Ночь выдалась холодная, чувствовались зимние морозы, что постепенно опускались на северное полушарие планеты. В этих краях зима была хоть и короткая, но порой удивляла своими кратковременными морозами и снегопадами, что порой сменялись дождями и оттепелями. Иногда порхал снег, Зит смотрел в тёмное, холодное небо, затянутое черно-серыми тучами. Ему ужасно хотелось спать и есть, эти желания напрочь отбивали другие мысли. Только одно воспоминание порой навещало его, точнее персонаж этих воспоминаний – Китти. Он не пересматривал своё отношение к ней, но все-таки, с каким-то теплом и нежностью эта девушка засела в его голове. Зит не был любимчиком девушек, не вписывался он в романтические каноны девичьих грёз, ни внешностью, ни характером. Да и сам капитан не тратил на увлечение времени, ему хватало платной любви и редких встреч с легкомысленными особами. К Китти же он испытывал странный интерес, не любовь, а интерес, любопытство, как порой любопытно узнать о чём то поподробней.
– Чак! – Послышался голос из лесной глуши. – это ты?
– Да я! А кто ещё попрётся в такую стужу в прифронтовой лес?
– Тащи свою задницу сюда! Мы уже все здесь. Лишь тебя с твоими бойцами не хватает. – хрипел прокуренным голосом Катоп.
Чак пробрался сквозь густой, сырой кустарник и увидел группу солдат, мокрых и замерзших. Это были совсем молодые бойцы, последнее пополнение, некоторые из них ещё не совсем понимали, где находятся, оттого и согласились на миссию, за которую можно было получить по шапке от майора Марта. Катоп оглядел дрожащих от холода мальчишек после подошёл к Чаку и, похлопав его по плечу, сказал:
– Ничего браток, скоро подкрепимся! А то ты как мертвец ходящий! Смотреть аж противно! Откормим тебя, будешь толще Тармы!
– А ты как не просыхал от выпивки, так и не просыхаешь! Поди на склад то за ней самой идёшь!
– Ну надежды-то есть! Что думаешь, медивы не заливают горе и радость горькой?
– Ты рано или поздно выпьешь какую-нибудь гадость и отравишься, Катоп, своей смертью уж точно не подохнешь. – сбивая сырую листву с куртки, бурчал Чак.
– А ты своей помирать собрался, что ли? – закуривая сигарету, прохрипел ротный. – А что друга своего не взял?
– Ты про Орена, что ли?
– Про него самого!
– Он считает, что я дурак, коли связался с таким идиотом и пьяницей как ты. Короче он отказался.
– Только пусть твой умный дружок не чавкает громко, когда идиот добудет провизии для особо одарённых умом бойцов. Которые зассали показать, что у них есть яйца. Ладно, хрен с ним, нужно выдвигаться, пока рассвет не наступил, чем быстрее закончим тем лучше. Кстати познакомься, это Вирт. – Катоп кивнул в сторону молодого сутулого парня курящего в стороне. – Это разведчик, он нас и поведёт к складу, парень толковый, но странный, такое чувство, что контуженый!
– А я и есть контуженый. – встрял Вирт в разговор. – Три раза, и трижды ранен, а странный я не по этому, а потому, что бабы давно у меня не было! Не могу я без них, готов уже на страшную или толстую наброситься. Изголодал совсем по этому делу.
– Чак, не обращай внимания, они с юга все такие, контуженые.
Вирт улыбнулся и забычковав сигарету, спрятал её остаток в карман. Спустя пару минут отряд выдвинулся. Они шли по густому лесу, после чего вышли к болоту, кругом была тишина и спокойствие, лишь иногда её нарушало одинокое пение неведомой птицы. Она звонко цокала и свистела, спустя пару минут ей отозвалась вторая, и они некоторое время переговаривались на своём птичьем языке. Вскоре обе замолкли.
«Дожился, уже готов голову сложить ради куска хлеба. Довели, суки, неужели так сложно поспевать за наступлением, живу как животное, грязный, голодный и злой». – бурчал про себя Чак, пробираясь сквозь заросли.
