28. Окончательное решение
Черкизов буквально заставил себя взять билет на самолет в Рим.
Он обещал Сизову прилететь во Флоренцию еще две недели назад, – на том они и расстались, – но с тех пор не нашел в себе сил или нервов, чтобы сделать это. Но вот утром, и впервые за эти недели, Сизов позвонил ему, и открытым текстом, не таясь, со счастливым надрывом в голосе, объявил, что все, что он искал, нашел, и даже больше того, много больше. И уже рассказал это, показал и объяснил итальянским «спонсорам». Теперь нужен был только его, Черкизова, личный визит к ним, чтобы весь этот месячный кошмар для них с дочерью закончился. Сам Черкизов был им совершенно необходим, чтобы лично подтвердить свое желание и способность «провести экскурсию» в Кремль.
Ночным кошмаром эти недели обернулись и для Черкизова. Он давно уже не верил, что можно отыскать во флорентийских архивах что-нибудь новое про этот – будь он трижды проклят! – клад в Успенском соборе. Но он и понимал, что кошмар этот никогда сам по себе не окончится, даже если попытаться забыть обо всем и спрятаться куда-то. Его найдут, начнут шантажировать, – у них есть чем! – и все равно придется ввязываться в это, но уже под нажимом, поэтому все станет еще опаснее и страшнее. О том, что если случится что-нибудь с дочерью Сизова, или с самим историком, и за ним придет полиция, Черкизов старался даже не думать.
Нужно лететь! – так убеждал себя Черкизов, просматривая в Интернете ближайшие рейсы на Рим. Придется увидеть этих мафиози, и даже, вероятно, убеждать их, что он поможет этим людям забрать клад из стен кремлевского собора. Потому что они рисковать не любят, но и добычу уже никогда из зубов не отпустят. Поэтому, если до этого он был всего-то коррумпированным чиновником, каких в стране миллион, то теперь он становился соучастником грабежа. Да еще прямым подельником, – и с кем! – с итальянскими страшными мафиози.
Черкизов понимал все это, но другого выхода для себя уже не видел. Они все равно его найдут: в покое с такими тайнами, как с камнями на шеях, не оставят. Ни его самого, ни этого историка, написавшего когда-то ту злополучную статью, на которую он из-за жадности на свою голову купился. Чем скорее он полетит туда и начнет разыгрывать этот кошмарный эндшпиль, тем быстрее для него все закончится.
Черкизов нашел в Интернете свободное место на поздний вечерний рейс в Рим и сразу оплатил картой в оба конца, обратно следующим же вечером. В аэропорт он поехал прямо с работы, даже не переодевшись. Зарегистрировался на рейс и отправил Сизову короткую SMS -ку о своем скором прибытии.
В самолете Черкизов заснуть не смог. Он вспоминал все кинофильмы, которые видел про итальянскую мафию. Затем представлял, в лицах, свой вероятный разговор с ними. Еще он думал, как ему вести себя с ними. Сначала он думал, что будет лучше занять ему безразличную позицию. Если действительно историк нашел что-то стоящее, и мафия настроена решительно, то черт с ними, он устроит им «экскурсию в Кремль». Он сможет это сделать тихо и незаметно, – в любом случае, другого выхода у него не было. Но потом Черкизов все-таки решил, что если только почувствует у них малейшее сомнение в успехе дела, то постарается усилить его, чтобы отложить все на неопределенное время, а потом как-нибудь вообще замотать и спустить на тормозах. Для него самого могло бы вполне этим и закончиться. Но не для историка Сизова. С такой тайной в голове, а, в перспективе, и на языке, конец у того мог быть только один. Поэтому Черкизову очень хотелось всеми способами избавиться от встречи с Сизовым наедине: глядеть ему в глаза, какими бы они сейчас ни были, несчастными или счастливыми, он просто не был в силах.
Когда самолет приземлился, по римскому времени была еще глубокая ночь, и Черкизов невесело думал, сколько ему придется ждать автобуса на Флоренцию. Багажа у него не было, и после паспортного контроля он быстро зашагал к выходу.
