«Скоро Новый Год, и у отца за городом будет стоять большая ель. Как быстро летит время. Интересно, как всё будет? В новом столетии?»
Жанна опять посмотрела на дом напротив. Там, в одном из окон за ужином собралась семья: молодая женщина в переднике накрывала на стол, за которым сидел мужчина, и мелькала светленькая головка девочки. Жанна улыбнулась. Несмотря на тепло, исходившее от остывающей духовки, она мёрзла. Обнимая полные, открытые в халатике руки, пошла за кофтой.
В спальне прохладно, тоскливо. «Как в келье».
Жанна с тоской оглядела комнату, накинула на плечи кофту, присела на кровать: « Что он имел в виду, когда сказал – а я подожду?»
Глава 7
В доме у Наташи вкусно пахло пирогами. Она протягивала Вадиму руки.
Касаясь её пальцев, Вадим подумал: «Какие тёплые, не как у Марго». Он удивился внезапной мысли. Этому сравнению.
– А почему в темноте? – спросил он шёпотом, обнимая.
– Посмотри, какая красота, – ответила она тоже шёпотом, указывая на окно.
Вечер таинственно смотрел с улицы. На синем фоне окна белели крупные снежинки.
– И правда, красиво.– Вадим поцеловал её в губы.
После чая, подкинув поленья в печку, они сидели, обнявшись возле открытой дверцы, и наблюдали за пламенем. Дрова потрескивали. Переглядываясь, Вадим и Наташа улыбались, прижимаясь щекой к щеке.
Из соседней комнаты доносилось посапывание бабушки, когда оно сменилось на громкий свист, они прыснули от смеха и потянулись к вешалке.
Вечерняя улица тиха.
Ясная луна гигантской лампой освещала землю. Они шли молча, взявшись за руки.
Он рядом, и она счастлива и всё же… Наташу не покидало чувство нереальности всего, что происходило. Вадим был с ней и не с ней. И так всегда. Незримая стена, отделявшая их друг от друга, существовала. Может со временем она исчезнет, растает весной эта преграда? Наташа опустила глаза на дорогу – две тени, прижавшись друг к другу, двигались в свете луны.
… когда Наташа вошла в кабинет к Людмиле Викторовне, та, рассевшись на диване, курила. На столике стояли початая бутылка коньяка, рюмка и нарезанные на блюдечке дольки лимона.
– Ну и? – уставилась Ваур. – Что ты мне скажешь? Может быть, расскажешь, как ты докатилась до жизни такой? – Пунцовые пятна покрыли широкое, как всегда, щедро напудренное лицо. Толстая рука раздавила, сжимая мясистыми пальцами, сигарету. Пепел стряхивался уже мимо пепельницы.
Совершенно не понимая, о чём говорит эта пьяная женщина, смущённая всем видом начальницы, Наташа отступила к двери.
Выпив из рюмки коньяк и прищурив левый глаз, отчего лицо стало похоже на лицо кукольного пупса с закрытым сломанным веком, Ваур продолжила:
– Нет, вы посмотрите на неё, стоит тут глазки строит. Я спрашиваю, как ты докатилась до жизни такой?
– Какой такой жизни?! Объясните, что вам нужно?
И тут началось: со словами «я те щас объясню до какой!» Ваур сорвалась с дивана и, чуть не сбив Наташу, выхватила у неё сумку и стала потрошить. На пол вместе с вещами выпали, в дребезги разбиваясь, хрустальные рюмки.
– О, красотища-то! Ловко работаешь, девочка, а с виду и не скажешь. Прямо ангел. Мне бы так.
– Это не я, не я… – только и могла Наташа промолвить, совсем растерявшись.
– Конечно не ты. Сами завелись… как тараканы, правда? – закивала Ваур, издеваясь. От неё несло перегаром. – Ну, вот что, ты тут дурочку мне не строй. Со мной не прокатит! Я те не Вадик! – Она замахала когтистым пальцем перед Наташиным лицом. – У… варюга! Садись и пиши заявление по «собственному» и побыстрее. Пока я добрая. – И она вернулась к бутылке.
– Но это не я…
– А может мне ещё ментов вызвать?! Я быстро! Пиши, давай по- хорошему! – Налив рюмку, Ваур опрокинула её в себя, зажмурив левый глаз. Затем выглянула за дверь и проорала во всю мощь своей лужёной глотки: – Галя! Зайди сюда с веником!
