40. Возвращение Валентины
– Мы вам перезвоним.
Валентина смотрела в глаза тетки, которая проводила с ней собеседование и понимала – нет, не перезвонят. Это было семнадцатое собеседование за эти десять дней с момента увольнения. И нет, еще ни с одного потенциального места работы ей не перезвонили. Ну, Ольховский обещал, что работу она не найдет – Валя и не находила. Ни по специальности, ни – без неё. Не брали даже на должность уборщицы на вокзал. Может, стоило рвануть из Москвы, в какую-нибудь провинциальную глушь, вроде той, откуда понаехала эта Алена, в которой про Ольховского и слышать не слышали, но от этой идеи Калугиной становилось тошно. Она была москвичкой. Она ей родилась. И не хотела менять шумную, жизнерадостную, претенциозную столицу на городок типа «деревня», в которой не было ничего, кроме пятиэтажек, уныния и места на свободной кассе у единственного Макдональдса.
Вале пришлось переехать к маме. В Бутово. В задрипанную хрущовку. Потому что как раз подошел срок платить за квартиру, а Ольховский – ткнул Вале в строчку договора, в котором были оговорены штрафы за травмы «вверенного на попечение ребенка» и разглашение «секретной информации», и расчет уменьшился в четыре раза, став крайне печальной суммой, которой не хватило на красивую Валину квартирку.
Проблема жизни с мамой для Вали заключалась даже не в том, что хрущовка у матери была однокомнатной, что спать приходилось на скособоченном диване, а выкидывать и покупать новый мать не разрешала – «побереги деньги, они тебе еще пригодятся». Проблема жизни с мамой заключалась в основном в самой маме, которая была твердо убеждена, что она в своем возрасте и после того как «поставила на ноги» двух дочерей – имеет право на личную жизнь и не обязана «кормить кобыл».
Сбережения таяли на глазах, Валя отнюдь не сразу сообразила, что стоило бы снизить уровень жизни. По-честному надеялась, что Ольховский одумается, перезвонит ей, вернет к себе на работу – а лучше явится к ней с цветами, потому что до него наконец-то дойдет. Нет, не перезванивал. Зато карму испортил так, что не брали даже в задрипанные шаурмячные.
За краткий срок Валя поняла, что придется отказаться и от фитнеса, и от маникюра. Просто, то, что хотелось – она отныне не могла себе позволить, а ходить куда попало – Валя не желала принципиально. Пришлось даже банальные траты пересмотреть и перейти на чертовы макароны. Валя вроде и не замечала пока радикальных изменений, но прямо ощущала – встанет в конце месяца на весы и будет хотеть ими проломить голову девке Ольховского. Потому что это все из-за неё, из-за неё было!
Ольховский… Чертова злопамятная сволочь. Ну, вот как так? Ведь у Вали почти получилось! Ведь все было хорошо. И подстилку свою Ольховский послал, но ведь надо же. Лиза развязала язык. Маленькая дрянь, а. Колхозница ей, видите ли, понравилась. Соплячка неблагодарная.
– Ну, что с работой? – Деловито поинтересовалась Зинаида Ильинична Калугина, когда Валя заявилась с собеседования домой. Мама торопилась в театр, мама вела активную светскую жизнь – она «могла себе позволить».
Вот у кого ни один мужик, на которого она нацеливалась, из цепких когтей не выпрыгивал. Правда и разводилась Зинаида Ильинична часто, и квартирка у неё была так себе, но её все устраивало – а если не устраивало Валю, то её здесь никто не держал. Так мама всегда и напоминала.