– Проклятый Тарма! – начал шёпотом говорить Катоп, озираясь по сторонам. – У других генералов солдаты сытые и довольные, ходят в отпуска и отдыхают и от того и воюют лучше. А мы стая голодных и озлобленных зверёнышей, только и думаем пожрать да поспать!
«У дураков мысли сходятся». – подумал Чак и улыбнулся.
– Ничего, вот возьмём Брелим и войне конец! – также шёпотом ответил Вирт. – И вернёмся домой, героями и все бабы будут наши!
– Вирт, знаешь, что? – перебил его Чак.
– Что?
– Иди в свой пошлый зад! Надоел уже! Кроме баб можешь хоть о чём-то ещё думать?
– Могу, но там-то же бабы, сука, везде в моих мыслях бабы, и это кстати нормально, для мужика, у которого несколько месяцев секса не было. Вот ты когда последний раз с бабой был?
– Давно, очень давно.
– Бедняга, наверно, поэтому ты постоянно со своим другом, Ореном шляешься, он тебе вместо бабы наверно! – гнусно хихикая, шептал Вирт, пытаясь позлить и без того нервного Чака.
– Заткни рот, обезьяна. У тебя из него слишком много грязи льётся.
– Да успокойся ты, капитан, пришли. Всем стоять. – окликнул всех Вирт.
Вдалеке показалось, солидных размеров, здание, построенное из огромных каменных блоков, по периметру оно было окружено несколькими рядами колючей проволоки, а с четырёх сторон стояли сторожевые башни, на которых не было ни солдат, ни фонарей. Только серебристый свет огромной луны, показавшейся из-за туч, освещал эту постройку, на вид брошенную уже давно.
Спустя пару минут пятеро медивов вышли покурить, они были в нетрезвом состоянии и громко шумели и шутили, было чувство, что они уже не первый день отмечали. Чак понимал, они не самая сложная мишень, но его крайне смущали довольно свежие борозды от траков какой-то гусеничной машины, но он успокаивал себя, надеясь, что это отступающие медивы наследили.
Вирт снял со спины винтовку с оптическим прицелом и начал разглядывать склад. Спустя пару минут он снова закурил недокуренный бычок.
– Эти пьяницы не составят нам особого труда, я наблюдаю их уже не первый день, они пьют и пьют, днём к ним приезжают грузовики и они загружают их, после чего снова пьют. Подползём к ним поближе и перережем как котят, пискнуть не успеют.
Вирт взял с собой Чака, Катопа и ещё несколько парней, остальные ждали, пока склад не будет захвачен. Все уже предвкушали, как поживятся медивской провизией, набьют свои животы и карманы с вещевыми мешками, вкус этой еды был уже на языках оголодавших бойцов! Тем самым многие бойцы потеряли всякую осторожность и, не соблюдая никакой скрытности, курили и громко болтали, порой вставая в полный рост.
А тем временем котивские солдаты вплотную подобрались к противнику и наблюдали их без всякой оптики, сидя в густом кустарнике. Вскоре все пятеро зашли вновь на склад и Вирт велел остальным занять выгодные позиции, сам же пообещал выманить гетерцев на улицу и по-пластунски выдвинулся к складу, то и дело, озираясь по сторонам. Ветер усиливался и вскоре повалил густой снег, его лохматые, тяжёлые хлопья били в лицо и лезли в глаза и нос, метель усиливалась. Вскоре Вирт пропал из виду, Чак нервно переглядывался с Катопом, ожидая, когда они уже пристрелят этих сторожей.
Но время шло, Вирт не возвращался. Не появлялись и медивы. Прошло минут десять, и ветер стал настолько сильным и холодным, что обжигал прохладой лицо и руки. Чак бросил взгляд на Катопа, но тот лишь растерянно развёл руками. За спиной послышались крики и выстрелы, приглушённые свистом ветра и шумом качающихся крон вековых сосен. Ротные обернулись, но едва могли разглядеть в снежной мгле друг друга. Что-то явно пошло не так. Чак подполз к товарищу и сказал:
– Мне кажется, Катоп, что мы с тобой великие идиоты, надо уносить ноги, твоего Вирта походу уже грохнули.
