Но на Кэсси дело не замыкалось. В один миг странный паззл сложился в понятную картину, и мне стало все ясно и понятно. Все, что с нами случилось в последнее время, за исключением дел с Обществом, так или иначе происходило пусть не с прямой подачи, но при непосредственном участии Эльвиры… И встреча Татьяны в аэропорту, и «наезды» Гуцула на меня, и… что? Смерть Павла тоже? А Эльвира как же? А ее нога?
На последний вопрос я тотчас получил простой ответ: Эльвира откинула плед, и я убедился, что никакого гипса на ее стройных ногах, обтянутых узкой юбкой-карандашом, нет и в помине. Разыграно все было как по нотам. Все ради того, чтобы закинуть меня в качестве шпиона к американцам?
– Значит, это все – твоя работа, – вздохнула Таня.
– Во многом – да. И ты должна меня благодарить хотя бы за то, что Андрей вернулся к тебе. Думаю, мы с тобой в расчете.
– Ты это делала не ради меня, – сказала Таня.
– Неважно. Главное – результат.
– Но я действительно не собираюсь шпионить для тебя за американцами, – сказал я. – И нам действительно лучше уйти. Я все же думаю, что наши взаимные долги уплачены…
Мне показалось, что Таня колеблется… В такой ситуации? Что она еще доброго может ждать от этой женщины?
– А ведь ты действительно укантропил Кислого, – вдруг произнес Курач. – На пару с пиндосами. Спецом или чисто по неосторожности, вопрос в данном случае несущественный. Но групповуха тебе уже корячится. Без смягчающих обстоятельств типа аффекта и всякое такое. Наоборот, отягчающие есть. Кое-кто видел, как вы хоронили пацана в канаве возле Турлака. Кое у кого сейчас припрятан телефон Кислого с твоими отпечатками поверх всех остальных… Кое-кто даже нашел штырь, на который Кислый напоролся своими мозгами, и на котором оставил клок своих волос.
– На пушку берешь, – сказал я. Без всякой уверенности, впрочем.
– Ничуть. Штырь из забора аккуратно вытащен и спрятан. На даче внимательно все обыскали, как только пиндосы свалили, и нашли, пока ты лежал здесь… Потом его без проблем можно будет вбить на место. А с телефоном вообще вышло легко. Ты вообще за телефонами приглядываешь неважно. – Иван, судя по всему, намекнул на то, как он выудил мой аппарат возле стойки регистратуры несколько дней назад. – А у Кислого аппарат был реально чистый – он его точно купил в магазине новым… Я даже знаю, где и когда. Так что ты попал по полной, наставив на нем своих отпечатков. Тебе его положили в тумбочку, без «симки».
Вот черт! Да, телефоном они грамотно все разыграли… Немного интуитивно и с долей импровизации, но грамотно. Явно не Курочкинские мозги тут были задействованы. Так что же выходит, я на самом деле попал?
– Могу вам сказать вот что, – заговорила Эльвира с легкой улыбкой. – Бюро «Аскольд» принадлежит мне. Центр «Серватис» – тоже. Есть еще кое-что, но это уже не так существенно.
Я молчал. Таня – тоже. С одной стороны, мне хотелось задать Эльвире несколько вопросов, но не при всех. Мне было довольно противно и, признаюсь – немного страшно. Я спросил только:
– А Гуцул знает, что его банда тоже принадлежит тебе?
Конечно, я не такой тонкий специалист, чтобы создавать психовирусы из воздуха. Но заметил, что Эльвира слегка переменилась в лице, а это означало, что я тоже умею оперировать вербальными ловушками… Ты прекратила пить коньяк по утрам, фрекен Бок?
Проигнорировав мой вопрос, Эльвира продолжила:
– Я предлагаю нам всем объединиться. Вы уже, надо полагать, знаете, с чем именно мы имеем дело. Знаете, что искал мой бывший муж и ваш дальний родственник (Эльвира посмотрела на нас с Таней). Я присутствовала при его исследованиях, знаю, как он был потрясен, когда обнаружил след этого сокровища буквально под нашими ногами. Теперь я почти уверена, что он знает, где оно спрятано. Наша задача, в сущности, сводится к тому, чтобы найти Геннадия и убедить его присоединиться к нам. Потому что он на самом деле не знает, что делать. Это настолько слабый и неприспособленный к жизни человек, что любые его активные действия приводят только к неприятностям. Для него самого в первую очередь.
