Ангел не заметил, как пришел к этому примеру, но когда осознал, то решил добавить еще один, на всякий случай:
– Или если человек оказался виновным в совершении дорожно-транспортного происшествия и кто-то умер, или ему был причинен тяжкий вред здоровью… Ну, вы поняли.
Студенты кивнули.
– За другие же преступления человек несет уголовную ответственность, даже если не наступило никаких последствий. Такие составы еще называют формальными. Например, распространение экстремистских материалов – человек будет наказан безотносительно того, что последовало после пересылки такой информации через сеть, допустим. Не путайте только с неоконченным преступлением. Если человек напал на другого с целью убить, а тот не умер, то это покушение на убийства, но не иной состав преступления.
Ангел поймал себя на мысли, что он постоянно говорит об убийствах.
– Так, дальше. Субъект преступления – лицо, совершившее преступление. Субъект преступления должен обладать определенными характерными признаками. В противном случае, его нельзя привлечь к уголовной ответственности. Такими признаками может быть возраст, статус, наличие гражданства и даже пол. Для какого преступления пол имеет значение?
Студенты переглянулись. Кто–то, наконец, правильно ответил:
– Изнасилование.
– Все верно. Субъектом данного преступления могут быть только мужчины.
В аудитории поднялся небольшой шум. Видимо, студенты пытались разобраться, почему по мнению законодателя женщина не может изнасиловать мужчину. Ангел лишь улыбнулся и продолжил:
– Ну или другой состав, в котором субъектом преступления может являться только женщина. Отгадаете?
В этот раз учащиеся не нашли ответа. Мелех, наверное, знал, но он никогда на занятии сам не отвечал без требования преподавателя.
– Убийство матерью новорожденного ребенка. Мать, как сами понимаете, обязательно женщина. Поэтому, если ребенка лишит жизни мужчина, то он будет обвинен в убийстве, да еще и с отягчающими обстоятельствами, за что может пожизненно лишиться свободы. Если же тот же поступок совершит женщина, то может вообще избежать лишения свободы.
Преподаватель выждал, пока студенты обсудят между собой поступившую информацию, и продолжил:
– Наконец, самый неоднозначный и сложный в установлении элемент состава преступления –субъективная сторона. Она представляет из себя внутреннее отношение субъекта преступления к совершаемому деянию. Ключевым признаком здесь выступает вина в форме умысла или неосторожности, а также цель и мотив совершения преступления…
Вдруг руку поднял студент Александр Мелех. Он во время занятий ни разу не проявил никакой активности. Он не переспрашивал преподавателей, не старался без прямого вопроса к нему отвечать на него. Сейчас же он упорно тянул руку. Марку стало не по себе, но он не понимал почему. Он не хотел от него вопросов после того, как узнал, что студент подобрался так близко к правде.
– Да, Александр.
– Марк Андреевич, – начал студент, – я хотел бы уточнить по поводу субъективной стороны. Мне кое-что не совсем ясно.
«Что тебе, блин, может быть не ясно! – вдруг разозлился про себя Марк. – Ты явно все прекрасно понял. Но что ты хочешь спросить? И главное зачем?».
– Да, слушаю.
Студенты молчали. Они, наверное, никогда еще не видели, чтобы Мелех признался, что ему что-то не понятно.
– Вы только что, по сути, сделали утверждение, что мотив совершения определенного деяния может исключить его из разряда преступлений, даже если внешне оно совершенно точно является таковым. Я правильно вас понял?
– Да.
Марку становилось не по себе, хотя это был обычный вопрос. Но он не мог понять, почему его задает именно этот студент, который знает на него ответ, который до этого говорил, что не понимает именно мотива убийства Валеева.
– Но я думаю, что вы это и раньше знали. Например, мотив политической, национальной или религиозной ненависти является обязательным для квалификации деяния как экстремистского преступления, – преподаватель заставил себя усмехнуться, хотя ему и было не смешно.
– Да, конечно. – Мелех добродушно улыбнулся. – Но вот в чем вопрос, является ли преступлением лишение жизни человека, заведомо для стрелявшего в него виновного в совершении многих преступлений, в том числе убийства?