– Сеньор Тчеркизоф, Тчеркизоф! – услыхал он перед собой повторяющуюся нараспев свою исковерканную фамилию. – Сеньор Тчеркизоф, Тчеркизоф!
Черкизов замедлил шаг и пригляделся к человеку-попугаю. «Вот она, мафия…» – подумал он, и сказал этому мускулистому молодому человеку:
– Я Черкизов, я.
В ответ молодой человек вдруг залился веселым смехом.
Машина, которую прислала мафия за ним в аэропорт, была внушительно крупная и черная, такими же были ее стекла. Когда Черкизов откинулся на ее подушки из натуральной кожи, он почувствовал, что начал успокаиваться: мафия его уважала, а встретивший его мафиози был смешлив и весел. Хоть это было для начала хорошо.
Всю дорогу до Флоренции Черкизов спал. Разбудил его водитель, машина уже стояла перед подъездом отеля, с другой стороны дороги чернела река. Номер ему был забронирован, оставалось подняться и лечь досыпать.
– Сеньор, сеньор! – водитель начинал для него новую пантомиму, опять с трудом удерживаясь от смеха. Теперь он показывал Черкизову на грудь и прикладывал другую ладонь к щеке, потом на свою грудь, называл свое имя «Карло, Карло» и другой рукой изображал теперь телефонную трубку около уха.
– Окей, – только и ответил Черкизов, решив идти спать, пока кто-нибудь его снова не разбудит и не отвезет к мафии.
Черкизова разбудил телефонный звонок.
– Сеньор? Карло… – и в трубке застрекотала итальянская речь.
– Окей, – сказал мрачно Черкизов и начал одеваться.
Из окна машины он рассеяно глядел на флорентийские красоты, гадая, какой из этих мраморных палаццо выбрала себе мафия. Но Карло провез его мимо всех средневековых дворцов, выехал на окраину и свернул в ворота приземистой чистенькой фабрики. По визгу пил и рубанков Черкизов профессионально определил, куда его привезли: на паркетную фабрику его дружка краснодеревщика, откуда двадцать лет тому назад отправили паркет для его кремлевских дворцов. Где был теперь тот краснодеревщик, Черкизова не интересовало, и видеть его сейчас ему хотелось меньше всего.
Карло провел Черкизова мимо почтительно привставшей охраны, мимо улыбающихся секретарш, отворил перед ним высокие, как во дворце, инкрустированные двери, и бесшумно затворил их за ним, оставшись снаружи. В просторном кабинете с роскошным наборным полом Черкизов увидал четверых мужчин. За широким и изящным письменным столом привстал со сдержанной улыбкой, и снова сел, – молодой красавец с гладкими блестящими волосами. Черкизов сразу его выделил, как главного, и после этого фокусировал свое внимание только на нем. Рядом за столом сидел второй мафиози, рангом, видимо, ниже, но тоже важная птица. В стороне, у окна – блондинистый парень с бледным каменным лицом, – этот выглядел, как охранник. Четвертого в кабинете Черкизов хорошо знал: это был историк Сизов.
– Сеньор Черкизов, как вы долетели? – вежливо спросил по-английски Марио.
– Все хорошо, – ответил Черкизов, гадая, как ему обращаться к этому мафиози: имени он не знал и, вероятно, не должен был знать.
Вместо рукопожатия Марио изящно показал ему рукой на кресло с высокими ножками перед столом. Несколько недель тому назад в этом кресле сидел, а потом и падал с него, историк Сизов.
Перед тем, как сесть, Черкизов скользнул с приветственным поклоном по лицам остальных. Задержался на Сизове и заметил странный новый блеск в его глазах.
– Сеньор Черкизов, если не возражаете, перейдем сразу к делу, – сказал Марио, скинув с лица улыбку. – Мы хотим вылететь в Москву послезавтра. Вы успеете организовать нам экскурсию в Кремль?
Черкизов совершенно не был готов к такому внезапному штурму, он с трудом нашелся, что ответить:
– Мне потребуется день или два…. Сегодня вечером я возвращаюсь в Москву.
– Нет проблем. Вы как раз все успеете к нашему прилету.
