Ну что ж, я ничего против не имел. Мне совершенно не хотелось долее тут находиться и слушать о всяких тайнах Бургундского двора. Как говорят шпионы, будешь много знать – не дадут состариться…
Я не стал протестовать. Церемонно прощаться – тоже. Просто кивнул и вышел наружу. Запустив двигатель, я некоторое время просто разглядывал ландшафт участка. Складывалось впечатление, что на нем работают. Прямо-таки пашут. И уж очень глубоко для того, чтобы просто перекапывать огород. Вон даже мини-трактор за углом дома стоит, такого тут сроду не было – наверное, денег за него немало отвалили…
Я аккуратно развернулся на участке, стараясь не задеть ни крыльцо, ни черный «cубару», вывел грузовик на улицу и прикрыл ворота, полагая, что запирать их – не мое дело. Затем не спеша поехал домой, на ходу доставая телефон. Надо было предупредить Татьяну, что буду ужинать дома, да неплохо бы позвонить клиентам, а то ведь – срам сказать – целый день опять уже бездельничаю.
Естественно, ночью мне приснилось какое-то доязыческое чудовище, может быть, даже сам Ктулху – этакое спрутообразное ископаемое с клубком многочисленных щупальцев, похожих на петли кишок. Вот только голова у него была вполне человеческая – я с ужасом узнал лицо мрачной и холодной как рыба мисс Роузволл. Сестра Кэсси разинула рот и потянулась ко мне с намерением то ли поцеловать, то ли сожрать… И опять Татьяна недовольно меня разбудила, говоря, что мои кошмары мешают ей спать.
…Наутро пришлось подкидываться еще до пяти утра – заказчик ждал меня у черта на рогах, да еще не в самом удобном направлении по части качества дорожного покрытия. Таня еще спала, когда я уезжал.
Работу я выполнил достаточно быстро, часам к трем уже освободился полностью, и больше трудиться сегодня не был намерен. Никто, за исключением двух-трех потенциальных заказчиков мне не звонил, двигатель у машины работал исправно, и на душе у меня было излишне легко, особенно если вспомнить про события, произошедшие в течение нескольких прошедших дней.
С Таней я столкнулся буквально у подъезда – она откуда-то шла, видимо, в глубоких раздумьях и помахивая сумкой – не ее обычной сумочкой, с которой она ходит на работу, а «магазинной» – более крупной и вместительной. Она была настолько поглощена в свои мысли, что даже не заметила, как я подошел. Из хулиганских побуждений я тихонько гавкнул у нее над ухом, но реакция оказалась не самой традиционной: то есть, Таня, как и положено в таких случаях, сначала подпрыгнула, ойкнула, но потом, вместо того, чтобы рассмеяться и стукнуть меня слегка сумкой, только сердито фыркнула.
– Что, не в духе сегодня? – поинтересовался я.
– Все бы тебе балагурить…
– А чего бы и нет? Заказ отработал, все в порядке, спасибо зарядке… А кстати, ты куда ходила?
– Ну… Надо было…
– Купила чего? – Я потянул сумку за одну из ручек к себе, не до конца застегнутый замок разошелся, и я увидел внутри что-то белое и мягкое. На продуктовую корзинку что-то не похоже…
И Татьяна меня удивила. Она дернула сумку ближе к себе, причем довольно сильно, словно бы я полез не в свое дело… О как!
– Это что у тебя за секреты такие? – серьезно спросил я. – Неужели от меня?
– Да ладно… Какие там секреты…
Пока суд да дело, мы поднялись на четвертый этаж, где находилась наша квартирка, прошли внутрь, и я все-таки запустил свою лапу в эту сумку поглубже. Тряпка какая-то… Одежда? Белая?
– Это что там – халат?
– Ну да… С работы взяла, постирать…
– Слушай, ну после стольких лет совместной жизни ты бы прекратила врать мне по мелочам, а? Я знаю, что у вас на работе все химики в халатах ходят, но ведь ты в больницу ходила? Верно? К Эльвире? Ну чего врать-то? Я что – съем тебя за это, что ли?
– Ну да, ходила! К ней, кстати, все равно не пускают. Она в коме.