– Лох, короче, – подал голос Курач. Эльвира гневно взглянула на него и продолжила:
– Единственное, что нам надо сделать – это добраться до Геннадия раньше американцев. За ними стоит какая-то серьезная организация, «научное общество» – всего лишь вывеска.
– Я предлагал ведь… сама знаешь что, – сказал опять Иван. – А ты что сказала? Правильно, «отказать».
– Помолчи, пожалуйста, – поморщилась Эльвира. – Нельзя их трогать. Тем более я так толком и не узнала, кто они на самом деле.
– Они – последователи нацистов, – заявил вдруг Монин. – А именно – ордена эсэсовцев. Они даже не скрывают своей символики, добавили даже еще одну руническую букву к своему логотипу, если так можно выразиться. Следовательно – это люди опасные, за ними действительно стоят серьезные силы, и тут лучше действовать осторожно.
Я глянул на Аркадия, который за свою внешность в фашистской Германии уж точно поплатился бы как минимум длинным носом. Тоже та еще личность этот председатель комиссии во имя Иисуса. Во что ты опять влезаешь, Маскаев?
– А ты, Андрей, шел в верном направлении, – сказал Монин. – Ты и сейчас близок к нему. И твой вопрос про библейские камни меня удивил… Но я лучше тебя знаю Писание, и потому лучше понимаю, о чем идет речь.
– Третий отрезок пути?
– Именно.
– И как растолковать третьи строчки?
– Непросто! – усмехнулся Монин. – Тот, кто составлял этот код, неслабого ума мужик был!
– А почему сразу мужик? – чуть ли не хором спросили Эльвира и Татьяна. Они взглянули друг на друга и едва заметно улыбнулись – невесело так. В другой обстановке, при других обстоятельствах это наверняка вызвало бы смех.
Никто больше и не подумал смеяться. Отвечать на риторический вопрос – тоже.
– Читаем строчку, – продолжил Монин. – «Сомножь предпоследнего ряда звериного мира камней». Какие камни у нас по Книге Исхода?
– Яхонт, агат и аметист, – сказал я, вспомнив наш недавний разговор. – Как их сомножить? И какие из них – звериные? Дальше об этом где-то сказано?
– В Библии нет ответа на твой вопрос… Он здесь. – И Монин достал из прикроватной тумбочки какую-то книгу, показал мне обложку.
– «Мидраш Бемидбар Рабба», – прочел я вслух. – С ума сойти, что это еще такое? Один из протоколов сионских мудрецов?
– Почти угадал… В этой книге есть то, чего не хватает для нахождения нужного нам числа. – Аркадий нашел нужную страницу и начал читать: «У каждого князя был свой отличительный знак; у каждого было знамя, и все знамена были разного цвета, соответственно цвету камней на нагруднике Аарона.
Камнем Реувена был рубин, и знамя его было красным; и вышиты на нем были мандрагоры.
Камнем Шимона был топаз, и знамя его было зеленым; город Шхем был вышит на нем.
Камнем Леви был изумруд, и знамя его было на треть белым, на треть черным и на треть красным; вышиты на нем были Урим и Тумим.
Камень Йехуды – карбункул, и цвет знамени его – цвет небес; вышит на нем лев.
Камень Иссахара – сапфир, и знамя его черно как сурьма, вышиты на нем солнце и луна…
Камень Зевулуна – алмаз, цвет его знамени белый, корабль вышит на нем…
Камень Дана – яхонт, цвет его знамени подобен сапфиру, вышита же на нем змея…
Камень Гада – агат, и цвет его знамени ни бел и не черен, но белый и черный вместе; вышит на нем стан воинский…
Камень Нафтали – аметист, и знамя его как светлое вино неглубокого красного цвета; вышита на нем серна…
Камень Ашера – хризолит, знамя его цветом как драгоценный камень, коим украшают себя женщины; вышито на нем древо масличное…
Камень Йосефа – оникс, знамя его черного цвета; вышит на нем для обоих князей, Эфраима и Менаше, знак Египта… На знамени Эфраима – телец… на знамени Менаше буйвол…
Камень Биньямина – яспис, и цвет его знамени был сочетанием двенадцати цветов; вышит на нем был волк…
– Я понял! – сказал я. – Из всей этой кунсткамеры надо выбрать только животных… И соответствующие им номера.