– Они перезвонят, – хмуро буркнула Валя, прекрасно зная, что это для её матери не убедительный аргумент. Для неё вообще не существовало убедительных аргументов. Впрочем, о том, что Валя умудрилась попасть в немилость Ольховского – она матери не сказала. Не дай-то бог…
– Долго еще на моей шее сидеть будешь? – Раздраженно поинтересовалась мать. – Тебе уже тридцать, деточка, а ты все еще никак не можешь на ноги встать, ох, был бы жив Степа – со стыда бы сгорел за такую дочь. Ну, хоть Олечку я нормальной вырастила, а не иждевенкой…
Валя скривилась. Ну, начало-о-ось. Олечка. Младшая сестрица, в каждой Валиной проблеме – один вечный пример того, как надо «правильно жить». И сама-то в универ поступила, и выпустилась, и в фирму устроилась без протекции, и вышла замуж за какого-то менеджера среднего звена, и теперь вместе с ним платила ипотечку за квартирку. И видела Валя ту Олечку – ни тебе подтянутой фигуры, ни маникюра. Сестрица выглядела как ломовая лошадь, и её почему-то Вале ставили в пример. Будто вот на это следовало равняться. Роди Олечка мамочке внучочка – поди тут же перестала бы быть любимой доченькой, села бы в декрет на зарплату своего менеджеришки, поди по-другому бы запела. И наверняка материнской «светской жизни» пришелся бы кирдык, чего Валя внутренне очень хотела.
Валя дождалась пока мама уйдет. Потому что вообще мать наверняка бы разоралась на происходящее. Мол, у Вали тут нет ни денег, ни работы, а она краску для волос покупает, деньги тратит и в ванной пачкает. И плевать, что краска была самая дешевая, черная. Вале было даже плевать, как эта краска ей волосы испортит. Плевать. Сейчас уже плевать, когда планы по устройству успешной личной жизни пошли псу под хвост. Главное, чтоб изменения были радикальные.
Они и были радикальные.
Вместо ярких платьев – темная майка, серые джинсы и дешевенькие кроссовки. Никаких толстовок. Валя вообще замечала, что всегда наиболее подозрительно относится к людям в толстовках с надвинутым на голову капюшоном. И не раз узнавала в подобных своих одноклассниц. Нет, нужно, чтобы не обращали внимания, а не с подозрением смотрели.
А еще нужно не вызывать никаких ассоциаций с самой собой. По пути к метро Валя забежала в первую попавшуюся парикмахерскую с надписью «Стрижка за триста рублей» и обкарнала себе волосы под пикси. Нацепила на нос солнцезащитные очки в поллица, намазала губы стариковской ядреной помадой, и вуаля – теперь её и старый знакомый с трех метров бы не узнал. Ну, по крайней мере, Вале так казалось. Ну как её узнаешь-то? Она же всегда была милая, женственная, стильная, а тут – чухонка обыкновенная, жизнью загнанная. То, что и было надо для Валиного плана.
Судя по всему – помириться с деревенщиной Ольховский успел, а вот снять свое «инкогнито» – нет. Потому что водила его по-прежнему у того же дома оставлял машину. Да, у Ольховского, даже в его «секретном режиме», был и водитель, и повар, и личная уборщица. Просто они не были постоянно в доме, они приходили, делали свои дела и уходили. Что иронично, колхозница не замечала. Может, она думала, что пыль у Ольховского в квартире сама упархивает? А может, Алена просто была без мозгов…
Новую няню Лизы Валя, к счастью, не знала, но без проблем опознала по ребенку. Нянька явно была новенькой, потому что «старенькую» Валя знала и близко бы к ней не подошла. Та бы её Ольховскому мигом бы сдала. Новенькая же девица была нервная, суетливая, никаким психологическим образованием там и не пахло. Вот её пункты про «травмы подопечной» и размер штрафа за них явно очень впечатлили, потому что она напугано охала, когда Лиза куда-то залезала, и тревожно голосила всякий раз, когда дочь Ольховского куда-то укатывала на самокате.
– У вас милая дочь. – Произнесла Валя, когда Лиза в который раз зависла в дальнем конце игрового спортивного комплекса. – Подвижная.
– Это не моя. – Торопливо отозвалась новая нянька, вытягивая шею, и выглядывая Лизу, повисшую на веревочной паутине. – Это хозяина.
– А хозяин что, не женат? – Деланно удивилась Валя. В деле разведки следовало всегда пользоваться моментом, когда человек был в запаре. И задавать нужные вопросы.
