– Мы сниматели проклятий, – ответил северянин.
– Чего?! – Эразм скривил лицо. – Поумнее не придумал?
– Охотники за приведениями! – поддержал дрессировщик и подмигнул волшебнику.
– Заткнитесь! – мамелюк грозно посмотрел на столпившихся у дверей. – Все твои приспешники мертвы, Серпентес. И у тебя есть выбор. Сдавайся и больше никто не умрет.
– Что?! – гнев исказил лицо главаря. – Где Тюльпан? Что с ней?
– Э-э-э… – Калдор скривил рот, опустив уголки губ вниз. – С Тюльпан и правда промашка вышла, – сказал он товарищам и усмехнулся.
Серпентес вскинул руки прошептал формулу заклинания. Перед порогом здания появились клубы серого дыма. Как будто из-под земли появилась отвратительная тускло-серая многоножка. Ростом она оказалась практически с Ослябю, а ее длинное сегментированное туловище извивалось и подергивалось. Почуяв добычу заиграли ядовитые жвала, с которых капала прозрачная слизь.
– Трофе-е-ей!!! – неистово заорал северянин и вскинул топор, намереваясь пнуть приставленную дверную створку и выскочить наружу.
Но, гигантская многоножка получила приказ от призвавшего ее хозяина раньше. Перебирая десятком острых и твердых лап, тварь выломала остатки дверей и влетела внутрь. Приключенцы с трудом успели отпрыгнуть в стороны. Только Варвар остался на пути противника и рубанул двумя руками, опустив топор из-за головы. Лезвие пробороздило по округлому панцирю, оставив глубокую царапину, но монстр не обратил на это внимания. Многоножка сбила железнобокого с ног и устремила жвала к его лицу.
Ослябя кинул обломок клавесина в окно, чтобы разбить мутное стекло, а сам поспешил на улицу, так как двое приспешников следовали за многоножкой. Нахиор и Шалилун также решили атаковать мечников. Но, первым на улицу вылетел ящер. Он пронесся мимо двоих головорезов, устремившись на Серпентеса. Главарь, небрежно вскинул руку, погрузив зубастого зверя в ступор. Разогнавшийся раптор рухнул в песок, подняв облако пыли.
Паломник и мамелюк насели на одного из врагов, по очереди нанося удары по стальному щиту. Другому не повезло встретиться с орком, который ревел и рычал, брызжа слюной.
Серпентес использовал заклинание «слепые брызги». Десятки белых пузырей устремились в сторону Нахиора и Осляби. Сражавшийся с ними головорез понял, в чем дело и натянул на глаза шарф, что до этого скрывал только лицо. Приключенцы же не успели что-то сообразить. Пузырьки лопались у лица, забрызгивая глаза. Союзники с ужасом обнаружили, что ослепли. Приспешник отошел на несколько шагов, усмехнулся глядя на то, как герои в панике размахивают оружием по воздуху, и решил осторожно подкрасться.
– Ого! – восхитился Эразм, глядя в окно на действие заклинания. – Такое я еще не знаю. Надо бы глянуть в гримуар этого Серпентеса.
– Убье-е-ет! Убье-е-ет! – завопил ворон и привел хозяина в чувства.
Три волшебных стрелы ударили в противника, обходившего Ослябю сбоку. Головореза отбросило назад. Одна из стрел размозжила ему голову. Тело повалилось, а из черепа выпал мозг.
Главарь, заметивший лорда Пифарей, тоже выпустил волшебные стрелы. Брюзгливый успел использовать магический щит. Сгустки магии ударили в него. Осколки стекол и щепки полетели в разные стороны. Эразм, поняв, что позиция более не выгодна, опираясь на посох, с трудом спустился с дивана.
Северянин лежал под многоножкой, вцепившись в ее жвала. Вены выступили на его внушительных мускулах, казалось, что зверь вот-вот одолеет.
– Не-е-ет! – заревел он, уловив взгляд волшебника. – Я сам! Мой трофе-е-ей!
– Тю, – Эразм поднял брови и покачал головой. – А по мне разве видно, что я на помощь спешу? – Брюзгливый медленно поплелся к двери.
