Поминки по Финнегану. Глава 1. Падение Финнегана. Авторский перевод

Падение. Еще раз о Поминках Финнегана

О счёртсли́вый виновгрех¹! Экс нулего язлока выйдет евина туча добра. Сопка, ручей, одружды в компании, расквартированы, так меньшейте будем этим гордиться! Выше грудь и нако́ня! Только для этого не надышат эти на никтоинга и мирландца секрестром своего молчаро́действа. К вору силясь², Хомфри Ноуанса³! Он деньги ум вести нес⁴, Ливия Ноуанса? Облакепка на нем, нахмуренная; аудиюриентый⁵, он бы подслюшал, был б рышь под рукой, был б джум бойтылок в дальнем востухе. Мрачь, глазнины его темнеют. Жубами она шепшет ему в шие время о жаком на зяком и жуке на зыне. Ши хи ши хо ще хо то ля. Фырк флухт⁶, если б мог он ее лошь высечь! Неосязухий, он отвраслушает. Волны звука – его оплеуши; они трубьют его своими мехоботами; волна ревущего и волна кышного и волна хохохорного и волна невнимаимложадямпослушамана. Окрусмеян и камневечен в своем о́тпрыжке, млудренцах и сласту́нках, у́трёвные грязеты могли б сказать ему в тыльцо, открикли́вный один чьего лыеба мы и есть пожираюны, как-зад кроме его стылых свягодиц, или ей в ее драмскую стыдренницу, губагубь из чьей хляби мы пьем, как-стук кроме ё алкрепголя с ветропадов, глеба и фёды́ даватели, не быть там свядырому шпиолю на городе ни весталок флейтущих в доке, неет делать простольные пьязнания, ни ы ни и играть в кыш киш в Ново Нилбуде⁷ при фонарном блате ни а'тулл о'талл о'толла и кивацкого намека в сторон' удобличей.

Из вкопа в выкоп проявлял он струдовку пашни своей для себя и всех принадлежных ему и он пропотел свою команду под ауспицием своим для всех живых и он погребал себе на ужас, этого дракона волантного, и он сделал вшей для нас и отдавал нас хлопконосикам, этот могучий спаситель, Анфру-Чикда-Уру-Вукру⁸ и ей-йогу он делал, наш предок наидосточтенный, пока не одумался он о ком получше в своем вдомецком жалюще с той рделой мантией от краюха до краюха, и будут снова могли б навешничающие стрекачи разбудить его и смайгут снова когда жарая птица сдекабрится. И будет снова если быть тому так истине старшим своим молодникам нужно быть сказанной. Есть у тебя во́йна для моей свадьбы, привел ты невесту и постель, ухнешь ты ль за мою смертлестницу? Пробудясь? Вискиадбаюем⁹!

