Дэрил Ханны, знакомом Джоди с давних пор, ведь актриса сыграла во множестве великих картин, звучали ноты тревоги. Дэрил призналась, что и ее преследовал Вайнштейн, но вдаваться в детали не захотела. Еще одна оскароносная актриса рассказала, что долгие годы мечтала остановить порочного продюсера, но не знала, как: ее коллеги и приятельницы, тоже пережившие домогательства Вайнштейна, не хотели обнародовать свои истории. Эта женщина внимательно следила за тем, как продвигается работа над статьями о продюсере в журнале «Нью-Йоркер» и в «Нью-Йорк мэгэзин». И каково же было ее удивление, когда ни тот, ни другой материал так и не увидели свет: собранная репортерами информация словно улетучилась.

Беседы с этими актрисами нельзя было предавать гласности, но они содержали информацию, опровергающую невиновность Вайнштейна. Томей и другие женщины знамениты на весь мир, они сыграли выдающиеся роли в кино, получили множество призов и наград. Они знали все про свой мир – то есть про Голливуд, – понимали, что сами мало что могут изменить, и искренне желали успеха журналистскому расследованию «Таймс».

Они посоветовали Джоди связаться еще с несколькими актрисами и назвали их имена. Но из этого, увы, ничего не вышло: все ответили отказом. А вскоре и некоторые из тех, кто изначально хотел помочь, перестали отвечать на письма и эсэмэски Джоди.

Вскоре после встречи с Томей Джоди получила многообещающее письмо по электронной почте: с ней хотела поговорить Лиза Блум, известный адвокат, феминистка и дочь Глории Оллред, знаменитой защитницы прав женщин. Лиза Блум представляла женщин на громких судебных процессах по обвинению влиятельных мужчин в сексуальных домогательствах, в том числе по искам против Билла O’Рейли и Билла Косби. Джоди подумала, что у Лизы Блум есть клиентки, пострадавшие от преследований Вайнштейна, что до нее дошли слухи о проекте, который готовит «Таймс», и она хочет помочь.

Джоди переслала письмо Блум своей коллеге Эмили Стил, одной их тех, кто участвовал в подготовке статьи о Билле O’Рейли. Эмили лет на десять моложе Джоди, миниатюрная, с очень высоким голосом, и Джоди давно поняла, что к ее словам стоит прислушиваться. Получив письмо коллеги, Эмили сразу же позвонила Джоди с предупреждением: Лиза Блум сотрудничает с Вайнштейном, и это открытая публичная информация. Несколько месяцев назад Блум опубликовала восторженные твиты: «ГРАНДИОЗНОЕ СОБЫТИЕ: на основе моей книги «НАЦИЯ ПОДОЗРЕНИЙ» снимут мини-сериал. Продюсеры – Харви Вайнштейн и Джей Зи!»[43]

Джоди поняла: за полученным ею письмом стоит вовсе не Лиза Блум. Харви Вайнштейн узнал, над чем сейчас работает «Таймс», и начинает обороняться.

Джоди не обязана была ставить Вайнштейна в известность о своем расследовании – пока что редакция даже не знала, будет ли публиковать статью. Время обращаться к нему с просьбой об интервью наступит позже. Но то, что он в курсе, могло осложнить работу. Любое журналистское расследование, если речь идет о серьезных правонарушениях, – всегда состязание: изучаемый объект стремится контролировать полученную журналистом информацию, докапывается до ее источников. Журналист же должен, с одной стороны, вскрывать истину, а с другой – держать свои открытия в тайне.

 

Хотелось бы иметь больше пространства для маневра, но Джоди оставалось только продолжать работу. Она связалась с Блум по телефону, дала понять, что долго говорить не намерена, и по сути ничего не сказала.

Колумнист «Таймс» Николас Кристоф помог вступить в контакт с Эшли Джадд – когда-то он писал предисловие к ее автобиографии[44]. Джоди разговаривала с актрисой через FaceTime. Джадд сразу догадалась, о чем пойдет речь. В отличие от Томей, ей было что рассказать о своих столкновениях с Харви Вайнштейном[45].

