Россия – возврат к могуществу. Обретение силы и национальной идеи

При нарастании общего глухого недовольства в народе, явных протестных акций заметно не было. Бывали единичные «видимые» проявления «антисоветских», как это тогда называлось, настроений, но только в столице и крупнейших городах. Случались немногочисленные «пикеты» с плакатами на Красной площади, которые моментально подавлялись дежурившими агентами КГБ. Очень редко доходили слухи, что где-то арестовали «антисоветчиков», как это произошло с небольшой компанией студентов в Ленинграде в середине 60-х.

Неоднократно происходили попытки вырваться на «свободу», за границу, с захватом пассажирских самолетов. Из-за невозможности замолчать, в газетах приходилось это сообщать. Сообщили о неудавшейся попытке угона «сионистами» небольшого пассажирского самолета в Ленинграде. Другой широко освещенный в печати случай – трагический. Пассажирский лайнер был захвачен с применением оружия группой музыкантов – братьев и сестер с их матерью. То был широко известный в стране семейный джазовый самодеятельный ансамбль «Семь Симеонов». Самолет штурмовали на летном поле. Несколько музыкантов и их мать погибли, остальные члены семьи были судимы и получили сроки.

Когда становились известны такие случаи «неповиновения» и «антисоветских выходок» народ в целом относился к этому сочувственно, с любопытством, однако и с внутренней усмешкой. Прочие широко распространенные в народе «акты неповиновения»: сочинение и пересказ политических анекдотов (за которые после смерти Сталина уже «не сажали»); чтения в «интеллектуальных» кругах размноженных копий зарубежных изданий «диссидентов»; прослушивание прорывающихся в эфире сквозь «глушилки» радиопередач «вражеских» станций «Свобода» и «Голос Америки», включая любимый многими ежедневный «Джазовый час»; и, конечно, нескончаемые «политические» беседы среди своих. При таких разговорах бывалые люди всегда включали громкое радио, опасаясь «прослушки». Более сильных протестных акций «в народе» не наблюдалось.

Представление об общем эмоциональном состоянии «советского общества» в последние десятилетия его существования может дать следующая невеселая миниатюра, написанная автором этих строк в конце 70-х годов для своих друзей, без всяких надежд и попыток ее опубликовать.

«Тошно?

Дождливое, темное, как ночь, утро, когда чтобы проснуться смачиваешь из водопровода затылок, – с этого начинается новый день. Скорей, скорей – тебя ждет работа! Скорей, скорей – тебя ждут на автобусной остановке! Там много людей хотят втиснуться с тобой в автобус и ехать. Скорей!

В автобусной толпе, прижавшись к мокрым от дождя спинам и рукавам твоих ближних, первое время ты еще сохраняешь свою индивидуальность: с кем-то борешься, толкаешься, огрызаешься. Но не долго. Стиснутый, сонный и злой ты успокаиваешься. Тебе плохо. В полусонном сознании ты стараешься разыскать что-нибудь светлое, какую-нибудь радостную соломинку, чтобы ухватиться в это унылое утро. Но тщетно. И, зажатый, лишенный всякой свободы, ты смирнеешь, покоряясь своей жалкой судьбе.

Но обмякнув, расслабив мускулы, ты почему-то не падаешь, а сохраняешь свое место в автобусном коллективе. Десятки таких же, как ты несчастных, безвольных, с расслабленными телами мерно качаются в такт Великому Движению и поддерживают тебя в своем теплом студенистом теле. Товарищ, ты не один – нас много! Таких же пассажиров этой железной клетки на колесах. Нам тоже плохо, но мы молчим. Молчим и полуспим, расслабив мускулы своей воли. Здесь сыро, тошно, но хоть тепло всем вместе. И думать не надо – ведь нас везут. Как куда? На работу! Ах да…

Ты закрываешь глаза, не желая бодрствовать, и хочешь увидеть прекрасный сон. Но этого здесь нельзя, тебя что-то сдавливает с боков, непреодолимая сила, как морской вал, вращает безвольное тело, несет к стенке и, ударив о ящик кассы, оставляет в покое.