– Давай подползём по ближе, может он ждёт нас у входа, погода вон какая разыгралась нам назло. Не видать не хрена. Давай поглядим. – голос Катопа был испуганным и дрожал, то ли от страха, то ли от холода.
– А что за хрень сейчас была с тылу? Ты ведь это тоже слышал?
– Там линия фронта, мало ли, что. Не паникуй раньше времени. Скажи остальным, пусть подтягиваются.
Они проползли чуть, чуть и вскоре всё стало на свои места, их ждали, Вирт привёл наивных простаков в руки разведчиков гетерской армии, что ловили на живца, то есть на якобы брошенный склад. Вирт предал своих, по какой-то лишь ему ведомой причине.
Двери склада отворились, и буквально перед носом у Чака выкатился стационарный крупнокалиберный пулемёт. Котивы даже не успели среагировать, как из ствола вырвалось пламя. Первые несколько пуль со свистом пролетели над головами котивов, следующая очередь буквально порвала на куски двоих солдат, на Чака полетели брызги крови и плоти, тот в ужасе отпрыгнул в сторону и пополз прочь, сквозь гул стрельбы он услышал знакомый, противный голос Вирта, – «Аккуратней, дибилы, офицеров не подстрелите, они нужны живыми!» Катоп встал в полный рост и словно спортсмен, помчался прочь от бойни, но Вирт без труда подстрелил его в ногу и тот кубарем повалился в грязную, холодную лужу. Чак полз так быстро как никогда, разрывая на коленях штаны и кожу, снег лупил его в лицо, а пули подгоняли сзади. Он протиснулся сквозь заросли кустарника не взирая на ветки, что лупили его по щекам и губам, над головой просвистели пули и в след донеслись неразборчивые крики, то ли Вирта, то ли ещё кого то. Неожиданно земля под ногами заскользила и Чак покатился в неглубокий овраг, на дне которого скопилась вода и плюхнулся прям в неё, промокнув до нитки.
Чак, дождавшись, когда пулемёт умолк, тут же встал и, бросив автомат, что есть сил, бросился бежать в сторону леса. Он бежал так быстро, что за минуту добежал до леса, где запнулся обо что то мягкое. Это был труп, труп котивского солдата, а рядом ещё дюжина, все были мертвы, снег слегка припорошил их тела.
Руки Чака задрожали и зубы предательски начали стучать. Он без сил упал на землю, едва дыша от усталости и страха, где-то застрочил автомат, и Зит потихоньку начал осознавать какие дела он натворил. Из-за стволов вековых сосен в небо взмыли ракеты и со свистом полетели к земле. Чак успел увидеть, как среди неутихающей метели начали взмывать в небо огненные столбы, обдавая его жаром и землёй. Он искренне хотел в это мгновение погибнуть.
В следующее мгновение все кончилось, так же стремительно, как и началось. Зит поднялся с земли и оглядел округу, кругом всё горело, деревья, земля и даже снег. Горел и склад, ярким оранжевым пламенем, языки огня вырывались из его окон, крыша была разворочена попаданием ракеты. Всё сгорело, весь провиант, ради которого погибли два десятка муринских солдат, глупой и абсолютно бесполезной смертью, за которую не дают награды. Гетерские разведчики, возможно, успели унести ноги и прихватить с собой раненого капитана-алкоголика, а возможно сгинули под обстрелом, Чак этого не знал, но он искренне желал Катопу смерти либо мучений в плену.
Капитан Зит не знал, что ему теперь делать. Бежать было бессмысленно, вся округа была напичкана патрулями и разведчиками обеих армий, а за дезертирство его расстреляли бы на месте, возвращаться в часть смысла не было тоже, за самовольное оставление позиций, и гибели многих солдат, его как единственного живого наверняка судили бы. Он молча поплёлся в сторону горящего склада и, дойдя, упал на колени, кругом трещали горящие деревья, пахло горящей плотью и приступы рвоты подступали к горлу, он хотел было пустить пулю в свою голову, но автомат свой он потерял, а те, что валялись на земле от пожара стали негодными. Чак просто стоял на коленях и смотрел на огонь, голова его была пуста от мыслей, страха и волнений, он смирился с тем, что он дурак.
