Держи меня за руку

7

Выяснить имя социальной работницы оказалось сложнее, чем я ожидала. В медкарте никакой информации не нашлось. Похоже, помимо обращения в агентство, способ оставался один – узнать у Пат Уильямс, бабушки. Но у нее могли возникнуть вопросы, а я не хотела раскрывать семейству свой план, пока не было уверенности, что все получится. Нужно найти другой путь.

В ту же неделю, во время уборки, я спросила у Вэл, не знает ли она, где искать контакты социальных работников. Она предложила обратиться в больницу Святого Иуды Фаддея, которая курировала несколько программ соцподдержки в Монтгомери.

– И еще вопрос. – Я перестала подметать. Мы наводили порядок во втором смотровом кабинете. Пока я говорила, Вэл опрыскала койку отбеливающим раствором и протерла пол шваброй. – Почему, по-твоему, миссис Сигер наняла только черных медсестер? Неужто в Алабаме не нашлось белых?

– Тише ты. Работа не дорога?

Вэл выучилась на медсестру, когда дети выросли и стали жить отдельно. После смерти мужа ей выплатили страховку, и она решила потратить эти деньги на курсы, искренне веря, что на такой путь ее наставил дух покойного. Как я успела понять, Вэл терпеть не могла, когда кто-нибудь выражал недовольство. Еще бы – сама она была бесконечно благодарна судьбе.

– Просто интересно, – ответила я.

– Извини, Сивил, не хотела грубить. Может, им кажется, что нам легче общаться с такими семьями. Но куда уж там… Вчера пациентка на меня шипела, как дикая кошка, прямо ерзала на диване. Двадцать два года девчонке, а уже трое детей.

– Шипела? Из-за чего?

– Не хотела делать укол. Это ее мать настояла.

На мгновение задержав взгляд на Вэл, я принялась открывать шкафчики, проверяя, везде ли порядок. Слева: шприцы, склянки, бинты, спиртовые салфетки, латексные перчатки. Справа: презервативы, гинекологическое зеркало, ретрактор, кюретка, пластиковые таблетницы.

– Пациентки, к которым я должна ездить, совсем еще дети, – сказала я. – Девочки одиннадцати и тринадцати лет. Я знала, что нам придется бывать за пределами города, но у этой семьи не дом, а кошмар. Нельзя, чтобы люди жили в таких условиях.

– Ага, многие вот так ютятся на земле белых. Ты же знала об этом, детка?

– Да, – соврала я. Папа оказал дурную услугу, заверяя меня, что мы ничем не лучше других черных, и при этом отгораживая от всего происходящего вне Сентенниал-Хилла.

– Вот и славно. А то вдруг ты ни слухом ни духом. Белый этот небось им платит гроши. По-моему, это все та же издольщина.

– Думать больно о людях, которые так живут. Ты бы знала, чем они пахнут. Это чудовищно. Нужно их оттуда вытащить.

Я замолчала, ожидая ответа. Вэл явно меня услышала, хотя на лице ее не дрогнул ни один мускул. Наконец, наклонившись и выжав швабру, она спросила:

– Скажи-ка мне вот что. Где их папаша будет работать, если съедет от своего белого?

Так далеко я план не продумала.

– Пойми, детка, лучшая помощь – это гарантировать, что его дочки не залетят. Помни, как им приходится жить, и представь, что ждет несчастного младенца, если одна из них все же родит.

– По-твоему, я об этом не думаю? Но мы можем сделать больше. Мне что, приезжать и притворяться, будто не вижу, как им тяжело?

– Сивил, – сказала Вэл, – каждый должен мириться с тем, что дает ему Бог.

Мы закончили уборку. Кроме нас, в клинике уже никого не осталось, так что мы выключили везде свет и заперли помещения. С сумкой на плече, у двери, я ждала Вэл. Она вышла и протянула мне папку:

– Вот, почитай.

Я раскрыла медкарту. Герти Симс. Возраст: 14. Ребенку три месяца. Отец: неизвестен. Мать: Дэйзи Симс, 37. Тотальная гистерэктомия одиннадцать лет назад. Подозрение на алкоголизм. Сестра: Кэролин Симс, 17, трое детей: восемнадцать месяцев, три и четыре года.