Не обращая внимания на то, как орк рубил щит приспешника, Серпентес внимательно наблюдал за домом. Маг казался куда более важной проблемой, чем орущий зеленоватый детина.
Ослябя медленно пробирался на звуки лязгающей стали и безумных криков. Головорез, удачно отражавший атаку за атакой, отбил очередной выпад Шалилуна щитом и отбросил лезвие двуручника в сторону. Орк потерял равновесие. Теперь ударил враг. Он навалился на щит и толкнул зеленоватого, тот упал на колено. Следующий выпад должен был закончить представление орка, но Шалилун умудрился поймать лезвие скимитара кольчужными перчатками, и зажал его между ладоней.
В это время Калдор выбрался через кухню и обошел поместье, затаившись за углом. Вид рухнувшего без чувств питомца привел его в смятение. Первый раз он увидел, как могучий зверь легким движением руки повержен, словно беззащитный щенок. Злоба закипала. Дрессировщик решил подобраться к вражескому магу также, как к чародею, но настороженный Серпентес сразу заметил скорпиона. Калдор отпрыгнул в сторону, словно кошка. Волшебная стрела ударила в песок, осыпав лежащего заклинателя ящеров пылью.
Этого времени вполне хватило Эразму, чтобы наколдовать «морозный луч». Заклинание убивало медленно, но сковывало движения, а главное – практически лишало концентрации, а значит – возможности колдовать. Брюзгливый показался в проеме. С его руки сорвался бело-синий луч, поразивший противника в грудь. Жилы и мускулы Серпентеса сковали морозные путы.
Волшебники учились противостоять заклинаниям, но не всем это удавалось. А если заклинание накладывал сильный и опытный маг, то шансы и вовсе сводились к нулю. Главарь боролся как мог. На его лбу выступали капли пота, которые тут же превращались в лед. Серпентес пытался поднять руку и использовать заклинание «магический щит», но не имел врожденной сопротивляемости к магии, как подчиненный ему чародей Ваиль.
Дрессировщик вскочил на ноги и планировал ринуться к главарю, но заметил, что помощь требуется Ослябе и Шалилуну. Головорез навалился на рукоять меча. Лезвие проскользнуло между ладоней и, проткнув кольчугу, вонзилось в плечо орка. Раздался вопль. Паломник, услышав его, понял, что враг рядом с союзником. Приспешник тяжело дышал. Ориентируясь на звуки хрипящего дыхания, Ослябя прикинул направление и взмахнул мечом. Противник увернулся, но вынуждено выпустил оружие из рук, за которое снова схватился зеленоватый.
Боль совершенно сковала Шалилуна. Он повалился на землю и истошно молил о помощи.
– Го-о-о-орг! Помоги-и-и-и! Го-о-о-орг! – эти вопли и заставили Калдора поспешить к ним.
Тем временем головорез наступал на ослепленного паломника. Он выхватил кинжал и, нагнувшись, сделал выпад. Ослябя, будто почувствовал опасность, отшатнулся, но острие скользнуло по бедру, оставив кровавый подтек. Парень опустил меч, машинально схватившись за рану. Ничто не мешало врагу ударить в горло. Он приготовился, но скимитар скорпиона внезапно пронзил правый бок.
Многоножка жутко заверещала. Северянин оторвал одно из жвал монстра. Лицо здоровяка залило вязкой слизью, но он уперся ногой в живот насекомого и смог столкнуть тварь с себя. Обтерев глаза правым предплечьем, Варвар подобрал топор и бросился на противника. Гигантская многоножка выгнулась, подняв голову к верху. Несколько пар лапок пытались отражать удары тяжелого топора, но отлетали, словно сухие ветки виноградной лозы. Она пятилась, пока не оказалась в проходе. Нижние конечности потеряли устойчивость, и железнобокий рубанул под голову. Головешка улетела на улицу, а здоровяк принялся искать дорожный мешок.
Эразм вплотную подобрался к Серпентесу. Главарь под воздействием «морозного луча» совершенно выбился из сил. Лорд Пифарей прекратил заклинание и со всего маха ударил противника посохом по голове, от чего тот потерял сознание.
