Россия – возврат к могуществу. Обретение силы и национальной идеи

15. Слабость и утрата национальной идеи

Крах СССР показал не только банкротство коммунистических идеалов и тщетность претворения их в жизнь. Отсутствие у погибшего государства средств даже на жизненно необходимые нужды, на пропитание, вынудившее просить помощи у недавних, вечно проклинаемых коммунистами врагов, обнажило катастрофическую потерю народом сопротивляемости и силы.

Выше отмечалось, в 1917 году февральская революция произошла спонтанно, по воле измученных военными лишениями народных масс, и совершенно неожиданно для политических сил России, десятилетиями готовивших в стране революцию. Тем не менее, в результате февральской революции производственные отношения в стране, структура хозяйствования, система управления, права собственности, исключая землю, остались практически неизменными. Хозяйство страны продолжало функционировать как прежде – придавленное войной, но в целом исправное и жизнеспособное.

В октябре же 1917 года произведенный большевиками государственный переворот был не только политический, как ранее в феврале при смене монархии на республику. В октябре произошла замена структуры хозяйствования и «кормления» страны, имущественных и правовых отношений между гражданами, системы управления как в промышленном производстве, так позже и в аграрном секторе. К рычагам управления хозяйственным механизмом пришли люди в «кожанках» и с «наганами», не имевшие знаний и опыта, однако приступившие активно воплощать иллюзорные, никем и нигде непроверенные утопические планы построения «рая на земле». Хозяйство страны начало распадаться под их руками. В промышленности и на транспорте началась разруха, на селе началось сопротивление новым «порядкам», отказ продавать хлеб, сокращение посевных площадей. Кризис был преодолен в некоторой степени лишь через несколько лет при вынужденном возвращении к привычным «капиталистическим» отношениям НЭПа. Однако с последующей его отменой по идеологическим соображениям, страна вновь погрузилась в нехватку «всего и вся», не избежав нескольких лет жесточайшего голода в южных областях страны.

В 1991 году с Россией произошло нечто подобное политическому перевороту октября 1917 года, но только с обратным знаком. Действующей силой внезапных социальных перемен в России были снова отнюдь не народные массы, ведомые политическими силами, заслужившими у них авторитет. Переворот в России в 1991 году был осуществлен незначительной по численности коммунистической «номенклатурой», т.е. высшей партийной и административной элитой.

Народ, давно разуверившийся в коммунистических идеалах, видевший всюду расхождение «слов с делом», с началом «перестройки» с надеждой внимал речам Горбачева, веря, что с новой «революцией» в стране дела пойдут лучше. Но за несколько лет «перестройки» дела в стране пошли только хуже, очереди в магазинах только удлинились, введенный «хозрасчет» на предприятиях дал только больше возможностей воровать руководству, а «антиалкогольная» кампания убедила всех, что наверху оказались такие же «головотяпы», что и прежде. Тем не менее, народ оставался очень «смирен», не было ничего похожего на современные уличные беспорядки по малейшему поводу, как это происходит теперь во всем мире. Советская страна давно отвыкла от проявления политической инициативы снизу.

Поэтому с избранием президентом России Ельцина, с малопонятными для большинства обещаниями и призывами его команды к «свободе» и «демократии», народ вновь робко и с надеждой последовал за недавними коммунистами из ЦК, обернувшимися теперь революционерами. Народ за десятки лет привык, не рассуждая, слушаться коммунистической партии, какие бы неожиданные кульбиты не совершала ее «линия». Новые руководители снова звали за собой, но их слова звучали несколько свежее и честнее. Кроме того, это было вполне «законное» руководство, и занимало оно свои законные места – в Кремле и в здании ЦК на Старой площади. Люди, в душе и по привычкам по-прежнему “советские», были растеряны, но потянулись за ними – прочь от коммунистического прошлого.

Ельцину и его команде предстояло разворачивать социалистическую “телегу» в обратную сторону – назад к частной собственности на средства производства и земли, к частной инициативе, т.е. к капитализму, который их большевистские «старшие товарищи» искоренили 70 лет назад.

Ельцин взял курс на такую новую жизнь, как он и его команда понимали. Во внешней политике – к примирению с Западом. Он сразу удивил вчерашних непримиримых врагов своей готовностью в одностороннем порядке снять с прицелов на западные города наши ракеты с ядерными боезарядами. Он развернул широкую приватизацию государственных промышленных предприятий, пригласил с Запада консультантов по воссозданию фондовой биржи после 70 лет забвения.