– Нет, но как раз собрался, – бросила девица и рванулась снимать Лизу. А Валя ухмыльнулась и зашагала в самый угол двора. Не то чтобы она думала, что Лиза её узнает, но все же могла. Поэтому от неё стоило держаться подальше.
Значит, все-таки собрался жениться на деревенской выскочке… Валя присела на лавочку, вытащила из кармана пачку сигарет с зажигалкой, не без наслаждения затянулась. В горле запершило, не курила Валя, пожалуй, со студенческих лет, и сейчас сигаретная горечь во рту пришлась в тон внутреннему раздражению.
Значит… Собрался жениться… Серьезно…
Если в курсе даже нянька – значит, кипешь Ольховский начал сильный, значит – вовсю готовится.
Почему? Откуда вообще вылезла эта наглая девка? Что за магией такой она обладала, что шутя приручила и мужика, и его дочь, которых сама Валя обхаживала два года.
На самом деле, Валя приходила к этому дому уже не в первый раз. Ходила уже неделю, часто – перед собеседованиями, когда было нечем заняться, и после них. Забивалась в угол двора, пряталась за кустами и деревьями и наблюдала. С ненавистью наблюдала, как выходит из машины сам Ольховский, как сверкает своей чертовой улыбкой и говорит по телефону. С ней говорит, это было очевидно, потому что только с ней он говорил так, что улыбка с его губ не сходила в принципе. Как-то краем уха Вале удалось зацепить обрывок фразы: «Ну, когда ты уже приедешь…» – и в эти минуты она от бессильной ярости ужасно хотела заорать.
Эта деревенская стерва уехала, а Ольховский почти умолял её вернуться. Ждал. Кажется – ужасно ждал.
Он не должен был, не должен был так ни к кому относиться. Он не должен был брать кого попало замуж. Тем более, вот эту вот ничем не примечтаельную Алену. Вот что в ней было, что? Чем она его взяла? Сиськами? Так ведь и у Вали они были… Давала с желанием? Так ведь и Валя бы дала, предлагала же даже, но почему же Ольховский не обратил на неё внимания? Вроде все было при ней, и задница, и губы, и корни Валя вовремя подкрашивала – ну точно же не в ней проблема!
Нет, точно во всем виновата девка. Если бы не она – у Вали бы стольких проблем не было…
Со скамейки Валя встала только когда стемнело. Подошла к парню, курящему у дальнего подъезда. В серой толстовке, надвинутой на голову. Выскочка. Ни хрена не понимал в маскировке. Хотя, в общем и целом – у него рожа была, в принципе, не приметная, этим и компенсировалось.
– Сигаретку не дашь? – Лениво поинтересовалась Валя.
Парень бросил на неё нервозный взгляд, но таки выдрал пачку из кармана. Ага. Правильно. Логично дать, чтобы отстала.
– Я давно тебя заметила, красавчик. – Усмехнулась Валя, подставляя сигарету под огонек зажигалки. – И хотела спросить – а чего ты за чужими детьми следишь? Ты не педофил, часом?
Парень вздрогнул, уставляясь на Валентину. У него в целом было вполне нормальное лицо. В профиль даже вполне ничего.
– Расслабься, – Валя фыркнула, стряхивая с сигареты пепел. – У меня к тебе есть сногшибательное предложение. Думаю – не откажешься.
41. Последний шаг навстречу
Это были странные, лихорадочные, полные захлебывающегося предвкушения и исступленной до разрыва сердца тоски по Максу две недели.
Мама… Мама посмотрела на Аленку и спросила – не подсадили ли её в этой кошмарной Москве на наркотики?
Ой, подсадили, мамочка, есть такой сумасшедший наркотик с теплыми глазами цвета корицы, с широкой улыбкой, бесстыжими руками и удивительной дочкой. Да, мам, этот наркотик в наш мухосранск не завезут, так что придется возвращаться в Москву. Иначе хана настанет твоей любимой старшей дочке.