Душу твою свинь к дьяволу! Вы выпили я тут гвоздв?¹⁰

Неугомонному Финнегану рассказывают о современной эпохе

Теперь будь споенк, добрый Мр Финнимор, сэр. И отдосужься как бог какой на пенсионе и не расхаживай померу. Сто пудов ты б потерялся только путь твоих сейчас дорог в Капелавастере⁰ бывают столь извилистыми там после голгофы, Северный Умбриан и Фивс Бэрроу и Уодлингс Рэйд и Бауэр Моор и смочи свои ноги может туманною роса там за бугром. Встречая какого больного старого банкрота или осла Коттериксов со своим башмаком свисая, звонкатачанкату¹, или шалаву сопя с нечистым младенцем на скамейке. Тоб развернуло тебя против жизни, так тоб. И погода столь мерзкая тоже. Расстаться с Дьяблином тяжко как еще Нуджент² знал, оставить чистую запутань одну сочнее других соседских беспроходимых полей но пусть призрак твой не имеет печалей. Лучше всего тебе, сэр, там где ты есть, первозначенный в полноте твоего платья, кровавым орлом жилетка и всё, помня твои формы и размеры на подушке твоих чудряшек под сикаморою твоей у кельдной воды где глина с Тори3 отпугнет грызунов и бери что хочешь. Кисет, перчи, фляга, зажига, платок, кольцо и амберулла, все сокровище погребального костра, в стране душ с Гомином и Бройном Баройком и лео Лонаном и Навуходавноссэром и Гиннхиз Ханом. И мы будем приходить сюда, игроки в омбре, чтоб рыхлить твой гравий и принося тебе подарков, не так ли, Фении? И это не наша слюна что урежем мы тебя от, не так ли, друиды? Не ветхлые маленькие образочки, грязёвки и доджмаяйзы⁴ что покупаешь ты в гобродских лавках. Но приношенья поля. Болезный, этот доктор Фаерти, гудзнахарь, научен получшить тебя. Папася- твой выпаспорт. И мед это святейшая вещь когда-ли было, улей, соты, ушной воск, пища для славы, (смотри каб держал ты горшок иль твоя нектарная чаша может утдасться светлишком!) и козьего молока немного, сэр, как служанка тебе раньше приносила. Слава твоя распостраняется как Базилика помазань с тех пор как Финтаны Лэйлоры задудели тебя за бортницу и есть там целые хозяйства по ту сторону Ботнийцев и они обзываются вслед за тобой. Людут вечно болтать о тебе рассидясь на свиньих щечках под священной крышой древа своего. Над чашами памяти где в каждой пустоте держась по святоте, с мольбой до арендонков, в Облососевом Доме. И восторгаясь нашему супершилеллаху где пальмовый пот на небеси и есть отмета твоего мужемента. А все зубинки что Эйренейцы когда-либо жовывали и есть щепки отщепные от бруса питания. Если б тебя кутили и продули⁵ и кинули даже со стороны корифея кучи было это что пэддипланторы могут и придобрать изрядно и когда был ты разделан по каждому пункту пред коленками одним богиням известно ты показал нашим рабодевкам как свобо́дить было легко. Сей здорный устарый Гунн, точно будут говорить, (баше головье!) что то был сажалец для тебя, грабойник их всех. Багог но он был, Г.О.Г.! Он- мертвожество сейчас, а мы находчивеем язвы его седека но мир его огромным членам, буддоха, со всем последним лиговым его остатком, пока миллионосвечный глаз Тускара заметает Мойлеанский Мэйн. Не было там никогда воеводы в Великих Эриннах и Бретландии, нет, ни во всем Пайкском Графстве подобно тебе, говорят. Нет, ни короля ни ардороля, короля втулце, короля спелнце и короля виселнце. Что мог ты рухнуть вяз двенадцати пацанам не взять что в кольцо и подыми высоко тот камень что провалил Лиам. Кто как ни Маккалахище же повышествие наших богатств и фальшивый чувак на похоронах чтоб ско́мпасить наш общий замес?⁶ Если б был ты задиракой само по себе и потчидесят подобно тебе был спущен на воды все равно то что всё где было твоим подобием чтоб проложить кабель или кто был злючшим мог бы случшить Вашу Светлость? Ирлашка Мак Магнус Макколей может сподражать тебя до чистого совершенства, а Кожанец Рейнольдс пробует твое шарканье и стрижку. Но как говорит Хопкинс и Хопкинс, был ты бледным яйчуном и поцелуем разболтать. Мы звать его гиениялом Клопуховым с тех пор как отправился он Иерусалязгать в Мылой Грязии. У тебя по-бойцелочнее петух чем у Пита, Джейка и Мартина, а твой эрцгусь гусей пожнивен на День Всех Ангелов. Так пусть жрец семи червей и ошпарный чайстолник, Папа Резничий, никогда не придет в околицу тебя пока волосы твои пшеничнеют близ Лиффи что- на Небеси! Гиб, гиб, ура! Герой! Семь раз потому салютуем мы тебе! Полный мешок комплектов, соколиных перьев, ботфортов облачительно, и есть где побросал ты их в тот раз. Сердце твое находится в системе Óнаротня, а голова с гербнем- в тропике Козероссии. Ступни твои стоят в оскоплении Девы. Твой оляля звучит в краю саулов. И это так же набережно что ты родился. Шелуха твоя зудит раздуто. И этот вот тут техаский хлопок- это льняная пакля. Суглинокое скитание в Лафайете окончено. Падай в свою колею, детка! Не пребывай в беспокойстве! Главный охититель тулупов в храмовне Изоды, Тотемкамень, говорив: я знаю тебя, посульник, я знаю тебя, спасительная шлюпка. Ибо мы играли на тебе, аброминация⁷, кто прихож вечно непризванным, чей приход неизвестен, все вещи что компания регентов и граммареев Христпатрика заказала касаемо тъбя в вопросе труда твоего могиленья. Курган шкиперов, спой хорово!⁸