Когда уборщица ушла, Наташа подала начальнице заявление.
– То-то же, – начала та, но не договорила. Она выпустила из пальцев лист, скорчилась будто от жуткой боли и стала оседать на пол.
Наташа бросилась на помощь:
– Вам плохо?
Вцепившись в неё руками, Людмила Викторовна мычала, выпучив глаза.
– Может воды? – Наташа из последних сил её удерживала.
– Беги отсюда, – зашептала Ваур.
– Что? Я не понимаю…
– Беги от неё! Уноси ноги пока цела! – завопила истошно Ваур. – Это проклятое место! И все мы тут прокляты! Прокляты! – Оттолкнув Наташу, она упала на колени. – Убирайся! Убирайся, я тебе сказала! И чтоб духу твоего здесь не было! Вон отсюда! Вон! И чтоб духу…
Наташа выбежала из кабинета…
Это случилось прошлой зимой. Она давно ушла из «Огней», столько событий произошло за этот год. Жизнь полностью поменялась. Наташа удивилась, почему именно этим вечером всплыло прошлое? Раньше оно задевало до боли. Сейчас же проплыло мимо, как одинокая льдина весной по реке.
Полина Сергеевна, смотря на внучку внимательно, спросила:
– А что, Наташечка, хороший парень – этот Вадим?
– Очень хороший, ты просто не представляешь какой он хороший.
***
Открыв дверь, как можно осторожнее, Вадим прокрался в тёмную прихожую. Раздевшись, вошёл в спальню. Жанна спала или делала вид. Неважно. Главное нет невыносимых сцен, истерик. В конце – концов, он ничего ей не должен. Вадим на цыпочках вышел из комнаты.
«Какое счастье, что есть, где скрыться», – подумал он, ложась на диван в кабинете. Вытянув с наслаждением ноги, он сразу уснул.
Глава 8
В «Рандеву» людно, нет свободных мест. «Хорошее место, проходное. Центр есть центр», – Вадим оглядывает полный зал. Приятная суета вокруг.
Он любит в элегантном, дорогом костюме, облокотившись на стойку наблюдать за посетителями. Отвернувшись, чувствовать спиной их взгляды. Со знакомыми и постоянными клиентами обменивается кивками, с некоторыми здоровается. Улыбка Вадима обворожительна, и женщинам особенно приятно, когда она, как лучик солнца, согревает их на мгновенье.
Он знает себе цену. Перед выходом в зал, внимательно и придирчиво осматривает себя в зеркале, проверяя живость мимики, обаяние улыбки, как актёр перед выходом на сцену. Ему нравится производить впечатление это – как страсть, если достигаешь результата, то получаешь удовлетворение. Деньги – тоже страсть, всепоглощающая и главная страсть его жизни. «Без них никуда, и только наивные идиоты могут высокопарно заявлять, что деньги – зло и грех. Грех не иметь их. Посмотрел бы я на этих праведников, – окажись у них чемодан с деньгами».
И сегодня атрибуты счастья «Рандеву» соберёт сполна, но опять они протекут сквозь пальцы. «Сколько можно вкалывать на дядю»? – кулаки сжимаются, и красивое лицо темнеет. – Каждый день одно и то же, а деньги выгребает Вяземский».
Вадим сел за стойку и заказал коньяк. Днём старался не пить, но сейчас особый случай. Каждый день после его женитьбы – особый случай.
Вадим пил часто, но всегда с умом, если пить можно с умом. Он видел и знал тех, кто так же любил расслабиться в общепите. Они убеждали всех и себя, что всё под контролем, только многие, впоследствии, спились, превратившись в животных, выброшенных на обочину жизни. Сам Вадим на подобные примеры смотрел с презрением: « Слабаки. Не умеешь пить – не переводи деньги».
Когда стал главным в «Рандеву», решил установить здесь свои порядки. Благо подготовка хорошая – опыт «Огней» пригодился. Вадим обложил данью барменов и официантов. Закрывая глаза на их махинации, дал возможность «работать». Рискованно, но рисковать Вадим привык.
«Вяземский сам виноват – платя мне гроши», – оправдывал он себя. Но после того как Павел Николаевич увеличил его «гонорар» на порядок, после истории «с выкупом дочери» кинул, как собаке кость, чтобы та не рычала, – в кафе всё осталось по-прежнему.
«Колесо» вертелось – и остановить его было некому.