Вскоре из леса показался отряд котивов, они шли осторожно и оглядывались по сторонам, вскоре они наткнулись на перебитых соотечественников, после чего разделились на отряды по пять человек и начали прочёсывать местность. Один из таких отрядов наткнулся на Чака и, выставив в его сторону стволы автоматов, приказали встать и представиться.
– Я капитан Чак Зит, все остальные мертвы, можете не искать. – дрожащим голосом проскрипел Чак, смотря на суровые лица бойцов.
– Капитан Зит? Это вы? – раздался знакомый голос майора Марта.
– Так точно! Это я!
– Ах ты, конченый ублюдок! Ты всех погубил и остался жив!
Командир батальона огромный в росте и в весе мужичина, закинул автомат на плечо и быстрым шагом устремился к капитану, его лицо искривила злобная гримаса. Как только они провинились, кулак командира тут же настиг Чака. Удар в лицо, затем в живот, грудь и снова в лицо, и Зит начал терять сознание. Последнее, что он помнил. Это то, как от удара ногой по лицу у него вылетел передний зуб и на языке почувствовался солёный вкус крови. В глазах стемнело, избитого капитана погрузили на плечи и понесли в часть. Позади горел склад, треща и сверкая огненными языками.
Глава 11
Чак очнулся лишь утром, в глаза бил яркий, солнечный свет, тело пробирал утренний мороз, всё тело жутко болело. Он огляделся и понял, что сидит в палатке, где то за её брезентовыми стенами суетились люди, бренчало оружие и раздавались голоса. Встать Чак не мог, его руки были жёстко связаны за спиной, а правая нога была прикована цепью к какому-то столбу, который торчал из земли. Капитан дёрнул пару раз ногой, но цепь намертво держала его у столба. Ему стало страшно, впереди было, что-то неведомое, скорее всего казнь. С ней он был согласен, ему было жалко тех своих солдат, что своей глупостью погубил, поверив Катопу. Единственное о чём Чак жалел, так это о том, что не погиб там, а выжил, и теперь умрёт позорно, у солдат перед строем. Да и умирать ему не хотелось, где-то в глубине его души мерцала слабая надежда, что произойдёт чудо, и ему сохранят жизнь, но всех подобных идиотов, расстреливали, некоторых Чак расстреливал сам, перед строем, без жалости. В тот момент он видел перед своими глазами жалких дураков, которые своей глупостью предавали и подставляли товарищей, теперь таким идиотом был он. И Зит понимал, что жалеть его никто не будет.
Болело всё, ему разбили лицо, выбили передний зуб, надавали по рёбрам и животу. Март бил грамотно, не причиняя серьёзных травм, он умел причинить боль, но не вывести единицу из строя. Вскоре кто-то подошёл к палатке и сторожевые, что стояли около входа, расступились и внутрь вошёл Орен, он со злобой и сожалением смотрел на капитана, а Чак молчал, зная, что сказать ему нечего.
– Как же ты так, друг. – с грустью сказал Орен.
– Дурак. – обречённым голосом молвил он, смотря в пол.
– Да то, что ты дурак я-то знаю, но зачем ты пошёл с этим пьяницей?
– Жрать хотел, думал подвиг совершу, солдат накормлю.
– Оно того не стоило, слишком рисково, Чак. Что с тобой? Это не похоже на тебя, такой глупый поступок. Теперь всё наперекосяк.
– Да, всё сам просрал, идиот я. Не знаю, что на меня нашло, сам не пойму как перестал думать головой, а начал желудком. А точнее жопой. Пусть стреляют меня, одним придурком меньше будет. Твою мать, даже поплакать обо мне некому будет. Поди моих солдат заставят пулю в лоб пустить бестолковому командиру.
– Прекращай сопли на кулак наматывать, капитан. Есть надежда, что расстрела не будет! Штурм Брелима на носу, ходит слух, что Маут приказал меньше провинившихся расстреливать. Роты штрафников нужно пополнять.
