Константин Петрович Победоносцев: великий инквизитор или рыцарь православной монархии?

На письме К.П. Победоносцева Александр III написал: «Будьте покойны, с подобными предложениями ко мне не посмеет прийти никто и что все шестеро будут повешены, за это я ручаюсь».

Л.Н. Толстому К.П. Победоносцев ответил: «Не взыщите, достопочтеннейший граф Лев Николаевич, за то, что я уклонился от исполнения Вашего поручения. Прочитав письмо Ваше, я увидел, что Ваша вера одна, а моя и церковная – другая, и что наш Христос – не Ваш Христос. Своего я знаю мужем силы и истины, исцеляющим расслабленных, а в Вашем показались мне черты расслабленного, который сам требует исцеления. Вот почему я по своей вере и не мог исполнить Ваше поручение».

Через шесть лет К.П. Победоносцев чуть не спас от смертной казни Александра Ульянова, старшего брата будущего вождя Октябрьской революции, который был одним из руководителей «Террористической фракции» движения «Народная воля». Они планировали осуществить покушение на Александра III. На деньги, вырученные от продажи золотой медали Ульянова, была приобретена взрывчатка для бомбы. Покушение было предотвращено, организаторы и участники арестованы. К.П. Победоносцев настаивал, что требование казни несостоявшихся цареубийц незаконно – по законам Российской империи нельзя казнить за намерения, но не смог убедить в том императора.

На 8 марта 1881 года было назначено заседание Совета министров, созванного Александром III специально для обсуждения доклада Особого совещания сановников о предложениях М.Т. Лорис-Меликова. За два дня до его проведения Александр III получил от К.П. Победоносцева письмо, в котором тот советовал своему ученику отказаться от проведения либеральных реформ. Он писал в частности: «Если будут Вам петь прежние песни сирены о том, что надо успокоиться, надо продолжать в либеральном направлении, надобно уступить так называемому общественному мнению, – о, ради Бога, не верьте, Ваше Величество, не слушайте. Это будет гибель, гибель России и Ваша: это ясно для меня как день. Безопасность Ваша этим не оградится, а ещё уменьшится. Безумные злодеи, погубившие родителя Вашего, не удовлетворятся никакой уступкой и только рассвирепеют. Их можно унять, злое семя можно вырвать только борьбой с ними на живот и на смерть, железом и кровью. Хотя бы погибнуть в борьбе, лишь бы победить. Победить нетрудно: до сих пор все хотели избегать борьбы и обманывали покойного государя, Вас, самих себя, всех и всё на свете, потому что то были не люди разума, силы и сердца, а дряблые евнухи и фокусники. Нет, Ваше Величество: один только и есть верный, прямой путь – встать на ноги и начать, не засыпая ни на минуту, борьбу, самую святую, какая только бывала в России. Весь народ ждёт Вашего властного на это решения, и, как только почует державную волю, всё поднимется, всё оживится, и в воздухе посвежеет».

После этих слов, призванных воодушевить молодого государя, только что взошедшего на престол, как на Голгофу, К.П. Победоносцев давал ему сугубо конкретный совет: «Простите мне мою правду. Не оставляйте графа Лорис-Меликова. Я не верю ему. Он фокусник и может еще играть в двойную игру. Если Вы отдадите себя в руки ему, он приведёт Вас и Россию к погибели. Он умел только проводить либеральные проекты и вёл игру внутренней интриги. Но в смысле государственном он сам не знает, чего хочет, – что я сам ему высказывал неоднократно. И он – не патриот русский. Берегитесь, ради Бога, Ваше Величество, чтоб он не завладел Вашей волей, и не упускайте времени». При этом и так была ясна зыбкость положения М.Т. Лорис-Меликова, роковое событие 1 марта показало, что доклады, в которых он уверял Александра II об успехах борьбы с заговорщиками, оказались ложью.

Об опасности в период начала нового царствования, исходившей от представителей земского движения, писал Л.А. Тихомиров: «Политиканы, которые вели земскую агитацию, выставили бы себя представителями „воли народа“ и, имея графа Лорис-Меликова около государя, стали бы фактически выше Государственного совета, завоёвывая себе значение настоящего парламента. Мы, очевидно, готовились войти в такую полосу внутренней смуты, исход которой при данных условиях трудно даже было предсказать».

О том, что такой сценарий развития органов общественного представительства в России того времени был вполне реальным, свидетельствуют события, происходившие в целом ряде губерний после смерти Александра II. Удавшееся покушение террористов на особу императора породило в земствах мнение о том, что центральная власть ослабела и поэтому для земцев настало время заявить о своих притязаниях на участие в управлении государством.