Слепота паломника и мамелюка рассеялась, они не мешкая перерезали трупам сухожилия и повредили мозг, остерегаясь, что и эти восстанут. Ящер тоже оклемался и Калдор поил его из бурдюка, который нашел в мешке одного из врагов. Герои перенесли связанного Серпентеса и раненного Басима в поместье. После чего Нахиор вытащил из раны орка лезвие меча и перевязал его бинтами. Шалилиун сидел у стены, бормоча молитвы и не обращая никакого внимания на собравшихся.
– Так-так. Интересно, – Эразм листал добытый гримуар. – Хм, а вот и оно, – он провел пальцем по строчкам и вырвал страницу из книги.
– Дедушка, кажись очухался, – Ослябя приподнял главаря головорезов и облокотил его на спинку дивана, на котором лежала Шахриет.
– Зачем вы устроили этот спектакль с проклятием и пропажами местных? – начал Калдор выпустив питомца на улицу, где лежали еще свежие трупы.
– Вы… что вы сделали с моими людьми? – на бледном лице главаря читалась горечь.
– Они напали на нас, потому мертвы.
– С ним буду говорить я, – грубо бросил Эразм и подошел к противнику. – Скажи мне, кто вы такие?
Серпентес с недоверием смотрел на волшебника, но предпочел ответить.
– Что ж, раз все мертвы, значит ничто им больше не навредит… Этот мерзавец, – он бросил взгляд на Басима, раны которого Ослябя промывал водой. – Нанял нас для налета на резиденцию контрабандистов Эль-Эменталя. Мы все сделали, но при отступлении из города завязалась драка со стражами… Многих товарищей я тогда потерял…
– Ближе к сути, милейший, – Брюзгливый присел в кресло, что стояло напротив главаря.
– Он хотел получить старинную переписку, накладные, в общем все, что касалось аль-Гази. Когда я отдал бумаги и потребовал вознаграждения, Басим приказал мамелюкам убить меня. Тогда мы потеряли еще нескольких…
– Об этом ты не упоминал, – Калдор смотрел на Нахиора, но тот молчал, скрестив руки на груди.
– Я всего лишь хотел получить свое, – продолжал Серпентес. – Пришлось убить тех бедолаг. Они могли выдать, что мы обосновались в этом месте.
– Понятно, – прервал Эразм. – Ты взял парочку подручных, и вы захватили Басима, а заодно и положенное вознаграждение.
– Хах, – Серпентес ухмыльнулся. – Золота не оказалось. Парни хотели взять посуду, но я побоялся, что она будем мешать при отступлении. Мамелюки, на удивление, в эту ночь не охраняли торгаша. Уж не знаю, что там приключилось, но они могли вернуться в любой момент. Пришлось взять борова с собой. У него где-то имеется сокровищница, нужно лишь выбить эту информацию.
– Сокровищница… – глаза Калдора загорелись.
Варвар, находящийся рядом, совсем не обращал внимания на разговор. Он обильно смазывал голову многоножки порошком и улыбался.
– Погоди-ка, ящеролюб! – лорд Пифарей легонько пристукнул посохом по полу. – А что именно в бумагах интересовало Басима?
– Не знаю… Я их не смотрел толком. Вроде аль-Гази покупал какие-то артефакты древности. Хлам разный.
– Кажется и этот приходит в себя, – паломник отошел от раненного работорговца, чтобы волшебник его хорошо видел.
– Вот он сам нам и расскажет, – Брюзгливый помахал рукой торгашу. – Ну, зачем тебе бумаги о покупках аль-Гази? Что искал?
Толстяк с трудом открыл глаза и простонал от боли.
– Прикончите эту тварь. Гкха. Гкха. Гкха. – работорговец закашлялся. – Убейте… и я… заплачу… гкха. Гкха. Расскажу…
Нахиор пошел к Басиму, взялся за воротник обгоревшего халата, и вонзил кинжал в ему глаз.
– Что ты сделал?! – вскричал Ослябя и выхватил меч.
– Он все равно не жилец, – спокойно ответил мамелюк. – Я прекратил страдания. А что до золота, то не переживайте. Теперь я владелец каравана и заплачу вам с процентом.
– Дело не в деньгах! Ты совершил зло. Убил раненного и беззащитного, – паломник грозно смотрел на Нахиора. – Я вызываю тебя на поединок! Бой до смерти.