– Плохо дело…
– Конечно, ничего хорошего.
– Пошли, чайку выпьем. Поговорить надо.
От разговора нам все равно было не уйти.
– Таня, скажи честно, я ведь, надеюсь, не совсем уж чужой тебе человек: зачем ты ходила в больницу?
Я был рад, что Таня не стала тупить и не сказала что-нибудь обтекаемое вроде «Эльвиру навестить». Это и без того было понятно.
– Понимаешь, я почему-то чувствую себя очень виноватой перед ней.
– Даже так? Почему?
– Не могу объяснить… Логике это не поддается.
– Ну, действительно. Столяровы попали в страшную беду из-за документов, к которым ты не имела ровным счетом никакого отношения. Тут даже я себя мог бы винить сильнее. Но я этого делать не буду. Просто Эльвире не надо было брать то, что ей не принадлежит! Я ведь уже говорил это.
– Ладно! – Таня хлопнула ладонью по столу, закрыла глаза, нагнула голову и прижала пальцы к вискам. – Ты можешь обозвать меня кем угодно, и ты будешь, наверное, прав… Все, пора наконец сказать… Дело в том, что я сама отдала Эльвире эти документы.
Таких ударов Остап не испытывал давно.
– Ты? Сама? Но заче-ем?!
– Послушай, наверное я страшная дура, но… В среду, когда ты уехал отвозить письмо… вернее, каталоги, которые я тебе дала по ошибке… Андрик, честно – по ошибке! В общем, позвонила Эльвира, и я рассказала ей про твои дела с американцами. Чуть подробнее, больше, чем ты рассказывал Павлу. Все с твоих слов. Эльвира сказала, что она сейчас приедет, и примчалась буквально через десять минут. И прямо с порога сказала, что ты в очень большой опасности.
– И ты ей так сразу и поверила?
– Подожди. Во-первых, я знаю, что ты мастер притягивать к себе неприятности. Надеюсь, ты с этим спорить не будешь?.. Во-вторых, Эльвира очень аргументированно все рассказала. Даже показала распечатки. Видимо, из разных источников, не похоже, что просто текст на домашнем принтере вывели.
– С чего ты так решила?
– Ну, разные форматы шрифтов. Разная бумага. Несколько листов – ксерокопии с машинописных страниц.
– Ну, хорошо. И что дальше?
– Так вот – церковь, которая называется «евангельской», действительно никакие не христиане, а поклонники темных сил, члены какой-то «ложи». Штаб-квартира и собственный исследовательский центр у них находятся в Нью-Йорке. Потом, я видела список деструктивных сект и культов, который печатает наш антисектантский комитет, «евангельская» церковь там тоже есть. И тоже указано, что они – не те, за кого себя выдают.
– Антисектантский комитет недолюбливает и «евангелическую» церковь, если я не ошибаюсь.
– Ну… Да, я это тоже знаю. Даже Эльвире сама сказала, что этот список – не такой уж веский аргумент. Но у нее было много других свидетельств!
Я молча разлил кипяток по чашкам из закипевшего чайника. Можно было думать про Эльвиру и ее «свидетельства» что угодно, но с недавних пор я тоже стал задаваться вопросом – откуда у американских евангелистов такие не ангельские, мягко говоря, повадки?
– И что тебе еще сказала Эльвира?
– Предупредила, что арсенал запудривания мозгов у них очень велик, и что от них надо держаться подальше. Ну а коль скоро ты уже имел неосторожность вступить с ними в деловые отношения, то пусть только деловые и остаются. Взял деньги, и никаких больше обязательств. А тут ты говоришь, что и в карты с ними играешь, и еще какие-то мелкие услуги по перевозкам собираешься оказывать. Но ты-то у меня мальчик уже большой… Вроде бы… По крайней мере, на охмуреж тебя взять невозможно – я в этом уверена. И Эльвире об этом сказала, кстати. Более того, я не так уж ей сильно и поверила. По крайней мере, потом, когда подумала хорошенько. Ну, сам посуди: «темные силы», ложи какие-то… Это же полная чушь – масоны в Сибири! Они ведь где-то там, далеко и наверху, ближе к правительствам и мировым организациям, как я это все понимаю. Зачем им влезать в чью-то частную жизнь, твою например? Эльвира не согласилась и сказала, что если бы у нее были хоть какие-то документы, принадлежащие американцам, то она легко могла бы меня убедить в причастности так называемых «евангелистов» к недобрым делам. А я возьми и скажи, что ты получал для них почту. Видел бы ты, как Эльвира встрепенулась!.. Слушай, Андрей, ну, может быть я и дура, он она говорила так убедительно! Я даже сейчас вот говорю с тобой и не вполне понимаю, как это взяла и сама дала ей этот пакет… Случайно его открыла, и поняла, что ты уехал с моим… Так, наверное, цыганки забалтывают теток, а те потом выносят им из дома все деньги и золото.