В марте 1881 года члены Земского союза, собравшиеся в Харькове, приняли программу развития всероссийского и местного общественного представительства, предусматривавшую создание в России двухпалатного парламента. Его нижнюю палату, названную Государственной думой, предполагалось составить из депутатов, избираемых всеобщим голосованием, а верхнюю – так называемую Союзную думу – из представителей областных собраний. Согласно этому проекту, обе думы, заседая одновременно, должны были принимать законы и утверждать государственный бюджет. Они получали правомочие делать запросы во все государственные органы и выражать доверие или недоверие отдельным министрам и правительству в целом. Подобную организацию государственной власти намечалось закрепить конституцией, по которой обязывался бы действовать и глава государства – император, и парламент. Все российские законы должны были соответствовать конституции.

8 марта 1881 года Самарское губернское собрание приняло постановление о том, чтобы послать к императору Александру III адрес с ходатайством о созыве избранных представителей народа. Выступивший на заседании этого собрания губернский гласный Нудатов высказал мысль о том, что только «свободно избранные представители всех сословий» могут предотвратить повторение трагического события 1 марта 1881 года.

Постановления и обращения к императору Александру III, выражавшие идею о том, что только привлечение общественных представителей к участию в управлении российским государством может спасти его от новой смуты, были приняты земскими собраниями в целом ряде и других губерний: Казанской, Новгородской, Рязанской, Таврической, Тверской, Черниговской.

Между тем 8 марта 1881 года состоялось заседание Совета министров, которое оказалось решающим для проекта М.Т. Лорис-Меликова. Оно продолжалось два с половиной часа. Председательствовал на заседании сам государь. После того как все сановники уселись за длинный стол, Александр III объявил повестку заседания и предложил министру внутренних дел зачитать текст доклада, записанный в журнале Особого совещания и одобренный 17 февраля 1881 года покойным императором.

Оглашение записи, в которой приводились оценки внутриполитической ситуации в России, дававшиеся им в конце января 1881 года, было явно не выгодно для М.Т. Лорис-Меликова. После дерзкого покушения террористов на жизнь Александра II говорить о том, что предпринятые министром внутренних дел меры «оказали и оказывают благотворное влияние на общество в смысле успокоения тревожного состояния оного» было в высшей степени неуместно. Представлять предложения о реформе государственного строя в докладе с такими фразами означало заранее обречь их на неприятие. Поручив М.Т. Лорис-Меликову зачитать публично этот доклад, Александр III тем самым во многом предопределил ход его обсуждения.

Первым слово взял генерал-адъютант С.Г. Строганов как самый старший из присутствующих. «Предполагаемая мера, – по его мнению, – была не только несвоевременна при настоящих обстоятельствах, требующих особой энергии со стороны правительства, но и вредна. Мера эта вредна потому, что с принятием её власть перейдёт из рук самодержавного монарха, который теперь для России, безусловно, необходим, в руки разных шалопаев, думающих не о пользе общей, а только о своей личной выгоде… Путь этот ведёт прямо к конституции, которой я не желаю ни для вас, – обращаясь к Александру III, – ни для России».

«Я тоже опасаюсь, что это первый шаг к конституции», – заявил в ответ на эти слова император.

Выступили и сторонники проекта преобразований (сам М.Т. Лорис-Меликов, министр финансов А.А. Абаза, военный министр Д.А. Милютин, председатель Госсовета великий князь Константин Николаевич), настаивая на участии выборных представителей в государственном управлении, в качестве способа умиротворения взбудораженного общества.

Кульминацией заседания стала речь К.П. Победоносцева, она окончательно определила ход обсуждения этого плана. Д.А. Милютин в своей дневниковой записи написал о речи Победоносцева: это было уже не одно опровержение предложенных ныне мер, а прямое, огульное порицание всего, что было совершено в прошлое царствование; он осмелился назвать великие реформы императора Александра II преступною ошибкой! Произнесённая с риторическим пафосом, она была отрицанием всего, что составляет основу европейской цивилизации.

К.П. Победоносцев предстал на рассматриваемом заседании Совета министров в качестве идеолога – выразителя особого политического и правового мировоззрения, отличающегося своим глубинным смыслом от мировоззрения западноевропейского типа. Обер-прокурор Святейшего синода противопоставил предложениям о введении в России общественного представительства не отдельные аргументы, но понимание этого института как явления, имеющего свои пороки, причем такие, которые способны нивелировать все его достоинства. Более того, он показал, что в условиях России общественное представительство может стать орудием разрушения государства и общества.