– Верно. И перемножить их! – произнесла Татьяна. – Это каких именно?
Аркадий протянул мне книгу, и я пробежал список:
– Это что у нас тогда получается?.. Животных у нас не так много. Лев – номер четыре – карбункул, змея – номер семь – яхонт, серна – девять – аметист, бык – одиннадцать – оникс и волк – двенадцать – яспис… В третьем ряду два знака животных: змея и серна. Семь и девять. Шестьдесят три… Умножаем на тридцать… Получаем…
– Тысячу восемьсот девяносто, – сказала Таня. – Немало!
– В какую только сторону?
– Против бега коня томского, – сказала Эльвира. – На гербе Томска изображена бегущая лошадь. И бежит она в левую сторону. Значит, от третьей точки прокладываем путь вправо. И куда мы уходим?
– Смотрите. – Аркадий протянул Эльвире карту. Этот человек был очень подготовленным, надо сказать!
– Аральское море! – воскликнула Эльвира. – Недалеко от города Муйнак! Все сходится! Значит, неслучайно там они все работали…
– Это ошибка, – сухо произнес Монин. – И вы все ее только что не заметили.
– Понятно, – сказала Таня. – К Муйнаку поворот на юг. Но не направо, а налево! И мы неверно истолковали самую последнюю строчку. Она, видимо, звучит так: «Последние – право же, на юг.»
– Нет, – усмехнулся Монин. – Это можно воспринять так, но правильнее будет таким образом: «Последние – направо, но не на юг».
– Тогда поворачивать надо на север, к Аральску? – спросил я.
– Нет. Совсем нет.
– И где же в таком случае ошибка?
– Яхонт – лишний камень, – сказал Аркадий. – Змея – не зверь. Ни с точки зрения зоологии, ни с точки зрения древних иудеев. И слово «сомножить» тут явно имеет более простой смысл.
– Тогда… всего девять? Двести семьдесят километров на запад? – спросила Эльвира.
– Именно.
– А оттуда поворачиваем все-таки именно на север, да? И где наш конечный пункт?
– Здесь! – Палец Монина уперся в Кулундинскую низменность. – Там, где исчез Геннадий. Он уже знал, где искать.
Мы все некоторое время молчали.
– Но где именно? – подал голос Курач. Ему было интересно, и он наверняка уже отчетливо слышал шелест крупных купюр.
– Я скажу, – произнес я и вынул из кармана бумагу, которая должна была дойти до Бэрримора. – Но сразу говорю: по описанию это не похоже ни на Кулунду, ни на Аралкум.
– Можно ознакомиться? – вкрадчиво произнес Монин.
– Разумеется, – сказал я, – протягивая распечатку. Без особой уверенности, что поступаю правильно, впрочем.
Монин уставился на копию, снятую то ли с пергамента, то ли с папируса. Судя по начертанию малопонятных букв и стилю изложения, это вполне мог быть восемнадцатый век, если я что-то в этом понимаю. Евангелист заговорил:
– Егда вздымеша вышину… пятинадесяти дюжин саженей сыщи камык подобозрачен главе скотины с великими ушесами сиречь ясляка. Зри долу… насупротив… локтей… дондеже узриша в стене лаз егоже… тесниною…
Аркадий неплохо разбирался в старинных буквах. Но прочесть поврежденные части текста ему было не под силу. Больше ничего понять и более продвинутый специалист не смог бы.
– А как это будет по-современному? – спросила Эльвира.
– «Когда поднимешься на высоту… ста восьмидесяти саженей, найди камень, похожий на голову скотины с большими ушами, а именно осла. Смотри вниз… напротив (какое-то расстояние) пока не увидишь в стене лаз, которого… узким проходом…» Как-то так… Конечно, хотелось бы посмотреть, как выглядит оригинал, возможно, удалось бы разобрать больше. Петровская эпоха, в этом нет никаких сомнений.
