Из глаз невольно покатились слёзы. Она молчала, пытаясь успокоиться. Давить на жалость она не собиралась, но несколько безрезультатных визитов не прошли бесследно.
Киреев заметил, как похудела Анна Никитична с последней их встречи, как тёмные круги под глазами поселились на сером лице. Сними она поношенный платок с головы, взору непременно представилась бы прядь поседевших волос.
– Вы просто боитесь, – сквозь слёзы выдавила из себя Анна Никитична. – Боитесь признать, что я окажусь права, если Илюшеньке станет лучше.
Киреев был человеком рассудительным и старался мыслить объективно. Его нельзя было назвать чёрствым, бесчувственным, хотя многих удивляло его отношение к обыкновенной просьбе одинокой матери.
– Голубушка, да не убивайтесь Вы так, – пытался слабо утешить её Киреев. – Позвольте, мы пройдёмся, и я Вам всё покажу.
Он помог Анне Никитичне подняться со стула. Они покинули кабинет и пошли по длинному просторному коридору, ведущему в открытый корпус.
– Вот, посмотрите. Здесь у нас находятся те, кто самостоятельно может ухаживать за собой, – проговорил Николай Иванович, показывая вольно блуждающих по помещению пациентов. – Они ни в чём не нуждаются. Мы обеспечиваем их хорошим питанием. Они даже могут смотреть телевизор и найти себе занятие по интересам. Взгляните, здесь у нас библиотека, а там – столовая.
Он повёл её в соседнее помещение, где располагались открытые душевые кабины и туалет.
– Все удобства у нас есть. Наш интернат – очень хорошее место для душевнобольных. Я могу показать вам статистику.
– Отведите меня к Илюшеньке, – перебила Анна Никитична, будто не замечая Киреева.
Ничего не оставалось, как выполнить просьбу. Закрытый корпус находился в доступной близости от остальных, но всё же имел обособленный рабочий персонал. Недобрые большие двери с усиленными петлями и толстые решетки на окнах не могли подтвердить слова директора о беззаботной жизни пациентов. Как только Анна Никитична переступила порог, ей стало тяжело дышать. Будто ощущая гнёт десятков заключённых душ, она остановилась, опёршись на стену.
– С Вами всё в порядке? – не на шутку испугался Киреев.
– Да-да. Всё хорошо, – соврала Анна Никитична.
Она не осмелилась сказать, что слышит, как стонут чистые, но одержимые сердца, как злорадствуют тёмные силы, нашедшие себе надёжное пристанище.
– Не волнуйтесь, я в порядке, – подтвердила женщина и направилась дальше, правда уже более робким шагом.
Закрытые двери с порядковыми номерами скрывали за собой тех, чей дух и разум не выдержали потрясения, которое разделило их жизни на две половины. Были и те, кто с рождения страдал неизлечимым заболеванием и был обречён до конца дней находиться под строгим присмотром. Иногда из-за дверей, мимо которых проходили Киреев с Анной Никитичной, слышались голоса пациентов.
– Не бойтесь, – предупредил он. – Здесь надёжная охрана. Вам не о чем беспокоиться.
Но Анна Никитична и не беспокоилась. С большим трудом она подавляла в себе скопившуюся боль и отчаянный крик заключённых, которых уже стало волновать появление стороннего человека. Анна Никитична почувствовала и это. По телу пробежал странный холодок, когда на пути возникла дверь с номером «17».
– Он там, – пояснил Киреев. – Ваш сын сейчас спит. Он под действием сильных препаратов. Уверяю Вас, это для его же безопасности. Мы делаем всё, чтобы он не нанёс увечья себе или окружающим. Современная медицина творит чудеса. Мы постараемся вылечить его.
– Могу я войти? – кротко спросила Анна Никитична, на что получила отрицательный ответ:
– Вы же понимаете. Это не по правилам.
Киреев дал понять, что не способен на большее, даже для родной матери пациента.
– Почему Вы противитесь моей просьбе, Николай Иванович? – спросила она. – Вы боитесь, что я окажусь права? Дело в этом?
– Вовсе нет, – спокойно ответил он.
– Тогда чего? Что Вас страшит? Газетчики? Или, может быть, причина в другом?
– Послушайте, я уже говорил, что у нас есть люди, которые помогают нашим пациентам обрести духовное здоровье или хотя бы убедить в этом их самих. Эффект плацебо никто не отменял. Это природой заложено в человеческом мозгу, понимаете? Просто в некоторых случаях такие методы бесполезны. И, простите меня, пожалуйста, с вашим сыном как раз такой случай. Прошу, перестаньте пугать меня маниакальной идеей одержимости! Здесь нет никаких бесноватых! Есть просто больные люди. Некоторые способны справиться с заболеванием, некоторые – нет. У вашего сына тяжёлая форма, но не думаю, что нельзя ничего сделать.
– Умоляю, дайте мне…
– Анна Никитична! Никаких сомнительных обрядов мы здесь проводить не будем и точка! Если Вы хотите добра Илье, то не приходите сюда с подобными просьбами. Я же вижу, Вы отчаялись, поэтому придумываете себе Бог знает что.
– Почему Вы так сказали? – вдруг спросила Анна Никитична.
– Что сказал?
– Вы сказали «Бог знает что». Почему Вы упомянули Его?