Мама вздохнула. Мама посмотрела на Аленку еще раз, поймала жесткими пальцами за левое ухо почти тридцатилетнюю дылду и потребовала «чтоб не так, как в прошлый раз», и чтоб обязательно Аленка пригласила её и Нютку на свадьбу.
Про свадьбу Аленка благополучно прохлопала ушами. Она не загадывала такие вещи. После Вадима – вообще не загадывала. Если что – она могла прожить без платья типа «баба на чайнике», и без лимузина, и без узких, натирающих туфель. Главное чтоб был Макс. Вот без него прожить Аленка могла катастрофически недолго.
Что-то случилось в какой-то безумный момент. Что-то, от чего крышу сорвало окончательно, и она теперь радостно носилась где-то на орбите земли, не желая возвращаться на свое рабочее место. Наверное, дело было в том, что быть влюбленной «в одни ворота» – это одно, а быть любимой самым потрясающим мужчиной в жизни – было нереально бомбическое ощущение.
Каждая секунда без Макса казалась вечностью. Как в классике, ага.
Но, к счастью, был вконтактик, и были долгие переписочки в вайбере, и были долгие созвоны, и «секс по телефону» тоже был, и секс по вайберу, и секс по вконтактику… Короче говоря, теоретического секса было столько, что Макс уже не единожды пообещал Аленке, что все это ей аукнется, а она хохотала ему в трубку и продолжала дразнить его сильнее. Она ужасно хотела его возмездия. Самого что ни на есть беспощадного, так чтобы кончить четыре раза, а потом упасть в обморок от передозировки оргазмов.
Пальцы учились вязать узлы. На самом деле, это оказалось довольно непросто, с непривычки-то. Кажется, вот нельзя было вот так вот взять и за две недели выучить все то, что не знал до этого всю жизнь. Но что-то освоить получилось. Руки Максу, например, Аленка должна была смочь связать крепко. Уже радость. С этим уже можно было работать.
Руки собирали чемоданы.
Один чемодан шмоток и самых принципиально важных вещей. Настолько громадный, что до вокзала помог довезти отчим. По-медвежьи обнимался, по-отечески ворчал и обещал приехать и навалять «если что». И неважно кому, ты только не молчи, доча… Вот нереально смешной, но душевный мужик был Борис Леонидович Яковлев, не зря Аленка в свое время даже фамилию его взяла.
Ночь по пути в Москву, в поезде, Аленка лежала на своей верхней полке, смотрела в потолок и силилась поверить, что она действительно не спит.
Она серьезно это делает?
Едет в Москву? К Максу? Навсегда?
Нет, если что-то вдруг случится, если все карты будут некозырными шестерками, если она не найдет работу, если Макс внезапно взбрыкнет и укажет ей на дверь… То что?
Ну, для этого вообще-то есть Темыч с его запасной раскладушкой, неприкасаемый резерв денег «на прожить несколько недель и на билет до дома». После Кислицына у Аленки всегда был резерв, и она никогда не пожалела, что сбрасывает на счет пять процентов от каждой получки. Кто-то советовал десять, но Аленка уже проверяла. С десятью таки регулярно что-то да случалось. То накрывал какой-нибудь вирусняк, то ноут трагично переставал включаться, а пять – было вроде по копеечке, но буфер за несколько лет у Аленки скопился неплохой. В Москве его, конечно, хватит ненадолго, но на сколько-нибудь да хватит. Зато сейчас можно чуть подуспокоиться. Если что – она выживет. Если что – и на свободную кассу в Макдональдс наверняка встать получится.
Как ни крути, но Аленка умела вертеться. Вывернулась же, когда Вадик её обокрал. Кстати, мать сережки опознала. Смотрела на них недоверчиво, рассказ Аленки слушала еще недоверчивей, а в финале все-таки закатила глаза, и сказала, что надо было все-таки вызвать полицию.
Аленка тогда вздохнула. Не хотелось это все затевать, не хотелось отнимать время у Макса и Лизы. Кто его знает, как сложилось бы в этом случае.