Вадим поставил работу таким образом, чтобы снизившаяся выручка не сильно бросалась в глаза. Страдали в основном клиенты – это у них счета стали чуть больше, чем обычно, это они выпивали и съедали чуть меньше, чем раньше. Маленькие хитрости, позволяющие иметь прибыль – вроде бы незаметные крохи, но, если с каждого счёта, то выходило прилично. Даже чаевые официантов контролировались – всё в духе советских «Огней». Это неизбежно вело, в дальнейшем, к оттоку клиентов из «Рандеву», но так далеко Вадим не загадывал.
Официанты и бармены стали зарабатывать больше, чем до прихода Вадима, за это его ценили и побаивались. Каждый держался за своё хлебное место.
«Хочешь расположить к себе людей – заинтересуй их материально. Деньги лучше кнута и пряника управляют людьми», – Вадим познал эту истину на собственной шкуре и усвоил на всю жизнь.
Опившись коньяка и пересчитывая выручку в кабинете, он грезил будущим достатком.
Порой в нём просыпался разбойник: Вадим хотел сгрести все деньги, вытащить остальные, что лежали в сейфе – и убежать. Куда глаза глядят. Скрыться вместе с Наташей. Но разум, пробивающийся сквозь хмель, возвращал на землю: а что дальше? тюрьма, расплата? а Наташа? согласится ли она последовать за тобой? а как же Марго? а ваши с ней планы? «Нет, дело надо делать с умом или вообще не делать. А Наташа и не согласилась бы на такую жизнь. Ей на богатство плевать, но это хорошо – значит, не предаст. Из-за денег не предаст. А вот я? Я смог бы из-за денег предать? Её предать?..»
Голова раскалывалась, коньяк давил на мозг. Сгребя банкноты и заперев их в сейфе, Вадим ехал домой, где падал, не раздеваясь в постель.
Глава 9
– Тебе не кажется, что ты меня закормила?
– Жанна, разве я закормила? – Анна Семёновна с удивлением смотрела на дочь.
– А как же? Ты сама не замечаешь, что у тебя постоянно на столе пироги да торты! Вот и сейчас – ты прекрасно знаешь, что «Наполеон» мой любимый торт, и как раз перед моим приходом, ты его испекла и поставила на стол. Хотя ты знаешь, что я хочу похудеть. Со стороны это выглядит, как издевательство.
– Жанна, успокойся. Я могу убрать торт.
– Да пусть стоит! С самого детства ты меня пичкаешь стряпнёй! Мне всего лишь двадцать четыре, но я толще тебя! Интересно, в кого я такая корова? Может в тётю Валю?
– Жанна, ну какая ты корова? Ты просто всё преувеличиваешь.
– Почему вы не принимаете Вадима?
– Да с чего ты взяла?
– Я не тупица, мама! Я всё прекрасно вижу. Как вы на него смотрите. Как вы с ним говорите! – Жанна повысила голос. Ей хотелось кричать. Орать. – Что он вам сделал? Что с ним не так? Это вообще-то мой муж, мама. И я его люблю. Ну, конечно, он просто пришёлся не ко двору. Он ведь никто? Правда? Ведь вы же хотели – Серёжу!
– Жанна, не в этом дело…
– Нет, в этом! Мне вот интересно, чем Вадим хуже вашего Серёжи? У Линёва что – какая-то особая родословная? Может, он незаконнорождённый принц, а я и не знаю? Или у него свой бизнес и денег целая гора? Ответь, мама, чем он лучше? Для вас, чем лучше? – Жанна понимала, что истерит, но остановиться не могла. Её прорвало.
– Жанна, у тебя всё хорошо? Может, поговорим?
– Поговорим, как в старые добрые времена? – улыбнулась язвительно Жанна. Она отхлестала бы себя по губам за этот тон, за ехидную улыбку, за те слова, которые она выплёвывала! – У нас с Вадимом всё прекрасно! Если тебя это интересует. И это несмотря на ваши с отцом козни!
– Да какие козни?
– Такие! Что мы с Вадимом не можем к вам в гости прийти – просто так. Обязательно надо договариваться. Напрашиваться, умолять! А ведь это и мой дом! И вы мои родители, но я не могу просто так прийти к вам с мужем. – Жанна выдыхалась. «Вроде бы всё успела сказать…»
– Да почему же не можете? Кто вам запрещает? Приходите мы всегда вам рады! И тебе. И Вадиму…
– Не надо лицемерить! Вадим не так глуп и наивен. Он всё прекрасно понимает. Больно надо ему приходить туда, где его не ждут. У него тоже есть гордость.