Остановка. Новые пассажиры с лицами завоевателей врываются в узкие дверцы автобуса, утрамбовывают поникшее автобусное население. Они энергичны, эти новые пассажиры, на их шляпах блестят свежие, еще не впитавшиеся капли дождя, в их глазах надежда. Плечами, торсами, всей молодой мускулатурой они ищут себе пространство. Это тебя раздражает. Ты ведь теперь все знаешь про этот автобус: здесь нет пространства, здесь нет никакой свободы, здесь только тесно и тошно. Ты хочешь сказать им об этом, но молчишь…

«Двери закрываются, оплатите проезд!» – ты вздрагиваешь от этого нечеловеческого голоса с жестяного автобусного неба и поспешно шаришь в кармане. Он здесь, твой билетик-комочек, но тебе было на миг страшно…

Двери закрылись, и ты снова качаешься в коллективном такте. Но вдруг кто-то там, у самой двери вдруг подал голос, – может быть, его сдавило больше других или из дверной щели поддувает свежестью. Он кричит: «Подайтесь вперед! Что стали-то!». Выгибается дугой, пуговицы на себе не жалеет – хочет протолкнуть толпу вперед. Но здесь этого нельзя. Автобус – жесток, не из резины, а двери закрыты…

И снова едешь… Твой ближайший сосед, что из новеньких, уже тоже расслабился, и его тело мирно качается вместе с твоим. Капельки дождя на его плечах уже утратили свежесть и прохладу, превратились просто в тепловатую сырость. Он тоже все понял, закрыл глаза и спит. А тот, что у дверей, тоже все понял, да не спит. Двери он разжимает, нет для него тут места, да и не по пути.

А ты все спишь… Не тошно?

Д.Т., ноябрь 1977 г.»

Как ни странно может показаться, в народе одновременно было разлито и горделивое чувство своей значимости, даже превосходства. При общей материальной и бытовой отсталости советского общества, воспринимаемой уже почти как неизбежная норма, в послевоенное время властями настойчиво пропагандировалось и внедрялось в сознание людей чувство государственной мощи. Повсеместно народу прививалась гордость за свою страну. Безусловно, это было вполне заслуженным и естественным чувством после победы в Отечественной войне, а затем послевоенных успехов в создании «ядерного щита» страны и, наконец, блестящих успехов в космической области: запуска первого в мире искусственного спутника Земли, создание первой в мире космической станции и т.д.

Успехи широко освещались СМИ, разъяснялись пропагандистами и лекторами на производстве в обеденные перерывы. Главные государственные праздники (День Октябрьской революции и День Победы) праздновались всегда с величественным размахом, с грандиозными военными парадами и салютами.

Это воспитывало и укрепляло в советском народе гордое чувство своей силы, значимости, мощи великого, «на 1/6 часть суши», государства. Так воспитывались граждане Советского Союза уже несколько поколений – учителями в школе, преподавателями в ВУЗах, лекторами на производстве и в селе, инструкторами на партсобраниях.

Поэтому советский народ в целом всегда ощущал свое превосходство над большинством народов прочих стран. Лишь одну страну он в глубине души признавал себе «ровней» – Соединенные Штаты Америки. Прочие страны воспринимались либо как «побежденные» в минувшей войне, поэтому с внутренней снисходительной усмешкой, либо как «подчиненные» – примкнувшие к СССР «младшие братья», союзники по военному Варшавскому договору. В 60-70-х годах кроме этих и не было в мире стран, заслуживающих серьезного внимания советского народа-победителя.

Здесь следует отметить, что, несмотря на постепенно растущее недовольство населения бытом и «свободами», при подобном чувстве собственного достоинства, и даже превосходства, революции никогда не свершаются. Чувство никогда не обманывает народ. Если он действительно «силен» своим государством, то никакие приманки или призывы к «лучшей жизни», как бы к большим «комфорту» и «свободе», никогда не смогут подвигнуть народные массы на серьезный протест и восстание.

Положение стало заметно меняться в 80-х годах. Отставание СССР по уровню жизни населения становилось всем очевидным. Скудный выбор продуктов питания, бедные ассортимент и качество отечественных промтоваров, «дефицит» всего импортного, недоступность без очередей или «блата» автомобилей, холодильников, цветных телевизоров и т.д. – резко контрастировали с качеством товаров, привозимых из-за рубежа командированными, и даже с видом и «запахом» приезжавших с Запада туристов.