У Ангела внутри что-то похолодело. Затем сердце резко забилось, готовое выпрыгнуть из груди. Он без труда мог спокойно ответить на схожий вопрос следователю, но никак не ожидал его от студента. Что это вообще значит? Он все знает? Подозревает его? Почему именно стрелявшего? Зачем он так улыбается и смотрит на него в упор? Но нельзя показать вид, что он понимает о каком конкретном преступлении идет речь.
– Здесь, – аккуратно начал ответ Марк, – все кажется достаточно ясным. Убийство есть убийство. Оно может таковым не являться, если оно, допустим, совершено в порядке самообороны, или, например, во время военных действий. Когда же человек просто своевольно убивает другого, то это также должно квалифицироваться как убийство другого человека. Максимум, это может рассматриваться как смягчающее вину обстоятельство – противоправные действия потерпевшего…
– Но убитый все же виновен в равном или даже большем преступлении. Разве не тоже делает государство, когда признает его виновным в совершении преступления и назначает наказание, в том числе, в виде смертной казни?
«Одно из двух, – размышлял Марк, – либо он все знает и играет со мной, либо его волнует тоже, что и меня. Лучше бы второе».
– Александр, вы не совсем верно размышляете, хотя я понимаю, о чем вы. Но все-таки вину человека в совершенном преступлении нужно еще установить, а это дело непростое…
– Но бывает же случаи, когда вина доподлинно известна. Например, человек сам признался в совершенном убийстве…
– А как же самооговор, знаете, как часто…
– Но если человек признался в совершенном преступлении тому, кому не стал бы врать. Близкому человеку, священнику или тем более своему адвокату. Это что-то изменит?
Мелех смотрел прямо в глаза Ангелу. Марк не отводил взгляда, он боялся показать своим видом, что догадки студента, если это были догадки, а не простая случайность, верны.
– Нет, – уверенно заявил Ангел, – это ничего не меняет. Это все равно убийство.
– Спасибо, вопросов больше нет.
До конца занятия студент больше не произнес ни слова.
«Что это только что было? Он глядел прямо мне в глаза, у него был такой вид, словно он все знает… А теперь снова как–будто ничего… Но откуда он мог бы знать? Интернет? Да, я читал, статьи некоторые уже появились. В одной из них даже промелькнуло мое имя… Может, он смог связать факты воедино… Нет, даже Аня не смогла, хотя меня она знает гораздо дольше, а он вообще меня не знает. Или он проверял меня? Предположил, как один из возможных вариантов и вдруг решил проверить, следя за моей реакцией на вопрос. Кажется, я не подал виду. Но я прав. Мне нечего стыдиться моего решения. Оно только мое, никто другой бы на это не решился. Никто не вправе меня осудить. Люди бы восхищались мной, если бы узнали правду… Но может, мне все кажется».
До окончания занятия Ангел пребывал в скверном настроении. После звонка студенты собрали свои вещи и торопились покинуть аудиторию. Мелех тоже не собирался задерживаться, хотя Марк думал, что он обязательно останется и задаст еще несколько вопросов, на которые он уже продумал ответы. Это смутило его до того, что он сам окликнул студента:
– Александр, подождите.
Мелех оглянулся на преподавателя и удивленно спросил:
– Да, что такое Марк Андреевич?
– Вы думали по тому делу с наследством?
Ангел только сейчас понял, как глупо задерживать студента после той ситуации. Это же почти подтверждение своей вины.
– Думал, но моя позиция неизменна. Если вам нужна помощь по другим делам, то можете также поручить мне, надеюсь, я заслуживаю ваше доверие. – Мелех вдруг заговорил почти подобострастно.
– Хорошо, – повисла пауза. Ангел не хотел отпускать Мелеха с неразрешенным вопросом, но он и не знал, что спросить.
– Простите, – вдруг начал учтиво говорить студент, – у меня складывается ощущение, что вы хотите от меня нечто услышать. Но уверяю, мне больше нечего сказать.
– Нет, – пробормотал Марк, – ничего. Я просто думал, что у вас могут возникнуть вопросы.