Мысли были сумбурные, тревожные – все-таки Аленка действительно от себя не ожидала, что возьмет и сорвется в пропасть. И ради чего? Кто кроме оглашенных влюбленных дурочек делает вот так – берет и бросает все, что имеет, и сваливает не пойми куда, не зная толком – что будет завтра? Ради кого? Ради двухнедельного любовника? А ради хорошего друга, который вдруг стал чем-то большим? Громадным!
А сон все не шел, уже тыщу раз прошлись мимо купе проводницы, кого-то будили, где-то останавливались. На полке снизу ворочался какой-то мужик, но он вообще не мешал, не храпел даже, хотя предусмотрительная Аленка на такой случай имела про запас беруши, но… Она не хотела спать. И так и не уснула до утра, а в пять утра – за полчаса по прибытия, проснулся и мужик с нижней полки, зазвенел стаканом в подстаканнике.
Аленка сползла вниз. Ей тоже хотелось чаю.
– Ну надо же какая встреча…
И как Аленка вчера не опознала в соседе по купе коллекционера кляпов? Хотя, он садился сильно позже неё, Аленке не хотелось особо отвлекаться, пока поезд остановился, а планшет поймал интернет, сидела себе в вайбере и строчила Максу сообщения.
Мужик был очень спросонья, взъерошенный, и насмешливая физиономия казалась еще более язвительной, чем Аленка его помнила.
– Здрасьте. – Аленка улыбнулась довольно открыто. В конце концов в последний раз они разошлись вполне мирно. Кажется, мужик по-прежнему был любителем командировок.
– Нет, серьезно, надо брать у вас номер телефона, – усмехнулся сосед – теперь уже не по гостиннице, а по купе. – А то может это судьба, а я её динамлю.
– Ой, не надо, – Аленка фыркнула. Мужик шутил, это было видно. Не было в его мимике никакого флирта, он не стремился напрячь бицуху посексуальнее. Хотя… Ему не обязательно было ничего напрягать. Борцовка все козыри подавала в самом лучше виде. Ничего такие преподаватели водятся в некоторых вузиках. И все-таки нет. Прям тыщу раз нет. Менять Макса на левого мужика было все равно что феникса в руках на банального журавля.
– Ну и как у вас дела? – поинтересовался мужик, разглядывая Аленку, усевшуюся в позе лотоса на освободившейся за ночь нижней полке, и баюкающую в ладонях любимую чашку. Черную. С черепом и скрещенными костями. Чтобы на работе точно знали, что их ждёт за воровство чужих чашек.
Аленка смущенно фыркнула в стакан. Дела – отвал башки. Как о таких рассказывать взрослым серьезным людям?
– Теперь уже не в гостинницу едете? – Мужику надо было не в вузике работать, а в Битву Экстрасенсов идти. Аленка уставилась на него, аж глаза на лоб полезли.
– Так заметно?
– Ну, – собеседник усмехнулся, глянул на просвет чай в стакане, явно размышляя о степени его крепости. Не договорил. Все было ясно.
Аленка прикрыла глаза.
– Дурой себя чувствую, – призналась она. С этим вот знакомым незнакомцем казалось можно поговорить обо всем, раз уж когда-то разговаривали про кляпы… И если уж он сам спрашивал, как дела, то пусть за свое неуместное любопытство и огребает.
– Дуры – это восемнадцатилетние конфетки, которые едут в столицу становиться суперзвездами. А вы взрослая девушка. Все у вас получится. Я надеюсь – вы же не в звезды метите?
Глаза у соседа смеялись. Аленка покосилась на свои ногти, задумчиво провела ладонью по волосам. В звезды?
– Если соберусь, чур приглашаете меня петь на вашу свадьбу, – усмехнулась Аленка. – Клянусь работать бесплатно, за то что вы указали мне жизненный ориентир.
– Ради такого дела придется даже жениться. Хотя с большим удовольствием побываю на вашей.
– Только не в качестве жениха.
– Да уж, боюсь – не пережить конкуренции, – рассмеялся сосед. Видимо, Макса он хорошо помнил.
