Достало! или Крепкое женское плечо

Каждая здравомыслящая женщина, из тех, кого я знаю, отдает себе отчет, что разумный баланс далеко не всегда подразумевает четкое разделение на две половины. Отношения в семье чем-то похожи на сжатие и последующее растяжение. Какими бы устоявшимися ни были наши отношения, они никогда не стоят на месте. В принципе одним из ключевых показателей благополучных отношений является способность приспосабливаться к изменениям. Это касается не только событий в жизни, сопряженных с трудностями, но и вполне предсказуемых перемен. Насколько быстро и эффективно мы способны вместе адаптироваться к новому графику, переезду, потере работы? У нас уже был «момент истины» в тот День матери, и я думала, что произошедшие с нами после этого перемены окончательны и бесповоротны. Меня пугало то, что все может так быстро вернуться к началу. В тот вечер я, обуреваемая своими опасениями, прочитала эссе писательницы Сары Брегель «Как сказать о том, что вы, пожалуй, больше не хотите быть замужем». В своей работе она рассказывала, как в ней зрело желание развестись. Это эссе передавалось из уст в уста, и автор была мне знакома – она тоже писала о воспитании детей, о жизни и любви. Я не ожидала, что хотя бы на йоту узнаю в том, о чем она пишет, себя и свою ситуацию. Или надеялась, что не узнаю. И все же я почти сразу обнаружила в ее тексте линию эмоциональной самоотдачи, ее признаки я находила почти на каждой странице. «Я говорила о том, что лучше справляюсь со своими родительскими обязанностями, когда я одна. Я говорила о разочаровании, о чувстве обиды и негодовании, которые захлестывали меня так, что я готова была взорваться. И я поняла, по крайней мере в тот момент, что я так больше не могу». У меня никогда не возникало ощущения, что я так больше не могу. Но была ли я разочарована и возмущена до предела? Определенно да. И тогда я подумала: почему мне действительно проще со всем справляться, когда его нет рядом? Но мы же как раз пытались все наладить. Мы поговорили об эмоциональной самоотдаче. И мы двигались в нужном направлении, по крайней мере, некоторое время назад. И продолжим это делать снова, как только я разгадаю секрет магической формулы, которая и поможет нам в этом. Потом я дошла до той части эссе, где Сара описывала, как ее муж делал все, о чем она его просила, и даже более того – готовил завтрак, мыл посуду, помогал ухаживать за детьми. Казалось бы, ситуация выглядела не такой уж безнадежной, но я должна была догадаться, что все не так просто. И тут я дошла до ее главной мысли. «Все всегда возвращалось на круги своя, – пишет она. – Какая-то часть меня понимала, что все так и будет постоянно откатываться на исходную. И так будет продолжаться вечно. Единственное, что я буду потом вспоминать о своей жизни, – это то, как я была чьей-то вечно недовольной женой». Потом в телефонном разговоре я спросила Сару, был ли в ее случае явный переломный момент, после которого она поняла, что неравное распределение обязанностей в ее семье уже начало превращаться в неразрешимую проблему. Я упорно хотела знать, замечала ли она какие-нибудь тревожные сигналы приближающейся катастрофы, но она сказала то, что я больше всего боялась услышать, – что перекос в разделении общих забот между ними всегда был таким значительным, особенно после рождения двоих детей. Она рассказала мне о своем муже, который всегда действовал из лучших побуждений и просто не понимал всей сути проблемы. С тем же успехом она могла бы описать мне мою собственную жизнь. Ее муж вырос в семье, в которой отец никогда не обременял себя никакими хлопотами о доме и детях. Когда Сара просила мужа помочь ей, она чувствовала его внутренний протест: «Но ведь это меня не касается». Он был очень горд собой, когда складывал посуду в посудомоечную машину, и ждал от Сары благодарности, если не похвалы. Сара же загружала посудомойку в три раза чаще, чем он, и никто этого даже не замечал. Если же она заводила разговор об эмоциональной самоотдаче, то он всегда заканчивался тем, что именно она оказывалась в роли вечно всем недовольной жены. Иногда ее муж начинал заниматься самобичеванием по поводу того, что делает недостаточно много. И тогда у нее возникало такое чувство вины, что гораздо проще было без лишнего шума сделать все необходимое самой. Нечто похожее происходило и с нами. Я как будто смотрелась в зеркало.