В 1996 году Эшли Джадд уже успела стать знаменитой, сыграв в блокбастерах «Схватка» и «Время убивать». Ей было тогда под тридцать, с Вайнштейном она познакомилась на мероприятии в Лос-Анджелесе. Продюсер предложил встретиться, и Джадд решила, что он собирается поговорить о делах. Договорились увидеться в отеле «Беверли-Хиллз», как предполагала Эшли, в тамошнем ресторане «Поло Лаундж». Она ничего не подозревала. В город как раз приехал ее отец, он был вместе с ней на мероприятии, и она познакомила его с продюсером, они ведь почти ровесники. «Даже мой собственный папа не почувствовал никакой опасности», – вспоминала Джадд.

Она приехала в отель, и ее сразу проводили в номер Вайнштейна, где в ведерке со льдом охлаждалось шампанское. Эшли сделала всего пару глотков. Последовала ничего не значащая светская беседа, и актриса, по ее словам, «постаралась как можно скорее смыться». Она не совсем понимала, что нужно продюсеру, и это вызывало у нее подозрения.

Позже он снова попросил ее о встрече, на этот раз предложив позавтракать в отеле «Пенинсула» в Беверли-Хиллз. Эшли решила, что такая ранняя встреча ничем ей не грозит, и согласилась.

В отель она приехала вообще без сил, прямо со съемочной площадки. Всю ночь она работала, снималась в первой действительно крупной роли в триллере «Целуя девушек» с Морганом Фрименом. На стойке рецепции сказали, что продюсер ожидает не в ресторане, а в своем номере, и Эшли расстроилась: ей хотелось спать, а для этого надо провести встречу поскорее. Завтрака же в номер наверняка придется ждать веками.

Она решила, что для быстроты закажет хлопья.

Вайнштейн встретил ее в банном халате. Такого она точно не ожидала. И сразу предложил сделать ей массаж. Эшли отказалась. Ну хотя бы размять плечи? Она снова отказалась. Потом он повел ее в гардеробную и попросил помочь выбрать костюм. Потом в ванную комнату. Прошло двадцать лет, но Эшли Джадд в точности помнила планировку того гостиничного номера.

Предложения Вайнштейна принимали все более фривольный характер. Эшли отклонила еще одно, но продюсер не унимался. «Я повторяла отказ разными способами и многократно, но он гнул свою линию, – вспоминала актриса. – Как будто отдавал четкие военные приказы: сперва сюда, теперь туда. Наконец, в качестве компромисса, предложил мне посмотреть, как он принимает душ».

В его номере она чувствовала себя как в ловушке, и вместе с тем ее страшила перспектива краха будущих кинопроектов: «Слишком многое тогда стояло на кону, слишком много зависело от студии «Мирамакс».

Нужно было найти способ выбраться из номера и утихомирить Вайнштейна. «Предлагаю сделку, Харви, – сказала она уже у двери. – Давай так: я получу «Оскара» за роль в фильме студии «Мирамакс», и тогда с меня – порция орального секса».

Эшли объяснила, что оказалась в безвыходной ситуации: дать продюсеру жесткий отпор значило рискнуть актерской карьерой. Поэтому она быстро придумала шутку, которая звучала не обидно, и таким образом выбралась на волю.

Ощущение осталось мерзкое. Через некоторое время Эшли рассказала все матери, певице Наоми Джадд; потом отцу, потом своему агенту, потом еще нескольким друзьям и подругам. В разговоре с Джоди ее голос звучал спокойно, даже безмятежно, она не вымучивала признание, как многие другие, – возможно, потому, что не держала эту историю в себе и давно выпустила на волю негативные чувства.

Спустя несколько лет она получила роль в фильме студии «Мирамакс» «Фрида» – ее попросила об этом Сальма Хайек, исполнившая роль мексиканской художницы Фриды Кало. Эшли опасалась выпадов со стороны Вайнштейна, но хотела помочь Хайек. Во время съемок в Мексике они с Сальмой и еще одной актрисой, Валерией Голино, провели выходной в курортном отеле. Втроем женщины сидели за столиком на открытой террасе, и мимо как раз проходил Вайнштейн. Он тепло поприветствовал Валерию и Сальму, а Эшли, казалось, едва узнал.