В дверях раздался шум.
– О! Какие у нас гости! – послышался в прихожей голос Вяземского.
Мать и дочь переглянулись.
– А! чаёвничаете, сластёны! – Павел Николаевич вошёл в комнату.
– Папа, привет, – Жанна смотрела на отца, и в сердце кольнуло. Как он постарел, осунулся.
– Привет, дочь. Налей-ка, мать, и мне чаю. Ну, как у нас дела? – спросил он, внимательно посмотрев на Жанну. – Наверное, как сажа бела? Да?
– Паша, эти твои шуточки, – одёрнула Анна Семёновна.
– А что? В нашем семействе траур? Если да, то не вижу главного виновника. Ты с мужем или как? – не унимался Вяземский. Он для смеха, заглянул под стол, видимо, ища под ним Вадима.
– Ты, как всегда, не можешь, чтоб не посмеяться. Только над собой смеёшься! – Жанну разрывала ярость. Жалость к отцу ушла.
– А мне над собой и посмеяться не грех, если моя дочь засунула голову чёрти куда и сама себе сознаться в этом не хочет! – Вяземский бросил на стол чайную ложечку, которой начал есть торт.
– Паша, перестань! Что у тебя за мода всё испортить.
– А что портить-то?! Когда и так всё испорчено, уж портить некуда!
– Так ты же всё испортил! – вскочила Жанна.
– Интересно, что же это я испортил?
– Ты не принимаешь Вадима! Постоянно его унижаешь, будто он пустое место!
– А он и есть пустое место! – лицо Вяземского побагровело.
– Знала бы, никогда сюда не пришла! Ноги моей здесь больше не будет! – выкрикнула Жанна отцу в лицо и выбежала в прихожую.
– Жанна!
– Подожди ты, – махнул Вяземский жене, – я сам. – Он попытался встать из-за стола, но упал на стул, схватившись за скатерть.
На шум Жанна вернулась. Вбежала.
Мама склонилась над отцом.
– Они в пиджаке, – сказал тихо Вяземский.
Анна Семёновна достала из кармана пиджака таблетки. Жанна побежала за стаканом воды.
Позже, когда она с матерью помогла отцу прилечь на диван, Жанна сидела рядышком и держала в руках большую его ладонь. Они порывались вызвать скорую, но Павел Николаевич запретил: «Толку от этих врачей. Таблетки есть и ладно».
– Папочка, тебе легче?
– Отпустило, – улыбнулся он слабо, смотря в заплаканные глаза дочери. – Всё будет хорошо. Что это вы раскудахтались? Ничего, после праздников, как и обещал, лягу на обследование. Пусть латают. Скоро Новый год… Где отмечать-то собираетесь?
Сквозь слёзы Жанна ответила:
– Конечно с вами, папа.
– И то верно. Вот все и соберёмся. У нас за городом хорошо. Снег по колено, ёлки. Повеселимся… – чуть слышно сказал Вяземский, закрывая глаза.
Глава 10
Элла никак не могла заставить себя покинуть торговый центр. Попав в эпицентр предпраздничного ажиотажа, она с блестящими глазами бродила от бутика к бутику. Оторваться от витрин невозможно. Хотелось всё и сразу. Элле удалось купить только сапоги, перчатки и кое-что из косметики. Заглядывая в пустой кошелёк, она надула губки.
Вырвавшись, наконец, на улицу, огляделась в поисках такси. Ничего подходящего – придётся ловить. Только подняла руку, и белая копейка заморгала фарами, пытаясь припарковаться.
Не обращая внимания на копейку, Элла продолжала голосовать. Завидев невдалеке вывеску «Рандеву», сразу же поменяла планы. Она и забыла. Никак не могла привыкнуть к тому, что это кафе дяди. Каждый раз проезжала и проходила мимо. На этот раз решила заглянуть и поболтать с Вадимом.
Вадима она увидела впервые осенью, когда Жанна представила его родителям. Был тёплый воскресный день и на даче у Вяземских отмечали день рождения Анны Семёновны. Собралось небольшое общество, все свои.
Кричевскую с семейством Элла никак не могла отнести к «своим», но приходилось. В самый разгар веселья и произошло главное событие. Жанна тогда не просто удивила – она сразила всех.