Я старалась вспомнить, как начинались наши отношения с Робом, чтобы попытаться найти разницу между ними и историей Сары и ее мужа, ту разницу, которая помогла бы мне вновь поверить в то, что у нас все будет хорошо. Я хотела твердо убедиться в том, что у нас все иначе. Мы с Робом начали встречаться в старших классах. Когда нам было по семнадцать лет, наши общие друзья пригласили нас на свадьбу. Само собой, мы должны были что-то подарить, и уже тогда выбирать подарок пришлось мне. Я купила вафельницу, красиво упаковала ее и подписала открытку от нас обоих. Пока мы ехали в машине на свадьбу, воздух дрожал от напряжения. Роб ужасно нервничал из-за того, что мы были приглашены как пара, хотя он и не говорил этого вслух. Но я обо всем догадалась сама, потому что он все время молчал и не захотел взглянуть ни на меня, ни на наш общий подарок. Напряжение в машине становилось просто удушающим. Когда он украдкой бросил взгляд на коробку с подарком, я спросила, не хочет ли он узнать, что внутри. Он ответил, что ему все равно. Я закатила глаза и спросила, может, мне стоит вовсе вычеркнуть его имя на этой дурацкой открытке. Я знала, что он ненавидит подписывать открытки. А потом, спустя время, я раскритиковала его за то, что он подарил мне на День святого Валентина пустую открытку. Он расстроился. Я все сгладила. Конечно, в то время я не была такой опытной в области эмоциональной самоотдачи, как сейчас. Но даже тогда я, сама того не ведая, уже начала осваивать, что это такое.

Пока мы ехали домой, Роб долго рассуждал о том, что он против института брака и что он вполне уверен в том, что никогда не женится.

«А я бы хотела когда-нибудь выйти замуж», – сказала я как бы между прочим, вонзая каблуки в потрепанный коврик под ногами. Я пристально смотрела на бегущую дорогу.

Я часто шутила, что мы не знали, во что ввязывались, когда поженились в возрасте двадцати лет. Я мысленно вернулась к тому времени. Или, может быть, мы знали? Он был не из тех, от кого можно ожидать романтических ухаживаний. Я была не из тех, кто отказывается от желаемого. С тех пор ничего не изменилось. И если тогда у меня было хотя бы слабое представление о том, как мы, две личности, сможем идти по жизни рядом или взаимно дополнять друг друга, то ни в семнадцать, ни в двадцать лет я не отдавала себе ни малейшего отчета в том, какой груз ответственности мне придется взвалить на свои плечи, и в том, как эта проблема будет видоизменяться на протяжении нашей взрослой жизни. На самом деле я отчетливо помню, что покупка вафельницы тогда была для меня сущим весельем. Это была игра во взрослую жизнь. В те времена сама мысль, что мы можем покупать подарки от нас двоих до конца наших дней, доставляла мне невероятное удовольствие, потому что ставить наши имена рядом друг с другом мне казалось безумно романтичным. Я была воспитана таким образом, что должна была расценивать эмоциональный труд как нечто по сути своей романтичное и в то же время достойное взрослого человека. А я, будучи совсем молодой девчонкой, отчаянно хотела быть и романтичной, и взрослой. Наша общая открытка, приложенная к той вафельнице, была аналогична нацарапанной в школьном альбоме надписи «миссис Джемма Хартли». Только открытка вызывала во мне даже больше трепета, потому что ее можно было не прятать от других, как надпись в альбоме. По сути, я могла бы сунуть эту открытку в его обескураженное лицо. Это был тонкий намек на то, каким может быть наше будущее.

В то время я не понимала, что это именно мне следовало бы испугаться больше, чем ему. Я могла бы предвидеть, каким станет наше будущее, если я возьму на себя покупку подарков и открыток от нас обоих. Так же моя мама, тети и бабушки поступали в своих семьях. Я наблюдала, как эти женщины собирались вместе, чтобы распланировать совместные праздники или каникулы. Как они накрывали на стол, как они принимали решения и как они всегда следили за тем, чтобы все без исключения, начиная с уборки и заканчивая уроками, было выполнено. У меня была возможность посмотреть на эмоциональную самоотдачу как на ряд поступков, поддерживающих любовь в семье. И их мужья небезосновательно любили и уважали их за это. Тогда мне казалось, что ради любви можно сделать все что угодно, по крайней мере, это было справедливо для женщин. И как мечтающий о любви подросток, не имеющий ни малейшего представления о реальной жизни, я считала, что отдавать все что угодно во имя любви, бесспорно, того стоило. Я не могла и подумать, что когда-то буду так раздражаться, подписывая нашими именами и именами наших детей сорок рождественских открыток. Меня семнадцатилетнюю сама мысль об этом привела бы в неописуемый восторг.