– НЛП, – сказал я. – Нейролингвистическое программирование. Похоже, Эльвира где-то набралась опыта.
– По крайней мере, она обещала мне вернуть все как есть буквально через день. Но вот видишь, как оно повернулось.
– Да вижу уже…
– Помнишь, ты говорил, что какой-то парень к тебе прицепился из-за этих документов?
– А, – я сделал успокаивающий жест. – Похоже, я тоже умею говорить убедительно. И сумел ему внушить, что у нас ничего нет.
– И он поверил?
– Теперь – да. – Здесь я был честен. – Я же тебе говорил, что ничего страшного нет.
– Тогда остается главный вопрос.
– Где все-таки документы?
– Да.
* * *
В надежде узнать что-нибудь новенькое, я пробежался по страницам интернета, сохраненным в виде закладок на моем компьютере. Новых комментариев к вздорному материалу Чаповалова не добавилось, блоггер, вешавший на меня всех своих шелудивых собак, тоже замолчал, не дождавшись ответов на праздную болтовню… Мои сообщения, отправленные на электронные адреса, принадлежавшие Ратаеву, вернулись с информацией об ошибках. Третий адрес такой информации не выдал, и потому можно было надеяться, что он еще существует.
Вот только какой мне прок от этого Ратаева, я пока что не мог взять в толк. Можно было только предположить, что он как-то связан со Столяровыми, да вот еще интересное совпадение – занимался он какими-то исследованиями в Ордынском, а американцы чуть ли не на второй день знакомства со мной заикались насчет этого места… Да, Старлинг сказал, что они бы хотели воспользоваться моим грузовиком, чтобы съездить в «Ор-дин-ско-е», как произнес Бэрримор. Мисс Роузволл, похоже, сразу же намекнула им, что длинные языки надо бы укорачивать… А вот как быть, если эти евангелисты-масоны вдруг мне чего поручат? Наверное, надо будет отказаться. А если денег предложат? А если раза в два больше тарифа?
В моем возрасте любой нормальный человек про себя уже знает практически все. Я считал себя нормальным человеком, но при этом довольно-таки жадным. То есть, конечно, не до такой степени, чтобы пойти на какую-нибудь гнусность, но рискнуть я был готов всегда. И при этом не всегда риск был адекватен полученному профиту. Я это знал тоже… А потому чем дальше, тем больше соблюдал осторожность. По крайней мере, пытался так делать.
Я опять подумал о «случайных закономерностях» и «закономерных случайностях». И о вопросе «why me», он же «почему я?» То, что вокруг меня происходит что-то маловразумительное, и притом имеющее какую-то зловещую целенаправленность – с этим спорить было трудно. Куда более трудно было понять, что же я сделал такого, из-за чего вдруг попал в центр интересов сектантов (если это действительно сектанты) и бандитов (если это действительно бандиты)… Ратаев, Геннадий Ратаев… Почему это имя мне кажется знакомым? Такое впечатление, что я про него слышал значительно раньше, еще до того, как мне назвал его следователь… От Столяровых? Нет, точно. Кстати, о Столяровых. Вот только Эльвира начала донимать Татьяну, и почти в тот же момент странные американцы захотели снять нашу дачу. Случайно? Закономерно? Ну да, как известно «диалектику мы учили не по Гегелю», поэтому ни хрена в ней не понимаем. Лучше уж действительно пойти более надежным путем – разбором фактов. Про первичность фактов по отношению к гипотезам, кажется, еще Индиана Джонс говорил.