Начиная свое выступление, К.П. Победоносцев первыми же словами дал понять, что будет говорить не просто о каком-то нововведении в государственный строй России, но о величайшей опасности, угрожающей существованию самого государства. «Ваше Величество, по долгу присяги и совести я обязан высказать Вам всё, что у меня на душе. Я нахожусь не только в смущении, но и в отчаянии. Как и в прежние времена перед гибелью Польши говорили: „Finis Poloniae“, так теперь едва ли не приходится сказать: „Finis Russiae“. При соображении проекта, предлагаемого на утверждение Ваше, сжимается сердце. В этом проекте слышится фальшь, скажу более: он дышит фальшью».

Дальнейшее содержание речи К.П. Победоносцева было посвящено разоблачению этой фальши. «Нам говорят, – продолжал он, – что для лучшей разработки законодательных проектов нужно приглашать людей, знающих народную жизнь». Но обер-прокурор обращал внимание императора и членов Совета министров на то, что обсуждаемый план исходит из ложного суждения о представителях как о выразителях мнения страны, тогда как в действительности представители, если и будут что выражать, то лишь «своё личное мнение и взгляды».

«Правительство, – напоминал К.П. Победоносцев, – должно радеть о народе, оно должно познать действительные его нужды, должно помогать ему справляться с безысходною часто нуждою. Вот удел, к достижению которого нужно стремиться, вот истинная задача нового царствования». Представительство же, утверждал Константин Петрович, скорее превратится в обыкновенную говорильню, чем в эффективный институт, способствующий удовлетворению народных интересов. Это своё мнение он выводил из опыта реформ, которые были осуществлены в царствование Александра II. «Благодаря пустым болтунам, что сделалось с высокими предначертаниями покойного незабвенного государя, принявшего под конец своего царствования мученический венец? К чему привела великая святая мысль освобождения крестьян? – вопрошал обер-прокурор Синода и тут же отвечал: – К тому, что дана им свобода, но не устроено над ними надлежащей власти, без которой не может обойтись масса тёмных людей. Мало того, открыты повсюду кабаки; бедный народ, предоставленный самому себе и оставшийся без всякого о нём попечения, стал пить и лениться в работе, а потому стал несчастною жертвою целовальников, кулаков, жидов и всяких ростовщиков. Затем открыты были земские и городские общественные учреждения – говорильни, в которых не занимаются действительным делом, а разглагольствуют вкривь и вкось о самых важных государственных вопросах, вовсе не подлежащих ведению говорящих. И кто же разглагольствует, кто орудует в этих говорильнях? Люди негодные, безнравственные, между которыми видное положение занимают люди, не живущие со своим семейством, предающиеся разврату, помышляющие лишь о личной выгоде, ищущие популярности и вносящие во всё всякую смуту».

Подобные пороки обер-прокурор Святейшего синода усматривал и в новых судебных учреждениях. Они так же, как и земства, превратились, по его мнению, в «новые говорильни, говорильни адвокатов, благодаря которым самые ужасные преступления – несомненные убийства и другие тяжкие злодейства – остаются безнаказанными».

В своей речи К.П. Победоносцев подверг уничтожающей и не безосновательной критике почти все реформы царствования Александра II. Многое из того, что он говорил, не имело прямого отношения к предложениям М.Т. Лорис-Меликова, которые были главным предметом обсуждения на рассматриваемом заседании Совета министров. Но своей критикой указанных реформ Константин Петрович внушал государю и сановникам мысль о том, что непродуманные, неподготовленные нововведения несут в себе всегда больше пороков и бедствий, нежели достоинств и благих последствий для общества.

В результате заседания и резкого столкновения на нём либеральных и консервативных сановников не последовало определённого решения. Однако созыв комиссий с общественными представителями был вначале отложен, а потом так и не состоялся. Впоследствии на «всеподданейшем докладе» М.Т. Лорис-Меликова Александр III наложил резолюцию: «Слава Богу, этот преступный и спешный шаг к конституции не был сделан, и весь этот фантастический проект был отвергнут в Совете министров весьма незначительным меньшинством». Окончательно «конституцию» похоронил Манифест о незыблемости самодержавия, изданный 29 апреля 1881 года.

За неделю до того, 21 апреля, император пишет К.П. Победоносцеву: «Сегодняшнее наше совещание сделало на меня грустное впечатление. Лорис, Милютин и Абаза положительно продолжают ту же политику и хотят так или иначе довести нас до представительного правительства, но пока я не буду убеждён, что для счастья России это необходимо, конечно, этого не будет, я не допущу. Странно слушать умных людей, которые могут серьёзно говорить о представительном начале в России, точно заученные фразы, вычитанные ими из нашей паршивой журналистики и бюрократического либерализма».