Возможно, именно поэтому я и пришла к тому, что имею сейчас. С самого детства я была подготовлена американской культурной средой, более того – христианской средой, к идеализации такого понятия, как эмоциональная самоотдача. Я знала, что религиозные женщины расценивают «обслуживание» своих мужей как праведную стезю на пути к истинной вере. Я ходила в маленькую христианскую школу, где нам методично вдалбливали, что роли мужчин и женщин в обществе отличаются коренным образом. Впрочем, это вдалбливали еще с детского сада. Нас учили, что все достоинства женщины так или иначе связаны с ее способностью удовлетворять потребности своих близких, отдавая им всю себя, выстраивать взаимоотношения и скреплять семью с помощью веры. Что наша задача – воодушевлять мужчин, чтобы они могли вести за собой других, по сути, «расчищая» для них путь к успеху как в жизни, так и в вере. Позднее я начала подвергать сомнению многие из этих ошибочных наставлений и перестала руководствоваться ими, но избавиться от заложенных в детстве установок окончательно мне не удалось. Я все еще верила, что эмоциональная самоотдача – это в большей степени моя сфера ответственности, раз уж другой причины для этого, кроме той, что я лучше с этим справляюсь, не нашлось. Если я управляла домом, это оказывалось и проще, и удобнее. Когда я смотрела, как живут другие люди, я, со своим небогатым жизненным опытом, убеждалась в том, что именно такое положение вещей одно из тех немногочисленных явлений, которые остаются неизменными. Моя религиозная бабушка, моя тетя-атеистка и наша красавица-соседка – все они занимались эмоциональным обслуживанием своих мужей. Я никогда даже не задавалась вопросом, может ли быть по-другому. В сущности, я настолько глубоко впитала эти убеждения, что начала приобщаться к этому еще в средней школе. В нашей маленькой христианской школе была своя традиция: в те дни, когда проходили баскетбольные матчи, мы все завязывали мальчикам галстуки. И я завязывала и поправляла галстук мальчику, в которого я тогда была влюблена. Я знала расписание его уроков, хотя он ни разу не потрудился запомнить мое. Уже в то время эмоциональная самоотдача была моей сферой ответственности.

В каком бы возрасте мы ни начинали ходить на свидания, в двенадцать или в двадцать лет, большинство из нас сталкиваются с тем, что от нас ждут проявлений эмоциональной самоотдачи почти сразу, как только мы начинаем познавать, что такое в принципе романтические отношения. В то время как среди мальчиков приветствуется некая отстраненность и равнодушие, ведь они боятся эмоциональной привязанности, как чумы, девочки задаются принципиально иным вопросом: как мне сделать этого человека счастливым? От нас ожидают, что мы отодвинем себя на задний план, выдвинув на авансцену отношений возлюбленного и связав воедино его чувство собственного достоинства и понимание того, какими заботливыми и внимательными мы можем быть. К тому времени, когда мы вступаем в отношения, мы уже впитываем в себя прочно укоренившиеся в обществе идеи о том, какой должна быть хорошая подруга, а позднее хорошая жена и мать, а также постоянно крепнущее понимание тех гендерных ролей, которые мы будем играть, когда вырастем. Девочки становятся более общительными, они тоньше разбираются в чувствах и знают, как завязывать отношения. Такой тип поведения не поощряется мальчиками-подростками. Лишь позднее это становится «естественным», когда мы формируем пары и заполняем эмоциональные пробелы своего партнера и помимо этого черпаем по крупицам из нашей культуры понимание того, какими мы «должны» быть. Девушки должны опекать и заботиться, но вместе с тем не слишком донимать своим вниманием. Они должны быть чуткими к нуждам других, но при этом нетребовательными и некапризными, покладистыми и легко идущими на компромисс. Разумеется, все это в дополнение к целой цепочке патриархальных установок, которые диктуют, какими должны быть внешность, сексуальное поведение, интеллектуальный уровень, чувство юмора – список можно продолжить. В сфере романтических отношений необходимость того, чтобы женщина поддерживала для мужчины комфорт и радость, доведена до максимума. Мы вкладываем очень многое в наши отношения: мы стараемся хорошо выглядеть, поддерживаем непринужденное общение, но в то же время выражаем заботу, планируем, предугадываем нужды и потребности… Все это выматывает, при этом любые признаки приложенных усилий должны быть замаскированы. Все должно быть легко и гладко, как невидимый шов.