…Таня уже спала, я еще сидел на кухне и покуривал. Хотелось выпить, но завтра с утра заказ. Квартирный переезд, ничего особенного, но бывает, что такие дела затягиваются надолго. Пусть воскресенье, но отказываться нельзя – клиент намекал еще на несколько поездок в Черепановский район, надо будет ему напомнить. В общем, надо ложиться спать – сегодня ведь ни свет ни заря уже был на колесах…
От усталости мысли путались. Пора было действительно отправляться на боковую, но я чувствовал, что нужная мысль где-то рядом, что еще немного – и я соображу, откуда ветер дует, и какие странные вещи он приносит с собой. Что-то я там такое подумал, о Черепановском районе… В кухню просочилась пробудившаяся Таня; с заспанно-недовольной миной она потянула носом ядовитую атмосферу, но прежде чем начала критиковать мои вредные привычки и очередное нарушение моратория на курение в квартире, я опередил ее и спросил:
– Таня. Скажи мне, как твоя фамилия?
– Маскаев, ты что, совсем головой двинулся?
– Да, почти уже. Так какая? Я имею в виду настоящая, по родителям.
– Черепанова я… Ты тут не пьешь в одиночестве, случайно?
– Нет… Подожди, не сбивай меня с мысли… Это же мамы твоей девичья фамилия?
– Да. При чем тут моя мама?
– При том, что у тебя ведь и отец есть? Родной отец, я же знаю… И родители у тебя не разводились. Верно?
– Верно… А, вот ты о чем… У них еще до моего рождения была какая-то странная история. Вроде как в ЗАГСе что-то напутали, и вместо того, чтобы записать маму новой фамилией, записали папу! То есть, он стал Черепановым. Ну, был небольшой скандал, но отец у меня человек несклочный, дело замяли. Потом родилась я, так и прожила всю жизнь Черепановой… Кстати, мне эта фамилия слегка наскучила. Но я это тебе еще, кажется, еще лет пять назад говорила…
– Подожди. Сейчас я угадаю или вспомню юношескую фамилию твоего отца. Ратаев?!
– Нет. Он – Тряпичников… Кстати, терпеть не мог свою фамилию, вроде как у твоих родителей тоже были какие-то комплексы по похожему поводу…
Так… Похоже, я впустую напрягал память… Как обидно! Но тут Таня продолжила:
– Ратаева – это была фамилия его сестры по мужу. По первому. Тетя Вера вышла замуж, потом развелась, снова вышла замуж…
– За старого адмирала Анатолия Сергеевича, от которого нам отписали дачу!
– Ну да…
– От первого брака у нее есть сын?
– Есть.
– Зовут его, случайно, не Геннадием?
– По-моему, да. Только я его никогда, по-моему, не видела, и ничего про него не знаю… Чего это у тебя рожа такая довольная стала?
– Да ты просто не представляешь, какое облегчение я сейчас испытал… Все, можно идти спать.
– Но теперь не усну я! Андрюш, зачем тебе понадобились мои родственники?
– Они не мне понадобились. Я подозреваю, что твой многоюродный брат – истинная причина нездорового интереса Эльвиры…
– Ты с ума сошел…
– … А также и моих американских стервятников, – закончил я уверенно.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Утром следующего дня я снова помчался в Шатуниху. Звонил Бэрримор, сообщая о проблеме с водоснабжением. Я был почти уверен, что нам банально перекрыли воду – сейчас, когда «по многочисленным просьбам» и чьим-то деньгам водопроводу решили придать статус зимнего, воду то и дело отключали, меняя трубы и занимаясь переключениями. Ко всему прочему, сломался дешевый китайский кран на рукомойнике, и мне пришлось срочно учинять мелкий ремонт. А Старлингу еще приспичило подвести воду к комнате второго этажа.
– Я видел возле дома насосную станцию, – сказал он. – Водяной столб дойдет до the loft?