Едва он скрылся из виду, Эшли рассказала приятельницам, что произошло в номере отеля в Лос-Анджелесе. «Да, с ним всегда так», – закивали они. Он постоянно так поступает. И с ними было точно так же.

Эшли спросила коллег, почему бы не объединиться и не дать Вайнштейну отпор: «Я не понимала, почему мы так его боимся». Но для Сальмы Хайек роль Фриды значила бесконечно много, она была влюблена в эту работу, а фильм продюсировал Вайнштейн, который мог запросто остановить производство в любой момент.

Разговор Джоди с Эшли Джадд продолжался целый час, и расследование немного продвинулось. Джадд назвала имена актрис, которые годами раньше тоже жаловались на домогательства Вайнштейна. Под предлогом деловых встреч большой босс пытался склонить женщин к сексу, и никто ничего не мог с этим поделать.

Детские и юношеские годы Эшли Джадд можно описать одним словом: одиночество. Она родилась в 1968 году под именем Эшли Симинелла. Родители очень скоро расстались. Мать в ту пору занималась музыкой дома, для себя; чтобы оплачивать счета, работала сперва официанткой, позже секретаршей. Эшли сменила тринадцать школ в четырех штатах и с каждым переездом теряла приобретенных друзей. Ей так не хватало компании сверстников, что она выдумала себе подруг-фей[46]. «В третьем классе я уже умела готовить – делала пиццу не хуже, чем «Шеф Боярди» в картонных коробках, пекла по собственному рецепту печенье с шоколадной крошкой из чего под руку попадется, и к школьному автобусу меня никто не провожал даже в первый день учебы, хотя я слабо представляла, куда идти, – пишет Джадд в своих воспоминаниях All That Is Bitter and Sweet[10]. Своеобразным девизом ее детства был вопрос: «Так, а где же все?»

В книге Эшли рассказывает, что еще в совсем нежном возрасте несколько раз сталкивалась с приставаниями мужчин. В начальной школе пожилой господин пообещал дать ей монету в двадцать пять центов для пинбол-автомата, если она посидит у него на коленях: «Внезапно он крепко обхватил меня руками, а потом прижался губами к моим губам и засунул язык мне в рот». Девочка была в шоке. Она рассказала об этом происшествии взрослым, которые должны были присматривать за ней, но они не поверили. Уже будучи старшеклассницей, она подрабатывала моделью. Во время показов в Японии на нее набросился ее собственный босс, а один дальний знакомый изнасиловал.

В Университете Кентукки на лекциях по изучению гендерных проблем она наконец нашла подруг, о которых давно мечтала. Всегда освещенные дорожки кампуса и специальные телефонные будки, поставленные на случай нападения на студенток, Эшли воспринимала как символ несправедливости. Почему девушки должны постоянно оглядываться по сторонам и во всем себя ограничивать ради безопасности? Веря в то, что мир можно изменить к лучшему, она открыла в себе бунтарский дух, стала активисткой, возглавила студенческий марш протеста против использования наставниками слов с оттенками расового неравенства. Она подумывала стать миссионеркой и подала документы в Корпус мира, куда по окончании университета и собиралась вступить.

Но вышло так, что она стала актрисой – хотелось попытать шанс, пока молода, – а потом и звездой. Тем не менее в свободное время свою «звездность» она использовала для работы по защите прав человека: посещала бедные поселения, трущобы и больницы во всем мире, старалась привлечь внимание к проблемам СПИДа, к насилию в отношении женщин, к планированию семьи, к охране здоровья матери и ребенка. В 2006 году они с Сальмой Хайек побывали в Гватемале, в клиниках для зараженных ВИЧ и в публичных домах, встречались с проститутками, которые жаловались, что пойти в бордель их заставила нужда – здесь они получают по два доллара с клиента, а клиентов за день приходит десять-двенадцать. У Эшли Джадд в Голливуде были свои проблемы, но она словно жила двумя отдельными жизнями: одна отдана шоу-бизнесу, другая – борьбе за здоровье людей в частности и общества в целом.

В сорок один год, в 2009-м, она поступила в магистратуру при Гарвардской школе Кеннеди. (Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун проходил ту же образовательную программу – как, впрочем, и телеведущий Билл O’Рейли.) Честно говоря, Эшли собиралась позже пойти в политику – у штата Теннесси никогда не было женщины-губернатора или женщины-сенатора.