– Прямое указание, куда идти и где искать? – заинтересовался Курач.
– Насчет «прямое» – не уверен. Хотя, конечно, этот документ нельзя сбрасывать со счетов. С другой стороны, ты прав: сто восемьдесят саженей – это без малого четыреста метров, а таких гор в Кулундинской низменности нет и быть не может…
– Но тут не хватает части текста, – сказал я. – Может быть, там было что-нибудь вроде: «когда поднимешься на высоту десяти метров, пройди на восток не более ста восьмидесяти саженей».
– Почему именно на восток? – удивился Аркадий.
– Так, случайно на ум пришло… – начал было я, но телефонный звонок прервал это высказывание. Звонили мне. И звонил не кто иной, как Виктор. Мастер из Общества. Мой духовный босс.
– Придется ответить, – сказал я, нажимая кнопку с зеленой трубкой.
Все присутствующие промолчали, оставив мое решение без комментариев. В любом случае, теперь звонки солгулианцев я не мог игнорировать.
– Брат Андрей, – послышался в телефоне голос Виктора, – мы все бы хотели, чтобы ты в ближайшее время объявился и присоединился к нам. Что бы с тобой ни произошло в последние дни, ты член нашей команды. И ты должен быть с нами. Ты понимаешь это?
– Да, – сипло сказал я. – Где вы сейчас находитесь?
– В Славгороде, – ответил Виктор.
– В Славгороде, – произнес я вслух, и убедился, как понимающе переглянулись Эльвира и Аркадий. – Я приеду, как только смогу.
– Постарайся как можно скорее. Хорошо?
– Конечно, брат Виктор, – произнес я. Признаюсь, назвать его так мне сейчас было нелегко. Но дело, возможно, того стоило?
– …Ну вот, все слышали? – спросил я, убирая телефон. – Я еду в Славгород. Они тоже вычислили третий отрезок. Думаю, вы составите мне компанию?
– От этого предложения невозможно отказаться, – пропела Эльвира.
– Эльвира, – сказала вдруг Таня резко. – Ты, конечно, стерва. Я говорю тебе это открыто, и ты знаешь почему. Это не Андрей делает нам предложение, от которого нельзя отказаться. Это предлагаешь ты.
– Таня, – сказала Эльвира прямо-таки с придыханием. – Я знаю, что я делаю. Я уже многого добилась в жизни именно потому, что не позволяю эмоциям брать верх. Насчет тебя, кстати, я никаких предложений не делаю. Ты можешь вообще не участвовать.
– Это исключено. Я уже участвую.
– Ну что ж… Это разумно.
По-моему, Эльвира была в восторге. Это было понятно. Но и Татьяна выглядела слегка возбужденной. А это было немного странно. И вызывало у меня понятную тревогу.
– У меня только один вопрос, Эля, – продолжила Татьяна. – Как ты думаешь, что мы будем в конце концов иметь со всего этого?
– Всё, – коротко ответила Эльвира. – То, что мы ищем, это не просто материальное богатство. Хотя и оно тоже. Сможете ли вы это оценить сейчас, или нет, не знаю. Но в случае успеха (а я в нем не сомневаюсь) Андрею по крайней мере больше никогда не придется крутить руль. Если, конечно, он не вздумает купить «феррари» для удовольствия.
– Я пока еще не знаю, что мне предстоит делать, – сказал я, – ради иллюзорной возможности заполучить итальянский спорткар, который мне нужен как зайцу триппер. Так что в первую очередь я буду думать о том, как избежать вполне реального срока в российской тюрьме.
– Эти слова ты вспомнишь потом, когда будешь выбирать между новым «феррари» и новым же вертолетом «Робинсон», а потом махнешь рукой и купишь то и другое, – серьезно сказала Эльвира. – В первую очередь тебе надо подумать, что ты скажешь американцам, когда встретишься с ними.
– Кстати, да.