Если перевести слова брата Дэвида на местное наречие, то «насосной станцией» он величал обычный погружной насос в баке с водой, который мы иногда использовали в случае довольно частых отключений водопроводной воды. А словом «лофт» он именовал верхнюю комнату, резонно полагая, что это не полноценный «floor» – этаж, но и не «attic» – чердак то бишь.
Решив проблемы арендаторов (по крайней мере частично), я покинул дачу и подошел к кабине «хайса». Тут зазвенел мой телефон и кто-то принялся стучать в стекло дома изнутри. Стучала Кэсси. Звонил Ричард. Что-то забыли сказать на прощание?
– Слушаю, – проговорил я в трубку.
– Андрей, – сказал Бэрримор, – на сиденье я забыл молитвенник и распятие. Будь добр, принеси их мне.
– Нет проблем… – Я снял с сиденья душеспасительную книжку в рыжеватом переплете и простой металлический крест из вороненого металла довольно больших размеров. Вернулся в комнату, где о чем-то говорившие между собой американцы примолкли.
– Положи на стол… Спасибо, Андрей. Больше не задержим.
…С Таниной тетей по имени Вера Павловна нам удалось пообщаться после обеда – благо на квартирном переезде мне пришлось делать только один рейс, да и то в черте одного района, так что во второй половине дня я был свободен.
Вера Павловна приняла нас сдержанно, без неприязни, но и без явного восторга. В общем, столь нейтральное поведение можно было легко объяснить – когда к вам неожиданно обращаются дальние родственники, с которыми вы почти не общаетесь, то это значит, что им от вас что-то надо. И вряд ли дело окажется простым и легким. Когда речь зашла о том, что нам бы хотелось пообщаться с Геннадием, Вера Павловна грустно покачала головой:
– Гена очень редко звонит и почти не появляется. Еще перед Новым годом как уехал куда-то в степи с археологами, так и не приезжал с тех пор.
– Перед Новым годом? Так это же зима – уж вряд ли археологи что-то в морозы копают, – усомнился я.
– Я не знаю. Уехал – и все. Он почти ничего не объяснял. Гена – он же очень скрытный. Ничего от него не добьешься. Уж матери-то мог бы сказать. Как чего ни спрошу – все нормально, все в порядке, лишнего слова не вытянуть…
В голосе Веры Павловны звучала горькая застарелая обида.
– Как бы нам с ним поговорить? Может, номер телефона подскажете? Или адрес есть? – рискнула спросить Таня.
– Адреса не знаю. А телефон? Ну, он на городской звонил всегда. Я кое-как допросилась, чтобы он мне свой номер сказал. Потом я три раза по нему звонила, все время автоответчик сообщал, что номер не обслуживается.
Становилось ясно, что человек «шифруется». От кого? Да и по какой причине?
– Это он по работе поехал в «степи»? – спросил я, подчеркнув устно слова «по работе». – И куда именно?
– Вот с работой у него точно проблемы были. Он ведь мальчик у меня умный, в аспирантуре учился. Ну вот не дали ему ни диссертацией заняться, ни работать потом толком. Очень расстраивался… Куда именно уехал? Не знаю я… У него в Алтайском крае в основном интересы были.
– А тематика какая у него была, не знаете? – опять спросил я.
– Примерно знаю. Он все больше сибирскими ханствами занимался. Очень переживал, что вся литература по этой теме как под копирку написана. А стоило, говорит, сделать чуть шаг в сторону от общепринятой концепции, так сразу все в крик: не подрывай основы! Я ведь сама филолог по образованию, знаю, как это бывает, когда пытаешься усомниться в правоте какого-нибудь так называемого основоположника. Все ведь видят, что хоть и авторитет, а у него написан вздор, и в коридорах все с этим согласны, но только не дай бог возразить в монографии или – страшно подумать – в диссертации! Особенно молодой если. Зажмут напрочь, а будешь упираться – проблем не оберешься....
– У него с научным руководителем были проблемы?
– Кажется, именно с ним – нет. Наоборот, Гена говорил, что он вполне адекватен. Фамилия – Кунцев. Как зовут, не помню. Там другие им обоим палки в колеса ставили…
Таня вовремя вступила в разговор, посочувствовала, даже выдала подобную историю из их института, по-моему, вымышленную. Но реплика пришлась к месту, Вера Павловна стала приветливее, предложила нам чаю с вафлями. Мы из вежливости покапризничали, но потом предложение приняли.