В Гарварде она чувствовала себя как дома – по крайней мере, куда комфортнее, чем в Голливуде. И сомневалась, что когда-либо вернется к актерской игре: «Я нашла людей своего круга». Ее любимый курс – «Гендерное насилие, законность и социальная справедливость» – вела профессор права Дайан Розенфельд[47]. Эшли договорилась со студентами-юристами второго и третьего курсов, организовала общую учебную группу, пекла им печенье и с легкостью делала доклады перед студенческой аудиторией, но о Голливуде упоминала очень редко.

Профессор Розенфельд утверждала, что правовая система создана так, чтобы в первую очередь защищать мужчин. В качестве контраста она рассказывала студентам об эгалитарном поведении обезьян бонобо, которые в процессе эволюции ликвидировали принуждение к сексу со стороны мужских особей в своих стаях. Проявляя агрессивные домогательства к женской особи, самец издает особый крик. Услышав его, другие самки спешат на помощь: спускаются с деревьев и отгоняют агрессора.

Для Джадд этот курс стал откровением и в некотором смысле ответом на многие вопросы прошлого. Розенфельд говорила о вещах, с которыми Эшли сталкивалась всю жизнь: в детстве, в Голливуде, во время посещения клиник и заграничных публичных домов. Лекции профессора Розенфельд словно собрали эти впечатления в четкую структуру, подвели под них теорию. «Она впитывала знания всем своим существом», – вспоминала позже Розенфельд. Профессор обратила внимание, что Джадд не пропускает ни одного тематического мероприятия: лекции, приемы, презентации исследований в области GPS-отслеживания потенциальных домашних насильников.

Свои мысли Эшли изложила в документе, который призывал женщин принять свой общий опыт, признать, что они сталкивались с сексуальным принуждением. «Я предлагаю модель, основанную на объединении в небольшие группы»[48], – писала Джадд во вступлении. Она планировала в каком-то смысле последовать примеру бонобо, стать не такими разобщенными и скрытными, собираться вместе, чтобы дать отпор мужчине, проявляющему сексуальную агрессию.

«Трудно убедить женщин, что ситуацию можно изменить к лучшему, – писала Джадд в работе, получившей премию Дина в области научных исследований. – В нашей экономике, властных структурах, да и в повседневной жизни уже заложена предвзятость в отношении этого вопроса. Но альтернатива есть, и она ждет нас на другом берегу».

По ее словам, для этого необходим «смелый шаг навстречу друг другу, разрушающий изоляцию».

Тем не менее в июне 2017 года Джадд не была готова выносить Вайнштейну публичные обвинения. Однажды она уже совершила такую попытку, в 2015 году рассказав об агрессивных домогательствах некоего продюсера, не называя никаких имен – ни его самого, ни Хайек, ни Голино. Эшли надеялась, это станет чем-то вроде импульса, побуждающего женщин к объединению.

Но ничего подобного не произошло. Последовал всплеск внимания не к Вайнштейну, а к самой Эшли Джадд, пусть краткий, но раздутый до сенсации. Эшли даже пришлось свернуть рекламную кампанию нового фильма, «Биг Стон Гэп», чтобы избежать града вопросов по поводу описанного в журнале инцидента. Выступить с обвинениями снова означало очередную шумиху.

То есть Джоди следовало действовать очень осторожно. Слова Эшли, опубликованные в журнале Variety, прозвучали дерзко и смело, но это было всего лишь одиночное выступление без упоминания имени агрессора и без какой-либо дополнительной информации. Если хочешь, чтобы твой журналистский материал «выстрелил», нужны имена, даты, доказательства; нужны реальные сюжеты. Джоди не хотела, чтобы Джадд отказалась от участия в проекте, который потенциально может стать настоящей бомбой, только из-за того, что ее предыдущая откровенность не принесла ничего, кроме малоприятных последствий.

 

Джадд же осторожничала еще и потому, что совсем недавно, несколько месяцев назад, уже успела поплатиться за свободу высказываний. Долгие годы она рекламировала носочки компании «Коппер Фит», выпускающей компрессионный и защитный трикотаж. В рекламных роликах Эшли радостно сообщала: «Люблю полы из твердых пород дерева, но моим ступням иногда так хочется мягкости! На помощь приходят носочки «Гриппер» от «Коппер Фит» – это просто чудо!» С компанией ее связывал выгодный контракт и давние теплые отношения, временами она даже дружески общалась с генеральным директором.