В самом деле, мало что может считаться бо́льшим оскорблением, чем то, что вас сочтут «девушкой с высокими запросами». Этот термин почти всецело закреплен за женщинами, которые требуют эмоциональной самоотдачи от своих партнеров. А эмоциональная самоотдача, если смотреть на нее как на работу, коей она в действительности и является, по сути своей совершенно несексуальна. Конечно, мужчины хотят эмоциональной самоотдачи от женщин, но они предпочитают воспринимать ее как нечто непринужденное и приносящее радость, как совершенно естественное дополнение к личности женщины, а не как нелегкий труд, который в конечном счете выматывает нас.

От мужчин можно ожидать повышенной заботы и внимания только в одном случае – если они пытаются добиться расположения девушки. Тут они «включают» романтика, чтобы «заполучить» внимание своего объекта. Когда мне было лет тринадцать-пятнадцать, я была просто помешана на романтических фильмах о любви. Чтобы произвести то количество бумажных салфеток, которыми я вытирала слезы во время многократного просмотра фильма «Дневник памяти», должно быть, потребовалось бы срубить целое дерево. То же самое можно сказать и про фильм «Спеши любить». Лишь совсем недавно я отдала собрание романов Николаса Спаркса моей бабушке. Именно в этих фильмах и романах я находила подлинную романтику. Основная идея моих любимых романтических комедий была всегда одна и та же: главный герой разрушает традиционные мужские стереотипы, чтобы доказать свою любовь к женщине. Главный герой фильма «Спеши любить» Лэндон Картер пренебрегает мнением своих «крутых» сверстников, решая выполнить предсмертные желания своей умирающей девушки. Он считает это своей личной миссией и каждый раз придумывает какой-нибудь особенный, небанальный способ, чтобы исполнить ее заветные мечты. Герой фильма «Дневник памяти» Ной Кэлхаун строит для своей возлюбленной Элли дом ее мечты, хотя она не просит его об этом и уж тем более не «пилит» по этому поводу. Он даже не уверен, узнает ли она когда-нибудь об этом. Патрик Верона, герой фильма «Десять причин моей ненависти», специально записывается в школьный ансамбль, чтобы публично признаться в любви Кэт Стрэтфорд. В уже ставшем классикой фильме «Когда Гарри встретил Салли» Гарри спешит к Салли накануне Нового года, чтобы сказать ей, что любит ее.

Нет ничего удивительного в том, что романы Николаса Спаркса были столько раз экранизированы и принесли автору огромное состояние. Я так считаю не потому, что была одержима его произведениями в подростковом возрасте. Он смог выразить суть эмоциональной самоотдачи наиболее полно и при этом возложил весь ее груз именно на мужские плечи. Это именно то, что молодые женщины называют романтикой. Подобные действия буквально пропитаны эмоциональной самоотдачей, но в реальной жизни такое едва ли встретишь. Немного найдется мужчин, которые способны сами до глубины души прочувствовать потребности своей партнерши и совершать широкие жесты с предусмотрительностью и тактом. Хотя культурологический сценарий и предполагает, что мужчины должны делать для женщин очень многое, особенно в стадии ухаживаний и находясь в статусе бойфренда, в целом наше общество более снисходительно к мужчинам, которые не соответствуют этому стандарту. Среди моих незамужних подруг попадается совсем немного тех (если вообще попадается), кто до сих пор мечтает встретить мужчину, похожего на героя любовных мелодрам. Но жизнь гораздо чаще подбрасывает сценарии, более подходящие для фильма ужасов, чем для романтической комедии. Это касается, например, мужчин, которые постоянно рассказывают о своих бывших и ищут «жилетку», в которую можно было бы поплакаться о своих невзгодах. Или мужчины, которые считают, что вы должны сохранять полное спокойствие, пока они поглощены видеоигрой. Или мужчины, которые приглашают вас поужинать в свой любимый ресторан («Hooters»!)^[2], а затем, поглотив восемьдесят процентов заказанной вами еды, решают продемонстрировать свои «прогрессивные» взгляды и предлагают оплатить счет пополам. Все эти качества мало напоминают прекрасного принца.

