Венецианский купец. Книга 2. По дороге пряностей

Глава 3

Когда ребёнок с невероятно умными и холодными глазами вышел, Бертуччи поёжился.

– Наверно, так себя чувствуют на допросе в суде, – признался он.

Сеньор Франческо пожал плечами.

– Я предупреждал, что этот малыш рано или поздно уронит мир к своим ногам.

– Сегодня отец слышал во дворце, на приёме генуэзских послов у дожа, как тот рассказывал, что его сын сделал со своим врагом, – Бертуччи покачал головой, – он приказал расплавить золото и вылить его в рот одному из вассалов императора Священной римской империи, прямо у того на глазах.

Глаза у собеседника расширились, и он даже наклонился, чтобы лучше слышать.

– И ничего не сделал ему?

– Энрико закончил рассказ, к сожалению, на этой части, – признался Бертуччи, – но почему-то, зная его сына, ни у кого не повернулся язык сказать, что это наглая ложь. Как сказал отец, Дандоло ещё при этом усмехнулся и сказал, что попросил сына подумать, что можно сделать с поведением генуэзских мореплавателей, которые стали непонятно отчего последнее время выдвигать непомерные требования.

– Послов проняло? – засмеялся Франческо.

– Запугивать целый город шестилетним ребёнком было бы странно, если бы не все эти истории, которые возле него крутятся, словно мухи, – покачал в ответ тот головой, не понимая, как такое возможно.

– Если Витале предложит тебе поспорить на это – не соглашайся, – сразу предупредил его старший компаньон, – это его ещё больше раззадорит, и он опять что-нибудь придумает, отчего папа обрушит на его или наши головы ещё большие кары.

Мужчина посмотрел на него серьёзно.

– Вы так в нём уверены, дядя Франческо? Мне подчиняться ребёнку?

– Смотря, что ты хочешь, Бертуччи, – тот легко улыбнулся, – смотря, какие цели ты преследуешь.

– Вы знаете, что я хочу известности, славы! Хочу, чтобы передо мной все преклонялись в восхищении! – пылко воскликнул собеседник.

– Тогда, если веришь мне, держись этого ребёнка, – сеньор Франческо перестал улыбаться и серьёзно посмотрел на племянника, – даю тебе слово, что уже через семь дней ты забудешь все свои сомнения.

Бертуччи открыл рот, чтобы ответить, но в зал вошла Анна, пунцовая от стеснения.

– Дочь? – удивлённо повернулся к ней отец. – Я ведь попросил тебя пообедать без нас.

– Простите, отец, но я узнала, что сеньор Бертуччи обедает с вами, хотела его поприветствовать, – жар с её румяных щёк перешёл на шею.

– Добрый день, сеньорита Анна, – молодой мужчина легко поднялся и, приблизившись, галантно поцеловал протянутые пальцы. Девушка ещё сильнее опустила голову, не в силах высказать и слова.

– И всё же, дорогая, я вынужден настоять на своей просьбе, – в голосе любящего отца прозвучал металл, отчего Анна, извинившись, быстро ретировалась.

– Ещё одна проблема на мою голову, – проворчал он, когда молодая девушка вышла, – влюблённая дурочка, не видящая дальше своего носа.

– Простите, дядя, – искренне повинился Бертуччи, – я чувствую в происходящем и свою вину.

– Ты не виноват, – тяжело вздохнул тот, – и так по моей просьбе стал редко у нас появляться.

– А Витале? Он как воспринял разрыв помолвки? – задал интересовавший его вопрос мужчина.

– Мы с ним влюблены в одно и то же, – сеньор Франческо даже хрюкнул от подобного признания, – собственно говоря, поэтому так близко и сошлись. Нас в жизни интересует больше всего золото и серебро. Ничего более, Бертуччи.

– И всё же, несмотря на это, вы позвали меня, чтобы я смог потом повторить пройденный морской путь самостоятельно, без него? – тихо произнёс новый компаньон, – как это соотносится с вашими словами о хорошем отношении к нему? Ведь если он об этом узнает, у нас наверняка будут проблемы как минимум с доверием.

– А ты, мой дорогой, – в голосе главы дома Бадоэр снова зазвенел металл, – сделай так, чтобы у него и тени подозрения по этому поводу не возникло. Тем более что его жизни или богатству ничего не угрожает, нам нужен лишь маршрут, который он с большой долей вероятности откроет. И кто, если не ты, в состоянии его запомнить и повторить.

Собеседник недоверчиво покачал головой, но не стал перечить старшему товарищу.