– Наша работа важна, видишь? Да, мы не можем перетасовать этим людям карты. Только Богу такое под силу. Но можем проследить, чтобы дети не рождались у тех, кто еще сам дитя. Ты поняла меня?

Она права. Нужно беспокоиться о другом. Я попыталась представить грудного ребенка в их жуткой лачуге, и от одной этой мысли затрещала голова. Эрика не управится с младенцем, а на бабушку девочек и так взвалено больше, чем она способна вынести. Моя задача – приехать и сделать укол, вот и все.

* * *

По совету Вэл я попыталась отказаться от идеи переселить Уильямсов. С прошлого приема я успела узнать, что длительные кровотечения – известный побочный эффект от «Депо». Удивительно, почему никто не предупредил Эрику. Или меня. Спустя некоторое время я по собственному желанию отправилась к Уильямсам. Девочки играли на улице.

– Привет, чем занимаетесь?

– Ничем.

Я присела на корточки перед Эрикой и приоткрыла бумажный мешок.

– Привезла тебе еще «котексов». Прошлые ты использовала?

Она кивнула.

– Бабушка дома?

Эрика ткнула палкой в сторону лачуги. Я закинула сумку на плечо и поднялась на крыльцо. Мне не хотелось вламываться без приглашения, но через окошко я увидела хозяина: он сидел, поглаживая пса, на полу в центре комнаты и, заметив меня, дал знак – мол, входите. На мгновение я потеряла дар речи – никогда не встречала таких красивых мужчин. Сетка на двери мешала рассмотреть черты его лица, но нельзя было не уловить сходства с матерью – тот же цвет кожи, похожая форма скул. Над тяжелыми веками нависали густые черные брови. В глазах, несмотря на тусклое освещение, сверкали зеленые искорки.

– Вы откуда? – спросил мужчина, стоило мне войти.

– Я из клиники, медсестра.

– Медсестра, – повторил он, продолжая почесывать пса.

– Простите, что я вот так заявилась. Я привезла девочкам средства для гигиены и хотела спросить разрешения кое-куда свозить их на пару часов. – Я выглянула в окно, проверяя, нет ли там миссис Уильямс, бабушки. Нужно узнать у нее, как зовут соцработницу.

Мужчина медленно встал, по-видимому чувствуя боль, и направился ко мне. Я заметила, что он немного хромает, отступила и уперлась спиной в дверь.

– Сивил Таунсенд.

Я протянула ладонь, и он торопливо пожал ее.

– Вы новенькая.

– В каком смысле?

– Новенькая чиновница.

Я не знала, что на это ответить. Хотя клинику и финансировало правительство, чиновницей я себя не считала. Как много, должно быть, людей ступало на этот порог, расспрашивая об их привычках, диете, болезнях – обо всем, что давало правительству повод вмешаться в их жизнь и послать подачки. Да, я понимала, что он вкладывает в слово «чиновница», но оно все равно меня немного коробило.

– Вы мистер Уильямс, верно?

Он рассмеялся. Голос был совсем как у матери – низкий, гортанный. Он был очень красив, просто глаз не оторвать, вот только от него, как и от девочек, дурно пахло. Непостижимо. Неужели дом настолько пропитан вонью, что она въедается в кожу и даже мытье не в силах ее одолеть?

– Так вы отпустите девочек или нет?

– Еще уколы?

– Нет, сэр. Я… хотела бы свозить их в магазин.

– А вы разве не медсестра?

– Медсестра.

– И что будете покупать?

– Самое нужное.

– Не хотите сперва посидеть?

С прошлого моего приезда в доме не стало чище. Стульев было всего два, и оба завалены каким-то тряпьем. Мистер Уильямс, похоже, прочел выражение на моем лице и принялся расчищать один из них. Стул скрипнул под моим весом. В ягодицу впилась пружина.

– Простите, что тут все… так, – сказал он, пытаясь найти что-то в комнате. Отыскав стеклянную банку, он протер ее краем футболки. – Мистер Адэр не лучший начальник. А маме трудновато биться с погодой. – Он показал на солому, затыкавшую дыры в стенах, затем вышел на улицу и вернулся с полной банкой воды. Значит, водопровод рядом все-таки есть.

– Спасибо.