– А в чем разница? Много ли штрафников доживают до конца боя?
– Друг, не сдавайся! Нам нужно пережить эту проклятую войну, мы сможем. Я поговорил с одним офицером, он знает того, кто знает кое кого, он замолвит слово за тебя, что бы тебя не стреляли, а дали шанс. Пусть хотя бы в штрафники, я постараюсь тебя оттуда вытащить, я познакомился с медсестрой, она сестра одного из советников Тармы. Мы что-нибудь придумаем, ты главное постарайся выжить!
– Ах ты, сукин сын, уже охмурил девку какую-то! – хрипло посмеялся Чак.
– Ты свой нос в мою жизнь не суй, а старайся со своей не распрощаться. Кстати, помнишь ту бабу, что тебе морду набила в Ирке? Она же тоже в штрафниках была! И ничего выжила! Хотя она девка, а ты мужик! Или, что, зря яйца носишь? Выше нос!
– Орен, зачем я тебе нужен? – наконец подняв свои глаза, спросил Чак, пристально смотря на друга. – Может я плохой человек и тебе не стоит стараться ради меня?
– Я не знаю Чака плохого парня, я знаю Чака – друга. Парня, который не всегда прав, но который всегда поможет и поддержит своих солдат, который не боялся идти в атаку впереди своих бойцов, а не за их спинами. Для меня ты друг и надёжный командир, который оступился, но который ещё может всё исправить, если очень того захочет. Ты только держись, старайся выжить. И если всё будет хорошо, а оно так и будет, то может и на свадьбу тебя приглашу.
– Как курить-то хочется, просто кошмар, уши опухают.
– Уши у тебя опухли от того, что тебе по ним тумаков надавали, а не от сигарет. Хотя я знал, что ты это скажешь и обменял у сторожей твоих пачку хорошего медивского табака на пару консервов. Угощайся.
Орен достал из кармана золотистую пачку гетерских, трофейных сигарет. Распаковав её, он вынул одну из них и вставил Чаку в разбитые губы, после чего подкурил. Зит жадно затягивался едким дымом, кашлял и затягивался вновь. Выкурив её буквально за десяток секунд, он попросил ещё и закурил вновь, после чего Орен сказал, что ему нужно идти. Чак понимающе кивнул головой и по его глазам было видно, как сильно он сожалеет о произошедшем. Он обнял по-дружески Чака и засунул ему в карман пару пачек сигарет и несколько пакетов с белковым пюре, после чего поднялся на ноги и пошёл прочь из палатки, у самого выхода он обернулся и сказал.
– Главное выживи, и я тебе помогу! Обещаю!
– Я постараюсь!
Орен удалился, и Чак докурив сигарету, выплюнул окурок, и хотел было закурить новую, но тут же вспомнил, что руки связаны. Ему хотелось жить, даже перспектива штрафного батальона ему казалась более интересным вариантом, нежели смерть. На носу был штурм Брелима, и шансов стать героем или сгинуть навсегда в глупой лобовой атаке была равна, всё зависело от случая, Чак это понимал. Он собирался всеми силами схватиться за этот призрачный шанс, и крепко сжимая его в руках выжить вопреки всему.
Времени подумать капитану было вдоволь. Он сидел прикованный к столбу, в сырой, холодной палатке до вечера и лишь когда холодное зимнее солнце начало заходить за горизонт, ему сказали готовиться к визиту к какому-то полковнику, которого солдаты именовали не много ни мало «вершителем грешных судеб». К нему подошли несколько солдат, развязав руки повели куда-то. Шли долго, ноги еле шевелились, болели и подкашивались, хотелось пить, живот урчал от голода, но солдаты не останавливались. Вскоре его завели в какой-то барак, где избитого Чака встретил странный мужчина. Худой, высокий с угловатым бледным лицом, его глаза были тусклы и безжизненны. Мужчина увидел Чака и сразу же присел за стол. Перебрав кучу бумажек, он приказал ему присесть, а сам вновь уткнулся в бумажки. Сделав пару глотков, давно остывшего растворимого напитка, который выдавали солдатам для повышения здоровья, мужчина накинул на худые плечи мундир серого цвета с несколькими грязными орденами. Звания Чак таки не смог разобрать, ибо никаких знаков отличия на мундире не было. Но он понимал, что это тот самый «вершитель грешных судеб».