Между тем до обнародования манифеста в обществе продолжается некоторое брожение, ожидание либеральных новшеств. К.П. Победоносцев несколько раз пишет Александру III:

«Смею думать, Ваше Императорское Величество, что для успокоения умов в настоящую минуту необходимо было бы от имени Вашего обратиться к народу с заявлением твердым, не допускающим никакого двоемыслия. Это ободрило бы всех прямых и благонамеренных людей»;

«Между тем вся Россия ждёт, все честные люди в смущении. С другой стороны, все безумные, которые ждали конституции, – журналисты, профессора, чиновники-либералы, – проклинают меня на всех перекрёстках, так как пущен слух, будто я помешал конституции»;

«Спешу представить Вашему Величеству выработанную мною редакцию манифеста, в коей каждое слово мною взвешено. По моему убеждению, редакция эта совершенно соответствует потребности настоящего времени. Вся Россия ждёт такого манифеста и примет его с восторгом, разумеется, кроме безумных людей, ожидающих конституции»;

«Если Ваше Величество подлинно имеет, – в чём не сомневаюсь, – твёрдую волю не допускать учреждений безумных, гибельных для России, умоляю Вас, не остановитесь заявить свою волю всенародно; как изволите увидеть, в редакции нет ничего резкого».

В результате Константин Петрович убедил императора, не совещаясь с министрами, подписать подготовленный им Манифест о незыблемости самодержавия, в котором торжественно заявлялось о намерении утверждать и охранять для блага народного самодержавную власть от всяких на неё поползновений.

29 апреля 1881 года Высочайший манифест императора Александра III был обнародован. Текст его, написанный К.П. Победоносцевым, подтверждал незыблемость неограниченной власти монарха и ставил крест на попытках ввести в России элементы представительного правления:

«Объявляем всем верным Нашим подданным:

Богу, в неисповедимых судьбах Его, благоугодно было завершить славное Царствование Возлюбленного Родителя Нашего мученической кончиной, а на Нас возложить Священный долг Самодержавного Правления.

Повинуясь воле Провидения и Закону наследия Государственного, Мы приняли бремя сие в страшный час всенародной скорби и ужаса, пред Лицем Всевышнего Бога, веруя, что, предопределив Нам дело Власти в столь тяжкое и многотрудное время, Он не оставит Нас Своею Всесильной помощью. Веруем также, что горячия молитвы благочестиваго народа, во всем свете известнаго любовию и преданностью своим Государям, привлекут благословение Божие на Нас и на предлежащий Нам труд Правления.

В Бозе почивший Родитель Наш, прияв от Бога Самодержавную власть на благо ввереннаго Ему народа, пребыл верен до смерти принятому Им обету и кровию запечатлел великое Своё служение. Не столько строгими велениями власти, сколько благостью ея и кротостью совершил Он величайшее дело Своего Царствования – освобождение крепостных крестьян, успев привлечь к содействию в том и дворян-владельцев, всегда послушных гласу добра и чести; утвердил в Царстве Суд и подданных Своих, коих всех без различия соделал навсегда свободными, призвал к распоряжению делами местнаго управления и общественнаго хозяйства. Да будет память Его благословенна вовеки!

Низкое и злодейское убийство Русского Государя, посреди вернаго народа, готоваго положить за Него жизнь свою, недостойными извергами из народа, – есть дело страшное, позорное, неслыханное в России и омрачило всю землю нашу скорбию и ужасом.

Но посреди великой Нашей скорби Глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело Правления в уповании на Божественный Промысл, с верою в силу и истину Самодержавной Власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений.

Да ободрятся же пораженныя смущением и ужасом сердца верных Наших подданных, всех любящих Отечество и преданных из рода в род Наследственной Царской Власти. Под сению Ея и в неразрывном с Нею союзе земля наша переживала не раз великия смуты и приходила в силу и в славу посреди тяжких испытаний и бедствий, с верою в Бога, устрояющего судьбы ея.

Посвящая Себя великому Нашему служению, Мы призываем всех верных подданных Наших служить Нам и Государству верой и правдой к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, – к утверждению веры и нравственности, – к доброму воспитанию детей, – к истреблению неправды и хищения, – к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России Благодетелем ея, Возлюбленным Нашим Родителем» (выделено. – Д.П.).