– Как у вас дела на даче? – вдруг неожиданно спросила Вера Павловна.
Вопрос застал нас врасплох. Думаю, вряд ли тетя обрадовалась, если бы узнала, что мы, вместо того, чтобы копать грядки, сдали дачу в аренду, да еще сомнительным иностранцам.
– Сложно все время ей заниматься, – осторожно ответил я. – Работать много приходится.
– Понимаю… Толя тоже так говорил, – вздохнула тетушка. – А вот Гена одно время просто зачастил туда. Так не поверите – в первое же лето после покупки перекопал весь огород, хотя до этого только ругался, говоря, что выращивать в наше время овощи – это глупость. Причем копал очень глубоко, так совсем не нужно было делать… И под домом подпол вырыл – просто огромную комнату сделал. Я даже боялась туда заглядывать.
Мы с Таней переглянулись. Подполья в доме мы не видели. Небольшой погреб под летней кухней имелся, но не более того.
– Может, он что-то искал там? – уже не так осторожно произнес я.
– Что там было искать? – равнодушно сказала Вера Павловна.
– А у вас эта дача давно? Анатолий Сергеевич ее ведь купил у кого-то, если я не ошибаюсь, – решила уточнить Таня.
– Да, купил… Лет шесть назад. Что интересно, ее Гена сам присмотрел и даже настоял на том, чтобы купить именно этот дом. Там хозяева уезжали за границу на ПМЖ, если я не ошибаюсь, а Гена прямо в ультимативной форме Толе так и говорил: «если хотите покупать дачу, то надо покупать именно эту и никакую другую». Я, если честно, почти не помню ни прежних хозяев, ни даже вообще каких-то подробностей сделки. А Толя как-то не очень берег старые бумаги, документы. Однажды даже чуть было не выбросил сберкнижку в мусор. Но, это скорее из-за того, что не выносил, когда в доме барахло скапливалось. За чистотой всегда следил, это у него с флотских времен, наверное, еще осталось. Вот, помню, бывало, придет кто-нибудь к нам в гости…
Разговор стал понемногу уходить в сторону. Таня это тоже заметила.
– Вера Павловна, – мягко втиснулась она в тетушкину тираду, – подскажите все-таки, Гена только на Алтай ездил по своей основной работе или еще куда-то?
– Нет, еще и в Узбекистан. Но с работой у него уже тогда проблемы были, а он надеялся их решить. Помню, с кем-то он обсуждал эти проблемы и свои поездки… Я слышала, как тогда он из дома звонил кому-то, очень довольный был, говорил, что там-то он точно это найдет… Но после Узбекистана он сам не свой вернулся – видимо, неудачно съездил… Я потом спросила, что он хотел там найти, так ведь не сказал даже ничего толком.
И опять послышалась затаенная обида.
– Он и жене своей ничего не говорил, как я понимаю. Правда, в последнее время они не очень ладили. Но этого и следовало ожидать… Вы знаете, Танечка, она мне с самого начала не нравилась… – Характерно, что Вера Павловна подчеркнуто обратилась именно к Татьяне, будучи уверенной, что мне этой темы насчет жены все равно не понять. – Ведь ясно же было, что как только у Гены начались проблемы с научной работой, так она сразу вильнула, даже у нас не появлялась. Я Гену спрашивала, что и как, но он, как обычно, отмалчивался. А потом, как только он уехал, так она сразу начала звонить, в гости напрашиваться, подлизываться начала…
Таня, похоже, совсем была не в курсе дел своей тети и своего кузена – про его женитьбу она действительно ничего не знала. Но говорить об этом вслух явно не хотела.
– Но ведь кто-то же был в курсе его дел? – спросила Таня.
