– Я, царевна Великого Севера, дочь, рожденная в союзе человека и природы, – заговорила девушка тихо, а затем все громче и громче, – взываю к тебе, о сила моего края! Расступись передо мной, ибо имя мое – Гесна, и я твой повелитель!
Царевна вновь выкинула руку вперед, и лицо ее исказилось: боль заволокла упрямый взор и челюсти сжались, разрывая скулу. Все тело Гесны словно пронизал ток, идущий из глубины самой земли, из недр белоснежного Севера. Она пошла вперед, вокруг завывал ветер, заметая глубокие следы. Царевна сделала шаг, два, и они казались ей бесконечно долгими, словно переступающими целые эпохи. Холод и метель кидали странницу из стороны в сторону, ломая ее тело, как иссохшую ветвь последнего дерева, оставшегося в этом безжизненном крае. Тысячи иголок пронизали раскрасневшуюся кожу, отвердевшую от бесконечных ударов ветра. Ноги не слушались Гесну, но она продолжала идти вперед, зажмурившись. Из горла ее вырвался душераздирающий крик, но он же и помог ей не сдаться. Рука девушки онемела, но также висела в воздухе, и по жилам ее растекалась боль. Сердце остановилось. Ледяной вихрь обнял человеческое тело, унося его в глубь бесконечной стены, взбесившиеся хлопья снега хлестали царевну по лицу. Ее зеленый плащ развевался в метели, волосы растрепались.
С трудом Гесна подняла голову, широко раскрыв глаза, которые тут же заволоклись тонкой коркой узорчатого льда. Сквозь него она видела тьму расплывчатых воинов, несшихся на своих конях со скоростью ветра, и топот лошадиных копыт разрывал истеричный вой мощной пурги. Они были все ближе и ближе, оставляя черные следы в колком снеге. Южные воины кричали что-то на своем языке, и их грозные взгляды, устремленные вперед, пронизывали тугую ткань пространства.
Но стена расступалась, разделяясь на две половины, сжимаясь позади. До границы ее с остальным миром оставалось совсем немного, но это расстояние казалось девушке бесконечным. Ее губы синели, а пальцы чернели, превращаясь в бессмысленные отростки. Шаг, провалившийся в снег… Приближающийся стук копыт… Блеск недалеких сабель… Боль в обмороженных конечностях… Шаг… Близкое ржание вороного коня… Огненный блеск южных глаз… Белый пар изо рта… Шаг… Наконец, Гесна добралась до людей, они толпились и бездумно толкали друг друга, стараясь ухватиться за царевну. Потом кто-то из них крикнул что-то приказным тоном, и мужчины начали проталкивать вперед детей, а затем торопливо взяли друг друга за руки, образуя цепочку. Вьюга пыталась разлучить их, раскидывая, как кукол. В ушах звенела ее песня, безумная, остервенелая… Царевна остановилась на секунду, еще раз всмотрелась в смуглые лица всадников, и один из них сосредоточил свой взгляд на ней… Она вздрогнула и опустила голову. Чья-то рука пихнула девушку в спину. Гесна очнулась и пошла вперед. Сзади нервно семенили шаги спешащих людей, все чаще оглядывавшихся на чужеродное войско.
Путь назад всегда самый трудный. Достигнув цели, уже не видишь смысла бороться… Холод заволакивал человеческие глаза, на ресницах оседали колючие ледышки. Кто-то кричал, или кричали все. Выл ветер, осаждая сомкнутый ряд. Гесна тащила людей сквозь вьюгу, бушующую отдельно от внешней погоды. Оставалось совсем немного, проход вновь медленно открывался впереди, сзади он еще не закрылся. Скорый топот чужих коней звучал громче и громче. Царевна напрягла все свои силы, последние капли жизни, взывая к Северу. Она вскричала еще громче, еще мучительнее, из глаз ее полились слезы, тут же застывшие ледышками и порезавшие кожу. По щекам девушки заструилась кровь, будто ею она и плакала. Но Север услышал свое дитя и открыл проход на минуту, как молила Гесна. Царевна остановилась, пропуская вперед людей, и, замкнув цепочку, обессиленно пошла следом. Ржание запыхавшегося коня молнией прорезало сознание девушки, будто он был совсем близко. Ветер немного успокоился, все так же зло сдувая путников с ног, но разрешая им прорваться сквозь себя. Мужчины и дети кутались в свои накидки, развевавшиеся в сухом морозе. Чужестранная армия темной бурей неслась вперед, будто длинный плащ ночи, проснувшейся в середине дня.
И вот, долгожданная граница… Гесна сделала еще один шаг и очутилась в обычном мире, где каждый миг не был последним. В ушах звенело немыслимой после завываний бури тишиной, девушка слышала только свое дыхание. Она почувствовала легкость, словно те леденящие тиски разжались, подарив Гесне возможность дышать. Воздух казался мягким и нежным, маслом стекавшим по разодранному горлу.
Вокруг девушки плясали люди, обнимали детей, подбежали, наконец, солдаты. Но все казалось таким зыбким, нереальным, несуществующим. Чьи-то движения, чьи-то слова… будто бы все это вернулось после миллионов лет одиноких скитаний, тяжелых испытаний, и вновь приходилось привыкать к жизни. Гесна смотрела на радостных людей, окружавших ее, и понемногу начинала возвращаться к действительности. На ее лице показалась тень усталой улыбки, уголки посиневших губ слегка поднялись, глаза облегченно оживали.