Все это действовало на людей самым необыкновенным образом, вселяя в них неоправданные надежды. На митингах в поддержку действий властей можно было увидеть лозунг: «Капитализм, прости и спаси нас!».

В людей вселялось убежденность, что наши прошлые беды – следствие не только «оков» и идейных рогаток на пути, по которому вели «коммунисты», но также и искусственно разжигаемой ими враждебности с Западом. Люди, вслед за Ельциным и его командой были теперь убеждены, что сбросив шоры и путы коммунистической идеологии, показавшей свою несостоятельность, закончив, наконец, противостояние с мировым капитализмом по идеологическим причинам, Запад с радостью примет Россию в свои объятия, забудет прошлые обиды. Без враждебной коммунистической идеологии, грозившей 70 лет Западу мировой революцией, без хрущевских «Мы вас похороним!», «Сокрушим гидру мирового империализма!» или «Мы еще покажем американцам Кузькину мать!» не станет более причин для вражды, и Россия станет равноправным и любимым членом единой семьи западной цивилизации. Это казалось очень желанным и вполне реальным для замученного нехваткой «всего и вся» народа.

Но это было похоже на то, как русский народ, как этнос, скатившись в яму слабости и утраты сопротивляемости по вине ложной коммунистической догматики, теперь, оказавшись в кризисе, возжелал «всего лишь сытости» и «комфорта, как на Западе», страсть к которым давно разжигалось «вражескими голосами» западных радиостанций. Ему показалось, что все хорошее и важное само собой останется, и добавится только еще лучшее.

Это стало развилкой на пути народа, и он выбрал на десятилетие неверный путь. Иное направление развития, путь к обретению вновь государственной силы – как первоочередное – тогда вообще не рассматривалось, оно вызывало у всех только неприязнь. Ведь только-только позорно закончилась война в Афганистане, показавшая народу чего стоят и чем заканчиваются политические амбиции коммунистов. Армия и ее офицеры воспринимались теперь как опора ненавистного коммунистического режима. Военных в форме на улицах и в транспорте оскорбляли, никто не желал поступать в военные училища, авторитет армии и военной профессии упал вслед за коммунистическими идеалами. С другой же стороны, лидеры ведущих западных стран демонстрировали на публике исключительную доброжелательность и щедрость по отношению к стране, уступившей им в долголетнем противостоянии. Слабому и проигравшему – улыбки, сочувствие и гуманитарная помощь, – это очень цивилизованно. Такое вселяло надежду и веру в добрых и «бескорыстных» недавних врагов, не помнящих зла. Те же ощущали про себя восторг победы и готовили планы по разворачиванию вечного на этот раз «однополярного мира», их СМИ были полны презрительных насмешек над покоренным, страшным всем когда-то «медведем».

Но новые руководители России были столь же невежественны в делах переустройства страны на капиталистический лад, как и их предшественники – на социалистический. Ельцин намеренно собрал свою команду из молодых интеллигентов, не имевших ничего общего с управленцами коммунистической эпохи. То было правительство из амбициозных, энергичных «завлабов», как их в насмешку называли оппоненты, не имевших опыта управления не только государством, но даже предприятием.

Ельцин с самого начала подгонял их к реформам, делающим невозможным возврат к коммунистической системе. В частности, к ускоренной раздаче государственной собственности в частные руки. Опасность реванша Ельцин чувствовал очень остро. Она и подтвердилась через пару лет новым путчем, правительственным кризисом и «расстрелом» из танков здания парламента, где «заперлись» депутаты во главе с вице-президентом.

Сделать невозможным возврат в «социализм-коммунизм» Ельцин и его команда решили через немедленную приватизацию, т.е. бесплатную раздачу государственных предприятий в частные руки, что, по их мнению, сразу увеличило бы число сторонников «демократии». Решение верное: неискоренимый частнособственнический инстинкт не выпустит из рук доставшуюся даром собственность.

Приватизация была проведена в спешке столь неумело, бездарно, что «ваучеры», или паи, розданные населению, были скуплены за гроши верткими «бизнесменами». Промышленность великого государства, созданная несколькими поколениями народа с неимоверными трудностями и жертвами, в одночасье стала собственностью «олигархов», «красных директоров», людей вороватых и некомпетентных в рыночной экономике, а также недавних коммунистических «секретарей» из распущенных райкомов и обкомов.