Пить из этой банки не хотелось, но он внимательно за мной наблюдал. Я закрыла глаза и сделала долгий глоток. Вода хоть и отдавала железом, все-таки освежала. Я неуклюже скрестила лодыжки. На мне была медицинская форма и длинный синий кардиган сверху. На кармашке вышита буква «Т» – Таунсенд. Похоже, она привлекла его взгляд.

– Вы сегодня работаете?

Мистер Уильямс качнул головой:

– Не совсем.

– Это как?

Он вскинул босую ногу, приподнял штанину и показал мне шишку на икре.

– Давно вы так ходите? – Я хотела было ощупать ее, но он отпрянул.

– Да ерунда.

– А у врача были?

Я уже предполагала худшее – опухоль.

– Не нужен мне врач. – Мистер Уильямс насупился. – Просто больная нога, вот и все. В общем, мистер Адэр собрался нанять людей из фирмы, так что сегодня мне работать не надо.

– Так он что, вас уволил?

Его лицо вдруг смягчилось, словно одна роль сменилась другой.

– Ну вы и хитрюга, вам это говорили?

Я поставила банку на пол, расплескав воду.

– Так можно мне взять девочек или нет?

– Тише, тише. Я шучу.

Я попыталась снова взять спокойный тон.

– Если вам нужен дом, у меня есть идея. Возможно, я сумею устроить для вас жилье по социальной программе. Отсюда, видимо, вашу семью скоро выселят.

– Это еще что за новости?

– Вам могут выдать новенькую квартиру. Вы же получаете социальную помощь? За все заплатит правительство.

Он закинул ногу на ногу, задев меня носком.

– Какой только помощи у нас нет. Каждую неделю кто-нибудь приходит да предлагает помочь.

– Значит, шансы неплохие.

Я пошарила в сумке. Документы, которые дала миссис Ливингстон из агентства, были еще у меня.

– Просто распишитесь вот здесь. И мне понадобится имя вашей социальной работницы, она проследит за процессом.

Мистер Уильямс посмотрел на документы и перевел взгляд на меня.

– Она больше к нам не приходит. Видать, испугалась.

– Вы помните, как ее звали? Главное, подпишите, а с остальным я разберусь. – Я снова порылась в сумке. – Простите… у вас есть ручка?

– Не-а, такого не водится.

Я натянула улыбку.

– Ладно, захвачу ее вечером, когда буду отвозить домой девочек. Если хотите, я оставлю бумаги, сможете прочитать, пока нас не будет.

Он не шелохнулся.

– Мистер Уильямс? Возьмите.

Губы его сжались; моя рука на пару мгновений зависла в воздухе. Когда до меня дошло, я чуть сама себе не дала пощечину. Отец девочек не умел читать, а я поставила его в дурацкое положение.

В полной растерянности я подняла с пола банку и допила воду. Борясь с дрожью, убрала документы в сумку.

– Я возьму их с собой, а вы подпишете в другой раз.

Он молчал.

– Пока не знаю, какую сумму нужно будет платить, но точно немного. И я спрошу, не смогут ли вам подыскать работу. Сколько времени мистер Адэр дал на сборы? – Я слушала себя и недоумевала от абсурдности ситуации. Я – медсестра. Человек, который делает уколы. Не фея-крестная.

– Спасибо, что заехали, мисс Сивилла. – На слове «мисс» он повысил голос и после короткой паузы с усмешкой произнес имя.

– Меня зовут Сивил.

– Да, мэм.

– Я верну девочек около семи. Хорошо?

– Да, можете ехать. Я своим девочкам в жизни ни в чем не отказывал. Но вашу… квартиру, – он сказал это с таким нажимом, что с языка слетела капля слюны, – оставьте себе.

Спускаясь с крыльца, я споткнулась на прогнившей ступеньке. Говорил же папа: не ходи в дом. Нужно было послушаться. Посигналить, подозвать их к машине, сделать уколы прямо на улице – и сразу же уносить ноги.

Пусть чертов фермер не беспокоится, что я буду лезть к нему с помощью. Пусть наслаждается сломанными стульями и грязной водой. Я окликнула Индию с Эрикой и, как только мы сели в машину, захлопнула дверь. Затем опустила стекла, чтобы в салоне не пахло. Я сделаю все возможное и помогу этим девочкам. А их папаша с бабушкой пусть поступают как хотят.