– Мне кажется, что будет лучше, если ты скажешь им правду. Ну или почти правду. Сообщишь, что тебя жена сдала в больницу, где ты получил психотерапевтическую помощь от профессионала… а я, кстати, психолог по специальности, да и три курса медицинской академии – это тоже хоть что-то. Всё равно Кэсси заметит, что тебя «распрограммировали».
– Надеюсь, снова этого не случится? – с плохо скрытой тревогой спросила Таня.
– Нет, – с иезуитской ухмылкой произнесла Эльвира. – Я в этом уверена. Если только… Словом, если только не случится повтор того, о чем Андрей скромно умалчивает…
– А что будете делать вы, пока я буду торчать в Славгороде? – быстро спросил я.
– Ну, предварительно мы уже знаем, что нам делать, – произнесла Эльвира. – А теперь мы можем более детально обсудить план наших дальнейших действий… Символично, да? – вдруг сказала она, – что мы разрабатываем наш план в этом… госпитале.
Иван Курочкин только криво усмехнулся. Он не понял этой игры слов – ему она была непонятна и чужда. Также, наверное, как и его «коллегам» – Гуцулу, Лымарю и Студенту… Хотя нет, Студент-то мерзавец эрудированный, что тут говорить… Кстати, а где же сейчас обретается эта шайка? Теперь ясно, что Эльвира обращается к ним за содействием, но каким образом она может влиять на них? С помощью одних только денег? Или как-то еще?
Поскольку вопрос этот задать было некому, я промолчал, волей-неволей присоединившись к выработке тактики и стратегии. Фабрика Абсолюта принялась выдавать продукцию невиданными доселе темпами. Ктулху заворочался в первых признаках своего пробуждения и начал подергивать щупальцами, поднимая невиданной высоты цунами в Обском водохранилище.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
– Я уж думала, что больше тебя не увижу, – сказала Кэсси.
Ее серые без цветных линз глаза внимательно ощупывали мое лицо. Я был уверен, что выражение на нем не очень нравилось женщине и, скорее всего, неприятно удивляло ее. Наверняка я уже не выглядел так, словно меня только что приняли в пионеры, либо лишили девственности.
Вообще все четверо смотрели на меня со смесью недоверия и осуждения. Я изложил моим коллегам по Обществу свою легенду, согласно которой обратился к психиатру, поскольку почувствовал себя плохо в смысле душевном – перестал адекватно воспринимать окружающее, началась депрессия…
– Шито белыми нитками, – заявил Виктор. – Ты ведь дал клятву перед Обществом, а сам что-то замышляешь против него.
Солгулианцы расположились в единственном на тот момент хостеле города Славгорода, что в Алтайском крае, в той его части, которая зовётся Кулундой. Американцы, думая, что хостелы во всем мире представляют собой однотипное общежитие странствующих студентов, устроенное по стандартному английскому образцу, были слегка шокированы, когда убедились, что ничего английского тут нет. Даже неуловимый персонал – и тот вряд ли знал по-английски хоть что-нибудь, кроме названий торговых марок. Так что багаж знаний Бэрримора и Старлинга, уже понявших, что такое «дача», теперь должен был вместить и понятие «общага». Конечно, она выглядела не так люто, как притон из знаменитого фильма про ужасы Словакии, но запахи и интерьер даже мне, ко всему вроде бы привыкшему, и то казались весьма далекими от цивилизованных. Четырехместная «спальня» с крашенными в цвет электрик панелями выглядела уныло. Если вы играли в компьютерную игру «Черный оазис» и дошли до того момента, когда вашего протагониста помещают в общую камеру, то примерно представляете себе, что я увидел.
– Ваше дело, – сказал я, – верить мне или не верить. Но я считаю, что вы со мной поступили не совсем правильно. Я не люблю, когда надо мной устраивают психовирусные эксперименты.
И выразительно посмотрел на Сашу Омельченко, бывшую валютную проститутку из города Киева. Естественно, она и ухом не повела. Не такие взгляды видела.
– Тем не менее, я вернулся, – продолжил я. – И намерен продолжать искать вместе с вами Геннадия Ратаева и те сокровища, которые он добывает… Или уже добыл.
– Я тебе не верю, – отрезал Виктор.