– А-ха-ха-ха, – мамелюк рассмеялся и вынул один скимитар из ножен. – Будь по-твоему.
Эразм хотел прекратить это, но не успел. Ослябя вдруг затрясся. Его вырвало. Паломник сделал два шага и обмяк. Калдор успел подхватить парня и опустить на пол.
– В чем дело?! – волшебник вскочил на ноги.
– Хм, – Калдор осматривал воспалившейся порез на бедре. – Похоже, что яд. Колдун, излечи.
– Если бы маги могли что угодно лечить, то лекари были бы бесполезны, но, наверняка, ты замечал, что врачеватели есть даже у королей! – ответил Брюзгливый.
– Это яд многоножки, – вмешался Серпентес. – К сожалению, я не знаю противоядия.
– Старуха Адаль знает, – Нахиор перетянул бедро паломника ремнем. – Это замедлит распространение яда. Но нужно торопиться.
– А что с этим делать? – дрессировщик взялся за рукоять скимитара, подойдя к главарю.
– Отпустим, – отрезал Эразм, тоном, не терпящим пререканий.
Волшебник выхватил кинжал с пояса Калдора и кряхтя разрезал путы. После чего вложил в руки бывшего пленника гримуар с заклинаниями.
– Он не опасен, – Брюзгливый кивнул Серпентесу и выпрямился. – Живо! В Анвил!
Глава V. Ветеран-новобранец
Эфит не спал практически всю ночь. Твердость тюфяка, который выделил для ночлега представитель гильдии в Анвиле, его не особо заботила. Мужчина лежал у окна в хижине, подставив под лунный свет письмо. Оно то и не давало покоя. Перечитывая его снова и снова, Эфит хотел поскорей отправиться в Исиасполис, вбежать по ступеням Дворца Хранителей Древности и заключить в объятия саму красивую женщину в мире. Но, чаще всего, для достижения желанного требуется пройти тернистый путь, полный опасностей и тревог. На него и вступил наш очередной приключенец.
Мечтая об изящных очертаниях женского стана, прямых золотистых волосах, что скрывали заостренные белые ушки, а также о налитой девичьей груди, которая, словно два сладких персика, магнитила взгляд и губы, Эфит уснул с письмом в руках. Крик первых петухов оказался неожиданным. Мужчина вздрогнул. Наверху послышались голоса.
Поднявшись, он надел кожаный нагрудник, подпоясался скимитаром, вложил в ножны, висевшие за спиной на пояснице, два изогнутых кинжала и перекинул через плечо перевязь с множеством закрепленных на ней свитков. Эфит, из-за некоторых личных особенностей никогда не раздевался полностью. Хотя, в обычном состоянии, мало чем отличался от ашахита. Классические тёмные волосы, смуглая кожа и аккуратная небольшая бородка. На вид мужчине нельзя было дать больше тридцати пяти лет. Единственное, что могло насторожить – синие глаза, сверкавшие на фоне темной кожи, словно два сапфира. Ох, сколько женщин сразили эти зрачки.
Юный сирота, случайно найденный в пустыне, а после отданный на воспитание в корпус стражей Эль-Эменталя, ныне носил одежды ветерана. Двадцать пять лет Эфит посвятил служению вольному городу. Серо-пурпурные одежды, полностью закрывающие тело, а также висевший на правой стороне груди медный знак, изображающий две чаши весов, обрамленные в идеальное кольцо, мужчина носил с гордостью.
Стражей уважали везде, но все же не доверяли. Они занимались охраной города и его предместья, сопровождали караваны и важных персон. В бою сталкивались с дикой нежитью, бандитами и даже профессиональными солдатами. Хотя большинство в Сулифе к ним и относилось нейтрально, уважали за профессионализм, отвагу и надежность, но некоторые все же опасались и подозревали. Справедливо считая, что эти люди могут шпионить на Ошиосс. Впрочем, в Ошиосской Империи о них думали тоже самое, только приписывали к шпикам Блудного Халифа.
– Проснулся уже? – глухим голосом окликнул ветерана Адам Змей, глава анвильского отделения гильдии Хранителей.