8

После встречи с отцом сестер меня трясло, но я старалась не подавать виду. Ему просто было стыдно, что он не умеет читать. С этим я разберусь – объясню при следующей встрече, что написано в документах, буду терпелива, как мой папа, когда пациенты не понимают медицинские термины. Мы часто обсуждали подобные вещи в сестринской школе. Нам полагалось обращаться с пациентами уважительно: уловив снисхождение, те немедленно замыкались в себе. Я надеялась, что не допустила с отцом девочек эту оплошность, но чутье говорило об обратном.

– Куда вы нас везете, мисс Сивил? – воодушевленно спросила Эрика, вздернув подбородок.

Я посмотрела в зеркало заднего вида и прочла на лице Индии то же доверчивое выражение.

– Мы едем в «Кеймарт», купим вам одежду.

– Куда?

– В «Кеймарт». Не слышали? Это новый универмаг в Монтгомери.

– А эти вещи вам чем не нравятся? – Эрика оглядела свою футболку и шорты.

– Разве вам не нужно белье и все остальное? – Я свернула на Юго-Восточный бульвар. – Вы давно ходили по магазинам?

Эрика еле заметно качнула головой. Я наступила на те же грабли. Сглупила сама и, вероятно, унизила девочек. Дома у них повсюду валялась одежда, но на вид одни обноски. Порванное, изъеденное молью, линялое тряпье. А поскольку Уильямсы не стирали вещи как следует, я понимала, что все купленное мной рано или поздно тоже окажется на полу.

– Заедем в «Кеймарт», потом я повезу вас к себе. Помоетесь в ванне, я займусь вашими волосами. Перекусим. Что скажете?

Эрика ответила мне полуулыбкой, чего не делала прежде ни разу; один из зубов оказался темным от кариеса. Первым делом я куплю ей щетку и, как только найду соцработницу, узнаю, ходили ли девочки хоть раз к стоматологу. Такими темпами их зубы не сегодня-завтра сгниют.

Когда мы заехали на парковку, девочки выпрыгнули из машины, а я заглянула в сумку. С утра я положила во внутренний карман кое-какие деньги, но не удосужилась их посчитать.

– Вы богатая, мисс Сивил? – Эрика посмотрела на меня сквозь стекло. Индия чуть поодаль прыгала на одной ноге.

– Конечно, нет. – Я закрыла сумку и вышла. – Будь я богатой, милая, сейчас бы гуляла с Билли Ди Уильямсом^[12].

– С кем?

– Ты не знаешь Билли Ди Уильямса?

Эрика покачала головой, и мы вошли в огромное белое здание. Я выбрала «Кеймарт», потому что он новее, чем «Ловманс» в торговом центре «Нормандейл». А еще «Кеймарт» – крупнейший магазин в городе, площадью почти сто тысяч квадратных футов. Белоснежный интерьер, безукоризненная чистота, в просторных проходах никогда не образовывалось толчеи. На потолке горели флуоресцентные лампы. Мебель, косметика, техника, игрушки, одежда, обувь и даже аптечные товары – все под одной крышей. Если бы мимо нас пролетела фея, девочки, пожалуй, даже не удивились бы.

– Так, – я указала на красно-белую вывеску с надписью «Детский отдел», – давайте начнем с белья. У вас есть лифчики? – Как я заметила, бюстгальтеры они не носили, хотя грудь Эрики уже оформилась.

Вместо того чтобы пойти за мной, Эрика направилась к прилавку с едой – хот-догами и начос с сыром. Я однажды покупала там перекусить. Индию привлекла маленькая карусель в противоположной стороне. Начав не то мычать, не то вопить – громко, пугающе, – девочка шлепнула одну из лошадок по боку.

– Хочешь прокатиться?

Я знала, что со слухом у Индии все в порядке, но не могла определить, насколько хорошо она меня понимает.

– Ты же не поместишься, – заметила Эрика, бредя обратно к нам.