Но вдруг царевна почувствовала тяжелый удар в замерзшую спину, толстой иглой отозвавшийся в груди. Она боялась пошевелиться, не понимая, что происходит. Гесна опустила взгляд вниз и увидела торчащее из сердца острие стрелы, омытое горячей красной кровью. Сознание ее помутилось, и девушка не могла осмыслить свою рану. Бегали люди, суетились вокруг нее… Царевна оторвалась от созерцания капающей с металлического конуса алой жидкости и взглянула назад, с трудом повернувшись. Хоть девушке и казалось, будто все замедлилось, прошло не больше секунды, и южный воин на той стороне еще не успел опустить свой лук. Послышался звук хлопка – прямо перед лицом царевны закрылась стена.
Гесна опустилась на колени, почувствовав вялость. Ей захотелось спать. Просто лечь на зимнюю подушку колючего снега, холодного, способного заморозить тупую стучащую боль… Тьма окутывала разум бедной царевны, ее красивая голова безвольно поникла. Она еще видела, как мир свалился набок, и чьи-то ноги, бежавшие к ней. А потом Гесна уснула.
Звуки ветра всегда несут с собой что-то. Они поют человеку о его судьбе, да только он не умеет слушать. Тогда они касаются его кожи, зовут с собой, но человек не умеет чувствовать. Из неведомых краев они несут с собой манящие запахи, сладкие и нежные, как тепло свежего хлеба, как дыхание спящего младенца. Но человек не обоняет. Он боится понять мир, в то время как мир знает его наизусть. И прошлое, и будущее уже рассказано ветром миллионы раз, а звезды устали наблюдать повторение роковых ошибок… и потому ветер плачет, злится, кричит в неистовстве, отплевываясь каплями дождя.
Прошел месяц с тех пор, как умерла царевна. Перед дворцом все так же стоял лагерь солдат, готовых к бою, а за стеной расположились южане, искавшие способ преодолеть препятствие. Горожане привыкли, что совсем рядом с ними идет замороженная война, развязанная после случайного убийства молодой Гесны. Девушку хоронили вместе с братом, Солнцем, в семейном склепе. Со дня отпевания Мороз совсем сдал, Буран стал еще молчаливее и мрачней.
В этот вечер, после месяца волнений, перед дворцом собрались все, кто умел говорить. Через пару минут к ним присоединились и солдаты. Все те люди звали царя. Государь вышел к ним незамедлительно.
Ночь окутала небеса, разбросав по пути бриллианты сверкающих звезд, холодных и далеких, таких чужих… А здесь, на твердой стылой земле горели огни в руках народа, горячие и обжигавшие сам воздух. Люди кричали, в возмущении размахивая руками: «Идет ли война? Мы устали от неизвестности, устали просыпаться и ощупывать себя: не мертвы ли? Нам хочется жить мирно и умереть в мире!»
Молодой солдат, оставшийся верным царю, бежал по узким опустевшим коридорам под сводчатыми потолками, и шаги его гулко отдавались от потемневших стен, от холодного пола, покинутого частыми подошвами. Паренек спешил к капитану Ноктису, отдыхавшему в своем кабинете. Без стука ворвавшись в комнату, солдат застал Ноктиса за массивным деревянным столом, блестевшим в огнях догоравших свеч.
– Господин капитан, там восстание, – выпалил молодой человек, указывая за порог.
Ноктис поднял на него усталые глаза, и, витая где-то, приказал отправляться к царю.
– А вы? – спросил растерянно солдат, поведя плечами.
– Я скоро приду, – медленно качнул головой капитан.
Парень судорожно закивал, сглотнув, и выбежал из комнаты, не закрыв за собой дверь. Из коридора повеяло холодом, заползавшим по каменному полу, волнами набегавшим на ступни Ноктиса. Капитан раскрыл истрепанную записку с засохшей кровью по краям, которую перечитывал перед приходом солдата. Тысячу раз она складывалась, и потому была вся в сгибах, тысячу раз вынималась из кармана, и потому края ее обсыпались бумажными ниточками. Послание капитан нашел на злополучной стреле, лишившей жизни молодую царевну. Он вновь опустил взгляд и пробежал глазами слова, написанные на чужеродном языке: «Досточтимый капитан Ноктис, отважный муж Северного царства! Мы не желаем убивать, зачем проливать напрасную кровь? Но если стена не будет разрушена, гневу Султана не будет предела. Великая Южная Армия найдет способ преодолеть магический барьер, так или иначе: с нами лучшие маги и лучшие воины. И когда стена падет, в гневе своем Султан сметет все на своем пути, никого не пощадит. Так не лучше ли тебе, приближенному Его Величества, Могучего Царя Бурана, спасти народ от бессмысленной гибели и найти способ разрушить Северную магию? Султан дает тебе ровно месяц. Подумай о своей семье и обо всем Севере».
Капитан Ноктис вновь сложил записку и начал крутить ее в руках, раздумывая. Он все смотрел в одну точку стеклянным взглядом, не моргая. Мужчина уже не раз говорил с царем о возможности мирных переговоров с южанами, не упоминая, однако, послания. Но Буран был не преклонен в уверенности, что султан не станет щадить Север. Царь готовился к войне, не сомневаясь в намерении Юга уничтожить всю северную культуру, превратить свободный народ снежного края в безвольных рабов… Ноктис вдруг очнулся, встал и спрятал послание в карман. Мужчина покинул кабинет, затворив дверь, и пошел по коридору, спеша присоединиться к царю.