Весьма подозрительный и неприятный тип. От него разило чесноком и, употребленным накануне, дешевым элем. Светлые волосы, растрёпанные и слипшиеся от пота, разрезала на две части лямка наглазной повязки. Впрочем, вид этого доходяги вряд ли мог удивить. Несмотря на то, что гильдия Хранителей набрала широкую популярность и уважение среди знати бывших провинций Таморской Империи, служить в захолустном Анвиле никто не хотел.
Богатенькие родители, следовавшие веяниям моды, старались запихнуть в гильдию детишек, а при возможности, запихнуться и сами. Щеголянье на светских приемах членством в гильдии Хранителей позволяло продемонстрировать принадлежность к высокой и продвинутой центральной цивилизации. Грязную работу делать же никто особо не хотел, в том числе и детишки таморских богатеев. А вот безродных часто посылали на опасные задания, чтобы аристократы могли присвоить открытия и славу, как организаторы опасных предприятий по сохранению наследия древности.
Эфит даже глазом не повел, когда первый раз увидел местного куратора. Но наставления любимой Тинтур заставляли насторожиться. Девушка писала о том, что доверять Адаму не стоит. Дурная слава, ходившая о нем, просачивалась даже во Дворец Хранителей Древности, но, что странно, Змей продолжал кураторствовать в Анвиле. От неугодных и позорящих гильдию быстро избавлялись. А про Адама продолжали приходить донесения о совершенных непотребствах и даже преступлениях. Это могло означать только покровительство кого-то могущественного.
– Где амулет и золото? – Эфит встретил куратора, спускавшегося по лестнице со второго этажа небольшого здания.
– Золото ты еще не заработал, – невозмутимо ответил Змей. – А про амулет впервые слышу.
Комната, посреди которой стоял ветеран, представляла собой приемную, большую часть которой занимала деревянная стойка.
– Ты знаешь, о чем я, – ветеран положил руку на рукоять изогнутого меча.
– Я намерен отправиться завтракать. Обсудим твои фантазии после.
– Ну нет, – Эфит перегородил дорогу. – В посылке, где лежало запечатанное письмо, находился кошель и амулет.
Адам скривил губы, пожалев, что не вскрыл послание.
– Ладно-ладно, – куратор поднял руки. – Признаюсь, вещи взял я. Но, не в качестве вора.
– Да ну?
– В качестве наставника, – он похлопал ветерана по плечу. – Я давно в гильдии, малыш. Видел таких, как ты. Умудренных опытом, бывалых в боях и думающих, что прибыли на легкую прогулку. Нет.
Эфит отстранился. От его плеч повеяло едва видимым серым дымом.
– Тут тебе не Исиасполис, – продолжал куратор, – и даже не хваленый Эль-Эменталь. Вокруг дикие земли, где любой славный боец рискует оказаться погребенным под толщей песка. Потому тебе просто необходим дополнительный стимул, – Змей ухмыльнулся. – Ты чувствуешь? – он повел носом. – Вроде горит что-то.
Эфит опустил начинавшие чернеть глаза.
– Короче. Мне нужна информация о том, что случилось с Басимом. Это местный работорговец и названный владыка. Если выйдешь на улицу и глянешь на восток, то увидишь, как дотлевает его шатер. Выяснишь – вещи снова твои. И помни, только по моей рекомендации тебя могут перевести из Анвила в более цивилизованное место. Так что будь ласков и не задерживайся. – Адам нагло подмигнул подчиненному и вышел из здания, насвистывая под нос какую-то мелодию.
Сдержав гнев, ветеран решил не спешить с расправой. Так или иначе, но Змей действительно мог повлиять на его судьбу. К тому же Тинтур советовала хорошенько осмотреться в Анвиле, сообщив, что шпики ордена Рыцарей Меча также находятся в городе.
Нахиор, повесивший на себя кольчугу паломника, сразу заприметил стража в серо-пурпурных одеждах, снующего у сгоревшего шатра. Но времени на него не было. Варвар и Шалилун тащили обмякшего Ослябю из последних сил. Калдор еле волочил ноги, держа на руках Шахриет. Эразм, в этот раз самостоятельно тащивший дорожный мешок, отставал, но не сдавался и спешил, придерживая свободной рукой поясницу. Только ящер бодро бегал взад-вперед, словно добродушная собака.