– Капитан Чак Зит?
– Он самый, – спокойно ответил тот.
– Ты не ерепенься, боец, отвечай, как положена, хотя мне наплевать. Хоть раком тут встань, мне это все равно. И как же тебя отрепье ко мне занесло? Чем родину нашу обидел? – тонким и противным голосом говорил мужчина, не поднимая взгляда.
– А вы кто? Как мне к вам обращаться?
– Для тебя я тот, кого ты должен рад видеть, я для тебя капитанишка, живой образ отмены смертной казни. Родина даёт тебе новый шанс! Родина простила тебе твой грех, и даёт право исправить все свои ошибки, и встать на путь патриотизма и правды. Воспользуйся вторым шансом и сдохни героем, во славу нашего лидера. – голос мужчины был надменно издевательским.
– Меня сейчас стошнит от таких слов! – подняв измученный взор, с издёвкой сказал Чак.
– Меня тоже тошнит от этой патриотической блевотины. – неожиданно сказал тот, и голос его стал более серьёзным. – Но не в этом суть, дурак ты столичный, повезло тебе как утопленнику. Пару дней назад указ наш лидер издал, который гласит, что теперь дураков вроде тебя расстреливать не надо.
– Обрадовали. – без интереса ответил Чак.
– Чему ты радуешься, дебил? В штрафники теперь таких как ты отправляют, да не просто в штрафники, а в штурмовые роты особого назначения! ШРОН! Зачем нашей армии тратить на идиотов, вроде тебя, патроны? Пусть вас лучше гетерцы расстреливают! Может, хоть смертью своею вы пару жизней нормальных солдат спасёте! – продолжил тот.
– А я и не собирался радоваться. – грубил Чак в ответ, испытывая неприязнь к тыловой крысе, каковым он его считал.
– А стоило бы, жизнь твою никчёмную сохранили, между прочим. Знаешь сколько вас уже через меня прошло? Сотни две, и за проступки по хлеще твоего, позавчера привели ко мне дебила, майора! Он велел солдатам изнасиловать местную девушку, за то, что её семья ему не отдала последние запасы продуктов. Он стоял и смеялся, а солдаты насиловали, на глазах у семьи. Так в итоге всех солдат и этого майора стрелять собирались, но в итоге отправили туда, куда и ты пойдёшь! Хотя твой случай меня позабавил, пожрать захотел, и решил к медивам за ужином сходить! Склад, видите ли у них стоит, пустует! Дурак! Только вот парней молодых зря с собой взяли, их жалко, а вы! Офицеры, мать вашу, как детишек в ловушку заманили, тоже мне вояки!
– А вы то воюете? Или здесь восседаете? Парней в смертники записываете, да бурду свою попиваете! – вскипел Чак, хотя и понимал, что заранее в проигрышном положении находиться.
– Знаешь, я бы мог тебе сгрубить и сказать, что ты вошь мелкая и не смеешь раскрывать свой рот поганый, пока я тебе на то разрешения не дам. Но я этого делать не буду, потому, что ты ещё мало воевал и мало видел, а про меня не думай, что я жопу свою костлявую здесь просиживаю, я раньше был вдвое толще Тармы! Командовал танковым батальоном, ломал хребты Катаканским армиям, армиям повстанцев и фавийцев в княжестве Брог, но после двух месяцев пыток в плену, у меня отказало половина органов, я ходячий обрубок, я даже жрать не могу, только пить. Сколько я протяну ещё, не знаю, но до конца войны не доживу точно. Меня, боевого офицера, посадили сюда, на ваши тупые рожи смотреть, и слушать как вам страшно мать вашу, идти в штрафники. Видеть как вы ублюдки ссытись и плачете, умоляете сжалиться! Если бы я свой член доставал, то вы бы и его сосали, лишь бы спасти свои никчёмные шкуры! И ты, капитанишка, сидишь здесь, строишь из себя героя, который два десятка молодых ребят повёл на бойню, у которых, между прочим, семьи есть! Прими свою судьбу, как есть, а если уж совсем тошно, то дождись когда тебе автомат дадут, спрячься в укромный угол, и вынеси свои мозги! Уяснил? – офицер говорил спокойно, но крайне доходчиво.