***

29 апреля 1194 года от Р.Х., Венеция

Ополоснувшись после занятий с тренером по фехтованию, которого наняли мне родители, я, хватая со стола что-то похожее на пирог, помчался к себе, мимоходом вспомнив, что нужно предупредить родных о своём госте, который должен появиться с минуты на минуту. Стражу я предупредил об этом ещё утром.

– А да, – я вернулся обратно к завтракающим родителям, – скоро придёт мой новый компаньон, Бертуччи Контарини, позовите меня, пожалуйста.

Посчитав дело выполненным, я побежал к себе, и только грозный возглас отца:

– Витале! – загремевший мне вслед, заставил с тяжёлым вздохом вернуться обратно.

– Что? – я сделал вид, что не понимаю причин суровых взглядов, которыми был удостоен от обоих взрослых.

– Витале! – тут даже мама не выдержала. – Ты что, специально под крышу нашего дома собираешь всех врагов рода?

– Сегодня враг, завтра друг, – я пожал плечами, – не моя вина, что вы с ними рассорились. Не скажу за всё его семейство, не знаю, но Бертуччи мне показался вполне вменяемым.

– Он! Будущий глава дома Контарини! – громыхнул отец. – Нельзя просто так сделать вид, что ничего не происходит! Витале, будь серьёзен, не строй из себя ребёнка!

– Эй, вообще-то, я он и есть! – попытался возмутиться я, но моей шутки никто не оценил, а отец так и вообще потянулся почему-то за ремнём на поясе.

– Ладно, ну чего вы всполошились, – я подошёл ближе и упал на диван напротив них, – сеньор Франческо порекомендовал его, я сказал, что подумаю, ничего более.

– Тебя уже столько раз обманывали, а ты по-прежнему засовываешь голову в пасть к каждому проходящему мимо льву, – Энрико нахмурился, – они могут воспользоваться тобой и всё отнимут!

Я лукаво улыбнулся.

– Это возможно, но не сразу и не настолько быстро, чтобы я не успел заработать перед этим достаточно денег. К тому же на кого мне можно ещё опереться? Вести со мной дела напрямую мастера цехов не хотят, а у главы Бадоэр это лучше всего получается.

– Не говори потом, что мы тебя не предупреждали, – Энрико обнял жену, которая распереживалась и расплакалась от его слов.

– Так я надеюсь не на его порядочность, отец, – признался я, – а на жадность. А это чувство редко когда подводит меня в людях. Мы нужны друг другу, оба это прекрасно понимаем, и пока нас ведут общие интересы к обогащению, будем придерживаться определённых правил, а что будет дальше, видит только Всевышний.

Тут слуги доложили, что меня у ворот дожидается гость, и я, извинившись, побежал одеваться.

***

– Сеньор Бертуччи, – я склонил голову, забираясь в чужую лодку и укладывая рядом с бортом большой мешок с вещами.

– Сеньор Витале, – мужчина ответил мне тем же, с любопытством смотря за моими телодвижениями, – в Арсенал?

– Точнее, к новому поселению рядом с ним, – я забрался и устроился удобнее в паланкине напротив собеседника.

– Как родители восприняли моё появление у своего дворца? – осторожно поинтересовался он.

– Ожидаемо, – не стал откровенничать я, – но категоричного отказа вроде я не услышал.

Мы замолчали и так доплыли до нужного места, просто смотря по сторонам, стараясь не пересекаться взглядами. Прибыв же к охраняемому входу, мы прошли внутрь, где нас уже поджидал сеньор Франческо.

– Ну что, Витале, – сказал он, обводя руками мастерские, которые были почти закончены, – это всё в твоём распоряжении, можешь приступать.

– Тогда пойдём по очереди, – я поманил охранника, который тащил на себе мой мешок, и мы отправились сначала в плавильню. Хмурые мастера вместе с моими спутниками недоумённо наблюдали за тем, как, достав из закрытого мешка трое весов разных размеров, у которых одна чаша была пустая, а на второй намертво закреплён свинцовый груз, я показал на запасы руды, разложенной по типу металлов, и произнёс:

– Начинайте выплавлять металл, а когда будут готовы слитки, на этих, – я показал на самые большие весы, – взвешивайте медь, на этих, что чуть поменьше, цинк, а на тех, самых маленьких, свинец. Полученный металл складировать и передавать дальше кузнецам. Как закончите с нужным мне объёмом, приступайте дальше к выплавке железа, его потребуется много. Если будут вопросы, останавливайте производство и посылайте за мной. Всё ясно?