Разумеется, приватизация была необходима – лишь в частных руках промышленность и сельское хозяйство могли восстановиться и окрепнуть после разрухи «социализма». Но успеха в этом можно было достигнуть только после первоочередного восстановления Силы, сопротивляемости народа, как этноса, и могущества его государства. Ради этого 70 лет назад перековывали страну большевики, и достигли этой цели – кровью, страданиями миллионов, но после десятилетий перенапряжения и репрессий обрели силу и могущество, равные которым не было на земле. Напрасно? Но тогда бы вы не читали этих строк, и я бы их не написал, как и не было бы теперь России, ни той, «которую мы потеряли», ни любой иной жизнеспособной. История бы шла, конечно, своим чередом, но без ослабшего в 1917 году русского народа. Как продолжалась история и после гибели великих цивилизаций – Египта, Греции, Рима. Желать другой судьбы, это как желать, чтобы у вас были другие дедушка или бабушка.

Все меры либерального правительства Ельцина осуществлялись под «чутким руководством» западных советников и консультантов. Целью было скорейшее установление «рыночной экономики» для блага, прежде всего, частных лиц, – ведь демократия! – а не государства в целом. Государство же, напротив, западные советники стремились как можно более ослабить. Обернулось все это вскоре тяжелейшей «шоковой терапией» и обнищанием народа.

Почти половина государственных предприятий входило тогда в ВПК, производило, в основном, вооружение. Теперь их продукция не только не была востребована «на рынке», но эти предприятия, по настоянию западных советников, подлежали закрытию, к продаже за гроши или должны были пойти на слом. На перепрофилирование ВПК денег не было, как не было их и у покупателей отечественной продукции. В результате предприятия закрывались, миллионы людей лишались работы. В городах закрывались не только «нерентабельные» предприятия со всей «социалкой» – яслями, детсадами, домами отдыха, но и разнообразные НИИ, в большинстве не приносившие научной пользы, но обеспечивавшие занятость и сносные заплаты своим «сидельцам».

Из-за чудовищной инфляции, достигавшей порой 2000% в год, из-за неумения хозяйствовать в условиях рынка, страну охватила эпидемия взаимных неплатежей между предприятиями. Предприятия перестали выплачивать работникам зарплаты. Долги работникам растягивались на полгода и более, люди принудительно отправлялись в неоплачиваемые отпуска. В лучшем случае с работниками расплачивались собственной продукцией. По автодорогам и на рынках можно было увидеть распродажи работниками своих чайников, посуды, носков и т.д. Бюджетные организации также задерживали с выплатой зарплаты или сокращали ее до предела.

Полунищие, растерянные и раздраженные, люди хватались за любую возможность что-то заработать. «Челночники» – современные мешочники, – возившие дешевые «тряпки» из Турции, становились завидной, но и опасной – из-за рэкета, – профессией. Более доступной и менее опасной была только торговля вещами на расплодившихся вещевых рынках, даже на стадионах, как в Лужниках.

Мошеннические «фирмы» приглашали на собрания «инвесторов» или «менеджеров сетевой торговли», где предлагали за начальный взнос примкнуть к «выгоднейшим» сделкам. На одном таком учредительном собрании очередного «лохотрона» побывал и автор этих строк – созванном, как оказалось, в доме культуры Бутырской тюрьмы!

На селе совхозы распались в несколько месяцев. Из-за неискоренимой убыточности совхозов, особенно в Нечерноземье, десятилетиями финансируемых за счет продаж изобильной в то время нефти, теперь у государства денег на них попросту не было. При их ликвидации сельхозтехника была роздана работникам, земля разделена на паи, и распределена между ними в виде «бумажек». Ни тогда, ни позже эти паи не стали настоящей землей в руках их владельцев, и все поля вскоре заросли лесом, как это можно увидеть в Новгородской области.

На приватизированных тракторах теперь ездили на рыбалку по «непроезжим» лесным дорогам, распахивали домашние огороды. Но из-за отсутствия запчастей и денег на них эта техника на селе вскоре встала. Народ кормился пенсиями старушек, мизерными, но исправно выплачиваемыми государством, огородом, да сбором грибов и ягод на сдачу в регулярно заезжающие в села автолавки, в обмен на продукты и водку.