Черкизов собрался духом, и спросил о том, что его теперь меньше всего интересовало, и только показать, что он тоже крут:
– Как мы разделим это?
– Вы получите свою долю от наших московских партнеров. Вот сидит один из них, – Марио кивнул головой на Терю. – Они заберут одну доску и привезут вам деньги.
Черкизов со скрытым отвращением поглядел на своего блондинистого соотечественника.
– А если не привезут? – спросил Черкизов, продолжая играть крутого и опытного, чтобы набить себе цену и уберечься от чего-нибудь действительно плохого.
– Тогда мы отрежем у них головы.
– Привезут, привезут, – услыхал Черкизов русские слова, но теперь даже не взглянул на московского бандита.
– Сколько? – продолжал бессмысленные переговоры Черкизов. Он понимал, что не пикнет, даже если ему ничего не привезут. Лишь бы их всех ему больше не видеть.
Марио не успел на это ответить. Черкизов услыхал, как за спиной отворилась парадная дверь, послышалось шарканье ног, а сидевший перед ним уверенный донельзя молодой мафиози вдруг вскочил со стула с удивленным лицом. Остальные трое тоже повскакали со своих мест. Черкизов с трудом повернул свою негнущуюся шею назад, ничего сзади не увидел, поэтому, как и все, неуклюже привстал.
– Отец, ну зачем ты разъезжаешь, тебе это нельзя! – были первыми словами Марио.
– Мне все можно. Я тут в сторонке посижу, вас послушаю. Ты, Марио, продолжай, не обращай на меня внимание.
Черкизов, наконец, сумел развернуться в своем тесном кресле: сзади присаживался пожилой и совершенно седой человек. «Вот он, – подумал Черкизов, – самый главный мафиози…».
– Так вот… Мы говорили о деньгах… – Марио быстро восстановил свою начальственную позу за столом. – Мы не знаем еще, что найдем в Кремле. И вообще найдем ли? Но, в случае успеха, – ваш миллион или около того. В долларах, конечно.
– Марио, – услыхал Черкизов за своей спиной, – пусть он перечислит нам все, за что получит свой миллион. Это всегда полезно услыхать, ему самому в первую очередь.
Марио кивнул Черкизову:
– Перечисляйте.
Черкизов привстал и передвинул под собой кресло так, чтобы видеть старика.
– Я… обеспечу всех пропусками. Передам им нужные инструменты. Оформлю эти работы, как плановую реставрацию. Я организую потом закладку пролома в стене и уборку… Только заранее прошу всех аккуратнее, и ничего не громить…
– Хорошо, это вполне тянет на миллион, – покивал головой старик, глядя на Черкизова. – Вы не боитесь, господин чиновник?
– Какая вам разница! – ответил Черкизов с вызовом и сам удивился своей дерзости.
«Дон» только усмехнулся, еще покивал головой и продолжил:
– Филиппо, надо все согласовать по минутам, все-все детали.
– Сейчас мы этим займемся.
– Я посижу и вас немного послушаю. Но профессор Сизов, думаю, может быть свободен. Наш Теря тоже.
Сизов молча встал, направился к двери, но проходя мимо «дона» вдруг с надрывом обратился к нему:
– Сеньор Спинноти, вы обещали, я сделал свою работу, отпустите нас, мы больше не можем!
– Спокойнее, профессор, потерпите еще несколько дней. Вы же слыхали, как все будет просто. Они вернутся, и вы полетите. Не задерживайте, пожалуйста, нас.
Сизов склонил голову и поплелся к двери.
Детали операции и все действия, поминутно, согласовывали около двух часов. Мафиози часто переходили на итальянский, когда ход предстоящих дел не касался Черкизова, и знать что-либо ему не полагалось. Черкизов тогда отвлекался и с ужасом думал, что такое он сейчас делает: сидит с бандитами и решает с ними, как ограбить его родной московский Кремль…
Покончив с «совещанием», перед тем как сесть в машину и ехать в отель, Черкизов тронул плечо своего водителя и стал показывать ему пальцами нечто, похожее на бутылку:
– Виски, водка! Мне надо купить. Остановись где-нибудь.