Взрослые перевели взгляд с меня на Франческо, тот поманил пальцем одного из своих людей и приказал оставаться тут и следить за выполнением моих распоряжений.

– Вечером весы у них забирать и прятать, – сказал уже я тому, кто тут оставался, – чтобы не испоганили. Днём следить за их использованием, так, чтобы с другой чаши не оторвали груз. Вот примерные нормы металлов, которые будут нужны.

Молодой человек, приняв от меня свиток, понятливо покачал головой.

Следующие были у нас кузнецы, которым я отдал чертежи металлических деталей, что потребуется для строительства, тут, к счастью, вопросов не было, и, оставив ещё одного контролирующего их работу, мы отправились дальше. Всё по моему расписанному заранее плану. Не зря всю эту неделю я пробыл на стапелях Арсенала, отвлекая всех от работы. Я сверял данные, имеющиеся у меня в голове, с нынешними технологиями, и уже в финальной своей стадии всё подгонял так, чтобы местные, технически могли всё осуществить. Так мы прошли все нужные участки, где я оставлял задания, и последними были два важнейших: сами кораблестроители и ткачи, шившие паруса.

Я протянул трём угрюмым взрослым первый чертёж, на котором был изображён в масштабе лишь корпус корабля с диаметральными плоскостями, мидель-шпангоутами, обводами и уровнем ватерлинии с общей длиной корпуса, только пока без обшивки. Это было уже на другом чертеже, который я собирался отдать им после завершения постройки основного корпуса.

Они внимательно осмотрели моё творчество, затем один из них произнёс:

– Это не галера и вообще слабо похоже на корабль.

– Мне плевать, – отмахнулся я, – размеры есть, задание есть, можете приступать.

Взрослые ожидаемо повернулись к моему сопровождающему.

– Сеньор Франческо, это слишком узкий и длинный корабль, он утонет, едва мы спустим его на воду. Зачем тратить на это деньги и время? Вы же сами потом будете недовольны нашей работой.

На что тот посмотрел на меня, словно спрашивая: «А ты точно уверен?». У меня подобной уверенности, конечно, не было, многое могло пойти не по плану, но не отступаться же теперь, когда столько подготовительной работы уже было проведено и столько денег потрачено.

– Если всё сделаете согласно чертежам, ничего вам не будет, даже если он и правда перевернётся, – ответил вместо него я, – за работу!

Оставив и тут соглядатая, мы наконец дошли до последней мастерской, нужной мне сегодня.

– Готово? – спросил я у недовольных взрослых, которых заставил сшить мне восемь комплектов латинских парусов для маленького шлюпа сеньора Бертуччи, на котором он обычно катал детей и жену.

– Да, сеньор, как вы и просили: шерстяные, шёлковые, льняные и хлопковые. Последние два материала с разной пропиткой, которую вы предоставили, – ответил он, давая приказ подмастерьям, которые стали выносить готовую продукцию.

– Шёлковые? – Бертуччи выпучил глаза. – Витале, ты с ума сошёл? Они стоят в сто раз больше моего шлюпа.

– Именно поэтому решил проверить, есть толк от них или нет, – проворчал я, поскольку и без него знал, сколько денег потратил на чрезвычайно дорогостоящую ткань, – не переживай, это мои траты.

Сеньор Франческо, более привыкший к моим закидонам, лишь пожал плечами.

– Грузите их на телегу и лодку, в ближайшее время мы очень много времени проведём в море, – хмыкнул я, показывая солдатам заняться погрузкой. Наследник дома Контарини лишь проводил всё это недоумённым взглядом.

– На этом я здесь закончил, сеньор Франческо, – я повернулся к компаньону, – завтра ещё зайдём к монахам и будем ожидать, что у всех получится. Думаю, мне придётся переехать на время сюда, есть готовый свободный дом из строящихся?

– Найдём, Витале, – кратко ответил он. – Бертуччи составит тебе компанию, чтобы тебе не пытались перечить.

Я перевёл взгляд на второго компаньона, и тот покорно кивнул.

– Ну, тогда ещё раз спасибо, сеньор Франческо, – поклонился я, – мы же отправляемся тестировать паруса.

– Завтра встречаемся здесь в это же время? – уточнил он.

– Да, всё верно.

***

Мы оба вымокли, устали, но до самого позднего вечера пробыли в море, возвращаясь в гавань Арсенала, только чтобы сменить следующий комплект парусов. Рабочие безропотно всё делали, вот только по глазам Бертуччи я видел, что он не понимает смысла.