Создавая «новую» Россию, Ельцин хотел как можно быстрее и дальше «оттащить» страну от коммунистической деспотии и авторитарности. Это благое намерение он спутал с добровольным уничтожением силы государства, с раздачей накопленных русским народом за столетия сил и земель. Но не только Ельцин и его команда, так полагало большинство людей, возбужденных происходящими переменами в стране. Им казалось, что имеется полное тождество между опостылевшей коммунистической властью и государственной силой, которую она представляла. Широко распространилось убеждение, поддерживаемое новой властью: разрушим государственную силу – разрушим коммунизм.

Вновь в российской истории недавние коммунисты, как их собратья большевики 1917 года, приняли иллюзию за руководство к действию. Упоминалось выше, что в 1922 году при утверждении Конституции СССР Ленин настоял, чтобы для всех республик было записано право добровольного выхода из Союза. Сталин был тогда категорически против этого и оказался прав: СССР рассыпался в 1991 году, растеряв за несколько дней половину населения и земель, оставив миллионы соотечественников, этнических русских, нищими и гонимыми за новыми рубежами.

Сила государства, его народа, всегда растет с его расширением, укрупнением и с централизацией, и, наоборот, падает и уменьшается с его дроблением и расчленением. Однако продолжая воевать с коммунистической силой, и в полном согласии с утопическими идеями ранних большевиков о свободе и равноправии народов, Ельцин бросил свой знаменитый призыв к республикам, входивших в РСФСР: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить».

На этот призыв с радостью откликнулись многие национальные республики, вписав в свои конституции «ленинский» принцип самоопределения и равноправия. В результате там сразу началось националистическое брожение. Но некоторым кавказским республикам этого показалось недостаточно. Их желанием теперь стало полное отделение от России, объединение мусульманских народов и образование на Кавказе халифата.

Потеря сопротивляемости этносом сразу вызывает попытки разрушить его государство, если не снаружи, то изнутри. Это как оставить мясо в тепле на сутки – протухнет, потому что сразу появляются силы, желающие поживиться. Такова история человечества, но, главное, таковы природные законы существования живых существ, отдельных особей или их объединений. Либо ты силен и жив, либо ты раб или мертв. Природа ставит все живое – ползающее, ходящее, плавающее, летающее, растущее в земле – в одни общие для всех условия. Жестоко, обидно, но неизбежно.

Первая агрессия против новой России была предпринята из-за рубежа на Кавказе. С одобрением и при «науськивании» Запада, на деньги и с духовным благословением на «джихад» арабского востока, Россия подверглась агрессии и погрузилась на годы в «гражданскую войну». Терроризм с сотнями жертв в Москве и на Кавказе, «первая чеченская война», потом «вторая» – этим обернулась в 90-х годах раздача суверенитета и потеря Россией силы и сопротивляемости.

Народ объединяют идеи и лозунги, выражающие высокие цели и смысл жизни. После революции былые религиозные духовные установки сменились сначала на высокие революционные идеалы, затем на иллюзорные идеи построения в стране социализма и коммунизма. Народ воевал под лозунгами «Смерть фашизму!», «Дело наше правое, победа будет за нами!». Победивший русский этнос восстанавливал разоренную страну с верой в лозунги «Миру мир!», «Партия – наш рулевой», «Долой поджигателей войны!». В десятилетия «брежневского застоя» люди верили клятве партии «Всё во имя человека, все для блага человека!». Эти лозунги внедряли в сознание силу, достоинство, сплоченность ради достижения высоких целей.

Если многие и относились к этому с иронической усмешкой, но все равно, эти лозунги со школы укрепляли в подсознании каждого некоторый фундамент, представление о направлении в жизни, «социалистические» понятия о «добре» и «зле». С годами это превращалось в некое «коллективное подсознание». С разрушением коммунистических идеалов развенчаны были и духовные объединяющие скрепы. Крушение «нерушимого СССР», роспуск коммунистической партии Советского Союза («Партия – это ум, честь и совесть нашей эпохи!») – и люди стали терять ориентиры в общественной жизни. Впереди теперь не было общего «счастливого будущего», ради которого людей десятилетиями призывали стойко переносить тяготы. От религии народ давно отвык, или лучше сказать, был отстранен и отлучен усилиями большевиков, как от «опиума для народа». Поэтому за образовавшейся нравственной пустотой, на фоне усугубляющейся нищеты и безработицы начал проявляться цинизм и подавленность, среди молодежи быстро распространялась наркомания, даже дошкольники стали «ловить кайф» с клеем «Момент».