Элла как сейчас видела лицо дяди. Ей тогда показалось, что у него случится инсульт. А бедный Линёв, Элла вспомнила и его – засобирался и сразу уехал. Все думали, что рано или поздно он женит на себе наследницу, но наследница показала всем «козу».
В случае с Линёвым и Жанной – Элла считала, что Сергей сам виноват. Надо было наследницу брать тёпленькой. Кто же знал, что откуда не возьмись, появится этот Вадим. Простой бармен. Для дяди удар в самое сердце. Элла вздохнула. Для неё самой оказалось шоком то, какого парня отхватила корова! Это же надо.
Вадим был само обаяние, и как держался. Он несколько раз переглянулся с Эллой. Нагловатый, самоуверенный тон, каким он отвечал Вяземскому, произвёл на Эллу впечатление. Она любила дерзких. Правда, в тот день, держалась в тени, дабы не навлечь на себя дядин гнев.
В чёрной кожаной курточке и голубых джинсах Вадим стоял, вызывающе покачиваясь, засунув руки в карманы, готовый всем противостоять. Солнце исчезало за жёлтыми ветвями деревьев, от костра отлетали искры. Такие же искры сверкали и в глазах Вадима.
Как нелепо они смотрелись. Что за пара? – «он и рядом с ней! С этим денежным мешком! Ну почему так?» Почему всем и всё, а ей ничего? «Постоянная невезуха – подворачиваются одни уроды! Взять Руслана – мудак!» Она первая его бросила. Элла всегда бросала первая.
Вадима в баре не оказалось. Эллу встретила Жанна.
От негодования с губ Эллы чуть не слетело – а где Вадим?
– Вроде бы ничего не купила, а денег не хватило, – проворчала она, присаживаясь с Жанной за столик.
– И куда ты всё набираешь? – повела плечами Жанна.
– Что значит куда? Я что зимой должна босиком без сапог ходить? У меня нет личного автомобиля.
– У меня тоже нет.
– При желании ты его можешь иметь.
– У меня нет такого желания.
– Ты знаешь, если бы меня, как некоторых, привозили и увозили – я бы тоже не заморачивалась.
– Что купила хоть?
– Валенки! – Элла уставилась на сестру. – По морозу бегать!
– Да, ладно, что завелась-то?
– Двойной Эспрессо, пожалуйста, и без сахара, – сделала Элла заказ, подошедшему официанту. – Я за фигурой стараюсь следить…
Жанна отвернулась, уставившись в окно. Элла скинула с плеч дублёнку.
– Шубку хочу приобрести, а то зима пройдёт, так и не успею поносить.
– А какую?
– Хочу коротенькую голубую норку. Кстати, как поживает наша молодая чета? Прям, не слыхать и не видать… Как молодой муж?
Жанна смотрела с удивлением: «Уж с кем, с кем, но с тобой я не собираюсь откровенничать».
– Да всё хорошо. Живём как все. Заходи в гости.
– Так как же, зайдёшь. Ведь и не приглашает никто.
– Можно подумать, ты нуждаешься в приглашении.
– И правда – не нуждаюсь. Обычно во мне нуждаются.
– И много таких нуждающихся? – Жанна скрестила руки на груди и откинулась на стуле.
– Хватает… Спасибо, – кивнула Элла официанту, принёсшему кофе. – Что на Новый год делаете?
– Как и в прошлый раз – собираемся у нас на даче. Приезжай. Будут все свои.
– О! Неужели и я «своя»? – Элла закатила глаза.
– Да, перестань ты, ехидничать!
– Ой, всё, не буду. А то ещё погоните из барского заведения.
– Никто тебя не погонит, успокойся. Ты одна будешь? Или?..
– Или! – Смотря на Жанну, Элла не видела сестру. Она представляла какое купит платье и какой произведёт фурор: « Я буду не я, если твой Вадим не переспит со мной!»
Глава 11
Кричевская сидела в спальне и тупо смотрела в телевизор. Она не различала картинки, мелькавшей на экране. Мысли, как обычно, топтались в голове.
Валентина Семёновна задрала полы халата, оголив ляжки, и возила пятками по жёсткому ворсу ковра. Пятки чесались. Сухая кожа на ступнях треснула, и Кричевская с силой возила ими: попарить бы.
– Снежана! – крикнула она.
В комнату заглянула дочь:
– Мам, звала?