Старуха-целительница жила на окраине, у западной дороги. Ее лачугу ограждал глинобитный дувал, калитка которого оказалась закрыта на засов. Нахиор, оказавшийся у нее раньше всех, активно барабанил кулаком, призывая хозяйку.
– Вай! – послышался за дувалом старческий женский голос. – Что за шайтан решил выломать единственную калитку у бедной старой Адаль?
– Не прибедняйся! – резко ответил мамелюк. – Я платил тебе за лечение моих братьев хорошие деньги.
– Ой, мастер Нахиор… – радостно воскликнула старуха, пропуская мужчину внутрь. – Сказали бы сразу, что это вы, – она заискивающе поклонилась.
Путешественники ввалились во двор. Здоровяки опустили паломника на землю и повалились рядом. Их примеру последовал и дрессировщик, осторожно положивший девушку.
– Я… я… яд многоножки, – запыхавшийся Эразм указал посохом на парня. – Летаргический сон, – конец посоха указывал на Шахриет.
– Со-о-о-н. Со-о-о-н, – повторил ворон и вспорхнул с плеча волшебника в воздух.
– Тьфу! Проклятый, – Адаль махнула рукой на птицу и присела к Ослябе.
Она осмотрела рану. Одобрительно покивала, проверив натяжение ремня, прихватившего бедро. Буркнула что-то себе под нос, резво сбегала в лачугу и принесла маленький зеленый бутылек. Целительница откупорила его, закусив крышку оставшимися передними зубами, и понюхала содержимое.
– Настоялся… ой настоялся как… – приговаривала она.
Старуха достала из-за пояса небольшой нож и разрезала штаны в области раны. Смочила порез несколькими каплями зелья, а остальное вылила в горло Ослябе. Паломник поперхнулся, но жидкость провалилась внутрь.
– Через несколько минут придет в себя, – целительница поднялась на ноги и направилась к Шахриет. – К вечеру будет бегать ваш парнишка. Так. А с этой опять что? – Адаль грубо раздвинула девушке веки. – В прошлый раз провалялась так пару дней. Ну… то поправимо, – старуха снова направилась в дом. Вынесла еще один бутылек и сразу влила его Шахриет. – Надо эту чертовку на кровать уложить. Глядишь – к закату тоже очухается.
– Хорошо, – Нахиор удовлетворенно качнул головой. – Сколько просишь?
– Да что мне. Монеты не нужны. Чего на них покупать-то? Все, что нужно – мне местный люд притащит. А вот этот, – она указала пальцем на орка, – чей будет?
Отдохнувший здоровяк поднялся на ноги.
– Моя Шалилун. Защитник Горга!
– Хех, – Калдор усмехнулся. – Ага… защитник… помню. Орал так, что даже кровь в жилах сворачивалась.
– Ты, милый защитник, – старуха улыбнулась беззубым ртом. – Ранен? – она осторожно прикоснулась к плечу орка.
Присутствующие оцепенели. Седые волосы целительницы наполнялись жгучим черным цветом. Морщины, покрывавшие лицо, разглаживались, а кожа становилась мягкой. Грудь и ягодицы приобретали округлые упругие формы.
– Да чтоб тебя, ведьма! – выругался Эразм. – Что может быть хуже чародея?.. Ведьма…
– Молчи, колдун, а-ха-ха, – звонко засмеялась Адаль. – Уголки ее нежных губ приподнялись в похотливой улыбке.
Орк не сводил глаз с глубокого выреза на груди платья.
– Шалилун хотеть лечиться! – оскалился здоровяк.
– Это же всего лишь иллюзия… – волшебник вопрошающе поднял руку к зеленоватому, но тут же резко ее опустил. – Впрочем, Асмодей с ним.
Нахиор поблагодарил целительницу и пригласил путешественников в собственный шатер, что располагался среди прочих, недалеко от «Наследия Тамора». Шалилун не обратил на это внимания. Держа ведьму за руку, он бодро скрылся с ней в лачуге.
Заплатив каждому по двадцать пять золотых монет, Нахиор сообщил, что караван на Муфтарак отправиться не раньше, чем через двое-трое суток. Выделил в безвозмездное пользование героев три шатра и планировал заняться собственными делами, но пришедший в себя Ослябя настойчиво требовал поединка. Даже у Эразма не получилось воззвать к голосу разума. Предводитель мамелюков снисходительно улыбался и назначил сатисфакцию на закат.