Впрочем, мужчины, которые действительно проявляют большую заботу о своих избранницах на ранних стадиях отношений, используют это в качестве средства для достижения цели. Для мужчин эмоциональная самоотдача не считается наградой как таковой (в случае с женщинами предполагается именно такой сценарий). Для мужчин это способ завоевать женщину или отбить ее у другого. Это билет на гонку за «призом». В наших культурных традициях ситуации, когда мужчина действительно думает о наших потребностях, желаниях, эмоциональных порывах, считаются исключением из правил. Это то, что находится за гранью обыденного и не может длиться бесконечно. Эмоциональная самоотдача со стороны мужчины имеет свой «срок годности». В то же время женщины должны посвящать себя этому постоянно.

В фильме «Когда Гарри встретил Салли» есть эпизод, иллюстрирующий, какое разочарование испытывает женщина, когда забота и внимание со стороны мужчины исчезают. Объясняет главный герой Гарри Бернс: «Ты отвозишь женщину в аэропорт, и это совершенно точно становится началом ваших отношений. Вот почему я никогда никого не отвозил в аэропорт в начале отношений». Когда Салли спрашивает его почему, он отвечает: «Потому что со временем все меняется, и вот ты уже не отвозишь никого в аэропорт. И меньше всего я хочу, чтобы потом кто-то спросил меня: «Как так получилось, что ты больше не отвозишь меня в аэропорт?».

Смешной обмен репликами, учитывая то, что поездка в аэропорт обычно не считается широким романтическим жестом. Существует распространенный стереотип, что со временем мужчина перестает приглашать женщину на танцы или на ужин в каком-нибудь специально выбранном для этого случая ресторане или больше не совершает какие-либо другие поступки, которые выражали его заботу и чуткое к ней отношение на ранней стадии развития отношений. В массовой культуре считается, что подобная переменчивость свидетельствует о том, что отношения в опасности и нужно срочно приложить усилия, чтобы «завоевать» женщину заново. Опыт реальной жизни показывает, что женщины учатся не только жить с этим, но даже предвидят подобное развития событий. Если мужчина не слишком злоупотребляет своим невниманием к женщине, это становится нормой. Возможно, именно поэтому аэропорт представляет собой такой выразительный пример – он символизирует некий жест, выражающий заботу и предусмотрительность, которые мы хотим получить от мужчины. Словом, это выражает все то, что мы обычно делаем для других людей.

Мнение Гарри по поводу того, что лучше не формировать завышенных ожиданий и никогда не провожать женщину в аэропорт, возможно, честнее, чем при обратной ситуации – когда мужчина окружает женщину заботой в начале отношений, а затем, по мере их развития, постепенно перестает это делать. Встречаться с кем-то, кто из кожи вон лезет, выказывая вам заботу и повышенное внимание в начале отношений, – гораздо более удручающая перспектива, чем сразу реально смотреть на вещи, понимая, во что вы ввязываетесь.

Когда Кейтлин Гэррет было двадцать пять лет, она встретила мужчину, который, как ей тогда казалось, идеально соответствовал образу романтических героев, от которых мы все теряем голову. Он был необычайно внимателен к ней в начале отношений, никогда не упуская возможности продемонстрировать ей, каким заботливым и чутким он может быть. У нее есть фотография, на которой фраза «Люблю тебя, детка» выложена огромными бревнами. Это была его личная, «сельская» версия признания в любви, аналогичная той, как самолеты «вырисовывают» сердечки и нежные надписи в воздухе. Это фото он сделал в то время, когда работал на складе лесоматериалов своего дяди, причем ему пришлось приложить немало сил и изрядно попотеть, чтобы сделать такое незаурядное признание. Работая в другом месте, он во время перерыва собирал для нее ежевику и приносил ей – она была специалистом по доверительному управлению и с трудом могла позволить себе оторваться от рабочего места и прогуляться на свежем воздухе. «Он знал, что мне будет совершенно некогда собирать ягоды, так как я просто завалена работой, – говорила она. – Он такой милый и чуткий». Она думала, что столь романтичные жесты должны были привести к таким отношениям, в которых он будет проявлять столько же внимания к ее желаниям. Но время шло, и ситуация изменилась.