– Звала. Пока до вас докричишься – глотку сорвёшь. Принеси-ка тазик с горячей водой.
Когда Снежана принесла тазик, Валентина Семёновна пяткой проверила температуру и затем медленно погрузила тяжёлые ступни. Вода что надо – терпимый кипяток – аж мурашки по телу. Благодать.
Оставшись одна, Валентина Семёновна вернулась к думам.
– Мам… – Снежана просунула голову в дверь.
– Чего тебе?
– А мы на Новый год к тёте Ане поедем?
– Поедем, куда мы денемся.
– В загородный коттедж?! Класс!
– А что за радость? – Кричевская смерила дочь взглядом. – Ещё неизвестно поедешь ты или нет. С такими оценками, как у тебя, не до праздников, знаете ли. Ты, вообще в курсе, что ты скатилась?
Снежана не ожидала подобного поворота и с широко открытыми глазами смотрела на мать.
– Я тебя предупреждала – будут тройки никакого коттеджа и развлечений. Что справлять-то? Чему радоваться? Дома просидишь. Учебников целая куча – читай не хочу. Слава богу, есть чем заняться. – Валентина Семёновна уставилась в телевизор.
Снежана пребывала в шоке – о чём говорит мать? Ведь у неё всегда наполовину – тройки. Она никогда не была ударницей. В глазах скопились слёзы. Она стояла и не знала, что сказать, что сделать.
– Уроки сделала?
Снежана кивнула. Ещё немного и слёзы хлынут.
– Ну, ладно, – голос Валентины Семёновны потеплел. – Но, если будут совсем одни тройки – точно просидишь дома. Все праздники! Поняла?
– Поняла. – Радостная улыбка расплылась по лицу. Снежана набрала побольше воздуха – теперь самое главное.
– Мам…
– Чего ещё?
– А платье?
Валентина Семёновна окунула глаза в тазик, забулькала водой:
– Посмотрим, может и купим. Завтра на Барахолку заедем.
В своей комнате Снежана задумалась – удастся ли уговорить мать заехать в «Дом одежды»? Там, на манекене висело платье мечты. С блёстками, новогоднее. Целую неделю она ходила вокруг да около. Пасла своё счастье. Каждый раз заходила в магазин с замирающим сердцем: а вдруг кто купил. Нет. Платье висело, сверкая.
– Ну как, показывает? – спросил, войдя в комнату, Михаил Юрьевич.
– Кто показывает? – Кричевская и не посмотрела в его сторону.
– Телевизор. Я настроил, вроде бы все каналы должны показывать?
– А… ты про вяземскую рухлядь? Господи, кто о чём. Мне только об этой рухляди и думать.
– Почему рухлядь? – обиделся Михаил Юрьевич. – Ему всего два года, «Панасоник». Почти новый. Он же с видиком. Это же видеодвойка.
– Да мне плевать, хоть тройка! Хоть квартет! Что ж эту новую двойку Анька нам спихнула?
– Да она не спихнула. Просто предложила. Они купили другую модель. Вот и всё.
– Предложила – купили! – передразнила Кричевская мужа. – Всё бы подачки собирал. А самим купить слабо?
– Какая ты. Если не нравится, можем вернуть.
– Нет уж, пусть стоит. Тоже мне – возвращальщик! Слушайте, оставьте меня уже в покое! Я могу ногами заняться в кои-то веки?!
– Да, конечно, можешь.
Михаил Юрьевич вышел из комнаты.
– И нечего губки дуть! – крикнула Валентина Семёновна вдогонку. – Принеси-ка лучше тёрку!
«Вот интересно, если б я в учительницы подалась после педучилища, на чтоб мы жили? На зарплату этого?»
«Этот» как раз заглянул в комнату и подал тёрку для пяток.
«Учительницей – упаси бог!» Валентине Семёновне хватило практики в пионерском лагере, где она чуть всех не прибила. Она усмехнулась – её тогда хотели отчислить. Дали защитить диплом с условием – что к детям она ни ногой.