Карло остановил машину около магазинчика, Черкизов вышел и купил себе бутылку виски. Войдя в номер отеля, не сняв даже пиджак, он принес из ванной стаканчик для бритья, налил в него до краев виски и залпом выпил. Через пять минут налил еще стаканчик, выпил и сразу пошел вниз обедать.
Дон Спинноти и его консильери Филиппо вернулись домой в одной машине. По дороге они не разговаривали, но когда въехали в ворота виллы «дон» попросил своего консильери зайти к нему в кабинет через десять минут.
Филиппо, как и многие консильери в мафиозных «семьях», не был кровным итальянцем. Он был сиротой, из швейцарцев, сыном погибшего друга дона Спинноти. Тот его когда-то усыновил и потом воспитывал, как родного, среди своих же детей. Но в отличие от них, он направил сироту на годы учиться в Оксфорд, и тот получил там блестящее образование, особенно в области финансов. Домой он вернулся всего лишь десять лет назад. Но почти сразу был произведен «доном» в консильери и представлен в этом качестве своей «семье». Консильери – советник, он второй в «семье», он все планирует и обдумывает. Именно по его совету Анжела отправила когда-то своих дочерей учиться в Англию, и это оказалось для них блестящим выбором.
Когда Филиппо вошел в кабинет своего «дона», тот сидел за письменным столом и рассматривал карту города Москвы.
– Садись, Филиппо, сейчас ты начнешь со мной спорить.
Филиппо осторожно сел в кресло напротив.
– Сначала ответь мне… Что может пойти в этом деле не так?
– Это чужая страна, дон Спинноти. Пойти не так в ней может все, что угодно.
– Я тоже так думаю. Но отменять ничего не хочу, – и «дон» скользнул взглядом по картине с двумя всадниками. – Как тебе понравился этот чиновник Черкизов?
– Жадный и слабый. Но если сумеет нас туда впустить, то проблем с ним быть не должно. Важнее нам скорее потом из этой страны убраться.
– Дипломат надежен?
– Вполне.
– Знает, что повезет?
– Нет, но он поймет, ему достаточно пощупать этот сверток. Из России везут только иконы.
– Филиппо, теперь о главном… мой Марио вернется домой?
Филиппо опустил глаза, он знал, какое сердце у его «дона»:
– Если их схватят, то будут судить за грабеж. Сибирь и десять лет. Если, конечно, обойдется без «мокрых» дел.
– Десять лет я не проживу… Исключено. Поэтому, Филиппо, я решил лететь в эту страну сам.
Филиппо вскинул свои серые глаза на «дона»:
– У вас больное сердце, дон Спинноти. Вам нельзя ходить даже по саду.
– По саду нельзя. Я похожу по Красной площади.
– Самоубийство.
– Я все обдумал, когда сидел и вас слушал. Я могу даже не выходить из отеля, я буду просто сидеть в нем на телефоне. А Марио этого не сможет и полезет в самое пекло, он полезет вместе со всеми в этот Кремль! Филиппо, я не могу потерять единственного сына в этой чужой и страшной стране!
Дон Спинноти решился на свою поездку уже несколько дней назад. Зная сына, «дон» был уверен, что если его послать, тот обязательно сам войдет в Кремль за иконами. Если его схватят и сошлют в Сибирь, то потеряет навсегда в своей недолгой оставшейся жизни единственного сына. Но ехать кому-то было необходимо. Посылать кого-то из Милана было тоже нельзя: никто из тех не был «в русской теме», и было поздно их в это вводить. Если же он полетит туда сам, как простой старый турист, то развлечется, да посмотрит на этот Успенский собор, построенный другом его далекого предка. Тем более, сердце его последние дни не беспокоило, и можно было надеяться, что два-три дня туризма оно вполне выдержит.
– Вы не сможете взять с собой доктора.
– К черту доктора! Погляди на карту: на этой площади я буду гулять с телефоном, а наши ребята будут в ста метрах за кирпичной стеной. Если я устану, то пойду в отель, – пять звезд, и с доктором, – находится рядом.
– Откажитесь от этих икон, дон Спинноти, они того не стоят.