Удовлетворенный этим паломник, отправился с волшебником в шатер. Калдор, прихватив зверушку, поспешил чахнуть над добычей. Варвар, занявший один из шатров для себя и временно отсутствующего орка, развешал головешки у кровати и захрапел.
Эфит тем временем разузнал, что Басим стал жертвой бандитов, а караван и, видимо, Анвил сменил владельца. Посчитав, что задание выполнено, ветеран поспешил к куратору. Змей встретил подчиненного в приемной зале. Посреди комнаты стоял круглый столик, за которым Адам играл в карты с двумя вооруженными мордоворотами.
– Ну?! – недовольным тоном огрызнулся Змей и приложился к кружке с элем. – Не видишь мы с ребятами заняты? Попозже зайти.
– Ты все слышал. Поручение выполнено.
– А ты не понял что ли? – один из здоровяков поднялся из-за стола, положив руку на рукоять кривого меча, висевшего на поясе.
– У нас договор, – настаивал Эфит.
– Можешь засунуть его в задницу, – Адам плюнул на пол. – Когда я говорю – ты делаешь. А будешь артачиться, так я тебя мигом из гильдии вышибу! Понял?! А теперь вали, пока ребята из тебя все дерьмо не выбили.
Ветеран стражей напряг последние силы, но снова сдержался и вышел на улицу. Стало ясно, что вещи этот мерзавец не вернет. Но если не сделать что-то в ближайшее время, то они вполне могли проиграться в карты. До золота Эфиту особо не было дела, но вот амулет… Тот самый, что Тинтур носила, пребывая в Эль-Эментале. Тот самый, что украшал ее грудь во время сладких бессонных ночей. Эта вещь дорога двум любящим сердцам, а значит за нее можно и убить.
Все же, страж не был скор на расправу. Не многим удавалось дожить до почетной отставки и получить статус ветерана. Но Эфит смог. Во многом, благодаря тому, что всегда думал наперед.
Даже если удастся убить Адама вместе с собутыльниками, то такой инцидент начисто перечеркнет карьеру в гильдии, а значит закроет дорогу во Дворец Хранителей Древности, где милая сердцу Тинтур исполняла обязанности капитана стражи. Но что, если это сделают местные головорезы, а новобранец попытается им помешать и в итоге спасет гильдию от разграбления?
Отправившись в трактир, ветеран разочаровался. Местные забулдыги с трудом справлялись с тем, чтобы облегчиться за углом, не обмочив при этом штаны. Заказав себе воду и лепешки, Эфит услышал историю об анвильском проклятии, с которым самоотверженно справились пришлые авантюристы. Узнав, что один из них в скором времени сразится с капитаном местных мамелюков, страж решил дождаться вечера и приглядеться к этим ребятам.
На закате народ стягивался на главную площадь. Зрелища бывали в городке очень редко, поэтому зрители спешили на представление вместе с женами и детьми. Местные торговцы бойко вели торговлю, пытаясь перекричать друг друга, предлагая съестные товары. Отцы и мужья нехотя развязывали кошели, радуя домашних обновками и сладостями. Некоторые расщедривались на драгоценности и украшения, получая от прекрасных половин взгляды, полные любви и преданности.
Мамелюки расталкивали зевак древками алебард, пробираясь к центру площади. Рабы принесли жерди, которые вбили в землю. На них натянули веревку, образовав круг. Пришедшего к нему Ослябю заставили снять шлем, кольчугу и стеганку. Паломник остался по пояс голый. Ему вручили длинную глефу и втолкнули внутрь круга.
– Бой насмерть? – спросил Эфит у стоящего рядом с кругом старика.
– А ты деревянный меч видишь? – огрызнулся в ответ Эразм.
– Хех, – ветеран прошел мимо.
– Что с девчонкой? – Калдор занял освободившееся место у волшебника.
– Все также, – лорд Пифарей безразлично пожал плечами. – В шатре она. Можешь в свой перетащить, мне там и деревенского дурака хватает.
– Того и гляди, местечко-то освободится. А-ха-ха, – засмеялся дрессировщик.