Немудреный остаток поездки точили лясы, доедали печенье, оставшееся в запасе у Аленки, а позже сосед помог ей вытащить её чемодан, оценив его размеры одной только фразой: "Да у вас там серьезно все".
Серьезно…
Серьезно?
Алёнка, честно говоря, боялась. Что будет как в дурацких циничных сериальчиках, в которых провинциальную героиню сначала долго и упорно судьба лупит по щекам, а потом милосердно разрешает ей побыть счастливой пять минуточек. Вот там обычно влюбленная по самые ухи девушка прилетала на вокзальчик, и тут её никто не встречал, и на телефончик никто не отвечал, кроме суровой и беспощадной реальности, общающейся с абонентами стерильными голосами телефонных операторов.
Нет.
Сказка Аленки была не по сценарию, слишком сказочной, чтобы быть жизнью. Потому что Макс встретил её тут, с охапкой белых тюльпанов и Лизой, в нетерпении подпрыгивавшей рядышком.
Вообще это было нечестно, потому что Аленке достались тюльпаны, а она досталась Максу. Хотя ладно, тюльпаны не мешали обниматься. Почти. Но рук не хватало. В одной руке были цветочки, а другой приходилось выбирать кого тискать первым – Макса или Лизу. Победила Лизка, она была очаровательней. Тем более именно она сегодня совершила самый героический подвиг и встала в несусветную рань, чтобы встретить Аленку. Как такое было не оценить?
– Не уезжай от меня больше… – хрипло шепнул Макс Аленке на ухо тем самым голосом, от которого душа вздрагивала и поджимала пальцы на ногах.
– Буду ездить с тобой, – улыбнулась Аленка, задирая голову и тут же поправляясь. – С вами.
Встретиться взглядом с Максом после двух недель друг без дружки… Между ним и Аленкой сейчас была даже не химия, а ядерная физика со всеми ее беспощадными последствиями. И даже просто переплетаться с ним пальцами уже было почти как прирасти снова к какой-то своей части тела, без которой ты по какой-то причине умудрился прожить некоторое время.
Аленка толком не запомнила путь до дома. Помнила такси, помнила, как Макс и сосед обменялись парой колких фразочек и разошлись, друг дружкой явно довольные. Все остальное было неинтересно. Рядом с Максом Аленку чуть подотпустила её тревога, и она даже смогла подремать в машине, уронив голову Максу на плечо. Сбоку возбужденно что-то рассказывала Лиза, папа возил её в дельфинарий, это явно положительно сказалось на настроении госпожи императрицы и к счастью, отвечать было не нужно, было нужно только слушать. И можно было не очень внимательно, временами угукая сквозь дрёму.
В себя Аленка пришла уже в квартире Макса, после третьей чашки черного кофе. Все-таки ночью нужно было спать.
А Макс сидел себе напротив неё и смотрел с таким умилением, что прям страшно становилось.
– Ты чего? – Аленка хихикнула. – Виагра кончилась в запасах? Накурился ванилином от безысходности?
– Дурочка. – Макс фыркнул. – Просто тебя тут ужасно не хватало. Тут. На этой кухне.
– Так и скажи, что кексы тебе готовить некому, – фыркнула Аленка.
– Ну это точно была самая важная недостача в жизни, – с деловитым видом заявил Ольховский и продолжил все с тем же зашкаливающим удовлетворением пялиться, как Аленка пьет кофе. Извращенец. Ну хорошо, Аленка обожала потакать вот этому конкретному извращенцу, поэтому еще и вафлю начала жевать. Голландскую. Сладкую настолько, что везде слипалось, но на какие жертвы только ради любви не пойдешь, а?
– Нам надо поговорить, – негромко произнес Макс. Тон у него был такой, будто он собирался сказать, что он внебрачный сын президента, и что у него три жены в Турции, и он согласен сделать Аленку четвертой.
– Сейчас? – Аленка удивленно подняла брови. Тема разговора угадывалась смутно. Вроде как не было ничего такого, что следовало обсудить. Может, бывшая жена приехала и пытается воевать за Лизку?