– Да не знаю я, – вздохнула тетя. – Он же ничего рассказывать не любил. Конечно, у него были друзья, я даже думаю, что он им больше рассказывал, чем нам…
Да, Вера Павловна сильно была расстроена поведением сына. Хотя, кто из нас не расстраивает родителей тем, что не желает им всего рассказывать? Но ведь страшно же даже подумать, что будет с ними, если мы начнем делиться своими проблемами! Помочь все равно не в состоянии будут, а советы будут давать такие, что пригодиться могли бы разве что лет тридцать назад. Только спать не смогут, и денег в аптеке оставят втрое больше…
– А с кем именно он общался? Что у него были за друзья?
– Я с ними не знакома, – неохотно сказала Вера Павловна. – Раньше, когда Гена учился, конечно, однокурсники заходили. На дачу, кстати, ездили… Ой, у меня же где-то фотографии есть.
Мы с Таней опять переглянулись. Фотографии – это уже лучше.
Вера Павловна принесла небольшой альбом с цветными снимками формата десять на пятнадцать, вероятно, еще пленочных времен.
– Вот Гена здесь как раз в аспирантуру поступил…
Несостоявшийся кандидат наук сфотографировался на фоне здание альма-матер в Академгородке. Он выглядел вполне по статусу: рыжеватая бородка на веселом мальчишеском лице, свитер с растянутым воротом. На Татьяну, даром что родственник, совсем не был похож. Разве что тоже блондин.
– Это мы на даче…
Снимку, если я верить надпечатанной дате, было около пяти лет. «Мама, отчим, я – счастливая семья». На фоне дома, в котором сейчас гнездились псевдо-евангелисты (а может, и не «псевдо», еще не решил), стояли три человека – сама Вера Павловна; ее сын опять же в свитере и в пятнистых брюках, с чуть более уже густой бородой; и улыбающийся благообразный флотоводец в характерном кителе без значков… Между домом и сараем была навалена огромная куча грунта.
– А это как раз отвал из того самого подпола, – сказала тетушка, когда мой палец уперся в эту кучу. Гена потом заделал дыру снаружи, и в подпол стало возможным попасть только из коридора. Там спуск под лестницей, которая наверх ведет.
Я знал точно, что никакого спуска там не было. По крайней мере, ничего подобного там не видел.
– … Вот это, кажется, те самые его друзья-археологи, – сказала Вера Павловна, перелистнув несколько страниц и указала на фото, которое просто было вложено между листами.
Кто-то запечатлел Геннадия на перроне вокзала. Возле вагона стоял он сам: все та же борода, торчащий ворот свитера из-под пуховика (дело зимой было) и камуфляжные штаны. Вот только если эти двое, сидящие на корточках, археологи – то я, извините, шериф Ноттингемский. То есть, может быть, они и археологи. Но только те, кого называют «черными копателями». Удивительно, что они согласились фотографироваться. Но, может быть, они просто не знали, что их фотографируют? По крайней мере, в объектив не смотрел ни один из троих… Вернее, из четверых. Рядом с Геннадием стоял еще один человек, неизвестный широкоплечий мужчина приличного роста. Снят он был со спины, со сложенными за спиной руками. Еще один археолог? Да еще с какой-то татуировкой на правом запястье… Тот зимний день, значит, не сильно холодный была, раз без перчаток.
– Это тоже их сотрудник? – Таня и сама заинтересовалась, ткнула пальцем в спину.
– Танечка, ну откуда ж мне знать, кто это?
– А фото кто сделал? И когда примерно?
– В прошлом году, в ноябре, скорее всего. Вот тогда он и уехал. А уж кто сделал – ну, когда «эта» приходила в феврале пообщаться, спрашивала, нет ли от Гены вестей… Показала она мне это фото прямо на фотоаппарате. Я пообещала ей сразу же сказать, как только Гена объявится, если она мне это фото распечатает. Сделала, занесла потом… Уж так и этак выспрашивала, не появлялся ли, не звонил ли?.. А Гена и фотографироваться не любил никогда особо. Хорошо, хоть есть теперь какое-то фото из недавнего времени…
– Кстати, а фото с его семьей вообще нет здесь, – сказал я.