Когда через полгода конфетно-букетный период закончился и они начали жить вместе, он захотел, чтобы они поровну разделили все свои общие траты, хотя бюджетом распоряжался он единолично. «На каждые зарабатываемые им пятьдесят долларов я получала всего пятнадцать, – рассказывала она. – Мне было так неловко, я чувствовала себя настолько материально несостоятельной, что неоднократно превышала лимит своего банковского счета, чтобы покрыть свою долю в наших расходах». Она с трудом справлялась с этим, и ей было в принципе тяжело соответствовать также и другим его ожиданиям. «Я должна была готовить завтрак, обед и ужин, выполнять всю работу по дому и баловать его массажем ступней, как будто я мать Тереза».

Широкие жесты он делал все реже и реже, при этом весь эмоциональный труд, который поддерживал бы их отношения, лег полностью на ее плечи. Она должна была отдавать. Он – получать. Самое печальное здесь то, что через четыре года совместной жизни этот дисбаланс стал восприниматься как норма. «Не то чтобы такое положение вещей казалось правильным, но и чем-то вопиюще неприемлемым оно не казалось тоже. Я надеялась, что все изменится, а когда ничего не менялось, я находила оправдательные объяснения тому, почему этого не произошло». Сейчас, спустя два года после их болезненного разрыва, Кейтлин, оглядываясь назад, вспоминает эти отношения как поучительный опыт, который, однако, потребовал от нее огромной эмоциональной самоотдачи и причинил ей много душевной боли.

Возможно, поэтому многие женщины придерживаются прагматичного подхода и стараются не витать в облаках. Тридцатидвухлетняя писательница и редактор Ирина Гонсалес из города Форт-Майерс, штат Флорида, совершенно не нуждалась в шикарных жестах, когда начала встречаться со своим будущем мужем. Что ей действительно было нужно – это то, чтобы мужчина не рассказывал ей постоянно о всех своих переживаниях, питаясь ее эмоциональной поддержкой и не отдавая ничего взамен. «Те мужчины, с которыми я недолго встречалась, а также те двое парней, с которыми у меня были серьезные отношения до моего мужа, зачастую видели во мне опору, советчика, но сами очень редко выполняли ту же роль по отношению ко мне, – говорит она. – И они действительно не понимали самого принципа равноправных отношений». Когда ее первое свидание с будущим мужем подходило к концу, она поняла, что встретилась с человеком, не похожим на других, с кем-то гораздо более важным, чем герой сказочных историй, которого всем девочкам советуют искать. Их встреча за чашкой кофе длилась четыре часа и не была похожа на психотерапевтический сеанс, который она проводила для всех своих предыдущих парней. Это был обмен мнениями, неподдельный интерес друг к другу и истинное равноправие – все это и задало тон их будущим отношениям. «Мы делаем все от нас зависящее, чтобы распределить наши домашние дела поровну, насколько это возможно.», – говорит она. При этом нельзя сказать, что она не берет часть ответственности на себя – Ирина отвечает за семейный бюджет, организовывает совместные поездки, планирует время. По ее собственному признанию, все это может стать камнем преткновения для них обоих, если они решат завести ребенка. Но на данный момент такое разделение обязанностей по дому работает. Я понимаю, что это истинная правда, когда анализирую собственные взаимоотношения с мужем. Забота о близком человеке изо дня в день значит куда больше, чем разовые красивые жесты. Внезапные проявления романтики – это, безусловно, очень мило, но вовсе не они обеспечивают «бесперебойную работу» наших взаимоотношений день за днем, год за годом. Мы заранее подготавливаем себя к предстоящему разочарованию, когда нам не хватает романтики в отношениях. Это происходит не только потому, что романтичная линия поведения довольно редкое явление, а, скорее, из-за наших неправильных ожиданий от мужчин. Ухаживания не имеют ничего общего с тем, чтобы отвезти вас в аэропорт, запомнить, когда день рождения у вашей мамы, или обратить внимание на грязную посуду в раковине – все это отдается на откуп женщине. С самого начала мы гонимся за призрачной мечтой и зачастую тратим слишком много времени, чтобы осознать это.