– Я почти уверена, что тебя, как и прежде, отправили к нам, чтобы следить за нами, – произнесла Кэсси. – И рассказывал потом своим бандитам… Ты понимаешь, что Общество не потерпит такого… Мы не потерпим… Я не потерплю…
Речь Кэсси вроде была совершенно обычной, но даже в коротких фразах я слышал ловушки. Возможно, их там не было, а может, и были – тут поневоле параноиком станешь… Я опасался этой женщины, явно получившей образование не только в темных переулках близ Крещатика.
– Прикажете выметаться вон? – спросил я и начал подниматься, будучи уверенным в том, что меня остановят. Так и случилось.
– Не торопись, – сказал Виктор.
Я опустил свой зад обратно на стул, склёпанный явно ещё во времена развитого социализма. Такие кое-где остались еще в муниципальных поликлиниках.
– Тебе придется вернуться обратно к своим уголовным друзьям, – сказал он, – и сказать, что мы тебе поверили. Не безоговорочно, конечно. Так, чтобы это было похоже на правду… Не так, как это выглядит для нас. Ты и без того сильно заврался, уважаемый брат Андрей…
– Я не думаю, брат Виктор, что со мной надо говорить в таком тоне, – сказал я. – Вы все отлично знаете, что поступили со мной не совсем э-э-э… корректно.
– Не начинай демагогию, – поморщился Виктор. – Лучше подумай о том, каким образом ты будешь доносить нам о планах и действиях бандитов.
– Э-э-э, – снова протянул я, догадываясь, что сейчас и тут получу предложение, от которого не смогу отказаться. – Я вообще-то и так вернулся к вам. Я хочу оставаться членом Общества и действительно могу кое-что рассказать о моих делах с вашими конкурентами. Вот только как мне доказать свою лояльность, просто не могу себе представить.
Виктор нехорошо ухмыльнулся.
– Тебе не нужно что-то доказывать. Ты в любом случае наш и от нас никуда не денешься. Ты привязан к Обществу кое-чем более серьезным, нежели то, о чем мы с тобой сейчас подумали.
Я вообще-то подумал не о Кэсси, а о случае с Кислым. О его нелепой смерти во дворе дачи. Как выяснилось, Виктор тоже думал о смерти. Только другого человека и при других обстоятельствах.
– Смотри, – сказал он, протянув мне фотоаппарат и показывая на его дисплее фото металлического креста, того, который я дважды держал в руках. – Узнаёшь?
– Может быть, – сказал я, ожидая неминуемой гадости.
Виктор перекрутил аппарат на другой снимок.
– Хорошая вещь, как ты думаешь?
На втором фото был изображен тот же крест, только в разобранном виде. И он представлял собой безусловно колюще-режущий предмет. Верхние концы креста образовывали рукоятку, неудобную, конечно, но для разовой акции годящиеся. А длинный нижний конец оказался ножнами, куда прятался тонкий клинок. Вот тебе и «неустановленное холодное оружие».
Складывать одно с другим я и раньше умел, а сейчас чувства и память у меня были обострены, потому я отлично понял, кого именно прикончили этой вещицей.
– Вот значит, зачем было нужно якобы забыть этот крест у меня в машине, – протянул я. – Эх, брат Ричард, и гнусный же номер ты со мной выкинул.
– Выкинул, – подтвердил Бэрримор. Он, видно, уже понимал многие фразеологические обороты русского языка.
– Отпечатки пальцев на кресте твои, – вставил реплику Старлинг.
– А ведь в тот момент, когда убили Артема, я был с вами, – сказал я. – Интересно, кто же тогда непосредственно расправился с парнем?
И посмотрел на Виктора. Тот выдержал мой взгляд, ничем не выдав ни подтверждения, ни отрицания того, что Артема пырнул именно он. Вообще, конечно, пырнуть мог кто угодно.