– С какой семьей? – очень сухо спросила Вера Павловна. – С «этой», что ли? Какая там «семья»! Вот не захотел он на хорошей девушке жениться, Галочка, с которой они в аспирантуре учились, такая славная была, с ней и поговорить всегда так хорошо было, почему ж Гена выбрал «эту» – не знаю… Да и внуков не дождалась я от них… Мне даже и снимки-то с ней держать у себя не хочется совсем… А, ну вот она… Просто фото хорошее, тут Толя еще… Последняя фотография с ним…
На фото были запечатлены трое. Адмирал здесь выглядел значительно хуже, чем на снимке пятилетней давности. Отощавший, сутулый, он сидел на скамейке где-то в саду или сквере, держа в руке трость, и угрюмо глядел в объектив. Больничный парк? Возможно, да. Анатолий Сергеевич находился слева. В центре сидел Геннадий, а справа…
– Это же Эльвира, – потрясенно сказала Таня.
– Ну да. Эльвира, – подтвердила Вера Павловна. – Жена Гены.
* * *
– Чем дальше в лес, тем толще партизаны, – сказал я, когда мы возвращались домой.
– Это уж действительно. – Таня выглядела ошеломленной. – У меня тоже в голове все перепуталось.
– Она ведь всегда говорила про Павла как про своего мужа, и у нас в отделе ее знали как Столярову, его жену, – продолжила Таня. – Может, и другим она так же представлялась. А может быть, она даже и действительно замуж за него вышла.
– Но ты ведь ее настоящую фамилию не знаешь? – спросил я.
– Откуда? Она в другом отделе работает, на другом этаже даже, я что – пошла бы к ее начальству или к персональшикам, спрашивать, настоящая ли фамилия у сотрудницы?
– Но она все равно рисковала. Кто-то мог случайно проговориться. Шило в мешке не утаишь.
– Какое-то время да. Значит, ей было нужно только одно – найти Геннадия.
– Что-то я не помню, чтобы она его искала…
– Ну ты же с ней не общался так, как я. Я вот сейчас припоминаю, что она почти в каждой беседе так или иначе подводила разговор к тому, что слышала про какие-то успехи Геннадия. Как-то хитро, потихоньку, но пыталась узнать, известно ли мне про него хоть что-то… И тебе просила ничего не говорить, типа мы секретничаем… Я, конечно, сказала ей, что если его и видела, то лишь в дошкольные годы, что мы не общаемся, и что я вообще не знаю, где он обитает… После этого, кстати, я заметила, что интерес у Эльвиры ко мне стал немного пропадать… Вот ведь плутовка, а? Я-то думала…
Таня замолчала.
– Во-от, – сказал я, не отрывая взгляда от дороги. – Не слушаешь ты меня, а в какой раз уже тебя пытаются использовать всякие шарлатанки! И ты даже мне ничего не рассказала о том, что именно Эльвира у тебя выпытывала. Мне она сразу не понравилась, я тебе это сколько раз говорил, а ты только спорила!
Таня насупилась. Принять позу обиженной невинности ей было трудно, поскольку машина ощутимо подпрыгивала и раскачивалась – дороги-с…
– Ясно, что твой кузен, – сказал я, – интересовал еще и Павла. Как бы даже не больше, чем Эльвиру. Зачем и почему – это он уже вряд ли скажет. Наверное, он что-то где-то раскопал, и за ним начали охотиться. Нашел золотой шлем Мамая, или что-то в этом роде.
– Очень похоже, что так. И работал к тому же с «черными археологами», если я правильно понимаю. Но значит ли это, что он раскопал нечто только совсем недавно? А до этого ему не везло?
– Эльвира когда устроилась к вам на работу?
– Да уж месяца три-четыре, если не врет… Но я и раньше в коридорах ее встречала, еще до того, как она стала меня приглашать на собрания и беседы… А американцы твои когда в Сибирь приехали?
– Откуда я знаю… Но думаю, не слишком давно. Месяц… Два, может быть… Нет, не знаю. Не хочу гадать. Но я тоже начинаю думать, что они не просто так на нашу дачу нацелились. Что-то там есть.
– Или уже нет.
– Не исключено. Так что никаких случайностей. Все закономерно. Геннадий что-то нарыл и решил за лучшее исчезнуть. Павел и Эльвира скооперировались и взялись за тебя. А американцы поселились на даче…