Замены коммунистической нравственности и идеалам пока не находилось. И, главное, не было «национальной идеи», сплачивающей нацию высоким смыслом общей жизни. Поэтому власти новой России пытались реанимировать религию в народе. Открывались заколоченные храмы, по телевидению начали транслировать праздничные службы, с обязательным присутствием на них первых лиц государства. Но это обращение к религии получалось в большей степени лишь «обрядным» и не могло восстановить духовный стержень масс, на создание которого ушли ранее столетия.

Народ оставался без «поводырей», в духовной пустоте, с дребеденью дешевых сериалов и серых юмористических программ по телевидению, с единственным теперь «объединяющим» общим устремлением – к деньгам и достатку любыми способами, к жизни и комфорту «как на Западе».

Стремление к достатку и комфорту вовсе не плохо, даже вполне естественно. К этому стремится весь живой мир – быть сытым, отдыхать в тепле и на мягком. Лучшей жизни не придумать – но только если ты в безопасности, тебе никто и ничто не угрожает. Для людей к этому надо добавить – если ты не раб, а хозяин своей судьбы, если ты силен и независим. Тогда вперед! К комфорту! Но чтобы иметь жизнь и комфорт, «как на Западе» надо сначала стать столь же сильным как «Запад». Комфорт – это заслуга, приз, вишенка на торте.

Но можно пытаться стать у Запада прислужником, «подпевалой» в его политике. Запад действительно подбрасывает тогда некоторый «комфорт» со своего плеча, но с пренебрежительной улыбкой. Таких «союзников» у Запада появилось много с распадом «соцлагеря». Все они рассчитывали с гибелью «хозяина» СССР стать «партнерами» в Европейском Союзе, но, по сути, желали быть «халявщиками» (как в тексте незабвенной телерекламы из 90-х). Но они так и не получили многого от ЕС,– лишь небольшие субсидии на инфраструктуру да рынки сбыта по квотам, если было что продавать. Если нечего, – тогда кто был бедным, так и остался бедным, но теперь без промышленности, и с сомнительным национальным достоинством. Зато с востока на запад через открытые границы хлынули новые гастарбайтеры, оставляя родные земли на четверть обезлюдевшими.

Достаток, подлинный комфорт и достоинство не обретаются из чужих рук. Они только завоевывается своими трудами и доблестью. Это закон все той же Природы. В этом и есть смысл жизни. Только это важно для Потока жизни. Сильные выживают, слабые и зависимые долго не живут, желанный «комфорт» им никогда не помогает.

Все десять лет Россия продолжала слабеть. Промышленность встала: с прежним «советским» качеством ее продукция не была нужна никому, ни за рубежами, ни у себя, куда уже хлынул поток дешевого импорта, в основном, из Китая и Турции. Сельское хозяйство по-прежнему «лежало»: не было средств на топливо и удобрения по мировым ценам, да и сами «крестьяне» не сумели еще освоиться без колхозов и совхозов. Фермерские хозяйства, вспыхнув надеждой, вскоре исчезли. Крупные агрофирмы, на которых было больше надежд, появлялись только в южных, самых плодородных областях. На севере, в Нечерноземье, где требовалось большее трудолюбие и порядок, при низкой производительности труда, отсутствии дорог, неподъемных ценах на технику и топливо работа стала просто убыточной. Молодежь уезжала в города, поля зарастали лесом. Страну кормили только нефть, газ, сырье.

Но финансовых ресурсов у правительства катастрофически не хватало. Печатание пустых денег, с инфляцией под 2000% в год, помогало только вначале. Тяготы инфляционного бремени перекладывались на весь народ, придавливая и производителей. Недалекие реформаторы ельцинской команды пробовали зафиксировать курс рубля, жестко привязав его к твердой валюте. Но стало только хуже: инфляция сменилась катастрофическим вымыванием тощих валютных резервов на биржевую поддержку рубля. Оставшись без средств, правительство кинулось занимать деньги, устроив «пирамиду» из облигаций: продавала последующие выпуски для погашения набегавших процентов по предыдущим. Кто был смел, умел и понимал, что происходит, зарабатывали по 200% единовременно на кратких вложениях в эти бумажки. Сказочно обогатились не только иностранные банки, финансовые консультанты и наши «воротилы», но и высшие чиновники, сами авторы приватизации («прихватизации», как ее назвали) и «шоковой терапии».