– Так точно! Уяснил. Простите меня за грубость.
– Я тебе не мама, что бы прощать тебя, ты никчёмный кусок говна, который смеет меня в чём-то упрекать. Ты теперь сраный штрафник, тебе присудили смертную казнь, а это значит, что срок твой в ШРОНе равняется бесконечности! Шанс у тебя только один, это подвиг совершить, только вот подвиги у ШРОНовцев только посмертные бывают. А теперь иди и помри героем. Проваливай. Конвой тебя уже ждёт.
– Спасибо. Товарищ полковник.
– Засунь своё спасибо себе в зад! Исчезни с моих глаз! И не забудь сдать свои погоны обратно. Ты, сучий сын, их не заслужил.
Чака взяли под руки, и повели в стоящий у входа уже заведённый грузовик. Водитель косо глядел на избитого капитана, к которому подошёл офицер конвойных войск и содрал с его плеч капитанские погоны, после чего велел залезать в кузов, куда залез и сам. Они ехали около двух часов, Чак смотрел на конвойного офицера, который молча читал книгу, его глаза были словно у рыбы выпучены и огромны, бегая от края до края страницы, они успевали мельком бросать свой взор на капитана. Зиту очень хотелось курить, но спросить у пучеглазого офицера он боялся, пока тот сам не заговорил.
– Что ты взглядом меня сверлишь? Спросить хочешь?
– Да.
– Так спрашивай, не молчи словно рыба, я мысли читать не умею.
– Курить можно?
– А курить-то есть?
– Да.
– А поделишься? – ухмыльнулся пучеглазый.
– Конечно, у меня три пачки. Хорошие, гетерские сигареты. «Золотой день» называются.
– Ну, у тебя он точно не золотой! – сказал конвойный, что сидел слева от офицера и громко рассмеялся, после чего резко умолк. – Прости, сам не понимаю, как получилось, боец, просто игра слов такая.
– Да нет, правда, смешно, не извиняйся. – ответил Чак, не улыбнувшись.
Чак достал сигареты и вынул из одной пачки папиросу для себя и тут же подкурил. Недолго думая он отдал одну пачку офицеру, другую конвойному солдату, оставив себе уже начатую. Злобы к ним у него не было, они просто исполняли свои обязанности.
– Спасибо тебе, боец. Хотя в ШРОНе у тебя всё равно их отберут, там как в тюрьме, только хуже. Я не первый раз туда отвожу парней. Крепись. – сказал пучеглазый, прикуривая сигарету. – Глупо ты попал, жаль тебя, тем более ты парень-то не плохой. Я знаю про тебя, ты администрацию штурмовал в Аппоре, Лесо младшего завалил. Но с другой стороны тебя не расстреляли, это как-никак плюс. Я знаю людей, которые из штрафников возвращались к себе в роты. ШРОН это, конечно-же жопа, но и из неё есть выход.
– Постараюсь выкарабкаться. Знал я одну девку, смогла из штрафников выбраться, хотя и баба, пережила Ирк и Аппор, и выжила, даже звание вернули ей.
– Ну вот видишь, так, что выше нос, впереди штурм Брелима, а там погеройствовать будет время, сына Лесо подстрелил, может и самого Лесо завалишь. – ухмыльнулся пучеглазый.
– Его уже завалили, до меня, фавийцы.
– Вот те на, ну тогда кого-нибудь другого. Главное соверши, что-нибудь значимое. И не погибни.
– Последнее самое сложное. – сказал Чак и крепко затянулся.
Вдаль уходила разбитая дорога, впереди было, что-то непонятное, пугающее и грустное.