За несколько недель до знаменитого Марша женщин 2017 года[11] Эшли отправила ему стихотворение, которое планировала прочесть с главной трибуны. Стихотворение написала девятнадцатилетняя Нина Донован из Франклина, Теннесси. Начиналось оно так: «Я женщина, и я грязная. Но не такая грязная, как мужчина, который ел «Читос» и весь извозился в желтой пыли»[49]. В стихотворении не было ничего вульгарного, но оно говорило о женском противостоянии косности и стереотипам. «Да, мы грязные, как запятнанные кровью простыни», – писала Нина Донован, подчеркивая, что менструация – неотъемлемая часть жизни. Директор «Коппер Фит» не высказал никаких возражений, но через несколько недель после Марша контракт с Эшли разорвали, объяснив, что клиенты компании выражали недовольство прочитанным актрисой стихотворением[50].

Так что у Эшли имелись веские причины вести себя осторожно. Но в телефонном разговоре Джоди произнесла слова, которые актриса так давно ожидала услышать: «Это все тот же одинаковый сценарий». Джадд объяснила, что для нее чрезвычайно важно, чтобы журналисты нашли как можно больше подобных историй и чтобы в создании статьи кроме нее участвовали другие актрисы. Как она и писала в своей работе времен Гарварда, она мечтала стать одной из многих женщин, объединившихся против своего обидчика – Вайнштейна.

Под конец разговора Джадд пообещала связаться с Сальмой Хайек[51]. Джоди же обратилась за советом, во-первых, к Джилл Каргман, писательнице, продюсеру и звезде телесериала «Неправильная мама», а во-вторых, к своему давнему источнику, обеспечивавшему и прежде информацию из мало знакомых журналистке профессиональных кругов. Каргман настоятельно рекомендовала связаться с Дженни Коннер, сопродюсером Лины Данэм по сериалу «Девочки»[52]. Коннер, в свою очередь, посоветовала Джоди поговорить и с Данэм. Здесь Джоди засомневалась: Данэм казалась не той персоной, которая умеет хранить секреты. Она постоянно писала очень откровенные твиты и предавала гласности даже интимные подробности собственной жизни.

Тем не менее разговоры с этими двумя женщинами стоили свеч. И Коннер, и Данэм были наслышаны об агрессивном сексуальном поведении Вайнштейна и даже сами хотели написать об этом в «Ленни Леттер», своем новостном онлайн-издании, но у них не имелось ни исследовательских, ни юридических ресурсов. Данэм рассказала Джоди, что в пору работы доверенным лицом Хиллари Клинтон на президентской кампании 2016 года постоянно советовала помощникам Клинтон не полагаться на Вайнштейна как на спонсора, но никто к ней тогда не прислушался. (Позже Тина Браун, редактор, короткое время сотрудничавшая с Вайнштейном в конце девяностых в журнале Talk, призналась Джоди, что точно о том же предупреждала команду Клинтон во время кампании 2008 года.)[53] К слову: после того как в «Таймс» вышла статья с доказательствами против Вайнштейна, Клинтон и ее команда изобразили глубокое потрясение и категорически отрицали, что Лина Данэм о чем-то их предупреждала.

Коннер и Данэм стали для Джоди своеобразным коммутатором, связывающим журналистку со звездами. Работали они быстро и без шума. Еще одна дама с феминистскими взглядами, занимающая высокую позицию в шоу-бизнесе, вела такую же деятельность.

А вот знаменитые актрисы по-прежнему откликались неохотно. Но к концу июня Коннер принесла неожиданную весть: с Джоди готова поговорить Гвинет Пэлтроу.