– Ладно, спрашивайте уже, – сжалился я над взрослым, когда мы причалили к его личной пристани, закончив на сегодня.

– Зачем? – задал он единственный вопрос.

– Потому что я не знаю характеристик парусов из различной ткани, – ответил я, – а поскольку нам понадобятся для плавания целых два комплекта, не считая штормовых, я хочу быть твёрдо уверен в том, что выбор был сделан верно.

– Но все давно приняли льняные паруса как стандарт! – по-прежнему не понимал он. – Зачем тратить деньги на ещё что-то? Или ты и правда бы сделал себе шёлковые паруса?

– Ну, если бы они показали отличные характеристики, то почему нет? – я пожал плечами, вызвав у него лишь тяжёлый вздох.

– Стоимость корабля тебя вообще, что ли, не волнует?

– Бертуччи, именно поэтому я строю первый пробный корабль, проверяя все свои теории, – приоткрыл я часть тайны.

Его глаза полезли на лоб.

– Ты строишь пробный корабль, тратя огромные деньги?

Я спокойно кивнул в ответ.

– Нужно убедиться, что мои расчёты верны.

Он замотал головой.

– Ты безумен.

– А ты всегда можешь нас покинуть, – улыбнулся я, – пока ни в какие секреты ты не посвящён, выход для тебя свободен.

– А для дяди Франческо уже нет? – глядя исподлобья, спросил он, на что я, конечно же, не стал ничего отвечать.

Глава 4

На следующий день я отправил гонца к дому Бадоэр с сообщением об отмене встречи в Арсенале, поскольку и сегодня был занят тестированием парусных комплектов, поскольку за вчера смогли проверить чуть больше половины. Последним был мой самый перспективный образец: хлопковые паруса, несколько суток вымачивающиеся в льняном масле, а затем тщательно высушенные.

Я внимательно смотрел, как мы идём по ветру, как они ведут себя, и последним тестом вылил на них ведро воды, смотря, как большая её часть оказалась у нас на ногах. Переведя взгляд на ошарашенное лицо Бертуччи, я сказал:

– Ну вот, похоже, и нашли то, что нужно.

– Но как? – тихо выдохнул он, оставляя румпель и бросаясь к мачте, чтобы потрогать нынешний комплект.

– Ткань чем-то пропитана, – тут же сообразил он, – она более гладкая и маслянистая, чем у простого хлопка.

Я не стал ничего отвечать, лишь улыбнулся в ответ. Если бы он ещё знал, что сами мастера не знали, в чём конкретно они вымачивали паруса, поскольку масло доставили мне из другого места, думаю, у наследника дома Контарини возникло бы ещё больше вопросов. Уж не говоря о том, что я искал выходы на русских купцов, поскольку мне нужен был берёзовый дёготь в огромных количествах.

– На сегодня всё, сеньор Бертуччи, – я показал в сторону берега, – мне нужно будет проследить, чтобы все мои вещи перенесли в домик рядом с мастерскими.

– Мои уже доставлены, – уведомил меня он, – только зайду предупрежу жену.

– Тогда завтра встречаемся уже там, – согласился я.

***

Вся огромная, неповоротливая и неэффективная из-за моих перестраховок конструкция большого производства, кряхтя, скрипя, постоянно ломаясь и медленно раскачиваясь, всё же набирала обороты. Тому, кто ленился или сопротивлялся, тут же выписывали десять плетей, тот, кто трудился и предлагал улучшения, получал денежные премии, и такой неоднократно опробованный мной приём снова сработал. Все мастера вскоре зареклись спорить с ребёнком, словам которого потакали оба сопровождавших его взрослых, которые, не слушая ни слова из доводов уважаемых людей, лишь повторяли:

– Делайте, как он сказал.

Поэтому корабелы и остальные ремесленники плевались, морщились, но делали, сами не веря в то, что их труд не утонет при первом же спуске на воду. И вера эта крепла день ото дня, пока из соседних цехов Арсенала, где собирали обычные, приличные корабли, не привезли огромные сосны. Разметив которые для распила, ребёнок показал, куда и как их устанавливать в собирающийся корпус. Прикинув получавшуюся высоту мачт, все до одного мастера тут же бросились к сеньору Франческо, убеждая его, что корабль перевернётся уже на стапелях, как только две эти громадины будут установлены в корпус, да ещё потом на них будут наращены стеньги, и это не говоря про торчащий из носа кусок бревна непонятного предназначения. Тот тяжело вздохнул и, словно мантру, произнёс привычное словосочетание:

– Делайте, как он сказал.