Среди части молодежи широко распространилась «фарцовка» – покупка у приезжих иностранцев модной одежды, жевательной резинки, сигарет и прочих недоступных в стране вещей. Эти товары стали предметом вожделения советской молодежи, и покупались ими, если удавалось, за любые цены. Власти преследовали эту «спекуляцию», «фарцовщики» получали значительные сроки лишения свободы. Широко освещался случай с «валютчиком» Рокотовым, «взятом» на скупке валюты у иностранцев. Генсек Н. Хрущев тогда пошел даже на ужесточение задним числом закона об ответственности за валютные операции. Рокотова судили и неожиданно для всех, и него самого, приговорили к расстрелу.

Постепенно в душах многих советских граждан горделивость за мощь и победы своей страны стала разбавляться «комплексом неполноценности» перед странами Запада – по внешним признакам «процветающими» в сравнении с советским населением, вопреки лживым утверждениям пропаганды.

Уже с 70-х годов стал падать в народе авторитет партийных властей и советских руководителей. Народ начал с недоверием и иронией воспринимать партийные призывы и «почины». Никто уже всерьез не верил обещаниям построения «коммунизма», о котором теперь даже не упоминалось с высоких партийных трибун. Однако и в достигнутом «развитом социализме» всем была очевидна общая «бесхозяйственность», «головотяпство», «разгильдяйство», полная неэффективность советской системы хозяйствования. Распространилось настроение, метко выраженное присказкой: «Они делают вид, что нам платят, а мы делаем вид, что работаем».

Экономическое состояние страны в середине 80-х годов резко и внезапно ухудшилось. К обычным проблемам в экономике, особенно в сельском хозяйстве, неожиданно добавилась проблема нехватки валюты на закупку продовольствия. Это было вызвано внезапным резким падением мировой цены на нефть, которая оставалась практически единственным источником твердой валюты для страны. Цена нефти упала до 8-12 долларов за баррель. Как позже стало известно, падение нефтяных цен было спровоцировано США по договоренности со своим союзником, крупнейшим в мире поставщиком нефти Саудовской Аравией. СССР никогда не обеспечивал себя продуктами питания, поэтому падение нефтяных доходов грозило теперь и голодом. Так «победа» США в многолетней Холодной войне с СССР оказалась возможной и почти уже достигнутой с помощью лишь «бумажных» манипуляций на мировых товарных рынках.

Однако, несмотря на охватывающую СССР слабость и неминуемое приближение краха, результаты и последствия существования этой громадной и могущественной сверхдержавы для мира были огромны. Отметим только одно явление, которые было следствием переплетения сложных и трудных судеб народов СССР, однако в большей степени оно было естественным, чем сознательно осуществленным. Это перерождение их этносов. В республиках Средней Азии советский строй вывел кочевников и примитивных аграриев из феодальных отношений в современную, европейски-ориентированную цивилизацию. То же произошло с малыми народностями Сибири и Дальнего Востока. Русский же народ, претерпев основные тягости и беды насильственной коллективизации, ускоренной индустриализации, беспощадной Отечественной войны, вышел из них этносом-победителем, с глубокими внутренними чувствами собственного достоинства, силы и непобедимости.

Но суперэтнос с названием «Коммунистический мир» у большевиков не получился. Как и не осуществились их надежды на «мировую революцию». Действительно, во многих странах заигрывали с коммунистическими идеалами. Зарубежные коммунистические партии, финансируемые из СССР, имели некоторое влияние на политику своих стран, но демократическим путем ни одна из них во власть не вошла. Возродившийся из «пепла» и вековой нищеты Китай, с энтузиазмом взявший на вооружение коммунистические лозунги и идеи, был этносом, настолько далеким от российского, что общий коммунистический суперэтнос не образовался. В 60-х годах на фоне разногласий по оценке роли Сталина в развитии коммунистического движения между этими странами началось охлаждение, имели место пограничные боевые столкновения, затем последовало многолетнее отчуждение.

Однако с гибелью Российской империи, с изгнанием и эмиграцией миллионов соотечественников, (послереволюционной и послевоенной волнами), а впоследствии с развалом на части СССР в 1991году и с миллионами оставшихся за пределами России этнических русских, начал оформляться как целостность мозаичный суперэтнос «Русский мир». Его судьба теперь зависит от способности новой России вернуть себе былое мировое влияние и силу.