«Макаренки, тоже мне. Сдалась мне ваша школа, нервы трепать. Да с голоду пухнуть. Хорошо я в торговлю подалась, а то бы с этим, – взгляд на дверь, – лапу бы сосали. А что, хорошо жили при талонах и дефиците. На молочку я и не тратилась. После смены и яйца, и сметану, и молоко, масло, творог – всё несла. Да всего вдоволь было! Бери – не хочу. Ну и работали… А сейчас? И крошки не взять, удавятся. Дай волю – руки бы рубили – всё ж хозяйское. Тягаешь ящики, на ногах весь день и всё за гроши. Ещё и улыбайся. Кому? Самим-то не смешно?! Хоть плачь…»
Пемза зашуршала по пятке, снимая распаренную ороговевшую кожу. Приятное щекотание. Валентина Семёновна запыхтела, истово нажимая на тёрку. От удовольствия открыла рот.
«А эту тупицу всё-таки охомутали… – Метнулась она к Жанне. – Ещё один охотник за наследством. И откуда они все лезут?! И кто? Какой-то проходимец. Выскочка. Бармен! Это ж надо – дожились. На богачках неизвестно кто женится, и всем плевать. А этот пилюлю заглотил и довольный – тоже мне папаша. У меня б они поженились! Я б их быстро… Дочь из него верёвки вьёт, а ему что шло, что ехало. Тюфяк!»
Она так привыкла к тому, что Жанна всегда одна, – и вдруг такой удар.
«Фу…» – Валентина Семёновна откинула чёлку. Жарко от горячей воды и мыслей. Отложив пемзу, она протянула руку к тумбочке и взяла ножницы.
Тупые лезвия впились в размякший мозоль.
«Слава богу, с Настей всё обошлось…» Правда, дочь теперь видеть её не хочет. «Не простит. Вернулась к своему журналюге. Не этого ли ты добивалась?»
Рёв реанимации звенит в ушах. И уши не заткнуть. Люди в белых халатах в её квартире.
Неловким движением стопы Валентина Семёновна опрокидывает тазик. Вода заливает пол.
Ведь она сама своими руками чуть не убила дочь! Кто ж знал? Ведь это проверенное средство. Она сама раза два применяла… и всё сходило. Ведь она хотела, как лучше! «А Настя… она такая слабенькая … Лежала бледненькая, чуть живая. Ни кровиночки … Проклятый выкидыш чуть не убил её! Господи!»
– Мать, я вот что подумал… – В комнату заглянул Михаил Юрьевич и уставился на опрокинутый тазик.
– Закрой дверь с той стороны. – Валентина Семёновна сжимала в руке ножницы. – И чтоб я тебя не слышала.
Глава 12
Мелкий снежок засыпал город с самого утра. К вечеру он становился крупнее. Огромные снежинки в виде пуха летали в синем воздухе.
Предпраздничная суета охватила всех. Приближался двухтысячный год.
Наташа торопилась домой, но как не хотелось покидать освещённые праздничными огнями, полные спешащих людей улицы.
Казалось – ещё неделя и всё изменится, настанет новое время. Новый век! Сколько было надежд и лозунгов. Всё детство Наташи прошло с ними. Она вспомнила, как ещё школьницей, стоя в очередях за молоком, хлебом, колбасой мечтала о том времени, когда в магазинах всего будет вдоволь, как заграницей, процветающую жизнь которой показывали по телевизору.
Очередь за молоком особенно запомнилась из-за здоровой тётки в белом замусоленном халате. Она тягала огромные фляги и грозно орала: «Больше литра в руки не налью! Очередь не занимать! Молоко кончается!» Поднимая высоко над флягой полную поварёшку молока, продавщица низвергала молочную реку, которая, ударяясь о дно бидона, пенилась. То, что «река» пенилась, Наташа не видела, а представляла.
Когда же молоко перед ней закончилось, сначала не поверила и всё стояла возле прилавка.
Грустная шла домой, размахивая пустым бидоном. А на следующий день опять бежала в магазин и пораньше, чтобы успеть занять очередь.
Наташа улыбнулась – всё в прошлом. Прилавки магазинов завалены всяким товаром. Она и не заметила, как мечта сбылась.
Вслед за снежинками и людьми, Наташа впорхнула в трамвай. Всю дорогу она делала подушечками пальцев круглые проталинки на заиндевелом окне и смотрела сквозь крохотные озерца на светящийся вечерний город.
У ворот обратила внимание на следы, что темнели возле почтового ящика. «Неужели почта?» – Наташа заглянула в ящик.
На самом дне, припорошенный снежком, лежал конверт.
Удивление – первое, что почувствовала Наташа, беря его в руки. Корреспонденцию она не получала. Обычный конверт с марками, указан её адрес, фамилия, но от кого – неизвестно. Письмо без обратного адреса. Удивление сменилось волнением. Войдя в дом, Наташа положила конверт на стол.