И так было во всём. Если бы не два взрослых, которые меня везде сопровождали, отметая любые возражения деньгами или ударами плетей, этот проект я бы ни за что не потянул в одиночку. Мастера цехов, да и все вокруг просто сопротивлялись тому, чтобы сделать что-то, отличное от их привычного мировоззрения. Кузнецы бунтовали, не понимая, зачем делать латунные гвозди, если железные были им привычнее, парусных дел мастера затягивали работу, не понимая, зачем готовить столько верёвок и канатов, про корабелов я уже вообще молчу. Они, видимо, решили, что я демон во плоти, не зря отлучён от церкви лично Папой, и поэтому просто, скрипя зубами, работали, периодически огребая за отклонения от графика или нарушение пропорций моих рисунков.

И если я думал, что это проблемы, то общение с упёртыми монахами, которые никак не могли понять, зачем мне нужны длинные колокола необычной конструкции, заставило меня изменить решение. Теперь, чтобы эти твари не накосячили и не испортили мне формы под пушки, пришлось вместе с Бертуччи поселиться у них при церкви, следя за каждым этапом литья. Если вначале я хотел использовать бронзу, чтобы делать те пушки, которые мне нужны, то быстро понял, что литейщики заняты заказами, сыплющимися им со всех производств, так что проще будет работать с медью, поскольку монахи запороли уже шесть форм подряд, чем привели меня в бешенство, и только сеньор Франческо спас их от расправы, убедив, что не стоит доводить заказчика до греха, иначе они все дружно повиснут на входе в свою же собственную церковь, причём рядом со своими семьями, а мы отправимся искать более послушных изготовителей колоколов.

Те, посмотрев на моё искажённое от ярости лицо, вняли предупреждению, и дорогущую медь теперь лили в формы только после того, как неоднократно убеждались в том, что их глиняно-соломенные формы полностью готовы. Я пытался перевести их на гипс, но потерпел неудачу, монахи были совершенно непрошибаемы, и я попросил сеньора Франческо подыскать более прогрессивных товарищей, перекупая их у монастырей за любые деньги. Он пообещал заняться, а пока я мучился с тем, что имелось. Причём эти ослиные головы даже готовые изделия назвали специально, чтобы мне якобы было стыдно, «колокола Дандоло». Если бы они знали, как и для чего будут звучать эти «колокола», думаю, по-другому бы заговорили, но пока я никого ни во что не посвящал.

Даже непонимающим компаньонам, смущённым моей новой просьбой бросить клич среди городских и деревенских жителей, чтобы те соскабливали белый налёт с выгребных куч, туалетов и привозили к нам в Арсенал, где я всё скупал до малейшей крупицы, я не говорил, зачем мне это. Ошалевшие от халявных денег люди за пару недель забили все свободные склады, а сеньоры Франческо с Бертуччи лишь разводили руками, не имея ответов на вопросы, которыми их мучали все знакомые – зачем они в таком количестве покупают говно? Остряки даже предлагали им каждодневные свежие поставки в любых количествах, но те лишь хмурились и переводили все стрелки на меня.

Одна была радость. Заслышав, что я набираю алхимиков, ко мне толпами потекли проходимцы и мошенники всех видов и возрастов, предлагающие за сущие гроши научить меня производить золото из свинца. Для этого им нужна была лишь лаборатория и золото, естественно, для опытов. Из этой толпы я выбирал методом опросов и простейших химических опытов самых толковых, которые хоть как-то приблизились к попыткам понимания сути вещей, остальных же стал вешать прямо на сваях пристани, обзаведясь за короткий срок небольшим собственным лесом висельников. Правда, мама попросила их быстро снять, поскольку мертвецы пугали как слуг в доме, так и прибывающих гостей, но зато желающих попользоваться моей добротой на халяву среди различного вида бродяг резко поубавилось. Менестрели, так те давно не приближались к нашему дворцу на полёт стрелы. После похода Генриха VI, а конкретно взятия Палермо, музыкантов почему-то люто невзлюбили жители Сицилии и ближайших материковых городов, вешая и гоняя розгами их почём зря. И эти балаболы теперь почему-то ополчились из-за этого на меня, тренькая гнусные стишки и сонаты про меня во всех тавернах и городах, но всё время держась от Венеции и дворца Дандоло при этом, как можно дальше.