– Они стоят очень и очень дорого, Филиппо, и ты это знаешь. Но они не стоят моего сына.
– Мне сказать об этих изменениях Марио?
– Я сам ему скажу.
29. Паспорт
Как я вспоминаю теперь, через полгода, в тот вечер и весь следующий день я принимал решение сесть на свой мотоцикл и убраться подальше от этой виллы – через каждые три часа, но затем откладывал это по разным причинам. Вызволить Таню из беды было нужно, но запрещено ее отцом. Гибель грозила тут и мне самому, поэтому прохлаждаться здесь причин не было. Но было обязательство перед клиентом Сизовым.
Дождавшись, как обычно, прихода историка, – а он вернулся тем вечером раньше обычного, – я сразу заметил в нем перемену. Уже из ворот он мне улыбался:
– Бона сера! – были его первые слова.
В его устах этот «добрый вечер» по-итальянски можно было принять только, как шутку, и в редком для него расположении духа. Потому что юмором, – или «черным юмором» в нашем случае, – Сизов не отличался. Я заулыбался ему, не скрывая своего удивления.
– Николай, вы можете уезжать. Хоть прямо сейчас!
Вообще-то, мне не нужно было на это его разрешение: я уезжал с его приходом каждый вечер. Но я сразу почувствовал что-то новенькое:
– Сегодня вы какой-то радостный, профессор. Вас можно с чем-то поздравить?
– Не нужно поздравлять. Но ехать вы можете прямо сейчас. Я имею в виду – из Италии.
Первым импульсом у меня было снова – завести уже выведенный из гаража мотоцикл и дернуть, пока светло, в ближайший аэропорт. Но сразу вспомнил, что паспорта у меня не было, и придется сначала обращаться за ним к высшим местным мафиози. А еще, как и всегда вечерами, я встречался с Анжелой, и отменить нашу любовь, – теперь уже навсегда! – я не был готов.
– Я уеду утром, – сказал я Сизову. – Что вы там нашли? Теперь-то мне расскажите.
– Нет. Ни единого слова. Но я напишу об этом завтра статью. Теперь у меня будет время. И завтра же отошлю в Интернет-журнал. Это фантастика, Николай. Это просто фантастика!
– Вы с Таней уже свободны?
– Еще нет, – Сизов отвернулся. – Но вы уезжайте. Так будет для всех лучше.
– Вы в этом уверены?
Сизов не ответил мне. Он пошел к своей дочери, а я к своему мотоциклу. Анжела ждала меня в этот вечер в отеле.
Впервые я никуда ночью не вырывался из объятий Анжелы. Мой клиент отпустил меня на все четыре стороны. Утром у нас с ней был завтрак в постели, затем снова любовь, а после этого нежное и выворачивающее душу прощание. Наконец, к полудню я выехал из отеля в сторону виллы, – изможденный, пустой внутри, и несчастный из-за разлуки с Анжелой навечно.
Когда я приехал на виллу, я вскоре понял, что действительно все тут изменилось и начало куда-то смещаться. Прежде всего, около Тани не было ее неотлучного стража – Тери. Можно было принять это за хороший знак, если бы не другой амбал, из охраны виллы, не сидел на его месте. Таня, как всегда, читала на скамеечке книжку и ждала втайне Джулиано. Перед тем, как пойти к хозяевам виллы за своим паспортом, мне хотелось увидеть еще раз Сизова, но его тоже на вилле не оказалось, – хотя если он работу закончил, то где ему еще быть?
Приняв у себя на этаже душ, побрившись и собрав вещички, я вышел в сад и подошел к Тане:
– Бон джорно, – сказал я ей по-итальянски «доброе утро». Та подняла на меня глаза, и я опять увидал в них стоячие слезы. – Что случилось?
– Почему вы всегда меня это спрашиваете?
– Где отец? Вчера он мне показался счастливым. Я думал, ты тоже будешь веселее.
– Не знаю, он еще не приезжал.
– Где Джулиано? Где Теря?
– Разве я должна это знать? Что будет с нами, Николай?
– Твой отец сказал, что все прекрасно, и я могу уезжать в Москву.