Макс покосился на часы, вздохнул, явно недовольный тем, что сегодня понедельник.
– Вечером. Лучше вечером. Потому что ты мне будешь отрывать голову, а перед этим мне лучше решить некоторые проблемы.
Классные новости. У него обнаружились-таки еще парочка внебрачных детей? За что голову-то отрывать? Ну ладно, подождем до вечера. Хотя мог бы и не дразнить любопытство.
– Мне остаться с Лизкой? – мягко спросила Аленка. Пока она не успела атаковать всех подряд, было время переосмыслить свое резюме, изучить рынок вакансий и поиграть во фрейлины госпожи императрицы. Это было хотя бы весело.
– А ты хочешь? – Ох, Макс. Он был такой балбес, переспрашивал такие вещи, смотрел на Аленку таким опасливым взором, будто и не понимал ничего.
Слов не потребовалось.
– Я предупрежу няню, – радостно улыбнулся этот сообразительный мужчина. И где только Аленке успело упасть такое сокровище?
Пока он предупреждал и переодевался на работу – Аленка успела приготовить завтрак, порадоваться, что Лизка употребляет овсянку с большей охотой чем её отец.
– Ты до вечера же, так? – полюбопыствовала, стоя в прихожей и наслаждаясь любимым зрелищем – как Ольховский завязывает себе галстук. Наблюдать за этими шустрыми пальцами всегда было в удовольствие.
И все-таки это было ужасно странное ощущение. Быть здесь, задавать такие вопросы… Занимать в жизни Макса неожиданно – такое место. И ведь нет, он не поморщился, он задумчиво пожал плечами. Он не ругался, что она лезет в его жизнь – он затруднялся с ответом. Удивительно, если брать во внимание, что начиналось-то все это из френдзоны. И теперь вот такое вот. Почти семейное. И никого не напрягающее.
– Я постараюсь раньше, конечно… – А тон был такой, что было ясно – получится вряд ли.
– Мы тебя дождемся, – улыбнулась Аленка. В конце концов, это было нормально. Кем он там работал? Каким-нибудь менеджером по рекламе? Еще спасибо, что иногда его график демонстрировал чудеса такой гибкости. Нет, надо будет все-таки уточнить. А то, может, он на самом деле Джеймс Бонд, а Аленка и не догадывается.
– Ох, Сан… – Макс сгреб её в охапку, стискивая так жадно, будто сомневался в её подлинности. – Моя дивная сказочная Сан, как я тут подыхал без тебя, если б ты только знала.
Трепло. Вот редкостное трепло, с бесстыже льстящим и бьющим в самые чувствительные точки души языком.
– Ты опоздаешь.
Не целовались. Просто потому что было понятно, чем может закончиться один лишь только поцелуй, когда вся сущность сейчас была как оголенный нерв. Искрило же даже не от соприкосновений, от обмена взглядами. Хотя смертельно хотелось столкнуться с ним губами, сделать хоть пару глотков его дыхания. Надо было потерпеть, надо! Только до вечера. А там – уже можно.
И все-таки Лизка была чудным ребенком. С ней было приятно заниматься ерундой, гулять, готовить обед, а после – смотреть мультики про неведомую Катю с каким-то упоротым розовым зайцем. У Лизки местами был очень таинственный вид, но она ни в какую не кололась, в чем его причины. Полдня прошли незаметно, и прошли бы незаметно и вторые полдня, но радостные новости ожидали Аленку с Лизой раньше. Потому что около трех в прихожей хлопнула дверь и зазвенели ключи.
– Иди встречай папу, – шепнула Аленка Лизе, а сама осталась – поставить мультик на паузу.
Когда из прихожей раздался Лизкин визг – стало похрен на мультики. Аленка вылетела в коридор не успев даже сообразить, что могло произойти.
Соображать и не пришлось. Все оказалось очень прозрачно.
В прихожей квартиры Макса стоял Вадим Кислицын, прижимавший к горлу белой от страха Лизки что-то, очень напоминавшее скальпель.
– Ну здравствуй, Ленок…