На заседании Комитета министров манифест был заслушан. Это было совершенной неожиданностью. Кто писал манифест? Константин Петрович. Он сам с восторгом рассказывал Его Величеству, как после чтения манифеста «многие отворачивались и не подавали руки» ему. В тот же день К.П. Победоносцев пишет Е.Ф. Тютчевой: «Все, одни с восторгом, другие с ужасом, ждали манифеста о конституции. Вся Россия в смятении. Необходимо было прекратить все толки твердым словом. Имя моё в ушах всей здешней интеллигенции с проклятиями, с пеною у рта: „отверзоша на мя уста своя“».

На либеральную общественность манифест произвёл удручающее впечатление. В то же время сторонники консервативной линии восторженно приветствовали его. «Теперь мы можем вздохнуть свободно, – писали „Московские ведомости“ Каткова. – Конец малодушию, конец всякой смуте мнений. Пред этим непререкаемым, пред этим твёрдым, столь решительным словом монарха должна, наконец, поникнуть многоглавая гидра обмана. Как манны небесной народное чувство ждало этого царственного слова. В нём наше спасение: оно возвращает русскому народу русского царя самодержавного».

На следующий день после издания манифеста М.Т. Лорис-Меликов подал прошение об отставке с поста министра внутренних дел, 6 мая 1881 года был уволен с поста министра финансов А.А. Абаза, 22 мая отправлен в отставку военный министр Д.А. Милютин и 4 октября 1881 года последовала отставка председателя Комитета министров П.А. Валуева.

В России началась новая эпоха – Александра III и К.П. Победоносцева. Комментируя издание Манифеста о незыблемости самодержавия и последовавшую вслед за ним отставку либерально настроенных министров, К.П. Победоносцев заявляет Б.Н. Чичерину в мае 1881 года: «Манифест был необходим: в противном случае люди, обезумевшие от прикосновения к власти, вскоре привели бы нас к гибели. Радоваться надобно, что нет уже ни Л.-Меликова, ни Абазы. Последний совсем потерял голову и уже не мог бы возвратиться к рассудку».

Очередную опасность для самодержавной власти К.П. Победоносцев увидел в проекте созыва Земского собора, представленного новым министром внутренних дел Н.П. Игнатьевым, в назначении которого на эту должность вместо М.Т. Лорис-Меликова он принял самое непосредственное участие. В период борьбы со сторонниками «конституции Лорис-Меликова» Н.П. Игнатьев был союзником обер-прокурора. Так, в докладе, представленном лично императору 12 марта 1881 года, он пишет: «В Петербурге существует могущественная польско-жидовская группа, в руках которой непосредственно находятся банки, биржа, адвокатура, большая часть печати и другие общественные дела. Многими законными и незаконными путями и средствами они имеют громадное влияние на чиновничество и вообще на весь ход дел… Эта группа соприкасается с развившимся расхищением казны и крамолой». Разошлись же они в вопросе о созыве Земского собора, сторонником которого был Н.П. Игнатьев, для К.П. Победоносцева же Собор был столь же неприемлем, как и парламент, поскольку противоречил коренным основам его мировоззрения.

К.П. Победоносцев сообщает С.А. Рачинскому 18 июня 1882 года: «Не советуясь ни с кем из дельных и серьезных людей, он, сговорясь с фантазёром Аксаковым, изготовил проект Высочайшего Манифеста на 6 мая и тайно поднёс его Государю. Объявлялось о созыве весною Земского собора от всех сословий и со всей России, из Польши, Финляндии и пр. тысячи в полторы. Этому-то сброду предлагалось отдать на обсуждение устройство губернского и уездного управления, и сделать это учреждение постоянным. Акт написан фразами, напоминающими передовые статьи „Руси“¹⁰. К счастью, дело не удалось». По настоянию К.П. Победоносцева Н.П. Игнатьев был отправлен в отставку, и по его же рекомендации новым министром внутренних дел был назначен граф Д.А. Толстой.

К этому времени государь император освободился уже от всяческих колебаний и стал целиком на точку зрения своего бывшего преподавателя гражданского права. Манифест Александра III о незыблемости самодержавия не оставил в современниках никакого сомнения в том, что наступил уже новый курс, при котором о каких-либо уступках общественному мнению не может быть и речи, а тем более не будет допущено никакое общественное вмешательство в дело государственного управления. Благодаря влиянию, которое смог оказать обер-прокурор на события переходной эпохи начала нового царствования, за К.П. Победоносцевым единомышленниками признана заслуга спасения самодержавия, а недругами – печальная слава «вдохновителя реакции», надвинувшейся на Россию с мартовских дней 1881 года.