– Вы уедите?
– Да. Ты хочешь со мной?
– Без отца?
– Одна ты.
– Нет.
Я взошел под колоннаду виллы и за дверью остановился перед охранником.
– Дон Спинноти, Марио, Филиппо, дон Спинноти… – сказал я ему несколько раз, перечислив все важные имена.
Тот ответил по-итальянски, но я понял только жесты: никого из них не было. Я продемонстрировал мимикой свое удивление и повторил:
– Дон Спинноти!
Охранник теперь раздраженно показал мне пальцем на свои часы.
«Что стряслось! Старик-то где?» – подумал я и вышел за дверь под колоннаду.
Слонялся без дела я недолго. Скоро в ворота въехал на мотоцикле Джулиано, и я спустился к нему.
– Бон джорно, – сказал я ему, мне очень нравился итальянский язык. – Хотел с тобой поговорить…
Джулиано заглушил движок своего «Дукати» и вылез из седла.
– Наша Таня никак не может тебя дождаться, – сказал я, улыбаясь, и Джулиано вскинул на меня спокойные глаза. – Так вот… она может умереть через день или два.
– Что за ерунда? – с английского точнее было бы: «Что за мусор?»
– Если хочешь ее живой, то беги с ней отсюда подальше. Если вас выпустят.
– Ее не выпустят.
– То-то и оно.
– Откуда ты все это взял?
– Спроси лучше у дона Спинноти, он тебе обязательно расскажет. Кого первым, кого вторым и так далее. Я имею в виду – на тот свет. Если упрется, то расскажи ему про вашу любовь. Но он, наверное, все равно не передумает. Только передай потом, что узнаешь, тем двоим, а то ни он, ни она мне не верят. Ты меня понял? Это не шутка. Хороший «Дукати» мотоцикл, правда?
– Правда.
– Чао.
Я остался стоять между воротами и виллой. Делать мне было нечего, как только дожидаться, и не пропустить кого-нибудь, кто сможет вернуть мне паспорт. Охранники, – из проходной, из-за колонн виллы, – нехорошо все это время смотрели на меня. Но я так и околачивался тут, пока из проходной вдруг не вышел Сизов.
– Вы еще не в Москве? Я думал, вас больше не увижу, – сказал он мне на полном серьезе.
– Не могу получить обратно свой паспорт. Вы не посодействуете? Случаем не знаете, где все эти бонзы?
– Знаю. Но когда вернутся – нет.
– Вы будто мафиозную омерту тоже блюдете. Вы хоть бы что-нибудь мне сказали. Сизов, погибнете же оба!
– Оставьте меня в покое! Уезжайте! Если я вам что-нибудь остался должен, то взыщите это с Черкизова, в Москве. Он получит с них миллион. Не упустите своего.
– Он здесь?
– Пока здесь. Сегодня возвращается обратно.
– Где он?
– Не знаю, и знать не хочу. Только не ищите его, прошу вас! Вы все только испортите, не трогайте его, не пугайте! Я вас умоляю!
Я не ответил Сизову и побежал к гаражу за своим мотоциклом. Я не попрощался с ним, и теперь жалею об этом: живым его я больше не видел.
Ехать, чтобы увидеть Черкизова, я мог только в одно место, в отель «Феруччи», куда они поселили Сизова с дочерью, и где я сам провел первую ночь. Вероятно, это был «их» отель. Если его там нет, то для меня и нигде нет. Приехав туда, на ресепшн я назвал фамилию этого человека и замер в ожидании. Аккуратный молодой человек взглянул на экран компьютера, потом на клетку с ключами. Я проследил его взгляд – ключа в ячейке не было. Когда он потянулся рукой к телефонной трубке, я бросился вверх по лестнице.
Я стукнул кулаком в дверь номера Черкизова, и сразу распахнул ее. Если бы она была сейчас заперта, и он бы спросил из комнаты «кто?», я бы ответил «полиция!».
Черкизов сидел на кровати, оперевшись локтями на колени, с ладонями на висках. Рядом на журнальном столике стояли пустая бутылка и стакан, валялись пустые обертки от закуски. Черкизов был пьян: он только приподнял голову, взглянул на меня, и снова опустил ее на ладони.