Брюзгливый не успел съязвить. Рядом с ними во все горло орал какой-то босой парнишка.
– Кто-о-о поставит на победу имперца?! Ставки два к одному! – он протискивался между зрителями, орудуя локтями. – На Нахиора? – остановился и сделал запись на пергаменте, макнув перо в чернильницу на поясе. – Мудрый выбор.
– О. Ставлю десять монет на мамелюка, – заклинатель ящеров протянул золото.
– Хорошее решение, господин. Как вас записать?
– Калдор.
– Прекрасное имя, так и запишем. Десять золотых от блистательного Калдора. Следующий!
– Пятьдесят золотых на капитана стражи, – мрачного вида человек оказался за спиной дрессировщика, от чего тот вздрогнул.
Длинные седые волосы спадали на плечи сорокалетнего мужчины. Он носил капюшон и длинный серый плащ, которые скрывали нездоровую бледноту его кожи. Холодный взгляд пробирал до костей. Заклинатель ящеров вспомнил о странном мужчине, про которого рассказывал трактирщик. Точнее звон золотых монет заставил вспомнить.
– Кошель полный золота от господина?..
– Балеан, – хмуро ответил незнакомец.
– Э-э-э… – парнишка смутился, оглядев желающего сделать ставку, но жажда наживы часто сильнее инстинкта самосохранения. – Лады. Господин Балеан – пятьдесят золотых.
– А я ставлю на чужеземца, – вмешался Эфит. – Пять золотых на таморца.
– Отлично! – собиратель ставок с облегчением развернулся, косясь на мрачного мужчину. – Если ставка сыграет, то обогатитесь! – он записал имя и поспешил отдалиться в другую часть толпы.
Нахиор выходил в сопровождении двух мамелюков. Его лицо скрывала черная маска, а на плечах висел плотный плащ из черной ткани, скрывающий все, кроме ступней. Капитан вышел на ристалище и скинул с себя одежду, обнажив торс. Поджарые мускулы загорелого тела притягивали стыдливые женские взгляды, которые, скользнув по мамелюку, тут же убегали в стороны, но обязательно возвращались. Некоторые мужья дергали жен за рукава, призывая к приличиям.
Многих последователей Шеннаитха смутила татуировка, находившаяся на груди Нахиора. Она изображала юную девушку, половина лица которой выглядело разложившимся, с проступающими костями черепа. В ладонях она держала два предмета: яблоко и чашу, по поверью наполненную вином. Если в Анвиле еще преобладал древний ашахитский культ бога торговли, ремесленников и закона Шеннаитха, то в Сулифе подобная татуировка мало кого удивляла.
Поскольку земли нынешнего Сулифского Халифата в древности являлись дикой и труднопроходимой местностью, то осваивались в основном таморскими беглыми крестьянами, преступниками и авантюристами разных мастей. Какая-либо официальная власть отсутствовала, а легионы Тамора не совались в места, где некого грабить. На этой благоприятной почве собирались различные маги-отступники, гонимые властью за эксперименты с некромантией. Стоит ли говорить, что в таком месте культ богини похоти, праздности, чревоугодия и чумы, покровительницы разумной нежити, проституции и сибаритов, прочно пустил корни.
Ту, кого ныне называют, Похотливой Девой, Принцессой или Двуликой, при жизни звали Хара́мой. Она являлась одной из немногих женщин, что не шли на поводу общей морали. Девушка отрицала бессмысленную целомудренность и необходимость преподнести собственную жизнь единственному мужчине, став хранительницей домашнего очага и источником получения наследников. Она пыталась познать все земные удовольствия и попробовать все, что только возможно. Это привело ее к интимной связи с собственным братом Мёртерем, который любил родную сестру в тайне от жены. Когда этот факт вскрылся, Церковь Эсмей осудила молодых людей за тяжкие грехи, подвергнув страшным пыткам. После приговорив их к оскоплению и сожжению на костре.
Умерев страшной смертью, покрытые позором и презрением, брат и сестра не ушли в Преисподнюю. Их души, каждая по-своему, смогли остаться в мире смертных. Харама горела аппетитом к земной жизни и наслаждением, не собираясь все это терять из-за воли лицемерных церковников, которые предавались всевозможным грехам, осуждая за это собственную паству.