– Бабушка, я пришла. Сейчас чай пить будем.
Но ей никто не ответил. Наташа прошла в комнату, поправила у бабушки одеяло.
– Как ты? – спросила она.
Полина Сергеевна молча смотрела на внучку и слегка кивала. Глаза её потускнели. Вторую неделю она тяжело болела. Врач разводил руками: «А что вы хотите – возраст». Стёкла докторских очков безжалостно блестели.
Наташа вернулась на кухню, подошла к столу и вскрыла конверт.
« Здравствуйте, Наташа, счастливая моя соперница.
Никогда не думала, что вас, похитившую у меня мужа, буду называть счастливой соперницей. Но это правда, как и то, что вы встречаетесь с моим мужем Вадимом. Знаете ли вы о моём существовании? Думаю, нет. Я надеюсь на это. Иначе моё письмо к вам было бы ошибкой. Вы просто посмеялись бы над ним, как сделала бы любая жестокая и безнравственная женщина, которая осознанно идёт на связь с женатым человеком. Но вы не такая. В надежде на это я обращаюсь к вам, как к единственному человеку, от которого сейчас зависит моя жизнь. Я люблю мужа, и вы, как женщина, поймёте меня. Знаю, что любит и он меня. Мужчины они все в большинстве своём натуры увлекающиеся, и многие жёны закрывают глаза на многочисленные их шалости. Очень жестокие для нашего женского понимания, но они неизбежны. Вы знаете и сами, что в него нельзя не влюбиться. Может быть, я молчала бы и дальше, но судьба преподнесла нам подарок. Бог дал нам дитя, и оно живёт во мне. Наш ребёнок. Я узнала об этом недавно. Не могу вам передать, Наташа, то счастье, что переполняет меня сейчас. Вадим ещё не знает об этом. Наташа, взываю к вашему милосердию, к вашей порядочности. Как вы решите, так и будет, от вашего решения сейчас зависит судьба моя и нашего ребёнка. Всей нашей семьи. Я ни о чём вас не прошу и ничего не требую. Я просто сказала вам правду. Прощайте».
Письмо выскользнуло из рук.
Наташа и не попыталась его поднять. Немигающим взглядом она смотрела в черноту за окном.
Всем телом и душой она ощутила на себе что-то мерзкое и липкое. Она вдруг осознала, что в её жизни появился кто-то третий… Кто ходит следом, подсматривает в окна. Следит. Самое страшное, что ты не знаешь о его существовании, а лишь смутно догадываешься.
Она спешно задёрнула занавески, подняла злосчастное письмо и бросила в печь. Листок вспыхнул на прогорелых углях, корчась под сине-алым пламенем.
Отыскав давно забытую и брошенную пачку сигарет, закурила. В глазах потемнело. Шатающейся походкой, накинув пальто, вышла на крыльцо.
Сигарета не курилась и полетела в сугроб.
Прижавшись спиной к двери, Наташа плакала. И как летучие мыши, снующие туда-сюда в своей тёмной пещере, заметались мысли. И все они против Вадима. Против неё.
Он пришёл усталый. Не хотел сначала ехать, но поехал – обещал ведь.
У Вадима, помимо Наташи, была своя запутанная, требующая моральных и физических усилий жизнь, особенно последние месяцы, когда он пытался вести двойную игру – это выматывало. Внезапное влечение было поначалу разрядкой, глотком свободы.
Наташа не вписывалась в картину жизни Вадима. Отношения с ней шли боком, вразрез с планами. Они расслабляли и обесточивали. Отдаваясь чувствам, он терял хватку. Узнай кто-нибудь об этой связи и – всё! Борьба за место под солнцем могла окончиться поражением.
Вадим и мысли не мог допустить, что придётся объясняться. И с кем? С той, которая выше всего! А Наташа ждала, надеясь, что всё прояснится.
На вопрос – правда ли это, Вадим с удивлением посмотрел и, узнав о письме, нисколько не смутился. «Доигрался». В ответ сказал – да, правда. Но о ребёнке ничего не знает, и Жанна врёт, давя на чувства. «Никакого ребёнка не может быть!»
Он с яростью добавил, что не любит Жанну, а лишь терпит. Какая разница женат он или нет? Его брак – пустая формальность! Фарс! Не более, И если после всего Наташа не хочет его видеть, то…