– Нет, вопросов нет, Марк Андреевич, вы прекрасно все объясняете, поэтому мне все понятно и по сегодняшнему предмету и по нашему с вами делу. Позвольте отметить, вы, наверное, лучший преподаватель, который может многому научить. Знаете, моя мать умерла больше года назад от болезни, – вдруг перешел непонятно зачем на откровение Мелех, – мои знания закона не спасли ее… А ведь если бы система здравоохранения была устроена по-другому, то этого могло бы не случиться.
– Именно поэтому вы так усиленно изучаете право? – предположил Марк.
– Да. Но всего этого мало, здесь нужно больше. Здесь нужно изменить всю государственно-правовую и морально-ценностную систему общества. Нужен катарсис социального сознания. Это очень сложная работа… Моя мать –жертва этого мира, одна из многих жертв, которые приносятся десятками тысяч ежедневно. Я не хочу жить в таком мире. Вот поэтому я собираю знания человечества, чтобы изменить ситуацию к лучшему, – студент кротко улыбнулся. – Звучит, возможно, громко, но я решил, что с вами этим можно поделиться. Об этом больше никто не слышал.
«Он не так прост, совсем не прост, – думал Марк, когда его помощник ушел. – Не зря меня предупреждал о нем Павел Александрович. Он действительно умен, даже больше того, он лучше меня, хотя нет, что я несу. Он же еще просто студент. Что я несу? Я как будто испугался обычного студента. Ну пусть даже и не совсем обычного… Никто никогда ничего не узнает. То, что я делаю, останется в тайне. Конечно, иногда хочется с кем-то поделиться… Но не сейчас. Когда-нибудь мое дело превознесут. И меня. Но сейчас это прямой путь на пожизненное. Ну или лет двадцать свободы. Два убийства… Как я к этому пришел? Вот же я учу молодых ребят, сегодня утром я проснулся вместе с самым любимым человеко. И самым ненавистным, может, в чем–то и она виновата. Нет, бред. Ну так вот, как я набрался смелости это сделать? Я так боялся первый раз тогда… Да и потом тоже. Мне страшно. Я не понимаю, чего. Нет, не того, что поймают. Чего–то другого страшно. Словно меня кто–то видит и уже осуждает. Но никто не может меня осудить. Только вознесшись над всей моралью, правом можно делать то, что я. А делать это нужно. Но тут не всякий сможет. Это для особых людей. Таких почти нет. Я же не ради денег это делаю. И не ради мести. Нет. Тут дело мирового масштаба, так сказать, здесь вершится справедливость. Лишить жизни другого человека… Это кажется противоестественным, преступлением против природы человека. Но это не так. Люди вступили в общество, они должны уважать права и интересы друг друга. Но они этого не делают, воруют, насилуют, убивают. Как это решить? Лишь террором добрых людей против них. Террор правды, звучит красиво. И я представитель этого террора, этого восстания против лжи мира. Я срываю с них маски и пронзаю их плоть. Я мщу не за кого–то конкретного… Я мщу за все то хорошее, что попирается человечеством. Никто этого не делает, но это необходимо. Я не сумасшедший. Я об этом долго думал, несколько лет. Я понимал, что есть различные пути бороться за правду, и я перепробовал их все. Но нет, это самый эффективный, самый быстрый. Но главное, им идти могу только я один. И это только начало большего. Этот студент правильно говорит, нужен социальный катарсис, нужно перестраивать весь мир, все общественное сознание, а это сложная работа. Можно сказать, мои действия сейчас – это только «проба». Я понимаю, что это все мелко… Но это лишь пока. Позже я совершу гораздо большее. Гораздо большее».
–– Следственный отдел. 24 сентября. 09.00 –
Прошло пару недель. Ангел либо посещал занятия, либо участвовал в следственных действиях, либо ходил в суд. Словно и не было никакого убийства…
В кабинете руководителя следственного отдела, напротив своего начальника, коротко стриженного, похожего скорее на бандита, чем на блюстителя закона, если встретить его не здесь, с головой какой–то неестественной квадратной формы сидели следователи, Анна Меньшова и Святослав Алексеев. Это совещание касалось лишь двух дел: убийства Валеева и убийства Кравцова. Ситуацию по остальным делам в отделе руководитель установил на общем совещании.
– Так, покойники важные, – Максим Павлович говорил с подчиненными всегда свысока и в таком тоне, будто они уже в чем-то ошиблись, – а вы еще ничего не знаете. Поэтому с самого начала. Что известно, что сделали, что собираетесь сделать. По этим делам будем совещаться дважды в день. В девять утра и в девять вечера.