– А может быть, действительно ты, – промурлыкала Кэсси. – Мы ведь можем и забыть, что ты приезжал к нам в то утро…
Забавно, подумал я. Уж очень похожим образом меня подсадила на крючок Эльвира. Впрочем, история обычно повторяется в виде фарса. Плоховато сработали американцы во главе с Виктором. Нечисто. Как я уже говорил оперативникам из убойного отдела, меня видели в тот недобрый для Артема час не только в магазинчике дачного поселка, но и на автозаправочной станции поблизости. Конечно, если бы нужно было запрессовать в это дело именно меня, стражи порядка вполне могли бы это сделать – в особых случаях и свидетельские показания можно потерять или сфабриковать… Оставалось надеяться, что я все-таки птица не столь высокого полета, чтобы из-за меня искусственно что-то подкручивать в полицейской машине. И самое главное – отпечатков моих пальцев на этом кресте все-таки нет. Татьяна опять (в который раз уже) меня выручила, пусть сама того не желая, когда уронила его в камин и тщательно потом вытерла, уничтожив все следы на его поверхности. Так что с нового крючка я аккуратно слез, но, что вполне понятно, не стал этого афишировать.
– Связался же я с вами, – с искренней досадой сказал я.
– Насильно тебя никто не тянул в Общество, – произнес Бэрримор и, в общем-то, резонно.
– Ну ладно. Будем считать, что мы договорились, – подвел черту Виктор. – И все-таки, я не советую тебе забывать, что ты член Общества. Обратной дороги нет. Будешь лоялен к Обществу – будет у тебя удача. Я говорю серьезно – веришь ты или не веришь, но Бафомет реален. Помни об этом. И если тебе посветит успех, не отрекайся от него… Рок-музыку любишь? Знаешь историю группы «Лед Зеппелин»?
Я вспомнил свой давнишний «бизнес». Магнитофоны, медленно тянущие километры блестящей ленты, постоянное «буц-буц» и «бам-бам-бам» в динамиках киосков… Нет, не люблю я музыку. Даже в машине не включаю, только радио иногда, чтобы погоду послушать, да где пробки образовались.
– Пойду я, наверное, – сказал я.
«Братья» и «сестра» со мной даже не попрощались.
* * *
Потянулись нудные дни. В отличие от солгулианцев, наша мафия сняла трехкомнатную квартиру в Квартале «А» города-курорта Яровое, что находится в десяти километрах от Славгорода и располагается на берегу одноименного горько-соленого озера, где утонуть не легче, чем в Мертвом море. Летом по прибрежным улицам шастают полчища туристов, на пляжах гремит музыка, хотя сам городок достаточно приятен и тих. Пляжей на озере я обнаружил два – один назывался «Причал №22», другой – «Причал №42». Резонно было спросить – а где, собственно, остальные сорок (по меньшей мере) причалов, но на этот вопрос мне так никто и не ответил. Зато Монин рассказал мне маловразумительную легенду о том, что на дне озера якобы выложен неизвестно кем огромный крест, и что именно благодаря этому символу в этом городе всегда сплошное миролюбие и благорастворение воздухов; так было даже в советские годы, когда местный химический завод производил ядовитый дихлофос… Не знаю, не знаю… У Эльвиры на этот счет была другая теория – озеро настолько богато солями брома, что на этом курорте не то что на правонарушения – даже на обычный секс не особенно тянет. Не знаю, не знаю… Из-за постоянного отсутствия Татьяны и разрыва отношений с Кэсси я даже в Эльвире вдруг увидел привлекательную женщину, и мысли мои то и дело двигались в совершенно ненужном направлении… Особенно когда мы (по ее инициативе, вот даже как!) несколько раз коротали время на соленом, как вобла, пляже, болтая о не относящихся к делу пустяках, словно приятели. Вопрос про то, кем и как именно был убит Павел, я вслух не задавал – скажу честно, даже не хотел этого знать… Ясно было, что с ведома и подачи Мельниковой… которая то и дело загадочно улыбалась мне, и я был на сто процентов уверен, что если проявлю должную инициативу, то затащу Эльвиру в постель достаточно легко и естественно. Благо Таня все-таки осталась дома. Во всяком случае, по легенде… Правильно говорят, что горбатого могила исправит, думал я о себе без особого восторга…