Но перед тем, как «союз нерушимый республик советских», как пелось в его гимне, окончательно разрушился и рассыпался, как карточный домик, партийной элитой была предпринята в конце 80-х отчаянная попытка его робкого реформирования. Разваливающаяся экономика, нехватка твердой валюты на самые насущные нужды, скрытая инфляция, выражавшаяся в хроническом дефиците, доступность качественных товаров только «из-под полы» или из «валютных магазинов», вынуждали руководителей из Политбюро срочно искать выход из кризиса.

Не смея ничего трогать из «ленинских заветов» в фундаменте советского государства, взоры партийного руководства обратились в сторону Китая. Коммунистический Китай уже 10 лет как «поступился» некоторыми марксистскими принципами и, следуя присказке «отца» своих реформ Дэн Сяопина «Неважно, какого цвета кошка, главное, чтобы она ловила мышей», при помощи щедрых американских инвестиций и допущенного частного предпринимательства, демонстрировал невиданные результаты. Рост экономики Китая буквально «зашкаливал», превышая 12% в год, в то время как генсек «реформатор» М. Горбачев призывал свою страну к росту хотя бы на 4%, без чего – и он этого не скрывал, – страну ждали большие неприятности. Однако, судя хлебной очереди с длинным хвостом за дверью магазина, увиденной автором этих строк на главной улице Москвы (ныне Тверской), в стране тогда был не рост, а уже развивалась глубокая рецессия. Внешний долг увеличился за нескольких лет правления Горбачева в три раза, внутренний долг – еще более, но он никогда потом так и не был выплачен миллионам владельцев «сберкнижек». Даже если бы он и был возвращен, его бы сразу «съела» инфляция, достигавшая 90-х 2000% в год.

Вспоминая те дни, представляется, что недалекий, но оптимистично настроенный генсек Горбачев видел спасение своей страны в двух мероприятиях, вполне «революционных» для государства «развитого социализма» и психологии его руководителей.

Первое, обращение к ленинскому опыту начала 20-х годов введения в стране НЭПа, т.е. разрешения строжайше запрещенного уже 70 лет частного предпринимательства. Если при Ленине это оживило страну буквально «за ночь», то Горбачев ожидал, что это произойдет и теперь. «Ленинское наследие» было реанимировано в виде разрешения на организацию производственных и торговых «кооперативов». Однако при отсутствии у населения достаточных сбережений, капиталов, как у давно истребленных нэпманов, у которых имелся также опыт, теперь, при всеобщей государственной собственности, горбачевский НЭП открыл путь только кустарничеству и мелочной торговле на улицах. Одновременно хлынул поток криминала, мошенничества и коррупции. Ни о каком оживлении умирающей экономики в масштабе страны не могло быть и речи. Горбачевская «перестройка» оказалась мертворожденной.

От второго своего почина Горбачев ожидал немедленного успеха на международном поприще. Он был, по-видимому, давно убежден, что согласившись на «уступки» враждебному капиталистическому окружению, он моментально изменит их вечно враждебное отношение к советской стране. Будучи еще вероятным наследником кресла генсека, Горбачев ездил по приглашению в Великобритании, и очень тепло был принят премьер-министром Маргарет Тэтчер, знаменитой и хитрой «железной леди», сразу распознавшей в нем простака. Неизменную европейскую вежливость и обязательную благожелательность в личном общении, бывший комбайнер Горбачев принял за намеки и обещание будущего мира и согласия – только лишь СССР перестанет им угрожать, пойдет на уступки и «цивилизуется».

Получив власть, Горбачев приступил к назревшим преобразованиям, однако противоречивым и непоследовательным. Что было и ожидаемо от генсека компартии, реформы были надежно «привязаны» к марксистско-ленинским догмам. Но и эти полумеры, названные «Перестройкой», встретили поддержку в народе и вызвали надежды.