– Но рабочий день заканчивается в шесть, –уточнил Святослав, заранее зная ответ на это своего начальника.
Ему иногда просто нравилось бесить его, чтобы услышать новые оригинальные афоризмы. В тайне от Максима Павловича он вел записи его цитат. Об этом знали все в отделе.
– Ага, вот и делай выводы. Я сказал, так и будет. Два убийства, – последовала нецензурная речь, – два, – нецензурное прилагательное, – трупа, а еще нет подозреваемых.
– Один все же был, – вставил Алексеев.
– Именно, что был. Теперь его смерть расследует Меньшова, – нецензурное слово, подводящее негативный итог происходящего.
– Максим Павлович, – вмешалась, наконец, Анна, – ситуация следующая. Десять дней назад бесследно пропадает владелец строительной фирмы «СтройГрад». В городе организация достаточно известна, часто участвует в различных благотворительных акциях, типа ремонта квартир ветеранов, благоустройства скверов, но это мы все знаем. Последний раз Кравцова видела его супруга. Он попрощался с ней около семи утра и отправился в офис компании, до которого так и не добрался…
– Камеры, свидетели?
– Почти ничего, – продолжил Святослав. – Камера, расположенная над входом в подъезд дома, где жил Кравцов, зафиксировала его выход. Я получил видеозаписи всех ближайших камер. Ничего.
– Совсем? Какой радиус ты брал? Сто, триста, пятьсот метров?
– Максимальный. Все ближайшие дома кругом, несколько магазинов, пару дорожных. В свой автомобиль Кравцов не сел, он остался припаркован на автостоянке. Значит, до нее он тоже не дошел. Следов борьбы нигде нет.
Максим Павлович громко выругался и продолжил допрос следователей:
– Его телефон, биллинг.
– Его телефон не нашли, он как будто исчез. Связь теряется сразу же у дома. Биллинг ничего не дал. Куча номеров, в основном все жители дома. Другие гости. Но это, возможно, и не так теперь важно.
– Да что ты, – своеобразное междометие, – говоришь.
– Я лишь в том смысле, – стал оправдываться следователь, – что тело Кравцова в итоге мы нашли.
– Да, – продолжила Анна, – труп предпринимателя нашли рядом с моим покойником. Святослав подозревал Валеева в похищении и убийстве Кравцова, потому что он также владеет менее крупной строительной фирмой, которая появилась два года назад. Наша администрация предлагала неплохой контракт на кругленькую сумму. Обе компании решили участвовать в конкурсе. Для фирмы Валеева это был шанс вырваться вперед, занять в будущем лидирующие позиции на рынке строительных услуг в Городе. Свидетели, работники «СтройГрада», уверяют, что люди Валеева сначала предлагали выкупить фирму Кравцова, а затем перешли на более агрессивный тон. Но прямых угроз жизни или здоровью не поступало.
– Именно поэтому Валеев стал подозреваемым по делу Кравцова. Но я не смог его задержать из–за его адвоката. Может, спас бы ему жизнь…
– Что за адвокат, напомни, ты уже мне говорил тогда, но я забыл, – заинтересовался Максим Павлович.
– Ангел, – ответил Святослав.
Анна слегка потупила взгляд.
– Какой еще, – Максим Павлович использовал междометие, образованное из слияния двух слов, вторым, которым было «ангел». – С крыльями что ли?
Святослав ухмыльнулся. Его коллекция пополнилась.
– Фамилия такая. Неплохой такой. Представили ряд доказательств, подготовились к допросу, там никак, Максим Павлович, нельзя было под стражу. Хотя позже, при проверке, все же не сошлось время. У Валеева имелась возможность участвовать в похищении и расправе над конкурентом.
– Ну, дальше что?
– Я допрашивал его как раз в день смерти. Он вышел с Ангелом. Минут через пять адвокат вернулся, спросил что–то, уже не помню. Потом тоже ушел.
– Он последний, кто его видел?
– Ну, – Святослав задумался, – если так разобраться, то мы оба последние, кто его видел. По крайней мере, из известных нам лиц.