Когда одна моя знакомая призналась, что она и ее муж поженились, решив обойтись без пышной помолвки, я испытала большое облегчение. Потому что мне уже порядком надоело рассказывать другим людям о своем обручении, которого в действительности не было. В моей истории фигурировало кольцо, которого не было, и красивые слова любви, которые на самом деле не были произнесены. В своих фантазиях я старалась не отрываться слишком далеко от реальности, но, если друзья и коллеги жаждали знать подробности помолвки, я «дорабатывала сценарий», чтобы в целом история была достаточно романтичной и жизнеутверждающей. Согласно моей приукрашенной версии, мы лежали в постели и он без умолку говорил о том, почему он так любит меня. Я думала, что он хотел заняться сексом, поэтому откатилась на другую сторону кровати, так как устала в тот день. Тогда он подвинулся ко мне ближе, склонился надо мной так, чтобы коробочка с кольцом была как раз напротив моего лица, и, когда я уже почти готова была заснуть, прошептал: «Ты выйдешь за меня замуж?». На самом же деле мы, и правда, лежали в кровати и говорили о женитьбе (такие разговоры у нас случались и раньше), а потом он просто решил, что мы поженимся. И все-таки он спросил. Я все-таки сказала «да». Кольцо мы выбрали позже. Но это вовсе не походило на то, что я могла бы преподнести как волшебную историю, не используя при этом свое богатое воображение и не прибегая к откровенному вранью.

Необходимость врать об этом не давала мне покоя годами. Каждый раз, когда кто-то просил меня рассказать о том, как мы обручились, меня передергивало. И хотя я лично не придавала помолвке большого значения, мне не хотелось признаваться другим людям в том, что мой жених не потрудился совершить некие жесты, которые принято совершать в такие судьбоносные моменты. Я призналась одной из своих подруг, у которой тоже была ничем не примечательная помолвка, что то, как мы приняли решение о свадьбе, всегда подтверждало мое убеждение, что мы сделали свой выбор, основываясь на любви и благоразумии, не принимая во внимание мнения окружающих, которые могли бы попытаться повлиять на наше решение. Почему одно из важнейших событий в нашей жизни должно выставляться на всеобщее обозрение? Хотя где-то глубоко внутри меня маленькая девочка, обожающая фильмы о любви, все же мечтала о прекрасном романтичном поступке, который мой муж так и не совершил, делая мне предложение. Теперь я знаю почему. В реальной жизни момент, когда мужчина делает женщине предложение, считается последним красивым жестом перед тем, как все изменится окончательно и бесповоротно.

Мои жизненные наблюдения подсказывали, что мы все приходим примерно к одному и тому же: как только период романтики заканчивается и отношения входят в более уравновешенную и устоявшуюся фазу, внимание и забота начинают распределяться неравномерно. Мужчины, которые в начале отношений могли брать на себя большую часть ответственности за дом и за поддержание эмоционального состояния в паре на должном уровне, просто пускали все это на самотек.

Что касается моего брака, я могу сказать, что взяла на себя весь груз эмоционального труда в наших отношениях не сразу и даже не осознанно. Это происходило постепенно в течение длительного времени, особенно учитывая то, что мы с Робом начали встречаться в довольно юном возрасте. Когда мы впервые встретились, в его жизни была другая женщина, которая складывала его одежду, готовила ему еду и подписывала его имя на поздравительных открытках, – это была его мать. Впрочем, даже те мужчины, которые были до вступления в отношения предоставлены сами себе, оказавшись в паре, предпочитают во многом поступиться своей независимостью, чтобы снять с себя груз ответственности. Иногда постепенно, а порой и сразу, например начав жить вместе с женщиной, но так или иначе мужчины перекладывают на нее свои обязанности во всем том, что затрагивает сферу эмоциональной самоотдачи. Общение с друзьями и родственниками, в том числе и вовлеченность в светскую жизнь, внезапно становятся прерогативой «пары», а не только одного человека, что создает определенные трудности. Но в силу того что женщина воспитана так, что она по сути своей более ответственна за все то, что связано с эмоциональной самоотдачей, родственными отношениями и работой по дому, получается, что именно она становится в паре тем, кто отвечает за поддержание социальных связей. Таким образом и я стала единственным человеком в нашей семье, который, сверяясь с календарем, напоминает мужу о днях рождения его родственников и пишет поздравления, которые он не удосуживается подписать.