Все продолжает идти точно также как и шло или так нам всем это только куражится, в родной усадьбе здесь. Кашлы по всему святилищу, чтоб мне пусто брал тетушка Агриппина. Рожок на завтрак, час о'гонг на ланч и ужинный бой. Так же популярно как и когда Брюх Первый был куравлем, а члены его встречались в Питаменте Мэна. Тот же ширпомой на витрине. Письмокрекеры Якова и Вай-Какао⁹ Д-ра Питкина и бухой суп Исвардов вдобавок к сиропу Мотеря Чайки. Мясо упало когда Рейлли-Парсонс разьярился. С углем туго но у нас до хуя торфянника в огороде. Ячмень снова вверх, призернен к нему. Парни посешает школьные упреки прогулярно¹⁰, сэр, выговаривая бизниз¹¹ с запойнкой и выверчивая столбицы мудипликацией. Алфавориты книг и никогда не запуская сногрушительника вслед Тому Боуи Глассарсию¹² или Тимми Вздергилию¹³. Таиствену правда! Нет не так ли, римские паторики? Ты был гуттаперчевым предником в утро как их доставили и не быть тебе дедаком пока полностью когда бравая рука хватает что львиная знает. Кевин- всего лишь дитиот с щеками херувима, мелюя чудищ на стене, и его маленькая лампа и школьный ремень и мешок пустрюков, играя в почтальона стук¹⁴ по окрестным раскомнатам и если б сочь была молоком мог б ты ославить свою старушку радуем стебай¹⁵, блоха ради, дьяволу точно быть в этом карапузе Джерри порой, коритчатом пледбое, получая очернильный запорабок от последних из своих промываний и писывая понослов поверх своей день-розбирженской рубашки. Хетти Джейн- дитя Мэри. Она будет приходить (ибо они точно ее выеберут) в белом из золота с факелькой плюща чтоб разжечь пламя в День Благоприятия. Но Эсси Шенехан отпустила свои юбки. Ты помнишь Эсси в нашем Монастыре Луны? Они звали ее Свядской Мерри губы ее были столь румяничными и Пия де Пьюябельными когда краснокопов бунты талдылись насчет нее. Был б я клерком назначенцем в Вильямслесменюфактуре я б развесил эти надувульки на каждом косяке в городе. Она делает ее реп у Лэннера дваждыночно. С табаринными тамтамчиками карусельмагги. Выбивает эту качучу в бемоле. Тоб перепёлило тебе сердце уйти.

Х.Ц.Е. представлен

Спой коням теперь, ты приличный человек, со своими козленками и лежи тихо и упокой свою гонора лордность! Придержи его здесь, Языкиль Айронс¹, и пусть Господь укрепит тебя! Это наши горячительные спиритсы, ребята, что вызлевает он. Димитриус О'Флагонан², пробка что исцеляет для Кланкарти! Ты проблотил достаточно с тех пор как Портобелло³ затопить Померой. Вьючь ной Пэт Кой! Вьючь ноя Пэм Иейтс⁴! Не буйся бремявотчимА!⁵ Ондрей млеет⁶. Где мглиссис пеленаего, где вмышельников не поселится ни один, где мистрии льются как из добра, О сонливчик! Да будет пока!

У меня глаз наметан на чудака Бихана⁷ и старушку Кейт⁸ и масло, поверь мне. Она не будет делать никаких тут жонгли́вонглей со своими военно сувенирными открытками чтоб помочь построить мне могиал, пьяицы! Я запутаю ваши капкасти. И мы вперед двинем твои часы, сэр, для тебя? Так или не так ли, паезаики? Так что не будешь ты в тупеньке полностью. Ни сбросишь свои остатки. Заднеколес ползет крепко. Я видев твою миссус в холле. Подобно королеэйре. Арра, это- она сама всё в порядке, тоже, ничего не говори! Шлет увертки? Ты сторийный Гарри-парень лонга⁹ меня Гарри-парня сторийная саломенная вдовщина здравжество хорошей форели. Пожимает руки. Надьявливает сеновилы ее единственная ее пнога- гряже́нная. Наглыс Мурк-то есмь зевая и ухмыляет кошкины часы на Поляйцев шерстяной круглой табуретки подушке наблюдая ее пришивающую мечту вместе, портного дочку, стежкуй до последнего. Или пока ожидая зиму чтоб разжечь очаруевание, завлекая больше гнездунов упасть в дымоход. Плох тот аллавалонч что никиске ничего съедоброго не приносит¹⁰. Если б только ты был здесь чтоб объяснить смысл, лучший из мужей, и поговорить с ее племянежницей^10* о седобре и злоте. Увлажнятся губы еще раз. Как когда ехал ты с ней на Ярмарку Серебронзия¹¹. Что с поводьями здесь и вожжами там руки у тебя все были заняты так что она так и не поняла была она на суше иль на море или каменьем пронеслась сквозь синеву подобно Крылатской невесте. Была она кокетковой тогда и она переполохна и поныне. Она умеет вторить песне и обожает скандал когда отбой ушел мимо. Любит концертину и парочек проходящих когда имев уж свои сорок кивочков на ужин после канеканнана и ябловко ямочкая и пребывает в своем мерлинском кресле сидержимой, почитыя Вечерний Мир. Увидеть- это изящит, полноростит и щёголит. Новости, новости, все новости. Смерть, леопард, убивает феллаха в Фесе. Ярые сцены в Стормаунте¹². Стилла Стар с ее улепеткой в дорежде. Ярмарка Возможия с китайскими едопами и мы слышим эти радужные слухи. Ник Чарли он не звоет ни о всем самимо Гарри парня. Она ищет свой путь, цыпочка хыхочка, изнутри наружу их сериального романа, Л'юбви Сельскар¹³ и Барвинка, вольно адаптированного в Норвинных Жезн. И будут там пузыриски дуя в соленых склепах в ту ночь как вздохпишет она свою последнюю слезу. Зей Енд. Но до этого целый мир вещё так уж поведется. Пока курс законит время. Ни серебристого тебе пепла или фальшивых кос для этой одной! Льстихивающие свечи вспыхивают. Анны Стейси¹⁴ как делишки! Ценнеется на пояс наидворянства, говорит Адамс и Сыновья, приплатные акционнеры. Волосы ее такие ж каштанные как и были. И женвые и вьющиеся. Приляг-ка ты сейчас! Больше не грефиннь¹⁵!

