Итак, кроссовки. Мои новенькие беленькие «найки». Один шнурок развязался и лежит по направлению к левой ножке девушки, к ее красным аккуратным ноготкам. Красивые пальчики. Хочу смотреть на них и думать о них, но не могу избавиться от брезгливого ощущения подхваченной заразы. Будто глаза этой сумасшедшей бабки источают какой-то новый вирус.
Я уверен, что она до сих пор пялится, обмазывает меня своим липким мутным взглядом, как соплями. Медленно двигаюсь вдоль поручня, чтобы оказаться за висящей надо мной девушкой – ее рост и закрытые глаза это позволяют.
Закрывшись от старухи, я осторожно выглядываю из-за своего укрытия – теперь ее маленькое тело полностью обращено ко мне. Она держится рукой за поручень, над недовольным сморщенным ртом неподвижные глаза. Как две дырки, наполненные серой слизью. «Неужели и я таким буду», – думал я в тот момент, – «одновременно беспомощным и жутким». Скольжу вдоль поручня обратно. Чтобы отвлечься, достаю из рюкзака Берджесса. На тонкой газетной бумаге остаются темные следы от пальцев – руки вспотели. Буквы пляшут, мне тревожно, мне мерещится озноб и тошнота, и, хотя я вижу только острые салатовые коленки старухи, я уверен – она все еще смотрит в мою сторону. Пытаюсь сосредоточиться на чтении, но единственное слово, которое я осознаю в тексте – nasilie, ведь я уже готов совершить его, если эта чертова загадка не прекратит пялиться.
Проехав совсем немного, мы снова остановились. Зашипели дверцы – остановка. И тут моя «спасительная» девушка, потоптавшись на своих длинных ногах, все так же держась за поручень, уходит от меня и садится на освободившееся место. Я поднимаю книгу выше, на уровень лица – теперь она защищает меня. Для поддержания легенды о беззаботном чтении, я даже переворачиваю страницу и в тот же момент ныряю взглядом под книгу. На месте худых коленок старухи теперь болтаются две пухлые детские ножки. Опуская ширму-книгу – рядом с кондуктором действительно сидит девочка лет пяти. На секунду мы сталкивайся взглядом, девочка тут же отворачивается и начинает тереть глаза. В ее мире – я старик. Шарю взглядом по салону, как совсем недавно по телу жуткой пассажирки – ее нигде нет. Вышла.