Изначально о кандидатуре Пэлтроу Джоди даже не помышляла. «Золотая девочка» Вайнштейна, одна из самых ярких его звезд – даже спустя двадцать лет взлет ее актерской карьеры связывали с его именем. Много раз они фотографировались вместе: радостные, смеющиеся, словно отец с дочерью. В 1999 году Пэлтроу получала «Оскар» за лучшую женскую роль в фильме «Влюбленный Шекспир», и Вайнштейн стоял рядом, сияя от гордости: он сделал этот фильм, он зажег эту звезду! С тех пор к Гвинет прочно приклеилось прозвище Первая Леди Компании «Мирамакс». Вряд ли она станет помогать расследованию: Гвинет не бунтарка, как Макгоуэн, и не активистка, как Джадд, сейчас она занимается предпринимательством в области красоты и здоровья, причем так успешно, что многие считают ее выскочкой, впрочем, не переставая любить как актрису.

Телефонный разговор запланировали на последние выходные июня. Джоди сразу поняла, что ошиблась насчет Гвинет: актриса оказалась бесценным источником информации, она знала больше, чем кто бы то ни было. Пэлтроу говорила вежливо, немного волнуясь. После традиционных заверений – нет, конечно, разговор не записывается, и да, безусловно, Джоди понимает всю щепетильность ситуации – Пэлтроу открыла журналистке никому не известную историю ее отношений с Харви Вайнштейном[54].

Они познакомились в 1994-м или 1995-м на кинофестивале в Торонто, ехали в одном лифте. Гвинет тогда было, наверное, двадцать два или около того; ее актерская карьера, по сути, едва началась. Дочь известных родителей – актрисы Блит Даннер и Брюса Пэлтроу, режиссера и продюсера, – она уже успела получить хорошие отклики на участие в фильме «Плоть от плоти», но все еще ходила на прослушивания.

Вайнштейн прямо в лифте выразил свое одобрение ее работой: «Я видел вас на экране, и вы должны работать у нас! Вы очень талантливы». «Эти его слова словно узаконили мое право быть актрисой», – вспоминала Пэлтроу.

Через некоторое время он предложил ей сняться в двух фильмах. Если она удачно покажет себя в комедии «Чужие похороны», он отдаст ей главную роль в экранизации романа Джейн Остин «Эмма» – работа мечты, после которой она неминуемо станет звездой.

Пэлтроу присоединилась к местной команде «Мирамакс», и тамошняя атмосфера показалась ей творческой и теплой: «Я чувствовала себя как дома». В то время она встречалась с Брэдом Питтом, куда более известным актером, чем она сама, и постоянно курсировала между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом. В одной из таких поездок, как раз перед началом съемок, ее представители в агентстве Creative Artists Agency прислали ей факс с предложением о встрече с Харви Вайнштейном в отеле «Пенинсула» в Беверли-Хиллз.

Тот же отель, о котором говорила Эшли Джадд. И рассказ Гвинет о том, что произошло после, тоже звучал знакомо. Встреча была назначена в номере продюсера для соблюдения приватности, что поначалу выглядело вполне нормально. «Я буквально впрыгнула в номер, восторженная, как золотой ретривер, искренне радуясь, что сейчас увижу Харви», – вспоминала Гвинет. Они быстро обсудили дела, после чего Вайнштейн внезапно обнял ее и предложил пройти в спальню – сделать друг другу массаж. Гвинет не понимала, что происходит, к Харви она всегда относилась как к доброму дядюшке, и мысль о том, что он может испытывать к ней сексуальное влечение, шокировала до глубины души. Ее даже замутило. Но он повторил свое предложение.

Она вежливо отказалась: «Я всячески старалась не показать ему, что он поступает дурно». Оказавшись в безопасности, Гвинет немедленно рассказала обо всем Брэду Питту, потом нескольким друзьям, родственникам и своему агенту.

Следующая часть истории Пэлтроу отличается от рассказа Эшли Джадд и содержит множество важных деталей. Прошло несколько недель. Гвинет и Питт оказались на театральной премьере, где был и Вайнштейн. Брэд подошел прямиком к продюсеру и посоветовал ему не распускать руки. Гвинет тогда почувствовала облегчение: у нее есть бойфренд, готовый встать на ее защиту.

10Здесь: «Горькая сладкая жизнь» (англ.).
11Марш женщин – масштабная акция протеста, прошедшая в Вашингтоне и других городах США 21 января 2017 года, на следующий день после инаугурации Дональда Трампа. В ней приняли участие около 2 миллионов человек.