Ибо, уть того в честь одного и того же названного субстибрата крючкосвятой лососеведи, есть там уже здоровый руяный баранный малый наовéн в помещении своего притона пуста бордылок, как мне говорится. Заведение Противоконное¹⁶, процветая подобно какому лорду-мэйору и буабоабаубому, блохнувшись пиявку (увышь!) чтоб лечь по ветру но подымая ветку бенна ярдоль (Ивойе¹⁷!) с бризной стороны (стыда ради!), высотою Брюстерового дымакаки¹⁸ и такую широхую низом как Финеас Барнум19; горебатя свою долю на плечах оселось на нем он ж такой крутой упалый, с каремной женой в попадосе что: свет-жукляк и три гни́лых мошеньких назорника, двое ребукашек и одна комарликовая де́блошка²⁰. И ели он проклял и припроклял и был неувиди́мым делая что твои четверундогие видели или был он никогда устанным смотреть что вы осворкователи знаете, слез тучами единстверхно для иронижних свидетелей, и то сгодится сейчас о феерионах и хрупкоонех²¹. Хоть Эзет²² и выздорил это зефироту²³, а Арца²⁴ зазумила то вкруг своих небес навеки. Творец он створил для тварных своих творение. Белого монотоида? Красного театрократа? И все розовые пророки проповедняясь²⁵? Очень много так²⁶. Но как бы то ни было есть то верняк прежде всего, что жирафим Тория²⁷ поручительствует и Мапкик²⁸ заставляет молвиться, Челонцек 'Дешовец Есц²⁹, набулдыемый каким мы его и думали, все же стоящий имеяни, пришел в это цветное веками место где проживаем мы в нашей парокиальной³⁰ неботверди приливя отливени, с камышвырем на корпусе гуари, сего сдвоенно тюрбинного дау, Бейх для Дибблина, этой первой архипелаг посещающей шхуны, виклоузорная³¹ дево́ска у нее на носу за фигу́рглаву, 'мертвоморска дюгонка выныркапая из своих глубин, и всё попреведуя себя как фиглярец рыбой шерстьдесят лет с тех пор, его шеби под борком, ади и ейд³², становясь сипловласым под своим тюрбаном и превращая тростниковый сахар в целоложный крахмал (Туттут³³ б его проблял!) как тот еще, забрюхивая правдогородку он распусхвастает буем когда затупьянен, наш старый обидчик был смирным, простым и кровосекомным34 от природы, что вы можете откалибрировать после прозвищей был подсунут ему, на рече языков, (они свят³⁵ и славители богу!) и, тотализируя его, даже пятипятие что он, здраволишний серьезник, он есть оо и никакой не противоон³⁶ кто и будет в конечном страхе ответстукным за гвалдеж в Эдемборо³⁷.