– Собственно, это почти все, что нам известно, – вдруг подытожила Анна.
– В смысле? – Взревел начальник.
– Валеев пропал также таинственно, как и Кравцов. Ни свидетелей, ни камер. Его машина осталась на стоянке за пару улиц от следственного отдела.
– Камеры, биллинг.
– На изъятых видеозаписях видно лишь, что он вышел. Ни одна камера не зафиксировала, что он сел в какую–то машину. Биллингом обнаружили множество различных номеров, часть принадлежат нашим сотрудникам, часть подозреваемым, свидетелям, допрашиваемым в этот день, их адвокатам. Также номера нескольких стажеров и помощников. Всех проверили, никаких связей с Валеевым нет и быть не может. Были еще около сотни прочих номеров.
– Его адвокат. Что он?
– Тоже проверила, – заявила Меньшова. – Его номер телефона был у Святослава. Сделали детализацию, пробили как нужно. Вышел с конторы, направился ближайшим путем к своему дому. Провел там несколько часов. После этого вышел и зашел в бар, недалеко от дома. Опросила работников заведения – двое вспомнили, что он был. Бармен и хозяин заведения.
– Телефон Валеева? – не мог смириться Максим Павлович.
– Известные номера сим-карт находились в телефонах, оставшихся дома или на работе.
– И что? Мне теперь говорить руководству, что у нас завелись идеальные киллеры в Городе?
– Мы продолжаем работать…
– Значит, – Максим Павлович предложил свой вариант прилагательного, описывающего ситуацию, – работаете. Все, что можно делайте. На меня сверху давят. Их родственники, особенно Валеева, бегают по всем инстанциям, чуть не генеральному напрямую звонят. Ищите, делайте, что хотите, мне все равно. Найдите! Вообще, какие версии?
– Думаю, – предположила Анна, – Кравцова все же убил именно Валеев. Он не просто так оказался в том месте. Следов борьбы, сопротивления не обнаружено. Это может свидетельствовать о том, что он пришел на место добровольно. Более интересный тогда вопрос, почему убили Валеева. Тут уже несколько вариантов. Первый: его убили из мести. Это могли быть родственники Кравцова или его компаньоны. Второй: его убили собственные люди…
– Не думаю… – перебил Святослав. – Как родственники узнали, где убили Кравцова? Возможно, они предположили, либо даже точно узнали, что предпринимателя похитили и убили по приказу Валеева, или он сделал это самостоятельно. Но почему они тогда не выкопали тело Кравцова? Хотели, чтобы мы нашли их рядом? Но это глупо. Во–первых, сразу бросает на них тень подозрения. Во–вторых, не дает нам ничего для обвинения Валеева в убийстве Кравцова. Вообще ничего, кроме догадок.
– А вторая версия? – спросил Максим Павлович.
– Еще более странный вариант. Если его захотели бы убить собственные или даже иные конкуренты, то зачем это обязательно делать на месте захоронения трупа Кравцова? Что за постановка трагедии в трех актах? Нет, тут явно что–то другое…
– Сам что думаешь?
Молодой следователь, немного подумав, ответил:
– Я начал было подозревать его адвоката…
– Этого, – Максим Павлович пытался вспомнить имя, – Ангелова?
– Нет, Ангела.
– Да мне как–то… – далее руководитель выразил свое абсолютное отсутствие интереса к правильному произношению фамилии защитника. Анна заерзала на стуле.
– Ну, в общем, подозрения так и остались только подозрениями. Как мы и говорили, если отслеживать его перемещения по Городу в день убийства его клиента, то ничего предосудительного нет. Да и вышли из отдела они не вместе, а спустя некоторое время. И мотива преступления никакого. Клиент ему еще не все заплатил, а мог бы заплатить еще больше. Свои юридические услуги он оказал хорошо, наверняка, Валеев был доволен после допроса. Сейчас он преподает в нашем университете, со всех сторон нормальный и адекватный. С чего бы ему совершать преступление?
– Слушай… – последовало занимательное междометие от Максима Павловича, – ты его защитник или следователь?
– Да нет, я его не защищаю, просто объясняю, почему не думаю, что стоит дальше прорабатывать эту версию.