Мы наметили с учетом возможных погрешностей при расчете около восьми точек, где хоть что-то могло подходить под описание «ослиной головы». И посетили их всем кагалом, набившимся в мой «хайс» и, разумеется, без особого толку. Никаких гор в этом степном краю не находилось, местные жители сроду не встречали светловолосого молодого бородача, за исключением проницательных сизоносых мужичков, которые были уверены, что за любую информацию им положена выпивка. Про Ратаева, по словам классика, они «рассказывали много и охотно, причем все время врали». В конце концов Ивана Курочкина оставили на время в поселке под названием Кулунда, поскольку именно здесь, по его словам, было последнее место, где видели Геннадия. Эльвира надеялась, что он хоть что-то разведает. Я на это не надеялся, о чем и сказал Мельниковой открытым текстом. Она сказала, что рассчитывает не столько на сообразительность Курача, сколько на его способности находить людей, подобных ему. Что ж, в этом был определенный резон. Как бы там ни было, с Эльвирой у нас установились вполне корректные отношения, можно даже сказать – доверительные. И в эти дни я наконец-то узнал всю предысторию последней «командировки» Геннадия в эти края. Неуловимый Джо по фамилии Ратаев получил неслабую сумму денег от Эльвиры (про это я услышал впервые) для продолжения своих поисков, крайне интересующих Мельникову, которая даже после официального разрыва отношений, инспирированного мамой Геннадия, продолжала принимать деятельное участие в прожекте своего бывшего мужа. Так что в Кулунду он уехал с полного одобрения Эльвиры. Гуцул со товарищи тоже получили хороший аванс с учетом того, что будут приглядывать за Геннадием, но подробности им были неизвестны. Немногим больше было известно Курачу, который традиционно пользовался большей благосклонностью Мельниковой, нежели остальные гопники. Узнал я и нелегкую историю родителей Эльвиры, да и ее самой. Отец Эли был вор. Самый настоящий. Более известный под кличкой Мельник, он провел за решеткой большую часть жизни, но когда выходил на свободу, не чаял души в жене и дочери… Хотя жену, бывало, поколачивал; без жестокости, а так – для поддержания реноме. В местах не столь отдаленных он, не будучи особо приближенным к уголовной верхушке, тем не менее выпестовал верную ему шайку, состоящую из молодых рэкетиров образца девяностых, которые на воле, естественно, продолжали свою веселую деятельность. Эля, будучи школьницей, ни сном ни духом не ведала о подробностях деяний папаши, но стеснялась того, что он ушел на очередную отсидку и предпочитала не распространяться про отца. В один далеко не прекрасный год у мамы Эли обнаружили рак, причем весьма зловредного типа. Отец про это узнал и, поняв, что до его освобождения жена просто не доживет, решился бежать. При побеге Мельник был застрелен. И если бы не помощь, в том числе материальная, получаемая Эльвирой от уголовной троицы, (которой Мельник поручил перед своим побегом в случае чего позаботиться о девушке), трудно сказать, какой была бы судьба дочери вора после похорон матери. Ей удалось избежать детского дома (Студент слепил документ, враз на два года «состаривший» Элю), а Гуцул с Лымарем осуществляли, так сказать, общее кураторство. Нельзя сказать, что им это было по нраву, но перед памятью Мельника они были чисты… По крайней мере те несколько лет, пока Эльвира «вставала на ноги». Обладая жизненной сметкой и цепкой хваткой, молодая женщина подняла и раскрутила бизнес, да не один. Она привыкла к тому, что Гуцул, Лымарь и Студент всегда оказывают ей помощь, и для нее стало неприятным открытием, что уголовникам это надоело. У них постепенно стерся из памяти образ тюремного воспитателя, его дочь выросла и превратилась в приличную стерву… и теперь она была вынуждена приплачивать бандитам практически «на общих основаниях». Что не слишком способствовало дружеским отношениям.
Иван же Курочкин прибился к Эльвире с другой стороны. Он не был уголовником, не проходил и «малолетку». Он просто был однажды нанят в службу безопасности одного из предприятий Эльвиры, а потом стал кем-то вроде ее личного бодигарда. Не имея идейных разногласий с троицей бандитов, он иногда даже действовал с ними в одной «упряжке». Как, например, это происходило в случае с «командировкой» Геннадия.