Комментарии

В гиганском катимом ребусе, тусклые фигуры грохочут мимо, исчезаются в туманные горизонты, и заменяются другими образами, смутными но полусознательно знакомыми. На этой вращающейся сцене, мифологические герои и события самой отдаленной античности занимают те же пространственные и временные планы как и более новые персонажи и современные происшествия. Всё время случается одновременно; Тристрам и Герцог Веллингтон, Отец Адам и Шалтай Болтай сливаются в единственный перцепт. Множественные значения присутствуют в каждой строчке; взаимосвязанные аллюзии на ключевые слова и фразы вплетены как фуговые темы в узор ж произведения. Финнеганов Помин суть изумительнейший, многогранный мономиф, не только кошмар какого-то Дублинского гражданина, но сноподобная сага виною-пятнанного, эвольвирующего человечества.

Обширный объем и навороченная структура ФП придает книге какой-то запретный аспект непроницаемости. Она оказывается густыми и озадачивающими джунглями, непроторенными и переросшими безудержными извратами формы и языка. Очевидно, подобная книга не для того чтоб быть лениво перелистанной. Она загружает воображение, требует дисциплины и твердости от тех кто б марширнулся с ней. Но некоторые из трудностей скоро испарятся как только добронастроенный читатель подхватит парочку компасных ключей и пожнет свои плоды. Тогда чудовищная карта ФП начинает медленно раскрываться, характеры и мотивы появляются, темы становятся узнаваемыми, и Джойсов словарь будет заходить всё более и более привычно освоившемуся уху. Тем не менее конечная стадия интеллигентного читалеля это определенно не озадаченность. Скорее, это восхищение от объединяющего прозрения, экономии средств, и более-чем- Раблезианского юмора, который волшебным образом оживил же сию колоссальную массу материала. Дж. пришлось сплавить современный словарь с протейской плазмой и запустить снова "генезис и мутацию языка" чтоб донести свое послание. Но финальное изумление суть в том что подобное послание может быть донесено вообще! (Кембелл/Робинсон: Скелетный ключ в Поминкам по Финнегану).

Общее содержание.

Первые четыре параграфа это приостановленное тиканье времени между циклом только завершенным и тем что вот-вот начнется. Они, по сути дела, увертюра, созвучная всем темам Поминок по Финнегану. Доминантный мотив это поли-лингвистичный удар грома в третьем параграфе который суть глас Бога став слышимым нам через падение Финнегана.

Повествовательное движение начинается с жизни, падения, и поминок строителя Финнегана. Сцена Поминок растаивает в пейзаже Дублина и окрестностей. После чего мы обозреваем драматургические, исторические, преисторические, и легендарные свидетельства Финнеганова все-заполняющего присутствия. Сцена Поминок возникает снова. При звуке слова "виски" (Usgueadbaugham!) покойный садится, но компания успокаивает его назад. Вся структура нового дня основана на факте его кончины. Первозданный Финнеган уже был заменен Х.Ц.Е., кто прибыл по морю чтоб завести семью и открыть магазин. (Кемпбелл/Робинсон: Скелетный ключ к Поминкам по Финнегану)

Изложение тем. Битва на Небесах

Концовка Поминок по Финнегану питается в начало. В самом конце море отливает, и тянет Лиффи с собой. В этот момент, действие начинается.

Знаменитое первое предложение Поминок показывает Лиффи текущую вспять, прочь от моря и назад в Дублинский Залив. Всё происходит в обратном порядке: Адама и Евы, знаменитая церквушка, сейчас Евы и Адама; мы движимы "назад" отступающей Анной Ливией из Ирландского моря во в пределах сгиба Дублинского Залива, к Хоутскому Замку и Окрестностям.

Коммодиусный викус рециркуляции завернул вот за угол, и время останавливается. Коммодиусность Джойсовой commedia сейчас доставляет нас к началу всех вещей, после инферно и чистилища ночи, и к парадизу утреннего купле́ния ХЦЕ и АЛП.

След. параграф начинается с упоминания сэра Тристрама, очерчивая то что еще вот не произошло, показывает события от последнего к первому. Некоторые моменты здесь предсказывают все важные элементы истории в целом:

1. Сэр Тристрам, сексуально могучий молодой герой, великий любовник, будущий отец, прибывает снова из-за Ирландского Моря, подобно солнцу восходя, вести свою фаллическую войну, успешную войну на старые власти и завоевание Изольды.

2. Скалы (тестикулы) почти зрелого героя начинают расти, преувеличивать себя – стадия предшествующая полной зрелости героя.

3. Далекий голос из огня призывает героя к зрелости.

4. Молодой козлик бодает старого слепого отца.

5. Сестры-близняшки дразнят своих братиков в детских играх, играх что в конце концов приводят к зрелости.

Вся книга здесь была-то резюмирована, в обратном порядке, как воды устья уносятся вверх по течению, на обратновременный манер.