– Залезай. – Я бросила в отверстие четвертак, и Индия перекинула ногу через спину лошадки. Включились лампочки, а в колонках с помехами заиграла музыка, похожая на мелодии в фургоне мороженщика. Лошадь взмыла вверх. Индия издала какой-то щелкающий звук, настолько звонкий, что некоторые посетители остановились и уставились на нее. Многие, вероятно почуяв вонь, начали нас сторониться. Было страшно встретиться с ними взглядом. Когда карусель остановилась, я закинула еще четвертак, и Индия продолжила кататься. Я платила снова и снова, пока монеты не закончились. Чем дольше она визжала, тем больше привлекала зевак. Я подошла к стойке информации и попросила разменять доллар. Эрика смеялась, глядя, как радуется сестра, а я молилась, чтобы проходящие мимо люди не начали ругаться.

– У-уууу! У-уу-ууу!

* * *

После того как мы купили все нужное, я повезла Эрику и Индию к себе. Правила подобное не запрещали, но я понимала, что миссис Сигер будет недовольна, если узнает, и пообещала себе, что поступаю так первый и последний раз. Припарковав мамину машину на подъездной дорожке прямо за «кольтом», я завела девочек через боковую дверь.

Пока они, выпучив глаза, обходили кухню, шум техники мучительно резал мне уши. Жужжание оконного кондиционера. Гул холодильника. Сестры не говорили ни слова, но я видела, с какой жадностью они впитывают все, что видят. Мама никогда не задергивала шторы, она ненавидела темноту, поэтому наш одноэтажный дом всегда заливал солнечный свет. Девочки притихли, словно вторглись в чужое жилище, и смотрели по сторонам.

– Прямо как у белых, – констатировала Эрика, когда мы вошли в мою комнату. – Вы тут с мужем живете?

– Я не замужем. Разве я вам не говорила?

Она покачала головой. Я осознала, что почти ничего не сообщала им о себе, хотя сама знала так много об их семье и жизненных обстоятельствах. В нашей работе откровенность всегда была односторонней. Раскрытие интимных подробностей – одно из условий, которые нужно выполнить для получения социальной поддержки: ты докладываешь нам все про себя, а мы взамен одаряем тебя парой крошек американского пирога. Сами же не рассказываем ничего, не объясняем даже, как именно собираемся помогать. Внезапно я перестала жалеть, что привезла девочек к себе домой.

– Я живу с родителями. Братьев и сестер у меня нет. – Я достала из-под кровати фотоальбом. – Вот, полистайте, пока набирается ванна.

Я принесла стул из столовой и посадила их обеих за письменный стол, за которым готовилась к экзаменам в старших классах. От этой картины – девочки в моей комнате смотрят на фотографии – во мне что-то зажглось. Пожалуй, решимость. Я прослежу, чтобы они снова начали ходить в школу. Найду им квартиру. Сделаю все, лишь бы их жизнь наладилась.

Я примостилась на краю ванны, размышляя, что, очевидно, превышаю служебные полномочия. Никому нельзя об этом рассказывать, даже Алише. Я не хочу потерять работу, а миссис Сигер будет вне себя, если узнает о моем поступке. Когда ванна наполнилась, я принесла из шкафа в прихожей чистые полотенца и повесила на дверь. Из шкафчика под раковиной я достала шампунь и гель для волос. Распутать девочкам космы будет непросто. Лучшее, что я могу сделать, – это попытаться хоть как-то их расчесать. Может, получится заплести «кукурузой»^[13]. Сядем на веранде, и я буду до темноты перебирать волосы, разделяя пряди расческой или мизинцем.

– Если хотите, можете залезть в ванну вдвоем, – сказала я, отрезая бирки с белья и одежды. – Места должно хватить.

Индия запрыгнула в воду первой. Она начала относиться ко мне теплее после того, как покаталась на карусели в «Кеймарте». В какой-то момент даже схватила меня за руку и долго не отпускала.

Волосы у девочек до того свалялись, что распутать их не получилось. Как бы мне ни было жаль, колтуны пришлось отрезать. Эрика объяснила Индии, что иначе нельзя, но та все равно разрыдалась, увидев падающие пряди. После стрижки я уложила ей волосы в афро и дала потрогать получившиеся мягкие кудри.

– Я совсем немного отрезала.

– Бабушка чокнется, когда нас увидит.

Я чуть не выругалась. Она права. Миссис Уильямс меня убьет. Стричь девочек, не спросив разрешения, было идиотской затеей. Да и афро далеко не всем нравится, взять хотя бы моего папу. Я дрожащими руками убрала ножницы в ящик. В свое оправдание скажу: в тот вечер прически девочек казались мне невероятно острой проблемой, вопросом жизни и смерти. Если приведу в порядок их волосы, полагала я, то смогу сделать то же со всем остальным.