– Господин Черкизов, с приездом, – сказал я медленно и отчетливо, – мы с вами знакомы.
– Что вам от меня надо? – он не посмотрел на меня, но поскольку ответил по-русски, видимо узнал.
– Только одно. Уберечь двух людей от смерти. – Черкизов приподнял голову и остановился на мне мутным, пьяным взглядом. – Я говорю о Сизове и его дочери.
– Я-то причем?
– Если забыли, то долго объяснять. Но у московской полиции будет для этого время.
– Что вы хотите от меня?
– Я уже сказал. Перед тем, как ехать за кладом, вы поставите мафии условие: их безопасность и возвращение. Без этого – нет клада.
– Поздно… я их больше не увижу.
– А в Москве?
– Нет.
Я вынул свой телефон и протянул ему:
– Звоните консильери. Зовут Филиппо.
– Не буду. Я пьян. Уходите.
– Слушайте, я знаю немного, но достаточно, чтобы потом вас надолго посадить. И сразу по нескольким статьям. Сделаю это без колебаний, если кто-нибудь из этих двоих погибнет. Вы вменяемы?
– Как видите… Не совсем.
– Повторяю, если кто-то умрет, тогда вы сядете в тюрьму. Миллион вам не пригодится.
– Хотите денег? Я дам… – он отвел от меня глаза и посмотрел на бутылку.
– Только не за головы.
– Четверть миллиона хотите?
– Повторяю, Черкизов, не теряйте время, звоните, езжайте, делайте что-нибудь. Их могут убить в любую минуту.
– За что?
– За то, что знают.
– Я тоже знаю.
– Вы им нужны, Сизов нет. Дочка – свидетель.
– Дочку не тронут.
– Вы уже договорились?
– Нет, я так думаю… Слушайте, мне сейчас ехать в аэропорт, и я устал… Я постараюсь, я вам обещаю… Я поговорю с ними… Я больше не могу, извините.
Черкизов опрокинулся на спину, головой на подушку, и отвернулся от меня к стене.
– Постарайтесь, Черкизов, одна смерть – и вы на нарах.
Давить дальше на Черкизова не имело смысла: в этом состоянии он ничего изменить не мог, а если бы попробовал, то мафия могла взглянуть на все иначе. И кончилось все хуже и раньше. Оставалось только ждать и надеяться. Что еще я сделал в его комнате, – написал на бумажке номер своего телефона и подложил под пустую бутылку: чтобы напомнить о разговоре, когда протрезвится.
Я спустился к мотоциклу, позвонил Анжеле, и мы долго с ней радовались по телефону, что снова слышим друг друга. Вечером я встретился с ней в нашем гнездышке, как после долгой-долгой разлуки.
Мы провели эту ночь, как нашу последнюю. Последней она и оказалась. Завтракали снова в постели, никуда не торопились. Мне нужен был мой паспорт, но я решил сначала позвонить и договориться об этом. Прямо из постели, с Анжелой в обнимку, я позвонил Филиппо: мы с ним уже разговаривали разок по телефону.
– Филиппо, это ваш гость Ник. Мне нужен мой паспорт, я улетаю. Благодарю за гостеприимство.
– Ник, ваш паспорт у дона Спинноти, но его сейчас нет. И второе, я боюсь, вам придется на два-три дня задержаться у нас.
Я не ответил консильери, я был готов к этому. Я только сказал мимо трубки Анжеле: «Не отдает», и та вырвала ее из моих рук:
– Филиппо! – крикнула Анжела в трубку, и далее застрекотала яростная итальянская речь. Я ни слова не понял, но удивился раскладу между ними: моя Анжела была в этой «семейке» выше и круче Филиппо. Она кричала на него, как на мальчишку.
Бросив на подушку телефон, она не успокоилась, и стала говорить мне по-итальянски, пока не осеклась:
– Они хотят, чтобы ты остался.
– Я это уже понял.
– Не возвращайся больше на виллу, я прошу тебя, это опасно, мы поживем пока с тобой здесь…