Своей внешней политикой Горбачев демонстрировал курс «на интеграцию СССР в сообщество западных стран». В своем письме лидерам «семерки» Горбачев писал: «На нашу встречу в Лондоне возлагаю большие надежды. Есть все основания полагать, что она может стать поворотным пунктом в процессе ограниченного включения Советского Союза в мировое экономическое сообщество». Однако на кокетливое заигрывание Горбачева с Западом, последний, прекрасно понимая безвыходность положения СССР, стал выдвигать серьезные требования. Деньги становились нужны стране «позарез», валютных резервов не оставалось, расходы только росли. Однако на просьбы Горбачева предоставить кредит в 20 млрд. долларов «на преодоление внутренних трудностей», западные партнеры связали получение денег с прекращением военной помощи Кубе («острову свободы», давнему союзнику СССР), с «более гибкой» позицией в отношении германского вопроса «о воссоединении», с «большим самоопределением» прибалтийских республик, и прочим. Неожиданно Советская страна, после 70 лет великих свершений и побед, оказалась «у разбитого корыта», нищей, просящей у врагов подачку на пропитание.

Постепенно Горбачев спустил «задарма» все наши стратегические козыри. Под улыбки и мизерные деньги на обустройство на новом месте были выведены наши войска из Восточной Германии, составлявшие доминирующую силу в Европе. Горбачев удовлетворился «дружескими» устными обещаниями западных лидеров не продвигать силы НАТО к нашим границам. Об этих обещаниях никто потом и не вспомнил на Западе, и войска НАТО встали в сотнях метров от границы с Ленинградской областью. Также необдуманно Горбачев поддался давлению госдепа США по разграничению континентального шельфа в Чукотском и Беринговом морях. Со своим министром иностранных дел он безвозмездно подарил США 46,3 тысяч квадратных километров нашей территории в Беринговом море. «Американцам достались не только богатые рыбой промысловые районы Берингова моря, но и значительная часть континентального шельфа, в том числе перспективные участки нефтегазовых бассейнов «Наваринское» и «Алеутское»».

Однако в результате уступок горбачевский СССР в семью «цивилизованного» Запада, куда новый генсек так стремился, не приняли – великое государство продемонстрировало полное банкротство, как в финансовом, так и в политическом плане. Холодная война, длившаяся 45 лет между СССР и странами НАТО, была полностью и позорно проиграна.

Столь же безуспешной была и внутренняя политика Горбачева. Под давлением партийных элит союзных республик, имевших, в частности, националистические интересы и искавших для себя большей свободы, Горбачев начал готовить новый «Союзный договор». В начале августа 1991 года он выступил с обращением к народу, объявив, что «Союзный договор» открыт к подписанию. Однако дело закончилось в том же месяце не подписанием крайне противоречивого договора, а пленением генсека его же соратниками из партийной и силовой элиты. Путч был пресечен исключительно благодаря решимости Бориса Ельцина, президента Российской союзной республики (РСФСР), однако Советскому Союзу оставалось жить после этого всего несколько месяцев.

8 декабря 1991 г. президенты России, Украины и председатель Верховного Совета Белоруссии подписали в Беловежской пуще «Соглашение о прекращении существования СССР». Как косточки домино за Украиной и Белоруссией отпали и прочие союзные республики, и к удивлению их народов, дружно прошел «парад суверенитетов». Советский Союз «бесшумно» и «незаметно» рассыпался после 70 лет своего существования.

Так в России очень буднично, без жертв, «репрессивный» и «кровавый» коммунистический режим за несколько декабрьских дней сменился на свободный и демократический строй. Таким новый строй был преподнесен народу России, и это было правильно, справедливо, хотя и с большим запозданием. Но случилось это вовсе «не волей» народов, населявших просторы страны, а решениями и энергией лишь властной элиты России, нескольких десятков человек, – с партбилетами Коммунистической Партии Советского Союза в карманах. В Москве мирно, в декабрьских вечерних сумерках спустили с кремлевского флагштока кроваво-красный большевистский стяг и подняли триколор Февральской демократической революции 1917 года.

Инициаторами и проводниками эпохальных перемен в России были партийные функционеры высшего звена, и прежде всего, Борис Николаевич Ельцин. В прошлом инженер-строитель, он начал подниматься по партийной лестнице в Свердловске, занимая затем посты Первого секретаря партии области, секретаря ЦК КПСС, первого секретаря Московского горкома партии. Это был человек, убежденный в ошибках и разложении своей партии, понимавший и знавший все пороки коммунистического режима изнутри. Он искренне верил в демократию и свободу для России, в необходимость прекращения идеологической и военной конфронтации с Западом.