Когда мы вернулись в комнату, Индия села передо мной, и я разделила ее волосы на несколько частей. Будто очерчивая континенты на карте, мы, черные девушки, прядь за прядью размечали свои черепа. Волосы Индии лежали тугими кудряшками. Я погладила их, коснулась бугорков на затылке:

– Тут чешется?

Она кивнула. Значит, надо купить ей шампунь от грибка.

– Что это? – спросила Эрика, указав на пол.

– Пластинки. Слушали их когда-нибудь?

Эрика покачала головой. Они с сестрой будто спустились с другой планеты, а я была их проводником на земле и должна была познакомить с местной едой, певцами и кинозвездами. Порывшись в своей коллекции, я вытащила новую пластинку «Глэдис Найт энд зе Пипс». Первой поставила песню «Никто из нас». Музыка разрядила обстановку, и Эрика стала рассказывать мне о матери. Несмотря на замедленный темп речи, было видно, что девочка смышленая.

– Раньше у нас было радио. Мама любила его слушать.

– Ты хорошо ее помнишь?

– Мы тогда жили в другом доме. Настоящем. После ее смерти все изменилось. Даже папа стал другим.

Слово «смерть» она произнесла самым что ни на есть будничным тоном. Похоже, жизнь изрядно притупила их чувства.

– Вашему папе, кстати, я не очень понравилась.

– Кто вам сказал? – Эрика, лежавшая на моей кровати, подперла подбородок рукой. На спине новой блузки раскинула крылья желтая бабочка. Увидев эту блузку в магазине, Эрика вцепилась в нее так, словно я не имела права отказать.

– Ну… мне показалось.

– В папе ни капельки злости, поверьте. Он просто не любит людей из правительства.

Эрика перевернулась, и я увидела у нее в руках свою детскую фотографию. Наверное, достала из-под кровати. Прежде чем я успела отобрать снимок, она спросила:

– Это ваш ребенок?

– Нет. – Я сглотнула. – Это я.

– Когда были маленькой?

Я кивнула.

– Лапочка, – сказала она.

Индия тоже наклонилась, чтобы рассмотреть снимок.

Нужно вернуть фотографию папе. Я сама не знала, зачем держу ее у себя.

– Все говорят, что я копия папы.

– Индия похожа на маму, а я больше на бабушку. Жалко, что нам не достались папины светлые глаза. Мне бы пошли такие, как у него.

– У тебя чудесные глаза, – мягко произнесла я.

Эрика пристально на меня посмотрела.

– Мисс Сивил, вы еще приедете к нам или пропадете?

– С чего вдруг такие мысли? – Не дождавшись ответа, я заверила: – Никуда я не денусь, Эрика. А если придется, то вам скажу первым.

Ее, похоже, обещание успокоило. Она придвинулась к стопке пластинок у стены.

Через некоторое время я повела сестер на кухню, отварила рис и разогрела оставшееся со вчерашнего дня жаркое. Девочки сели за стол и принялись уминать еду. Я переживала, что ужин получился скромным, но ни на что другое времени не было. С часами я не сверялась, но знала, что уже поздно.

– Пора отвезти вас домой.

В заднюю дверь вошла мама, на ее щеке красовалось пятно желтой краски.

– Привет, – сказала она и проследовала через кухню в прихожую, словно не замечая, что за столом сидят два незнакомых ребенка.

– Это ваша мама? – прошептала Эрика. Она будто увидела привидение.

– Собственной персоной.

Я посмотрела в дверной проем, проверяя, не возвращается ли мама. Ее не было видно, поэтому я взяла пакеты со старой одеждой девочек:

– Ладно, поехали.

Индия сложила посуду в раковину и пару раз с силой хлопнула меня по плечу, привлекая внимание.

– Ей что-то нужно? – спросила я Эрику.

– Не пойму.

– Пойдем, Индия. Заглянешь еще в другой раз, хорошо?

По ее реакции я догадалась, что говорю слишком громко. Я все еще не разобралась, как с ней себя вести. Мы дошли до маминой машины, и девочки – одетые с иголочки, сытые и благоухающие кокосовым маслом – забрались на сиденья.