Окончилось это внезапным дефолтом – официально объявленным страной банкротством, отказом от своих финансовых обязательств и падением «твердого» курса рубля вдвое. И такое произошло через семь лет после обретения Россией независимости и начала ее движения в сторону европейских ценностей и свобод. Теперь страна оказалось в еще худшем положении, чем после краха СССР – теперь у государства не было денег даже на выплаты «бюджетникам» – преподавателям, врачам, военным. Это был полный провал: неумелое руководство, неверные цели, коррупция сверху донизу и, главное, полная потеря в народе понимания – куда же мы двигаемся. За Европой? К ее достатку и комфорту?

Потерпела крах не только экономика страны. Не выдержала испытания временем сама парадигма, принятая с независимостью, т.е. вся совокупность целей, идейных принципов и желаний. Как несомненную истину и великую цель, приняли за весь народ недавние коммунисты, наследники большевиков, столь же немудрые и малообразованные, но опять погнавшиеся за иллюзорными и чуждыми нам «европейскими ценностями». Вновь под ногами оказались прежние «грабли». Новые вожди снова повели народ не к устойчивости этноса, не к его большей сопротивляемости и силе, а сразу к «счастью» и «комфорту». Когда-то «счастье» манило в обличье «социализма-коммунизма», которые пообещал Карл Маркс. Теперь оно мерещилось в виде капитализма, действительно очень успешного на «свободном Западе».

Однако тогда прежний ленинский рывок к «счастью» был прерван Сталиным из-за ставшей явной его утопичности. Большевики вовремя осознали, что ленинская утопия с «отмиранием государства» вот-вот обернется для всех гибелью. Страна заплатила за марксистские «мечты» и эксперименты, а затем за сталинский режим бедствием и смертью до четверти населения. Но повинуясь внутренним вечным инстинктам, народ – или Личность его воплощающая, сумел, несмотря на это, выжить, победить в войнах и обрести невиданную ранее сопротивляемость и Силу. Однако, пройдя через «горнило» и «медные трубы», он стал совсем другим народом-этносом.

Так заканчивалась в России эпоха Ельцина – хозяйственной разрухой, гражданской войной на юге, обнищанием народа, необузданной преступностью и коррупцией. Однако этот период нельзя считать напрасным, неким «тире» в русской истории. За 10 лет фундамент свободной рыночной экономике был все-таки заложен, люди постепенно или вынужденно отходили от иждивенчества у всесильного государства, началось лихорадочное предпринимательство – полукриминальное из-за отсутствия необходимых законов и доверия к «правоохранителям». Однако даже явные неудачи реформирования страны очень многими воспринимались с пониманием, с верой, что «если сегодня лучше, чем позавчера, то и послезавтра станет лучше, чем сегодня». В целом, так оно и происходило. Долгожданное и радостное освобождение от коммунистических пут и догм ощущалось всеми, кто считал это важным и нужным.

Между тем, наши былые «властители душ и дум» – писатели и философы – огорченно сетовали на отсутствие у народа России «национальной идеи». Как всегда, истина «валялась» под ногами, но ее никто не видел или не понимал. С «комфортом» у России никогда ничего путного не получалось, но Силу она временами обретала великую.

Бесславные результаты реформ, ухудшающееся здоровье подтолкнули Ельцина к поиску сменщика на президентском посту. Чехарда замен премьеров в последние полгода завершилась, вероятно, самым удачным за все его президентство решением – выбором себе преемника: Владимира Путина. Под новый 2000-й год, в обращении к народу из уст Ельцина прозвучало: «Я ухожу…».

Ельцин навсегда войдет в историю, как человек, свергнувший «коммунизм» в России. Он почти бескровно перевел страну с рельсов коммунистической догматики и бесхозяйственности на путь реальной демократизации, хозяйственного развития на принципах более естественных, основанных не на «мечтах», а на человеческой природе, неоднозначной, «греховной», но единственной действенной силе в современной международной схватке.