Весьма драматично и публично происходила политическая борьба Ельцина с генсеком Горбачевым, представление о которой дают следующие отрывки из публикаций. «Ельцин резко выступил на Пленуме ЦК КПСС, критиковал стиль работы некоторых членов Политбюро…, медленные темпы перестройки, в числе прочего заявил о зарождении «культа личности» Михаила Горбачёва, после чего попросил освободить его от обязанностей кандидата в члены Политбюро. После этого подвергся встречной критике, в том числе со стороны тех, кто его ранее поддерживал…. В конце концов, был вынужден покаяться и признать свои ошибки…. Пленум вынес резолюцию считать выступление Ельцина «политически ошибочным» и предложил МГК рассмотреть вопрос о переизбрании своего первого секретаря».

Позже Ельцин часто выступал на политических митингах, захлестнувших в то время Москву. Весной 1989 г. он избирается народным депутатом СССР, получив более чем 91% голосов в одном из округов Москвы. 29 мая 1990 года Ельцин был избран председателем Верховного Совета РСФСР. 12 июня 1990 г. под его председательством Съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о государственном суверенитете РСФСР, предусматривавшую верховенство российского законодательства по отношению к союзному. Менее чем через год этот акт позволил объявить Советский Союз распущенным.

После смерти Ельцина экс-канцлер Германии Гельмут Коль назвал его «великим государственным деятелем» и «верным другом немцев». Канцлер ФРГ Ангела Меркель заявила, что Ельцин «был великой личностью в российской и международной политике, мужественным борцом за демократию». Подобным образом его оценивали после смерти и в России: «Значение Бориса Николаевича невозможно переоценить… Борис Николаевич был соразмерен той великой стране, которая называется Россия». Борис Ельцин был, пожалуй, единственным диссидентом в СССР, активно боровшимся с коммунистическим режимом и добившимся успеха. При общем недовольстве населения неэффективным и репрессивным режимом, в который опустилась советская страна, иных значимых лидеров активного протеста в стране так и не появилось.

Диссиденты были, конечно, и в России, т.е. люди, открыто высказывавшие свой протест против властей и режима, но не имевших доступа к государственным СМИ и публиковавших протестные материалы только за границей. Они были почти неизвестны населению страны. Их роль во внезапно произошедших в конце 80-х и начале 90-х годов политических преобразованиях была практически равно нулю. Никто из них не показывался на трибунах уличных митингов, не пытался избираться в ставший либеральным российский парламент. Поэтому никто из них, известных и ценимых только на Западе, даже отсидевших срок за «антисоветскую деятельность», не только не вошел впоследствии в новое правительство, но даже не стал известен сколько-нибудь широко, и не «прославлялся» за былые заслуги, как это произошло в странах «народной демократии», освободившихся от «коммунизма» вслед за Россией. Исключение составляет писатель Александр Солженицын, вернувшийся впоследствии в свободную Россию из принудительной высылки и ставший затем высшим моральным авторитетом. Значительную роль в либерализации страны сыграл и «отец» отечественной водородной бомбы академик Сахаров, также сосланный ранее. Безусловно, они были высокими пассионариями своего времени.

Представляются безразличными к «освобождению» из «оков» СССР почти все народы и элиты союзных национальных республик. Подписание в 1991 году лидерами трех республик в Беловежской Пуще акта о роспуске СССР было воспринято народами и элитами многих союзных республик сначала не только без энтузиазма или революционной эйфории, но даже с некоторой обидой и опаской. Все привыкли жить «за пазухой» у большого сильного «брата», оберегавшего их от любых напастей, единственного знавшего верный путь и направление, всегда готового прийти на помощь, в том числе, привычными денежными трансфертами. Никто не был готов к самостоятельной жизни. Случившиеся же ранее беспорядки в Грузии, Азербайджане и Латвии правильнее отнести к национально-освободительным эксцессам, чем к народным восстаниям или попыткам свержения строя.

Российский же народ, недовольный властями и режимом, остро чувствовавший общую несправедливость и порочность, наблюдавший стремительно развивающуюся слабость государства, дружно, с надеждой, и в некоторой растерянности последовал за малопонятными ему призывами ельцинских «демократов» к Свободе и Демократии.