Самое интересное было то, что церковь, привыкшая к моим многочисленным закидонам, даже не пыталась со мной поговорить и узнать, чем это таким интересным я тут занимаюсь. К маме, правда, приходил епископ, который, узнав, что я, несмотря на отлучение, каждый день молюсь и прошу Господа, чтобы меня опять допустили к службам, довольный, ушёл к себе и больше не появлялся. Посланников от Папы также не было, поэтому я, несмотря на расстройства мамы по этому поводу, сам не предпринимал никаких попыток хоть как-то помириться со Святым престолом. В конце концов даже с императора, выплатившего штраф Папе, сняли экс-коммуникацию за сицилийский поход. Как рассказал отец, причиной примирения выступила Констанция, которая понесла ребёнка и попросила мужа загладить свою вину перед Господом и его наместником на земле. Генрих от таких новостей опешил, поскольку не думал, что при возрасте его жены такое возможно, поэтому сделал всё, как она просила. Так что на данный момент единственной пострадавшей стороной от зимних событий оставался только я, ну и, наверно, жители городов, которым не повезло попасть в мясорубку столкновения интересов. А поскольку Генрих VI при штурмах городов был не менее безжалостным к побеждённым, чем наёмники, которых временно возглавлял я, то горожане пострадали бы при любом раскладе, именно поэтому совесть меня и не мучала по ночам.

***

2 июля 1194 года от Р.Х., Рим

– Что-то давно не слышно новостей из Венеции, – внезапно вспомнил Целестин III, перебирая корреспонденцию, стекающуюся к нему со всех уголков мира, – как там наш отступник поживает?

– Хорошо поживает, святейший отец, – тяжело вздохнул кардинал Альбино, – даже чересчур. Затеял какой-то новый большой проект с помощью тех мастеровых, которых вывез из разорённых императором городов Сицилии. Построил им дома, поставил новую церковь, пригласил монахов, которые, кстати, льют отличные колокола, в общем, я не слышал ничего дурного, чтобы добрых католиков там притесняли.

– Так он точно не получил ни золотого от тех грабежей, что они совместно устроили с императором? – решил уточнить Папа. – Как-то это странно, ради чего он тогда так старался и портил со всеми отношения? Если бы не Констанция, которая призвала мужа не мстить до рождения их ребёнка этому весьма активному юноше, то и не знаю, что было бы сейчас в Европе и Венеции. Хотя император, хоть и пообещал не мстить напрямую, успел подговорить Геную и Пизу грабить и препятствовать торговле венецианцев, причём сделал он это с превеликим удовольствием, пообещав им земли и титулы. Говорят, дож Венецианской республики был в ярости, когда принимал послов.

– А ещё Энрико пригрозил им, что попросит сына заняться этой проблемой, если те не успокоятся, – не забыл уточнить кардинал Луиджи, – говорят, те даже слегка сбавили обороты после этого, но через пару месяцев, не видя последствий, вернулись к своей прежней тактике.

– А что за новый проект? – Святейший отец рассеянно положил письмо от короля Ричарда в сторону.

– Судя по письму епископа, просто корабль необычной формы и размеров, – пожал плечами кардинал Альбино, – ничего сверхъестественного, он сам побывал на верфях и лично всё облазил. Просто деревянный корпус, правда, с двумя высокими мачтами. Корабелы с ним поделились, что все до единого поспорили, что он перевернётся, едва они уберут подпорки из-под основы.

– Как-то это не похоже на умного прежде отрока, – недоумённо посмотрел на Альбино кардинал Луиджи, – он уверен в том, что пишет?

– Ещё бы, говорит, никто не верит, что такое строение вообще поплывёт, а не затонет у гавани Арсенала, – пожал плечами Альбино.

– Вот что я думаю, – Целестин III тоже посмотрел на Альбино, – узнай, когда будет спуск на воду сего проекта, и съезди, посмотри на это своими глазами, заодно удостоверишься, нет ли там козней дьявола.

– Хорошо, святейший отец, – удивились оба кардинала такому решению, – но почему такой интерес? Я, наоборот, думал, чем меньше проблем он всем доставляет, находясь дома, тем лучше.

– Есть у меня глубокое подозрение, что добром это всё не закончится, – признался святой отец, – и лучше мы об этом узнаем из первых рук. К тому же есть ещё несколько мест, куда бы я попросил тебя заехать.

– Раз вас это интересует, святейший отец, то, конечно, буду собираться в дорогу, – поклонился кардинал.

– Благодарю, Альбино, я только и могу рассчитывать, что на вас двоих, – покачал головой Целестин III.