– Тогда что ты нам голову морочишь! – закричал Максим Павлович; его ноздри раздувались как у вепря, квадратное лицо становилось красным. – Почему тогда ты его подозревал, если он такой прям ангел?!
– А вы, шеф, сейчас неплохую игру слов продемонстрировали. – рискнул пошутить Святослав, но быстро пожалел, когда узнал, кто он по мнению его начальника. – В общем, просто чуйка внутренняя.
Далее последовали сногсшибательные и неповторимые комментарии Максима Павловича по поводу шестого чувства его подчиненного. Следователь слушал все это молча, стараясь не брать на свой счет, а запомнить лишь для своей коллекции цитат.
– Максим Павлович, – решила подытожить совещание Анна, – в общем, на данный момент мы не можем предъявить кому-либо обвинение… Но продолжаем работать…
– Так, – руководитель тоже собирался уже завершить совещание, – в течение трех дней допросить всех, кто может хоть как–то быть причастен к этим преступлениям. Родственников Кравцова, родственников Валеева, всех их ближайших коллег, друзей. Допросите адвоката, только без вопросов, относящихся к адвокатской тайне. Организовать еще раз поквартирный обход в доме Кравцова. Можете еще раз выехать в лес, обойдите его хоть весь, но найдите следы. Обуви, волос, нитей с одежды, зацепившихся с веток деревьев.
Следователи тут же встали, как Максим Павлович замолчал. Однако он попросил Анну задержаться.
– Тебе будет еще одно дело. Возбудили давно, да найти никак не могли, но теперь поступила информация, что преступник в нашем Городе. Может, слышала: развратные действия, путем убеждения малолетних девочек отправлять свои обнаженные фотографии. Больной ублюдок, им лет по двенадцать… А, еще, тут с университета на практику еще один студент пришел, в этот раз вроде адекватный, возьми к себе.
–– Кофейня. 25 сентября. 20.15 –
– …Ну вот, он стал переписываться с девочкой, на тот момент ей было двенадцать, – увлеченно рассказывала Марку в кофейне у следственного отдела Анна. – Он не скрывал своего возраста, говорил ей, что они будут парой. Представь себе, тридцатилетний мужик и девочка, класс пятый. Ну так вот, самое интересное, что он уже вроде даже бы от нее отвязаться думал, так она сама ему пишет, продолжает интимные темы.
– Сама? – удивился Марк. – Сама пишет про это?
– Да.
– Хм, – Ангел задумался. С начала истории он уже подумал, что преступника следует найти и лишить жизни, но теперь, что–то не вяжется.
– О чем я? Да, она ему пишет. Ну вот и дописалась. Он давай ее просить в определенных позах ему фотографии присылать, давал указания всякие, куда ручку всунуть и тому подобное. В общем, фантазии ему хватало. А она все послушно скидывала. Не сказала бы, что здесь давление сильное с его стороны было… Мне кажется, ей просто стало интересно, ощущала себя как взрослая, или что-то типа такого. Но сам знаешь, это уже преступлением считается.
– Угу. А как узнали о случившемся?
– Это, может, и самое интересное в истории. В какой-то момент ей все это надоело, и она ему заявляет, что больше ничего присылать не собирается. После этого он давай ее шантажировать, что все сольет в сеть, отправит в ее класс, матери. Та стала в ответ ему угрожать самоубийством. И в тот самый день, когда он ей срок поставил, телефон у девочки забирает мама. Ну и все. Так бы она, наверное, и скинула, а теперь никак.
– И мать у нее увидела в телефоне?
– Нет. Мужик увидел, что она резко пропала в назначенное время и не появляется, словил панику, видимо. Вдруг реально самоубийством жизнь покончила. Может, совесть заела, что из–за него девочка погибла, может, испугался ответственности за ее смерть. Главное не это. Он отправил фотографии с девочкой и переписку ее матери. Та в шоке, не ожидала, что ее маленькая дочка на такое способна. Пишет заявление в полицию, дело передают в следственный. Возбуждают, не мы даже, а в другом городе, потому что потерпевшая там живет. А как его искать? Отправляют запрос администрации социальной сети о его аккаунте, переписке. Им все приходит. Там выясняется, что он не только от нее фотографии получал… таких девочек было много. Он даже стал приторговывать снимками.